На днях Д. Трамп объявил о намерении принять участие в следующих президентских выборах. А тем временем в The Washington Post появился интересный материал о его влиянии на голосование избирателей на прошедших парламентских выборах. Оказалось, что кандидаты, которых Д. Трамп публично поддержал, получили голосов меньше, чем им давала прогнозная модель Cook Partisan Voting Index. На иллюстрации эти кандидаты обозначены оранжевыми точками: чем больше расстояние от пунктирной линии в сторону правого нижнего угла, тем больше отрицательное отклонение от ожиданий.
Не стоит, конечно, сразу делать громкие выводы. Как обычно, это скорее дополнительная информация для понимания. Важно, например, что речь здесь идет о тех округах, где традиционно есть сильная конкуренция между республиканцами и демократами (swing districts). При этом разница действительно впечатляющая: поддержанные Д. Трампом кандидаты недобрали в среднем пять пунктов, а те, кого он обошёл вниманием, наоборот, получили на 2.2 пункта больше прогнозируемого. Интересно и то, что в округах, где республиканцы не имеют серьезной конкуренции, поддержка Д. Трапа принесла кандидатам дополнительные 1,52%.
В этом противоречии кроется сложная задача для политтехнологов. Д. Трамп очень популярен среди республиканских избирателей, и поэтому имеет хорошие шансы снова выиграть праймериз. Но при этом его антирейтинг среди неопределившихся скорее всего негативно скажется на результатах голосования в конкурентных округах (штатах). А ведь именно от них зависит победа на президентских выборах.
Наконец, не могу не сказать и несколько слов о самой модели ожиданий, которая представлена в этом материале. Результаты американских выборов действительно очень сложно предсказывать, поэтому среди американских политологов эта проблематика очень популярна. Я уже как-то писал о том, что разработано и апробировано множество разных подходов: от простой экстраполяции результатов предыдущих выборов до сложных регрессионных моделей, методологическую основу которых составляет теория ретроспективного голосования (1). Есть и совсем нетривиальные. Я, например, как-то рассказывал здесь об одной, в которой используется модель Изинга, применяемая в физике для описания намагничивания материалов (2).
Модель Cook Partisan Voting Index, которая представлена в заметке The Washington Post, в этом отношении довольно проста, так как в первую очередь учитывает наблюдаемые устойчивые уровни поддержки кандидатов в избирательных округах. Возможно, поэтому она демонстрирует небольшие отклонения от прогнозов в неконкурентных округах и большой разброс в конкурентных. К примеру, в последних динамика макроэкономических индикаторов может лучше объяснять поведение избирателей в сравнении с политическими ориентациями или поддержкой кандидатов тем или иным политиком. #выборы #методология
(1) Lewis-Beck, M. S., & Rice, T. W. (1984). Forecasting Presidential Elections: A Comparison of Naïve Models. Political Behavior, 6, 9−21.
(2) Siegenfeld, A.F., Bar-Yam, Y. Negative representation and instability in democratic elections. Nat. Phys. 16, 186–190 (2020). DOI: 10.1038/s41567-019-0739-6
Не стоит, конечно, сразу делать громкие выводы. Как обычно, это скорее дополнительная информация для понимания. Важно, например, что речь здесь идет о тех округах, где традиционно есть сильная конкуренция между республиканцами и демократами (swing districts). При этом разница действительно впечатляющая: поддержанные Д. Трампом кандидаты недобрали в среднем пять пунктов, а те, кого он обошёл вниманием, наоборот, получили на 2.2 пункта больше прогнозируемого. Интересно и то, что в округах, где республиканцы не имеют серьезной конкуренции, поддержка Д. Трапа принесла кандидатам дополнительные 1,52%.
В этом противоречии кроется сложная задача для политтехнологов. Д. Трамп очень популярен среди республиканских избирателей, и поэтому имеет хорошие шансы снова выиграть праймериз. Но при этом его антирейтинг среди неопределившихся скорее всего негативно скажется на результатах голосования в конкурентных округах (штатах). А ведь именно от них зависит победа на президентских выборах.
Наконец, не могу не сказать и несколько слов о самой модели ожиданий, которая представлена в этом материале. Результаты американских выборов действительно очень сложно предсказывать, поэтому среди американских политологов эта проблематика очень популярна. Я уже как-то писал о том, что разработано и апробировано множество разных подходов: от простой экстраполяции результатов предыдущих выборов до сложных регрессионных моделей, методологическую основу которых составляет теория ретроспективного голосования (1). Есть и совсем нетривиальные. Я, например, как-то рассказывал здесь об одной, в которой используется модель Изинга, применяемая в физике для описания намагничивания материалов (2).
Модель Cook Partisan Voting Index, которая представлена в заметке The Washington Post, в этом отношении довольно проста, так как в первую очередь учитывает наблюдаемые устойчивые уровни поддержки кандидатов в избирательных округах. Возможно, поэтому она демонстрирует небольшие отклонения от прогнозов в неконкурентных округах и большой разброс в конкурентных. К примеру, в последних динамика макроэкономических индикаторов может лучше объяснять поведение избирателей в сравнении с политическими ориентациями или поддержкой кандидатов тем или иным политиком. #выборы #методология
(1) Lewis-Beck, M. S., & Rice, T. W. (1984). Forecasting Presidential Elections: A Comparison of Naïve Models. Political Behavior, 6, 9−21.
(2) Siegenfeld, A.F., Bar-Yam, Y. Negative representation and instability in democratic elections. Nat. Phys. 16, 186–190 (2020). DOI: 10.1038/s41567-019-0739-6
Нашел статью, которая частично подтверждает мою мысль, высказанную в предыдущем посте. Напомню, что я очень критически оцениваю репрезентативность результатов опросов в России. То есть здесь важно подчеркнуть, что формально выборка представляет генеральную совокупность по социально-демографическим параметрам, и здесь у меня нет оснований не верить исследователям. Но эта репрезентативность иллюзорна, и те, кто проводит опросы, должны это понимать. При такой огромной доле отказов вероятность того, что выборка отражает реальное распределение мнений, стремится к нулю.
А ведь к этим результатам многие относятся очень серьезно. Пропагандисты используют их для подтверждения, будто подавляющее большинство россиян сплотилось вокруг "лидера", поддерживает руководство и его действия. Сами элиты на основе таких опросов продолжают гнуть свою линию, загоняя себя и страну в ещё более сложное положение. Граждане, выступающие против, думают, что они в меньшинстве. А для зарубежных аудиторий это ещё один аргумент в пользу коллективной ответственности россиян. Я уж не буду развивать сейчас тезисы об иллюзии большинства и спирали молчания, которые на фоне таких результатов "опросов" сразу приходят на ум.
Я упомянул, что экспериментальные исследовательские дизайны могут преодолеть эти ограничения традиционных опросов. Но здесь справедливо возражение: их тоже нередко критикуют в части репрезентативности выборки. Действительно, если более 90% потенциальных респондентов отказываются отвечать на вопросы обычной анкеты, то с чего бы это они согласятся заполнять анкету экспериментальную?
В статье Generalizability of heterogeneous treatment effect estimates across samples (1) авторы демонстрируют результаты исследования, в котором они воспроизвели 27 экспериментов (survey experiments). Разница заключалась в том, что в оригинальных экспериментах использовалась репрезентативная выборка, а в этой работе — произвольные онлайн-выборки. И оказалось, что в случае экспериментальных дизайнов в произвольных выборках успешно воспроизводятся результаты исследований, в которых использовались репрезентативные.
Это, конечно, в первую очередь свидетельствует о том, что такие эксперименты сами по себе устойчивы к возможным ошибкам (робастны). Но и в контексте того, куда двигаться отечественным поллстерам, здесь тоже есть о чем подумать. Естественно, подумать стоит не только нам, но и самим поллстерам. #методология
(1) Coppock A., Leeper Thomas J., Mullinix Kevin J. (2018). Generalizability of Heterogeneous Treatment Effect Estimates Across Samples. Proceedings of the National Academy of Sciences 115 (49): 12441–12446. DOI: 10.1073/pnas.1808083115
А ведь к этим результатам многие относятся очень серьезно. Пропагандисты используют их для подтверждения, будто подавляющее большинство россиян сплотилось вокруг "лидера", поддерживает руководство и его действия. Сами элиты на основе таких опросов продолжают гнуть свою линию, загоняя себя и страну в ещё более сложное положение. Граждане, выступающие против, думают, что они в меньшинстве. А для зарубежных аудиторий это ещё один аргумент в пользу коллективной ответственности россиян. Я уж не буду развивать сейчас тезисы об иллюзии большинства и спирали молчания, которые на фоне таких результатов "опросов" сразу приходят на ум.
Я упомянул, что экспериментальные исследовательские дизайны могут преодолеть эти ограничения традиционных опросов. Но здесь справедливо возражение: их тоже нередко критикуют в части репрезентативности выборки. Действительно, если более 90% потенциальных респондентов отказываются отвечать на вопросы обычной анкеты, то с чего бы это они согласятся заполнять анкету экспериментальную?
В статье Generalizability of heterogeneous treatment effect estimates across samples (1) авторы демонстрируют результаты исследования, в котором они воспроизвели 27 экспериментов (survey experiments). Разница заключалась в том, что в оригинальных экспериментах использовалась репрезентативная выборка, а в этой работе — произвольные онлайн-выборки. И оказалось, что в случае экспериментальных дизайнов в произвольных выборках успешно воспроизводятся результаты исследований, в которых использовались репрезентативные.
Это, конечно, в первую очередь свидетельствует о том, что такие эксперименты сами по себе устойчивы к возможным ошибкам (робастны). Но и в контексте того, куда двигаться отечественным поллстерам, здесь тоже есть о чем подумать. Естественно, подумать стоит не только нам, но и самим поллстерам. #методология
(1) Coppock A., Leeper Thomas J., Mullinix Kevin J. (2018). Generalizability of Heterogeneous Treatment Effect Estimates Across Samples. Proceedings of the National Academy of Sciences 115 (49): 12441–12446. DOI: 10.1073/pnas.1808083115
Вставлю свои пять копеек в дискуссию о деполитизации российского общества, к которой время от времени возвращаются коллеги социологи и политологи (недавно — Г. Юдин в беседе с С. Медведевым). Можно ли утверждать, что российское общество деполитизировано или, наоборот, уровень политизации на низовом уровне зашкаливает?
По-моему, такие дебаты подсвечивают не только наличие разных взглядов, но и то, что исследователи говорят о разных феноменах. Андрей Герасимов верно заметил, что в этих рассуждениях нужно разводить возникающие внутри смыслы.
На мой взгляд, начать здесь стоит с решения терминологической ловушки. Само понятие политизации почти всегда в наших контекстах подразумевается как производное от politics. Но ведь есть ещё и policy. Если посмотреть с этой точки зрения, то многое может встать на свои места. В политологической литературе в отличие от социологической политизация, в целом, реже используется в качестве термина, характеризующего вовлечение граждан в политику. Например, авторитетный учёный B. Guy Peters в ряде работ фокусируется на политизации как на взаимных интервенциях политического класса и бюрократии (1,2). В этом смысле в наших дискуссиях это скорее дискурсивное понятие, а не методологическое.
При таком взгляде получается, что российское общество деполитизировано в контексте politics, так лишено элитами субъектности во всех политических полях: от выражения своей позиции до участия в электоральном процессе. Но при этом оно же политизировано в рамках не прекращающихся разговоров "на кухне" о политике (то есть дискурсивно) и в контексте policy. Второе вообще оформилось в результате стратегии политических элит, которые насоздавали множество квазиинклюзивных институтов, которые имитируют гражданское и политическое участие: от ЦУРов и инициативного бюджетирования до практик доносительства по поводу и без. Таким образом, у граждан складывается ощущение, будто они участвуют в политике и даже обладают определенной субъектностью в процессах, которые в политологии называются co-production of policy. Более того, имитационный характер этого участия не противоречит логике элит, исключивших граждан из политики, а даже поддерживает определенный уровень политизации, который необходим как для выпуска пара, так и для мобилизационных кампаний "одобрямса" или на "выборах".
#методология
(1) Peters, B.G. (2013). Politicization: What is it and why should we care? In C. Neuhold, S. Vanhoonacker, L. Verhey (Eds.). Civil Servants and Politics: A Delicate Balance (pp. 12-24).
(2) Peters, B.G. et al. (2022). Consequences of a politicized public service system: perspectives of politicians, public servants, and political experts. Politics & Policy 50: 33-58.
По-моему, такие дебаты подсвечивают не только наличие разных взглядов, но и то, что исследователи говорят о разных феноменах. Андрей Герасимов верно заметил, что в этих рассуждениях нужно разводить возникающие внутри смыслы.
На мой взгляд, начать здесь стоит с решения терминологической ловушки. Само понятие политизации почти всегда в наших контекстах подразумевается как производное от politics. Но ведь есть ещё и policy. Если посмотреть с этой точки зрения, то многое может встать на свои места. В политологической литературе в отличие от социологической политизация, в целом, реже используется в качестве термина, характеризующего вовлечение граждан в политику. Например, авторитетный учёный B. Guy Peters в ряде работ фокусируется на политизации как на взаимных интервенциях политического класса и бюрократии (1,2). В этом смысле в наших дискуссиях это скорее дискурсивное понятие, а не методологическое.
При таком взгляде получается, что российское общество деполитизировано в контексте politics, так лишено элитами субъектности во всех политических полях: от выражения своей позиции до участия в электоральном процессе. Но при этом оно же политизировано в рамках не прекращающихся разговоров "на кухне" о политике (то есть дискурсивно) и в контексте policy. Второе вообще оформилось в результате стратегии политических элит, которые насоздавали множество квазиинклюзивных институтов, которые имитируют гражданское и политическое участие: от ЦУРов и инициативного бюджетирования до практик доносительства по поводу и без. Таким образом, у граждан складывается ощущение, будто они участвуют в политике и даже обладают определенной субъектностью в процессах, которые в политологии называются co-production of policy. Более того, имитационный характер этого участия не противоречит логике элит, исключивших граждан из политики, а даже поддерживает определенный уровень политизации, который необходим как для выпуска пара, так и для мобилизационных кампаний "одобрямса" или на "выборах".
#методология
(1) Peters, B.G. (2013). Politicization: What is it and why should we care? In C. Neuhold, S. Vanhoonacker, L. Verhey (Eds.). Civil Servants and Politics: A Delicate Balance (pp. 12-24).
(2) Peters, B.G. et al. (2022). Consequences of a politicized public service system: perspectives of politicians, public servants, and political experts. Politics & Policy 50: 33-58.
Telegram
Структура наносит ответный удар
Деполитизированная политизация
Я, конечно, согласен с учеными, а также с оппозиционными политиками и активистами, которые говорят о деполитизации российского общества и считают, что необходимо менять это положение дел. Вместе с тем, в долгом и жарком разговоре…
Я, конечно, согласен с учеными, а также с оппозиционными политиками и активистами, которые говорят о деполитизации российского общества и считают, что необходимо менять это положение дел. Вместе с тем, в долгом и жарком разговоре…
Изучая работы по институциональным изменениям нашёл интересную статью об эндогенных факторах организационной динамики (1). Это исследование посвящено тому, как формировалось сообщество и правила в англоязычной Википедии.
Автор в самом начале отталкивается от довольно спорного, на мой взгляд, тезиса о том, что большинство исследователей объясняют институциональные изменения влиянием экзогенных факторов. Если речь о публикациях в области менеджмента и теории организации, то здесь трудно не согласиться. Однако в политической науке консенсус в этом вопросе более подвижен. Исследования, в основе которых теория рационального выбора и неоинституционализм, действительно показывают, что внутри организаций в результате кооперации акторов складывается равновесие. И оно довольно стабильно до тех пор, пока институт не испытывает внешнее давление. В то же время, если мы обратим внимание на институты, где преобладают горизонтальные связи (например, парламенты, группы интересов или надгосударственные объединения), то эти выводы точно можно поставить под сомнение.
Именно это и делает автор статьи. Используя методы качественного контент-анализа и картирования процессов (process tracing) он показывает, как в англоязычной Википедии происходят институциональные изменения посредством постоянного взаимодействия участников в процессе обсуждения трактовок норм. Здесь можно выделить четыре основных шага:
1. Выявление норм, которые можно интерпретировать по-разному, и формирование "лагерей" из участников, которые разделяют одну из трактовок. В результате складываются устойчивые группы с плотными связями.
2. Конфликты между группами по конкретным статьям, особенно чувствительных в политическом или научном аспектах (трактовка тех или иных политических событий, гомеопатия и др.).
3. В процессе обсуждений складывается асимметрия сил, и более мощная группа побеждает.
4. Реинтерпретация правил Википедии, которая происходит в связи с победой одной из групп.
В статье демонстрируется, как в результате такого постоянного взаимодействия из статей постепенно исчезает недостоверная информация и ссылки на тенденциозные ресурсы. Кроме того, институциональные аутсайдеры, проигрывающие в этих конфликтных ситуациях, покидают платформу.
Методология исследования и выводы, на мой взгляд, дают хорошую базу для исследований различных политических институтов, элит, политических сетей и т.д.
#методология #сетевойподход
(1) Steinsson S. (2023). Rule Ambiguity, Institutional Clashes, and Population Loss: How Wikipedia Became the Last Good Place on the Internet. American Political Science Review. 1-17. doi:10.1017/S0003055423000138
Автор в самом начале отталкивается от довольно спорного, на мой взгляд, тезиса о том, что большинство исследователей объясняют институциональные изменения влиянием экзогенных факторов. Если речь о публикациях в области менеджмента и теории организации, то здесь трудно не согласиться. Однако в политической науке консенсус в этом вопросе более подвижен. Исследования, в основе которых теория рационального выбора и неоинституционализм, действительно показывают, что внутри организаций в результате кооперации акторов складывается равновесие. И оно довольно стабильно до тех пор, пока институт не испытывает внешнее давление. В то же время, если мы обратим внимание на институты, где преобладают горизонтальные связи (например, парламенты, группы интересов или надгосударственные объединения), то эти выводы точно можно поставить под сомнение.
Именно это и делает автор статьи. Используя методы качественного контент-анализа и картирования процессов (process tracing) он показывает, как в англоязычной Википедии происходят институциональные изменения посредством постоянного взаимодействия участников в процессе обсуждения трактовок норм. Здесь можно выделить четыре основных шага:
1. Выявление норм, которые можно интерпретировать по-разному, и формирование "лагерей" из участников, которые разделяют одну из трактовок. В результате складываются устойчивые группы с плотными связями.
2. Конфликты между группами по конкретным статьям, особенно чувствительных в политическом или научном аспектах (трактовка тех или иных политических событий, гомеопатия и др.).
3. В процессе обсуждений складывается асимметрия сил, и более мощная группа побеждает.
4. Реинтерпретация правил Википедии, которая происходит в связи с победой одной из групп.
В статье демонстрируется, как в результате такого постоянного взаимодействия из статей постепенно исчезает недостоверная информация и ссылки на тенденциозные ресурсы. Кроме того, институциональные аутсайдеры, проигрывающие в этих конфликтных ситуациях, покидают платформу.
Методология исследования и выводы, на мой взгляд, дают хорошую базу для исследований различных политических институтов, элит, политических сетей и т.д.
#методология #сетевойподход
(1) Steinsson S. (2023). Rule Ambiguity, Institutional Clashes, and Population Loss: How Wikipedia Became the Last Good Place on the Internet. American Political Science Review. 1-17. doi:10.1017/S0003055423000138
Cambridge Core
Rule Ambiguity, Institutional Clashes, and Population Loss: How Wikipedia Became the Last Good Place on the Internet | American…
Rule Ambiguity, Institutional Clashes, and Population Loss: How Wikipedia Became the Last Good Place on the Internet - Volume 118 Issue 1
Вообще, коллективное действие подробно изучается в социальных науках в совершенно разных контекстах. А недавно я задумался ещё об одном феномене, который пока в рабочем варианте эссе назвал "потоковые действия".
В фильме "Игра на понижение" (The Big Short), описывающем события, которые привели к финансовому кризису 2007-2008 гг, главные герои постоянно поражаются тому, насколько тупы окружающие их участники рынка ипотечного кредитования. Диалоги о глупости системы и людей, в нее вовлечённых, проходят лейтмотивом через весь сюжет. Внутри этой системы нет коллективного действия в традиционном понимании. Но в то же время каждый — от стриптизёрши, оформившей несколько домов в ипотеку, и риэлторов, способствующих "вертолетной" раздаче кредитов, до аудиторов агентств на Уолл-стрит, которые упрямо продолжают давать высокие оценки разваливающимся фондам, — делает свой вклад в итоговый крах.
Парадоксально, но отсутствие коллективного действия совсем не означает, что акторы — каждый на своем месте — не могут действовать в рамках одного вектора. Самое интересное, что все поступают исходя из соображений оперативной рациональности, которую можно критиковать лишь зная всю картину (то есть обладая полнотой информации) и долгосрочные результаты этих действий (постфактум). В самом фильме есть вставка с Ричардом Талером (классиком поведенческой экономики) и Селеной Гомес, которые раскрывают один из аспектов этого "рационального" выбора, который на самом деле совсем не рационален.
Более того, отсутствие коллективной координации, скорее всего, становится одним из факторов, усиливающих негативные эффекты. Причем трансакционные издержки могут быть не такими большими в сравнении с итоговыми потерями. Главным героям требуется не так много времени и усилий, чтобы получить полную информацию и осознать, в какой ситуации находится вся система.
Почему этот пример важен? Мне очень часто приходится разъяснять интересующимся, что во многих процессах нет никакой коллективной стратегии. Была ли у путинской элиты в начале нулевых цель консолидации авторитарного режима? Вряд ли. Это и есть те потоковые действия, где в каждый конкретный момент времени складывается равновесие на основе сильно ограниченной рациональности. Именно в отсутствие коллективных действий и координации равновесие за равновесием приводят к результатам, которые не только не задумывались, но и на начальном этапе считались бы невероятными и нежелательными.
С точки зрения науки, анализ этих процессов требует масштабной декомпозиции и рассмотрения огромного множества этих равновесий по отдельности, а потом уже в совокупности. При этом я не хочу, чтобы эта идея читалась только как критика ТРВ. Можно не соглашаться с самой теорией. Но дело в том, что именно эта теоретическая рамка даёт инструментарий для анализа и такого потокового нерационального поведения. В экономических исследованиях всё это не ново. А вот для политической науки, мне кажется, вполне перспективно.
#методология #публичноеуправление
В фильме "Игра на понижение" (The Big Short), описывающем события, которые привели к финансовому кризису 2007-2008 гг, главные герои постоянно поражаются тому, насколько тупы окружающие их участники рынка ипотечного кредитования. Диалоги о глупости системы и людей, в нее вовлечённых, проходят лейтмотивом через весь сюжет. Внутри этой системы нет коллективного действия в традиционном понимании. Но в то же время каждый — от стриптизёрши, оформившей несколько домов в ипотеку, и риэлторов, способствующих "вертолетной" раздаче кредитов, до аудиторов агентств на Уолл-стрит, которые упрямо продолжают давать высокие оценки разваливающимся фондам, — делает свой вклад в итоговый крах.
Парадоксально, но отсутствие коллективного действия совсем не означает, что акторы — каждый на своем месте — не могут действовать в рамках одного вектора. Самое интересное, что все поступают исходя из соображений оперативной рациональности, которую можно критиковать лишь зная всю картину (то есть обладая полнотой информации) и долгосрочные результаты этих действий (постфактум). В самом фильме есть вставка с Ричардом Талером (классиком поведенческой экономики) и Селеной Гомес, которые раскрывают один из аспектов этого "рационального" выбора, который на самом деле совсем не рационален.
Более того, отсутствие коллективной координации, скорее всего, становится одним из факторов, усиливающих негативные эффекты. Причем трансакционные издержки могут быть не такими большими в сравнении с итоговыми потерями. Главным героям требуется не так много времени и усилий, чтобы получить полную информацию и осознать, в какой ситуации находится вся система.
Почему этот пример важен? Мне очень часто приходится разъяснять интересующимся, что во многих процессах нет никакой коллективной стратегии. Была ли у путинской элиты в начале нулевых цель консолидации авторитарного режима? Вряд ли. Это и есть те потоковые действия, где в каждый конкретный момент времени складывается равновесие на основе сильно ограниченной рациональности. Именно в отсутствие коллективных действий и координации равновесие за равновесием приводят к результатам, которые не только не задумывались, но и на начальном этапе считались бы невероятными и нежелательными.
С точки зрения науки, анализ этих процессов требует масштабной декомпозиции и рассмотрения огромного множества этих равновесий по отдельности, а потом уже в совокупности. При этом я не хочу, чтобы эта идея читалась только как критика ТРВ. Можно не соглашаться с самой теорией. Но дело в том, что именно эта теоретическая рамка даёт инструментарий для анализа и такого потокового нерационального поведения. В экономических исследованиях всё это не ново. А вот для политической науки, мне кажется, вполне перспективно.
#методология #публичноеуправление
Как бы ни было очевидно написанное выше, к этой проблеме приходится обращаться регулярно. Поэтому вот ещё один банальный пост на эту тему.
Удивительно не то, что об инкременталистской и дискретной природе политических стратегий приходится дискутировать с теми, кто верит в теории заговора или всесильного Левиафана, но и с коллегами из социальных наук. Правда, бывает, что это одни и те же люди, но об этом как-нибудь в другой раз.
При этом, как мне кажется, в вопросах, касающихся анализа процессов принятия решений и выработки политик, наиболее востребованными в науке можно назвать модели коалиций поддержки (advocacy coalition framework), пунктуационного равновесия (punctuated equilibrium theory) и политического предпринимательства (policy
entrepreneur model). Да, в разной степени, но в этих моделях подчёркиваются (i) сильно ограниченная рациональность в процессе выработки решений, (ii) невозможность получения полной информации (иногда сознательный отказ от этого) и (iii) оптимизация трансакционных издержек на поддержание связей с другими акторами и устойчивую коммуникацию с ними. То есть долгосрочные стратегии, конечно, возможны. Но принятие решений и их корректировка все равно дискретны. А принимающие решения лишь частично рациональны и выбирают из ограниченного числа альтернатив (это и есть инкрементализм).
Не так давно один из ведущих в мире специалистов по Северной Корее Андрей Ланьков сказал примерно то же самое в интервью Ю. Дудю (если ещё не посмотрели, то очень советую — действительно разрушает множество мифов о СК). На определенных этапах руководство КНДР принимало вполне адекватные решения, которые были продиктованы конкретными условиями на тот момент времени. Никто не планировал строить в стране политический режим и экономическую модель, которые там в итоге сформировались. Но так уж получилось...
В этом отношении можно сформулировать ещё два взаимосвязанных вывода.
Во-первых, даже хорошие теории в социальных науках редко могут выступать как "теории всего". Работы Дж. Робинсона и Д. Аджемоглу, Р. Талера и Д. Канемана, Р. Инглхарта и К. Вельцеля, Э. Остром и многих других признаны научным сообществом. Но это это не значит что они объясняют всё.
А во-вторых, следование какой-то идеологии совсем не обязательно приведет к построению общества, которое в этой идеологии принято в качестве целевого. Это на заметку тем, кто критикует идеологии и политические стратегии не по существу, а приводя в качестве примеров те или иные страны.
#методология #публичноеуправление
Удивительно не то, что об инкременталистской и дискретной природе политических стратегий приходится дискутировать с теми, кто верит в теории заговора или всесильного Левиафана, но и с коллегами из социальных наук. Правда, бывает, что это одни и те же люди, но об этом как-нибудь в другой раз.
При этом, как мне кажется, в вопросах, касающихся анализа процессов принятия решений и выработки политик, наиболее востребованными в науке можно назвать модели коалиций поддержки (advocacy coalition framework), пунктуационного равновесия (punctuated equilibrium theory) и политического предпринимательства (policy
entrepreneur model). Да, в разной степени, но в этих моделях подчёркиваются (i) сильно ограниченная рациональность в процессе выработки решений, (ii) невозможность получения полной информации (иногда сознательный отказ от этого) и (iii) оптимизация трансакционных издержек на поддержание связей с другими акторами и устойчивую коммуникацию с ними. То есть долгосрочные стратегии, конечно, возможны. Но принятие решений и их корректировка все равно дискретны. А принимающие решения лишь частично рациональны и выбирают из ограниченного числа альтернатив (это и есть инкрементализм).
Не так давно один из ведущих в мире специалистов по Северной Корее Андрей Ланьков сказал примерно то же самое в интервью Ю. Дудю (если ещё не посмотрели, то очень советую — действительно разрушает множество мифов о СК). На определенных этапах руководство КНДР принимало вполне адекватные решения, которые были продиктованы конкретными условиями на тот момент времени. Никто не планировал строить в стране политический режим и экономическую модель, которые там в итоге сформировались. Но так уж получилось...
В этом отношении можно сформулировать ещё два взаимосвязанных вывода.
Во-первых, даже хорошие теории в социальных науках редко могут выступать как "теории всего". Работы Дж. Робинсона и Д. Аджемоглу, Р. Талера и Д. Канемана, Р. Инглхарта и К. Вельцеля, Э. Остром и многих других признаны научным сообществом. Но это это не значит что они объясняют всё.
А во-вторых, следование какой-то идеологии совсем не обязательно приведет к построению общества, которое в этой идеологии принято в качестве целевого. Это на заметку тем, кто критикует идеологии и политические стратегии не по существу, а приводя в качестве примеров те или иные страны.
#методология #публичноеуправление
The Good, the Bad and the Ugly Performative (часть I).
Концепция качества публичного управления широко применяется в политической науке, как для изучения отдельных случаев, так и в сравнительных исследованиях. Используемые здесь понятия good governance и bad governance почти не вызывают сомнений у большинства политологов с точки зрения своего содержания и методологии их измерений и интерпретации. Однако на мой взгляд, здесь всё-таки стоит выделить две проблемы.
Во-первых, многие исследователи априори подразумевают, что существует прямая корреляция между качеством управления и демократическим развитием. Проще говоря, чем выше страна в рейтингах качества публичного управления, тем лучше там обстоят дела с демократией. Но даже если оставить за скобками дискуссию о направлении каузальной связи, тезис о корреляции тоже можно оспорить. Индексы демократии и качества управления сами по себе сложносоставные, а это значит, что лучше рассматривать их компоненты и корреляции между ними по отдельности. Кроме того, частично демократизированные страны (например, электоральные демократии, испытывающие сложности с другими демократическими институтами) даже могут проигрывать автократиям в качестве публичного управления (1).
Во-вторых, критерии демократии и качества публичного управления в некоторых аспектах повторяют друг друга или сильно взаимосвязаны. Здесь нет, конечно, методологической проблемы, но зато в результате возникают сложности с адекватностью перекрёстных интерпретаций и сравнительных исследований. Как быть с целями, которые ставят перед собой авторитарные элиты? Ведь если они их успешно достигают, то на их стратегии публичного управления тоже можно поставить знак качества. Иначе получается, что сам концепт качества публичного управления, тесно связанный с оценкой демократических институтов, привносит свои искажения в анализ недемократических режимов.
На эти размышления меня натолкнула недавняя беседа с коллегами о деятельности в России разного рода активистов, которые отстаивают "традиционные ценности", следят за нравственностью, выявляют врагов государства и т.д. Ведь здесь используется традиционный для good governance инструментарий: делегирование задач институтам гражданского общества в тех сферах, где они могут быть эффективнее государственного аппарата. Да, в некоторых странах это используется для помощи бездомным или решения экологических проблем. А для российских элит (и значительной доли граждан) вполне могут быть приоритетными другие задачи. Почему нет? Если одной из целей публичного управления в современной России элиты видят построение идеологии, то должен заметить, что эти активисты функцию свою выполняют довольно хорошо. Значит ли это, что качество управления в этом аспекте на высоком уровне? Или нам нужно использовать другую рамку для описания подобных феноменов? #методология #публичноеуправление
(1) Tarverdi, Y., Saha, S., & Campbell, N. (2019). Governance, democracy and development. Economic Analysis and Policy. 63: 220-233. DOI: 10.1016/j.eap.2019.06.005
Концепция качества публичного управления широко применяется в политической науке, как для изучения отдельных случаев, так и в сравнительных исследованиях. Используемые здесь понятия good governance и bad governance почти не вызывают сомнений у большинства политологов с точки зрения своего содержания и методологии их измерений и интерпретации. Однако на мой взгляд, здесь всё-таки стоит выделить две проблемы.
Во-первых, многие исследователи априори подразумевают, что существует прямая корреляция между качеством управления и демократическим развитием. Проще говоря, чем выше страна в рейтингах качества публичного управления, тем лучше там обстоят дела с демократией. Но даже если оставить за скобками дискуссию о направлении каузальной связи, тезис о корреляции тоже можно оспорить. Индексы демократии и качества управления сами по себе сложносоставные, а это значит, что лучше рассматривать их компоненты и корреляции между ними по отдельности. Кроме того, частично демократизированные страны (например, электоральные демократии, испытывающие сложности с другими демократическими институтами) даже могут проигрывать автократиям в качестве публичного управления (1).
Во-вторых, критерии демократии и качества публичного управления в некоторых аспектах повторяют друг друга или сильно взаимосвязаны. Здесь нет, конечно, методологической проблемы, но зато в результате возникают сложности с адекватностью перекрёстных интерпретаций и сравнительных исследований. Как быть с целями, которые ставят перед собой авторитарные элиты? Ведь если они их успешно достигают, то на их стратегии публичного управления тоже можно поставить знак качества. Иначе получается, что сам концепт качества публичного управления, тесно связанный с оценкой демократических институтов, привносит свои искажения в анализ недемократических режимов.
На эти размышления меня натолкнула недавняя беседа с коллегами о деятельности в России разного рода активистов, которые отстаивают "традиционные ценности", следят за нравственностью, выявляют врагов государства и т.д. Ведь здесь используется традиционный для good governance инструментарий: делегирование задач институтам гражданского общества в тех сферах, где они могут быть эффективнее государственного аппарата. Да, в некоторых странах это используется для помощи бездомным или решения экологических проблем. А для российских элит (и значительной доли граждан) вполне могут быть приоритетными другие задачи. Почему нет? Если одной из целей публичного управления в современной России элиты видят построение идеологии, то должен заметить, что эти активисты функцию свою выполняют довольно хорошо. Значит ли это, что качество управления в этом аспекте на высоком уровне? Или нам нужно использовать другую рамку для описания подобных феноменов? #методология #публичноеуправление
(1) Tarverdi, Y., Saha, S., & Campbell, N. (2019). Governance, democracy and development. Economic Analysis and Policy. 63: 220-233. DOI: 10.1016/j.eap.2019.06.005
The Good, the Bad and the Ugly Performative (часть II).
Действительно, отвечая на обозначенные выше вопросы, нужно иметь в виду следующее. Оценки качества публичного управления во многом пересекаются с оценками демократии. Они ориентированы в первую очередь на анализ качества институтов, инклюзивности процедур и других, важных для демократического устройства (sic!) параметров. И всё это через призму качества для граждан. В этом отношении вопрос качества управления в авторитарном контексте, то есть политических курсов, которые реализуют авторитарные элиты, не может адекватно оцениваться в рамках этой концепции. Тогда уж предпочтительнее анализировать результаты: например, динамику макроэкономических показателей или устойчивость самого режима. Но в таком случае сложно избежать искажений: экономический рост или политическая стабильность могут быть не заслугой элит, а эффектом влияния внешних факторов.
Тем не менее есть подходы к оценке качества публичного управления, которые более применимы и для авторитарных контекстов. Об одном из них я уже писал раньше. В статье The Political Economy of Governance Quality Майкл Тинг предлагает динамическую модель, которая учитывает взаимодействия граждан и государства в процессе запроса и получения государственных услуг (1). В её основе лежит теория очередей (queueing theory) — один из подразделов теории вероятностей. Автор элегантно связывает политические (представляющие интересы социальных групп) и бюрократические процедурные стратегии и разрабатывает подход к оценке качества публичного управления. Данные могут собираться и вне инклюзивных механизмов взаимодействия, но при этом с очень высокой точностью оценок. Такая модель очень даже применима для авторитарных режимов, которые по-разному могут справляться с оказанием государственных услуг. А некоторые, как в России, даже могут демонстрировать успехи в сравнении с демократиями. Ведь если нет желания создавать устойчивые институты демократии, то можно просто дать гражданам качественные процедуры государственных сервисов.
Ещё один подход, который в некоторой степени помогает отстроиться от обозначенных в предыдущем посте проблем, концептуализирует понятие performative governance (2, 3). Государство, потенциал (state capacity) которого недостаточен для удовлетворения запросов граждан, может "делать хорошую мину при плохой игре". Кстати, Иза Динг в своих текстах, посвященных этому феномену, сознательно маневрирует между двумя значениями слова performance — результативностью и спектаклем. Возвращаясь к тому, как это реализуется в России, можно отметить, что разнообразные институты, созданные для извлечения ренты, постепенно стали выполнять и эту функцию. Всякие лиги безопасного интернета и им подобные АНО и фонды создают иллюзию качества управления в значимых для политической элиты сферах. И подчеркну, что делают это пока вполне сносно, формируя одновременно и видимость потенциала государства, и квазиинклюзивные практики.
#методология #публичноеуправление
(1) Ting, M. (2021). The Political Economy of Governance Quality. American Political Science Review, 1-19. doi:10.1017/S0003055421000046
(2) Ding, I. (2020). Performative Governance. World Politics, 72(4), 525-556. doi:10.1017/S0043887120000131
(3) Ding, I. (2022). The Performative State: Public Scrutiny and Environmental Governance in China. Cornell University Press.
Действительно, отвечая на обозначенные выше вопросы, нужно иметь в виду следующее. Оценки качества публичного управления во многом пересекаются с оценками демократии. Они ориентированы в первую очередь на анализ качества институтов, инклюзивности процедур и других, важных для демократического устройства (sic!) параметров. И всё это через призму качества для граждан. В этом отношении вопрос качества управления в авторитарном контексте, то есть политических курсов, которые реализуют авторитарные элиты, не может адекватно оцениваться в рамках этой концепции. Тогда уж предпочтительнее анализировать результаты: например, динамику макроэкономических показателей или устойчивость самого режима. Но в таком случае сложно избежать искажений: экономический рост или политическая стабильность могут быть не заслугой элит, а эффектом влияния внешних факторов.
Тем не менее есть подходы к оценке качества публичного управления, которые более применимы и для авторитарных контекстов. Об одном из них я уже писал раньше. В статье The Political Economy of Governance Quality Майкл Тинг предлагает динамическую модель, которая учитывает взаимодействия граждан и государства в процессе запроса и получения государственных услуг (1). В её основе лежит теория очередей (queueing theory) — один из подразделов теории вероятностей. Автор элегантно связывает политические (представляющие интересы социальных групп) и бюрократические процедурные стратегии и разрабатывает подход к оценке качества публичного управления. Данные могут собираться и вне инклюзивных механизмов взаимодействия, но при этом с очень высокой точностью оценок. Такая модель очень даже применима для авторитарных режимов, которые по-разному могут справляться с оказанием государственных услуг. А некоторые, как в России, даже могут демонстрировать успехи в сравнении с демократиями. Ведь если нет желания создавать устойчивые институты демократии, то можно просто дать гражданам качественные процедуры государственных сервисов.
Ещё один подход, который в некоторой степени помогает отстроиться от обозначенных в предыдущем посте проблем, концептуализирует понятие performative governance (2, 3). Государство, потенциал (state capacity) которого недостаточен для удовлетворения запросов граждан, может "делать хорошую мину при плохой игре". Кстати, Иза Динг в своих текстах, посвященных этому феномену, сознательно маневрирует между двумя значениями слова performance — результативностью и спектаклем. Возвращаясь к тому, как это реализуется в России, можно отметить, что разнообразные институты, созданные для извлечения ренты, постепенно стали выполнять и эту функцию. Всякие лиги безопасного интернета и им подобные АНО и фонды создают иллюзию качества управления в значимых для политической элиты сферах. И подчеркну, что делают это пока вполне сносно, формируя одновременно и видимость потенциала государства, и квазиинклюзивные практики.
#методология #публичноеуправление
(1) Ting, M. (2021). The Political Economy of Governance Quality. American Political Science Review, 1-19. doi:10.1017/S0003055421000046
(2) Ding, I. (2020). Performative Governance. World Politics, 72(4), 525-556. doi:10.1017/S0043887120000131
(3) Ding, I. (2022). The Performative State: Public Scrutiny and Environmental Governance in China. Cornell University Press.
В самом общем виде разграничение выборов в демократиях и авторитарных режимах проходит по принципу "прозрачные процедуры и непредсказуемый результат" и "непрозрачные процедуры с предсказуемым результатом". Шкалы, конечно, могут двигаться, но в целом, эта логика соблюдается. Мы прекрасно понимаем, какой будет исход президентских выборов в России. Но несмотря на множество дискуссий относительно кандидатуры Б. Надеждина и его перспектив, главное произошло. И уже не так важно, допустят его до выборов или нет. Поясню, как это всё выглядит с точки зрения моделей коллективного действия. Значение здесь имеют три важных аспекта.
1. Выдвижение Б. Надеждина стимулировало обмен информацией в социальных сетях (офлайн и онлайн). В результате вырос социальный капитал тех, кто его поддержал. Люди установили новые связи и укрепили существующие, и таким образом, инфраструктура горизонтальной коммуникации, необходимой для коллективных действий, вероятно, стала более разветвленной и устойчивой.
2. Снижается уровень неопределенности, что очень важно для принятия решений на индивидуальном уровне. Усиливающиеся ограничения свободы слова, результаты нерепрезентативных опросов и другие факторы в последние годы сильно исказили восприятие граждан. Очереди желающих оставить подпись, разговоры и дискуссии, выросшая публичность Б. Надеждина, — всё это снижает неопределенность, даёт более полную информацию и частично разрушает иллюзию большинства.
3. Наконец, на индивидуальном уровне вследствие роста количества и качества социальных связей и роста информированности меняется конфигурация стимулов, ожидаемых выгод и рисков от коллективного действия. Это касается, кстати, не только простых граждан, но и элитных групп, для которых наличие массового запроса на политические изменения тоже имеет значение.
Безусловно, не стоит делать вывод, что эти факторы прямо сейчас станут решающими. Но подчеркну ещё раз: самое важное уже произошло — все три обозначенных выше фактора получили развитие. Когда кто-то принимал решение о том, чтобы дать Б. Надеждину возможность принять участие, видимо, это рассматривалось как способ придать выборам видимость конкурентных. Ну, говорил бы он там что-то, критиковал — это не страшно. Как я уже писал, для авторитарных элит критична не столько свобода слова, сколько потенциал коллективных действий. Этого не предусмотрели, но теперь им понятно, что допускать до выборов его точно нельзя, чтобы не мобилизовать несогласных ещё больше. Но повторю снова: для потенциала коллективных действий участие или неучастие Б. Надеждина в дальнейших электоральных процедурах уже не так важно.
#выборы #методология
1. Выдвижение Б. Надеждина стимулировало обмен информацией в социальных сетях (офлайн и онлайн). В результате вырос социальный капитал тех, кто его поддержал. Люди установили новые связи и укрепили существующие, и таким образом, инфраструктура горизонтальной коммуникации, необходимой для коллективных действий, вероятно, стала более разветвленной и устойчивой.
2. Снижается уровень неопределенности, что очень важно для принятия решений на индивидуальном уровне. Усиливающиеся ограничения свободы слова, результаты нерепрезентативных опросов и другие факторы в последние годы сильно исказили восприятие граждан. Очереди желающих оставить подпись, разговоры и дискуссии, выросшая публичность Б. Надеждина, — всё это снижает неопределенность, даёт более полную информацию и частично разрушает иллюзию большинства.
3. Наконец, на индивидуальном уровне вследствие роста количества и качества социальных связей и роста информированности меняется конфигурация стимулов, ожидаемых выгод и рисков от коллективного действия. Это касается, кстати, не только простых граждан, но и элитных групп, для которых наличие массового запроса на политические изменения тоже имеет значение.
Безусловно, не стоит делать вывод, что эти факторы прямо сейчас станут решающими. Но подчеркну ещё раз: самое важное уже произошло — все три обозначенных выше фактора получили развитие. Когда кто-то принимал решение о том, чтобы дать Б. Надеждину возможность принять участие, видимо, это рассматривалось как способ придать выборам видимость конкурентных. Ну, говорил бы он там что-то, критиковал — это не страшно. Как я уже писал, для авторитарных элит критична не столько свобода слова, сколько потенциал коллективных действий. Этого не предусмотрели, но теперь им понятно, что допускать до выборов его точно нельзя, чтобы не мобилизовать несогласных ещё больше. Но повторю снова: для потенциала коллективных действий участие или неучастие Б. Надеждина в дальнейших электоральных процедурах уже не так важно.
#выборы #методология
Telegram
Политический ученый
На прошлой неделе несколько раз пришлось разъяснять коллегам и журналистам, как интерпретировать результаты опросов общественного мнения в современной России. Про это уже много сказано специалистами, но выскажу еще несколько своих тезисов.
Большинство людей…
Большинство людей…
Возвращаясь к результатам социологического исследования факторов, влияющих на готовность американцев вступать в отношения, снова задаюсь вопросом. Когда в прикладной социологии кроме традиционных опросов и фокус-групп станет нормой использование других доступных инструментов работы с общественным мнением и обработки данных? Если что, это не критика. Мне действительно интересно и, думаю, рано или поздно это произойдёт. Ведь в современных социальных науках есть множество методических подходов, которые не требуют больших ресурсов. Единственное, что необходимо — это квалификация, позволяющая использовать доступные инструменты на высоком методическом уровне.
И дело тут даже не в методологических ограничениях традиционных методов, а в тех возможностях, которые даёт современный инструментарий. Например, экспериментальные дизайны помогают изучать не только то, что предполагают люди о своих действиях, но и их поведение в реальных/смоделированных условиях.
Чтобы дополнить результаты опроса, о котором я написал, возьмём статью Political Homophily in Social Relationships: Evidence from Online Dating Behavior (1).
Авторы провели два исследования: (a) эксперимент, в котором случайным образом манипулировали политическими характеристиками профилей на сайтах онлайн-знакомств, и (b) анализ "больших данных" о коммуникационном поведении в сообществе онлайн-знакомств. В результате учёные находят убедительные доказательства того, что американцы склонны фильтровать социальные отношения в соответствии со своими политическими предпочтениями. Люди ищут партнеров, которые разделяют их политическую идентичность и степень вовлеченности в политику. И на стремление к сортировке своих связей почти не влияет то, каких взглядов придерживаются они сами.
Согласитесь, что через призму таких выводов результаты опроса можно интерпретировать более точно? В теоретическом же аспекте само исследование привносит и ряд аргументов в дискуссию о политической поляризации американского общества.
#методология
(1) Huber, G. A. & Malhotra, N. (2017). Political homophily in social relationships: evidence from online dating behavior. J. Polit. 79, 269–283. https://doi.org/10.1086/687533
И дело тут даже не в методологических ограничениях традиционных методов, а в тех возможностях, которые даёт современный инструментарий. Например, экспериментальные дизайны помогают изучать не только то, что предполагают люди о своих действиях, но и их поведение в реальных/смоделированных условиях.
Чтобы дополнить результаты опроса, о котором я написал, возьмём статью Political Homophily in Social Relationships: Evidence from Online Dating Behavior (1).
Авторы провели два исследования: (a) эксперимент, в котором случайным образом манипулировали политическими характеристиками профилей на сайтах онлайн-знакомств, и (b) анализ "больших данных" о коммуникационном поведении в сообществе онлайн-знакомств. В результате учёные находят убедительные доказательства того, что американцы склонны фильтровать социальные отношения в соответствии со своими политическими предпочтениями. Люди ищут партнеров, которые разделяют их политическую идентичность и степень вовлеченности в политику. И на стремление к сортировке своих связей почти не влияет то, каких взглядов придерживаются они сами.
Согласитесь, что через призму таких выводов результаты опроса можно интерпретировать более точно? В теоретическом же аспекте само исследование привносит и ряд аргументов в дискуссию о политической поляризации американского общества.
#методология
(1) Huber, G. A. & Malhotra, N. (2017). Political homophily in social relationships: evidence from online dating behavior. J. Polit. 79, 269–283. https://doi.org/10.1086/687533
Telegram
Политический ученый
Интересная инфографика, демонстрирующая с кем не готовы вступать в отношения американцы. Несмотря на то, что политические предпочтения (республиканцы и демократы) не так критичны, поддержка Трампа резко снижает желание идти с таким человеком на свидание.…
В 2017 году студентка, выпускной бакалаврской работой которой я руководил, изучала, как активность участников американских президентских выборов в социальных медиа влияет на динамику их поддержки. Для этого мы разработали с ней модель, основанную на методологии картирования процессов (process tracing).
Мы разместили на таймлайне кривые поддержки Трампа и Клинтон в течение всей кампании, а потом моя подопечная там же указала все посты, публиковавшиеся кандидатами и ведущими политиками обеих партий. Кроме того, держа в уме основные постулаты теории ретроспективного голосования, мы посчитали необходимым нанести там и множество других событий: от резонансных политических публикаций в ведущих СМИ до важных новостей, которые могут оказывать влияние на динамику поддержки (те, что в упомянутой теории называются irrelevant events). Затем студентка проанализировала этот большой массив собранных данных через призму пары количественных и качественных методов. Можно, конечно, делать скидку на то, что это была всего лишь выпускная работа бакалавра, но основной результат кропотливой работы заключался в том, что значимого долгосрочного влияния на динамику поддержки не было ни у каких событий, новостей и постов в социальных медиа.
В целом, теория ретроспективного голосования, которая многими учёными регулярно тестируется на американских выборах, об этом и говорит (1, 2). Чем лучше динамика макроэкономических показателей, тем больше вероятность, что избиратели поддержат инкумбента (действующего президента) на очередных выборах. И наоборот, в случае ухудшения экономической ситуации происходит смена правящей элиты. То есть американские избиратели ведут себя в определенной мере рационально.
Поэтому когда меня спрашивали о том, как покушение на Трампа повлияет на результаты выборов, я отвечал, что скорее всего никак. Нужно смотреть совсем на другое: на макроэкономические показатели, которые считаются хорошими предикторами результатов голосования в США. Более того, именно здесь кроется более интересная для политологов загадка. При Байдене выросли и американская экономика, и доходы домохозяйств. Но этот рост сопровождался и значительной инфляцией. Соответственно, возникает вопрос: какой фактор для избирателей более значим? Однозначного ответа пока нет. Есть исследования, показывающие, что в разных странах и в разные периоды вклад этих факторов может сильно варьироваться (3). Но оказывается, важен и эффект неожиданности (4). Если избиратели ожидали рост или инфляцию, то роль этих переменных в модели электорального поведения становится меньше. И, наоборот, неожиданные изменения макроэкономических показателей более значимы как предикторы голосования. По моим ощущениям, возникшим на фоне разговоров со специалистами по американской политике и чтения работ по текущей ситуации, рост сейчас воспринимается американцами как нечто само собой разумеющееся, а вот инфляция неожиданно высока. Если делать предположения с таких позиций, то шансы Трампа растут, а резонанс от покушения так и останется в информационной повестке, но не окажет влияния на исход выборов.
О том, что можно сказать с точки зрения политической науки о перспективах выборов в связи с заменой Байдена на другого кандидата, напишу в следующем посте.
#выборы #методология
(1) Fiorina, Morris P. Retrospective Voting in American National Elections New Haven: Yale University Press, 1981, pp. xi, 249
(2) Lewis-Beck, M.S. Economics and the American voter: Past, present, future. Polit Behav 10, 5–21 (1988). DOI: 10.1007/BF009893
(3) Kirchgässner, G. Voting and Popularity. In: The Oxford Handbook of Public Choice, vol. 2. 2016.
(4) Palmer H., Whitten G. (1999). The Electoral Impact of Unexpected Inflation and Economic Growth. British Journal of Political Science. Vol. 29. Issue 4. Pp. 623-629.
Мы разместили на таймлайне кривые поддержки Трампа и Клинтон в течение всей кампании, а потом моя подопечная там же указала все посты, публиковавшиеся кандидатами и ведущими политиками обеих партий. Кроме того, держа в уме основные постулаты теории ретроспективного голосования, мы посчитали необходимым нанести там и множество других событий: от резонансных политических публикаций в ведущих СМИ до важных новостей, которые могут оказывать влияние на динамику поддержки (те, что в упомянутой теории называются irrelevant events). Затем студентка проанализировала этот большой массив собранных данных через призму пары количественных и качественных методов. Можно, конечно, делать скидку на то, что это была всего лишь выпускная работа бакалавра, но основной результат кропотливой работы заключался в том, что значимого долгосрочного влияния на динамику поддержки не было ни у каких событий, новостей и постов в социальных медиа.
В целом, теория ретроспективного голосования, которая многими учёными регулярно тестируется на американских выборах, об этом и говорит (1, 2). Чем лучше динамика макроэкономических показателей, тем больше вероятность, что избиратели поддержат инкумбента (действующего президента) на очередных выборах. И наоборот, в случае ухудшения экономической ситуации происходит смена правящей элиты. То есть американские избиратели ведут себя в определенной мере рационально.
Поэтому когда меня спрашивали о том, как покушение на Трампа повлияет на результаты выборов, я отвечал, что скорее всего никак. Нужно смотреть совсем на другое: на макроэкономические показатели, которые считаются хорошими предикторами результатов голосования в США. Более того, именно здесь кроется более интересная для политологов загадка. При Байдене выросли и американская экономика, и доходы домохозяйств. Но этот рост сопровождался и значительной инфляцией. Соответственно, возникает вопрос: какой фактор для избирателей более значим? Однозначного ответа пока нет. Есть исследования, показывающие, что в разных странах и в разные периоды вклад этих факторов может сильно варьироваться (3). Но оказывается, важен и эффект неожиданности (4). Если избиратели ожидали рост или инфляцию, то роль этих переменных в модели электорального поведения становится меньше. И, наоборот, неожиданные изменения макроэкономических показателей более значимы как предикторы голосования. По моим ощущениям, возникшим на фоне разговоров со специалистами по американской политике и чтения работ по текущей ситуации, рост сейчас воспринимается американцами как нечто само собой разумеющееся, а вот инфляция неожиданно высока. Если делать предположения с таких позиций, то шансы Трампа растут, а резонанс от покушения так и останется в информационной повестке, но не окажет влияния на исход выборов.
О том, что можно сказать с точки зрения политической науки о перспективах выборов в связи с заменой Байдена на другого кандидата, напишу в следующем посте.
#выборы #методология
(1) Fiorina, Morris P. Retrospective Voting in American National Elections New Haven: Yale University Press, 1981, pp. xi, 249
(2) Lewis-Beck, M.S. Economics and the American voter: Past, present, future. Polit Behav 10, 5–21 (1988). DOI: 10.1007/BF009893
(3) Kirchgässner, G. Voting and Popularity. In: The Oxford Handbook of Public Choice, vol. 2. 2016.
(4) Palmer H., Whitten G. (1999). The Electoral Impact of Unexpected Inflation and Economic Growth. British Journal of Political Science. Vol. 29. Issue 4. Pp. 623-629.
Forwarded from Политический ученый
В майской серии рабочих текстов National Bureau of Economic Research опубликована весьма неожиданная работа Д. Аджемоглу и Дж. Робинсона Culture, Institutions and Social Equilibria: A Framework (1). Неожиданная, потому что в ней известные авторы отходят от своей традиционной логики, подчеркивающей роль качества институтов в экономическом развитии (например, я писал об этом здесь и здесь). Они, честно говоря, никогда и не утверждали, что другие факторы не имеют значения, а лишь отодвигали их на второй план. Теперь же они предлагают дополненную теоретическую рамку и даже пытаются сконструировать оригинальную методологию.
В новом препринте Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон рассуждают о культурных компонентах и их влиянии на институты и, следовательно, на социальное равновесие, экономический рост и политическое развитие. Как и ранее, они обозначают свое несогласие с условно парсоновским подходом к пониманию культуры как довольно устойчивого набора ценностей и ориентаций. Но при этом реагируя на критику своих предыдущих работ отталкиваются от более современных социологических идей (которым, вообще-то, уже 20-30 лет!), предложенных Энн Свидлер и Клиффордом Гирцем, и определяют культуру как подвижный инструментарий (toolkit) или даже репертуар (repertoire).
Основная мысль заключается в том, что качество создаваемых и развиваемых институтов зависит от разнообразных культурных аспектов, но по большей части от потенциала культуры к изменению. Авторы разделяют культуры по тому, насколько они подвижны (fluid). В свою очередь подвижность зависит от того, как складывается конфигурация их атрибутов в разрезах "специфические-абстрактные" (specific vs abstract) и "связанные-свободные" (entangled vs free-standing). Пробное приложение своей теоретической рамки авторы находят в анализе ряда разных культур: английской, китайской, некоторых африканских и исламских, индийской кастовой системы и индейского племени кроу (Apsáalooke). Интересно, что предлагаемая в приложении к статье методология основана на теории графов и сетевом анализе взаимосвязей между различными компонентами культуры. Это действительно может стать хорошим аналитическим фундаментом, так как сетевой подход ориентирован в том числе на выявление динамики и подвижности внутри набора взаимосвязанных элементов.
На мой взгляд, в целом, авторы задают очень смелый исследовательский вектор, у которого может возникнуть много дальнейших вариантов развития и апробации. Например, пока я писал этот пост, мне пришла мысль о "конфликтующих" и "сочетающихся" культурных компонентах, [сетевые] конфигурации которых в разных ситуациях приводят к "естественному отбору" наиболее подходящей. Чем больше подвижность, тем больше вероятность, что в результате такого отбора будут построены оптимальные (sic!) институты.
В общем, хотя текст пока опубликован в виде препринта, не сомневаюсь, что за ним последует несколько статей (разных авторов) и, возможно, книга (Аджемоглу и Робинсона), где новая теоретическая рамка получит своё развитие, более четкое обоснование и эмпирическую проверку. Пока же могу ещё отметить, что идея, которая, конечно, не является новой, в работе всемирно известных авторов, постоянно входящих в шорт-лист нобелевского комитета, получила хороший импульс. И это здорово!
#методология
(1) Acemoglu, D., Robinson, J.A. (2021). Culture, Institutions and Social Equilibria: A Framework. NBER Working Paper No. 28832
В новом препринте Д. Аджемоглу и Дж. Робинсон рассуждают о культурных компонентах и их влиянии на институты и, следовательно, на социальное равновесие, экономический рост и политическое развитие. Как и ранее, они обозначают свое несогласие с условно парсоновским подходом к пониманию культуры как довольно устойчивого набора ценностей и ориентаций. Но при этом реагируя на критику своих предыдущих работ отталкиваются от более современных социологических идей (которым, вообще-то, уже 20-30 лет!), предложенных Энн Свидлер и Клиффордом Гирцем, и определяют культуру как подвижный инструментарий (toolkit) или даже репертуар (repertoire).
Основная мысль заключается в том, что качество создаваемых и развиваемых институтов зависит от разнообразных культурных аспектов, но по большей части от потенциала культуры к изменению. Авторы разделяют культуры по тому, насколько они подвижны (fluid). В свою очередь подвижность зависит от того, как складывается конфигурация их атрибутов в разрезах "специфические-абстрактные" (specific vs abstract) и "связанные-свободные" (entangled vs free-standing). Пробное приложение своей теоретической рамки авторы находят в анализе ряда разных культур: английской, китайской, некоторых африканских и исламских, индийской кастовой системы и индейского племени кроу (Apsáalooke). Интересно, что предлагаемая в приложении к статье методология основана на теории графов и сетевом анализе взаимосвязей между различными компонентами культуры. Это действительно может стать хорошим аналитическим фундаментом, так как сетевой подход ориентирован в том числе на выявление динамики и подвижности внутри набора взаимосвязанных элементов.
На мой взгляд, в целом, авторы задают очень смелый исследовательский вектор, у которого может возникнуть много дальнейших вариантов развития и апробации. Например, пока я писал этот пост, мне пришла мысль о "конфликтующих" и "сочетающихся" культурных компонентах, [сетевые] конфигурации которых в разных ситуациях приводят к "естественному отбору" наиболее подходящей. Чем больше подвижность, тем больше вероятность, что в результате такого отбора будут построены оптимальные (sic!) институты.
В общем, хотя текст пока опубликован в виде препринта, не сомневаюсь, что за ним последует несколько статей (разных авторов) и, возможно, книга (Аджемоглу и Робинсона), где новая теоретическая рамка получит своё развитие, более четкое обоснование и эмпирическую проверку. Пока же могу ещё отметить, что идея, которая, конечно, не является новой, в работе всемирно известных авторов, постоянно входящих в шорт-лист нобелевского комитета, получила хороший импульс. И это здорово!
#методология
(1) Acemoglu, D., Robinson, J.A. (2021). Culture, Institutions and Social Equilibria: A Framework. NBER Working Paper No. 28832
Telegram
Политический ученый
Все, кто интересуется политикой и экономикой, слышали (или даже читали) о популярной книге Д. Аджемоглу и Дж. Робинсона Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty (1), в которой они убедительно показывают, что основной причиной экономических…
За всё время существования канала я писал о сегодняшних нобелевских лауреатах несколько раз. Один раз даже на автомате так их и назвал. Потом, когда заметил ошибку, решил не исправлять и с тех пор время от времени вставляю в свои посты "пасхалки".
Сегодня же я репостнул свою старую заметку, чтобы напомнить, в каком направлении могут идти дальнейшие исследования с опорой на сложившуюся теоретическую базу. Как видим, три года назад я был уверен, что и здесь учёные смогут серьезно продвинуться. Пока оказывается, что это не так просто. Несмотря на несколько десятков цитирований упомянутого препринта с эмпирикой здесь есть серьезные проблемы. К чему я это? Да к тому, что в современных социальных науках ещё полным полно незанятых ниш, перспективных и не очень гипотез и очень подвижный консенсус по множеству вопросов. Даже признанные учёные (и их последователи), предложив интересную методологическую рамку, пока ничего выдающегося в этом конкретном случае не сделали.
Это нисколько не умаляет их заслуг, но в очередной раз подтверждает сложность и современного общества, и методологических подходов к его изучению, и непосредственно самого научного поиска в социальных науках. Большой шаг, сделанный Аджемоглу, Робинсоном и Джонсоном, — далеко не конец пути. Это очень важно понимать, когда транслируешь идею о значении институтов и их природы, экстрактивной или инклюзивной. Эту теорию ещё предстоит во многом уточнять и надстраивать.
#методология
Сегодня же я репостнул свою старую заметку, чтобы напомнить, в каком направлении могут идти дальнейшие исследования с опорой на сложившуюся теоретическую базу. Как видим, три года назад я был уверен, что и здесь учёные смогут серьезно продвинуться. Пока оказывается, что это не так просто. Несмотря на несколько десятков цитирований упомянутого препринта с эмпирикой здесь есть серьезные проблемы. К чему я это? Да к тому, что в современных социальных науках ещё полным полно незанятых ниш, перспективных и не очень гипотез и очень подвижный консенсус по множеству вопросов. Даже признанные учёные (и их последователи), предложив интересную методологическую рамку, пока ничего выдающегося в этом конкретном случае не сделали.
Это нисколько не умаляет их заслуг, но в очередной раз подтверждает сложность и современного общества, и методологических подходов к его изучению, и непосредственно самого научного поиска в социальных науках. Большой шаг, сделанный Аджемоглу, Робинсоном и Джонсоном, — далеко не конец пути. Это очень важно понимать, когда транслируешь идею о значении институтов и их природы, экстрактивной или инклюзивной. Эту теорию ещё предстоит во многом уточнять и надстраивать.
#методология
Telegram
Политический ученый
В исследованиях социальных сетей большое внимание уделяется тому, как в них организуется коллективное действие. Время от времени здесь я тоже обращаюсь к этой теме и, например, писал немного о ней в контексте социальных медиа и сетей в офлайн. Кажется удивительным…