В дискуссии к посту о трансформациях управления научно-образовательными организациями поднимался вопрос о том, что могли бы противопоставить сотрудники обозначенным в моих рассуждениях тенденциям. По-моему мнению, вряд ли что-то можно было сделать, так как отсутствовала база для коллективного действия. Я предположил, что именно это стало важным негативным фактором, повлиявшим на неспособность ученых противостоять внедряемым нормам. Естественно, это лишь гипотеза, основанная на моём понимании теорий организации, коллективного действия и сетевого подхода.

Вообще, как мы знаем, науки (социальные, наверное, даже в большей степени) редко могут дать простые ответы, не сопровождающиеся сомнениями. Общество ждёт от учёных конкретных разъяснений и однозначных суждений, но даже имеющийся в настоящий момент времени научный консенсус по большинству вопросов очень подвижен. Поэтому, например, политики и "политологи" уверенно утверждают, что коммуникация в социальных медиа мобилизует протестную активность, и, следовательно, её нужно регулировать и даже преследовать за распространение "призывов". Хотя, как я писал ранее, это не подтверждено исследованиями. Да, как-то влияет, но оценить силу этого влияния сложно: оно зависит от контекста, совокупности других факторов и т.д. Более того, считается что более значимым предиктором коллективного действия является сплоченность (cohesion).

В известной работе "Сила слабых связей" Марк Грановеттер формулирует идею о том, что слабые связи между индивидами выступают важным фактором социальной мобильности (1). Чтобы вас не смущало понятие слабых связей, поясню, что речь идет об отношениях людей за пределами ближнего круга родственников и друзей. С точки зрения сетевой теории, высокая плотность (density) слабых связей способствует созданию сплоченных групп (cohesive groups), снижению вероятности того, что кто-то выберет стратегию безбилетника и, как следствие, большому потенциалу к коллективному действию (2). Каким образом создаётся такая сплоченность? Вероятно, через научение в процессе установления связей и дальнейшего горизонтального взаимодействия. Получается такой взаимозависимый феномен: люди сотрудничают, получают позитивный опыт солидарности, что в свою очередь увеличивает потенциал дальнейших взаимодействий. Если раньше это происходило в рамках институционализированных форм (например, профсоюзов и других социальных движений), то сейчас в связи с повсеместной медиатизацией может осуществляться в различных онлайн-сообществах и сетевых практиках. В целом, разные аспекты того, как сочетаются сети и коллективное действие, очень хорошо описаны в монографии "Social movements and networks: relational approaches to collective action" (3).

В качестве иллюстрации к вышесказанному можно привести протестное движение 2011-2012 годов в России, когда участники протестных акций приобрели новый социальный капитал. Он формировался как в процессе онлайн-коммуникации, так и непосредственно на самих митингах. Таким образом, активные граждане научались (именно так!) сотрудничеству и взаимодействию и формировали сети слабых связей с высоким уровнем плотности. Когда протест сошел на нет, готовность к коллективному действию в сплочённых группах сохранилась и трансформировалась во множество сетевых гражданских инициатив в крупных городах (4).
#методология #сетевойподход

(1) Granovetter, M. S. (1973). The strength of weak ties. American Journal of Psychology, 78 (6), pp. 1360—1380
(2) Marwell, G., Oliver, P., Prahl, R. (1988). Social Networks and Collective Action: A Theory of the Critical Mass. III. American Journal of Sociology, 94(3), 502-534.
(3) Social Movements and Networks: Relational Approaches to Collective Action. Edited by Mario Diani and Doug McAdam. New York: Oxford University Press, 2003.
(4) Sherstobitov, A. (2014). The potential of social media in Russia: From political mobilization to civic engagement. ACM International Conference Proceeding Series, 1st International Conference on Electronic Governance and Open Society

​​В исследованиях социальных сетей большое внимание уделяется тому, как в них организуется коллективное действие. Время от времени здесь я тоже обращаюсь к этой теме и, например, писал немного о ней в контексте социальных медиа и сетей в офлайн. Кажется удивительным, но в фокус подобных исследований редко попадают элитные сети. Хотя представители элит тоже часто организуют коалиции и сотрудничают борясь за властные ресурсы или лоббируя политические решения. В статье, опубликованной в престижном American Political Science Review, учёные предлагают оригинальную модель анализа коллективных действий во внутриэлитных сетях и тестируют её на примере политического переворота в Гаити (1).

Как и почему взаимодействуют элитные группы, когда они организуют переворот? В более широком смысле, к примеру, Аджемоглу и Робинсон объясняют, что у элит, инициирующих откат от демократии, есть значимые экономические стимулы (2). Авторы статьи идут дальше и дополняют предложенную нобелевскими лауреатами теорию моделью, которая используется для выявления ключевых акторов во внутриэлитных сетях (3). Стоит отметить, что в этом заключается важный методологический вклад. Ранее я упоминал, что сетевой анализ в общественных науках дает широкие возможности для эксплоративных исследований, но его объяснительная сила в обосновании причинно-следственных связей (causal inference) явно недостаточна. В этом отношении синтез сетевого подхода и теории игр даёт интересные результаты.

Авторы рассматривают экономические цели граждан и элит, которые имеют бизнес-интересы, как противоречащие друг другу. Граждане заинтересованы в том, чтобы рынки были конкурентными, в то время как элиты, наоборот, нуждаются в преференциях для своего бизнеса и барьерах для потенциальных конкурентов. И если в условиях демократии вероятность того, что экономическая политика будет отвечать интересам граждан, довольно высока, то элита предпочитает устроить переворот и поддержав диктатора получить инструменты для монополизации рынков. Проведенный анализ показывает, что участники переворота 1991 года в Гаити распределены по всей сети (верхняя часть рисунка), однако распределение центральностей (нижняя часть рисунка) имеет скос вправо, особенно для тех, кто поддержал переворот и имеет бизнес, импортирующий товары в страну. То есть, чем выше показатель центральности для конкретного узла, тем больше вероятность, что представитель элиты способствовал перевороту. Авторы используют множество контрольных переменных, и оказывается, что корреляция между центральностью и участием в перевороте очень устойчива. А самое интересное, что после переворота во всех временных периодах на рынке в Гаити наблюдается стабильный рост цен на товары, импортируемые поддержавшими переворот элитами. Таким образом, элиты могут использовать свой социальный капитал для организации переворота с тем, чтобы номинировать диктатора, который обеспечивает реализацию выгодной элитам экономической политики.
#методология #сетевойподход #теорияигр

(1) Naidu, S., Robinson, J., Young, L. (2021). Social Origins of Dictatorships: Elite Networks and Political Transitions in Haiti. American Political Science Review, 115(3), 900-916. doi:10.1017/S0003055421000289
(2) Acemoglu, D., Robinson, J.A. (2006). Economic Origins of Dictatorship and Democracy. Cambridge: Cambridge University Press.
(3) Ballester, C., Calvó-Armengol, A., Zenou, Y. (2006). Who’s Who in Networks. Wanted: The Key Player. Econometrica 74 (5): 1403–17.10.1111/j.1468-0262.2006.00709.x

Уважаемый Дмитрий Прокофьев оперативно отреагировал на мой пост 👆 и очень точно уловил логику авторитарных элит. Действительно, похоже, что наблюдаемый нами захват государства политической элитой и консолидация авторитарного режима тоже обусловлены экономическими стимулами самой элиты. В этом отношении я хотел бы предложить гипотезу, которая обосновывается двумя предпосылками.

Во-первых, российская политическая элита ориентирована на извлечение ренты. Это утверждение не ново и подкреплено целым рядом исследований. И если первоначально это была рента, основным источником которой были природные ресурсы, то с разрастанием элиты постепенно сложилась целая система экстрактивных институтов. Для обеспечения лояльности нижних слоев элиты и поддержания устойчивости режима рента перераспределяется посредством государственного и муниципального заказа, множества учреждаемых государством НКО (в форме АНО, фондов и госкорпораций) и других инструментов (например, системы "Платон").

Во-вторых, основным механизмом организации элитной структуры и доступа к ренте стала многоуровневая сеть неформальных социальных связей, сочетающая горизонтальные и вертикальные (патронажные) отношения. То есть в отличие от гаитянской структуры из предыдущего поста, которая сформирована семейными связями бизнес-элит, в России это гибридная неопатримониальная сеть, включающая в себя помимо семейных ещё и патрон-клиентские связи. Сшивают эту сеть экономические стимулы доступа к ренте в обмен на лояльность и поддержку режима. Частный бизнес может получать свой кусок ренты и напрямую от потребителей - так же, как в упомянутом выше случае, через искусственное ограничение конкуренции, например, под лозунгами импортозамещения.

А теперь сама гипотеза. Устойчивость конструкции осуществляется посредством центрального механизма, который я бы назвал "патронажным коленвалом". В нём есть двигающиеся части, обеспечивающие регулярную горизонтальную ротацию элит для поддержания их в тонусе, а также для создания видимости изменений. И в нём есть неподвижные части - ключевые акторы (брокеры), формирующие вертикальную ось многоуровневых патрон-клиентских отношений и крепко связывающие её с остальными политическими и бизнес-элитами на горизонтальном уровне. "Смазывают" эту громоздкую структуру стимулы доступа к ренте и её распределения на основе внутриэлитных соглашений и при горизонтальной ротации "варягам" важно занять правильные позиции. Сложная ситуация с заменой губернатора в Хабаровском крае, кстати, неплохо иллюстрирует эту метафору.

Ещё раз подчеркну, что это лишь предположение, требующее эмпирической проверки, и к тому же сформулированное пока "на коленке" для поста в канале. Но задача по выявлению ключевых акторов этой многоуровневой неопатримониальной сети посредством сетевого анализа вполне реальна. А расширив эту модель с помощью теории игр и включив в нее стимулы доступа к ренте можно объяснить, почему российский авторитарный режим на самом деле довольно устойчив, так как опирается на очень широкий круг акторов, включающих политические, административные и бизнес-элиты на всех уровнях до самого низа. #методология #публичноеуправление #сетевойподход

Возвращаясь после небольшой паузы напишу ещё об одной работе, показывающей, как социальное окружение влияет на политическое поведение. В статье Betting on the underdog: The influence of social networks on vote choice авторы экспериментируют с мотивами рационального поведения (1). Избиратели часто не готовы голосовать за непопулярные партии/кандидатов, даже если их идеи и программы этим избирателям близки. Стратегическое голосование заключается в том, что человек скорее выберет менее нравящегося кандидата, но с бо‌льшими перспективами на победу или преодоление барьера. А откуда избиратели черпают необходимую для принятия решения информацию? Результаты исследования подтверждают казалось бы банальный тезис о том, что социальные сети и возникающие в них эхо-камеры могут выступать значимым источником информационной асимметрии и, следовательно, фактором голосования за "андердогов", если ваши контакты поддерживают именно их.

Безусловно, речь идёт о странах, где есть выборы. Но что в этом отношении можно сказать о таких авторитарных странах, как Россия? Полагаю, выводы можно частично экстраполировать и на политическое поведение, в целом. Гражданам авторитарных стран приходится делать выбор не реже: идти/не идти на митинг, выражать/не выражать публично свою позицию и т.д. И выбор этот, по всей видимости, сильно зависит от информационной асимметрии, порождаемой социальным окружением. Более того, в авторитарных режимах граждане в меньшей степени доверяют официальной информации, в том числе результатам опросов. Возможно, в таких условиях влияние социального окружения на принимаемые решения даже сильнее.

Естественно, под социальными сетями понимаются не только онлайн-платформы. Но парадоксально, что именно в виртуальном пространстве наши социальные контакты более однородны. И поэтому наиболее вероятно представляют из себя источник информационной асимметрии, которая обуславливает политическое поведение.

В этой связи я вспоминаю ещё классный наглядный материал из Washington Post. Этот небольшой тест на бытовом уровне очень хорошо объясняет, что же такое иллюзия большинства.
Если вы думаете, что никто не голосует за ЕР или, наоборот, считаете, будто в митингах принимают участие проплаченные Западом деструктивные элементы, то скорее всего это лишь ваша иллюзия.
#методология #сетевойподход #выборы

(1) Fredén, A., Rheault, L., & Indridason, I. (2022). Betting on the underdog: The influence of social networks on vote choice. Political Science Research and Methods, 10(1), 198-205. doi:10.1017/psrm.2020.21

Карл Миллер, научный руководитель Центра исследований социальных медиа DEMOS (Великобритания), разместил интригующий тред. В нём представлены результаты первичного анализа коммуникационных стратегий, которые, по мнению исследователей, реализуются российскими пропагандистскими ресурсами в социальных сетях в период "специальной операции". Данные собраны и обработаны посредством методики семантического моделирования.

Ключевые наблюдения:
1. Основными целями российской пропаганды стали не страны Запада, а государства БРИКС, Африки и Азии.
2. Нет оснований утверждать, что данная коммуникация осуществляется ботами или российскими информационными агентами. Однако поведенческие паттерны и сетевые параметры намекают на то, что это скоординированное действие.
3. Основной упор делается не на легитимацию "специальной операции", а на тематику лицемерия западных лидеров, расширения НАТО, солидарности стран БРИКС и противостояния коллективному Западу.

По ссылке в треде можно найти больше деталей с иллюстрациями в разрезе по языкам, регионам и темам. Напоминаю, что это пока ещё не анализ, а результаты сбора и обработки данных, то есть наблюдения, с научной точки зрения. Вероятно, в конечном итоге на этой основе будет опубликована и научная статья, где результаты будут соотнесены с теоретической рамкой, а также будет подробно описана методология. Кроме того, представляется, что сами результаты необходимо поместить в соответствующие контексты, чтобы выводы были обоснованы и верифицируемы. В нынешнем виде это лишь интересные данные для дальнейшей работы и анализа, так что далеко идущие выводы прямо сейчас я делать не советую.
#сетевойподход

Кажется, что основная критика рациональных моделей в общественных науках сложилась в контексте исследований, направленных на изучение нерациональных аспектов поведения: ценностей, эмоций, ситуативной логики и т.д. Их основные результаты обычно демонстрируют, какую долю отклонений от рационального поведения могут объяснить те или иные факторы. Я не раз касался этой темы в канале, например, когда писал о конкретных исследованиях или научных дискуссиях, в целом.

Полагаю, что популярность этих подходов произрастает из их методической разработанности и доступности: собрали данные, построили регрессию или провели эксперимент, нашли объяснения вариациям, — отличный результат, который проще опубликовать в журнале. Но есть и еще целый пласт критики теории рационального выбора, который пока остается вне широкой дискуссии. Андрей Герасимов справедливо замечает, что сторонники рациональных моделей вынуждены постоянно подпирать свои теории различными костылями вместо того, чтобы "сшить" их с какой-то моделью социальной структуры. Полностью согласен с коллегой, тем более что частично моя текущая работа фокусируется и на этой проблеме.

Это сложная задача, и вот почему. Представьте, что мы хотим объяснить с рациональных позиций, почему вдруг возник массовый протест в Дагестане. В простой теоретической модели можно предположить, что это обусловлено информационной асимметрией. Например, в большинстве других регионов мобилизуемые исходят из следующей информации: (a) за уклонение от повесток грозит уголовное преследование; (b) потери российской армии менее 6000 человек; (c) з/п мобилизованного от 200 тысяч рублей в месяц. Какую дилемму в таком случае разрешает индивид? Уголовное преследование за отказ или 200 тысяч в месяц с низкой вероятностью погибнуть. Выбор очевиден. В Дагестане же было много участников "операции" и до мобилизации, в связи чем, вероятно, у индивидов другие ощущения относительно (b). И это может оказывать значительное влияние на решение дилеммы на индивидуальном уровне. Описывая это мы как раз и будем подпирать модель множеством костылей, объясняющих социальную реальность в данном конкретном случае. То есть на универсальность такой подход точно претендовать не будет.

Дальше больше. Почему нет протестов в регионах, где тоже высокая вероятность другого восприятия (b)? И здесь мы опять упираемся в проблему социальной реальности. Можно предположить, что в других регионах нет инфраструктуры коллективного действия — устойчивых сетей горизонтальных связей. В то время как Дагестане, где "все друг другу родственники", такая инфраструктура есть. И работать она может в обе стороны. Поэтому Дагестан и электоральный султанат, и протестный регион в одном флаконе, — все зависит от ситуации, то есть изменяющейся социальной реальности.

Эту критику можно масштабировать на любую онтологию в общественных науках, где в основе лежит ТРВ. И разрешить эти противоречия представляется мне очень интересной и невероятно сложной научной задачей. #методология #теорияигр #сетевойподход

Кубок мира в Катаре помимо самого футбола наполнен и множеством разных политических контекстов. С профессиональной точки зрения меня "зацепило", как перед стартом первого матча с англичанами игроки сборной Ирана хором промолчали национальный гимн своей страны. Таким образом они попытались выразить свою поддержку протестному движению, которое не замолкает в стране уже более двух месяцев. Могла бы что-то подобное совершить российская команда? Ответ, думаю, для нас всех очевиден, и у меня в этой связи есть пара тезисов (гипотез).

Во-первых, российские элиты много лет убеждали всех, что чуть ли не любое публичное действие или высказывание носит политический характер просто по причине своей публичности. Возможно, свою роль в этом сыграл распространенный миф о том, что в России есть общественный договор, по которому граждане не вмешиваются в политику в обмен на экономический рост. Отталкиваясь от него элиты постепенно расширяли сферу "политического", чтобы сузить пространство для дискуссий. Хотя на самом деле не всякая публичная деятельность может однозначно трактоваться как политическая. Например, наблюдение на выборах и борьба за их качество, защита свободы слова и собраний, расследование коррупции и т.д. — это гражданские действия, а не политические.

Во-вторых, я бы оспорил популярное мнение о том, что российское общество атомизировано. Если бы оно было таковым, то практически любые коллективные действия были бы невозможны. А примеров таких действий довольно много. Здесь на первый план выходят различные идентичности, которые могут объединять группы людей или, наоборот, противопоставлять их друг другу. И если относительно тезиса, высказанного в предыдущем абзаце, можно сказать, что по гражданской идентичности общество действительно атомизировано, то по некоторым другим основаниям есть довольно высокий уровень сплоченности.

Так что я бы сказал, что современное российское общество — это общество разрозненных сетей разного уровня связанности. Внутри этих сетей могут довольно быстро и эффективно организовываться коллективные действия: от локальных протестов до сбора гуманитарной помощи. Проблема в отсутствии достаточного количества посредников (брокеров), которые были бы включены одновременно в разные сети и могли бы тем самым связывать их. А учитывая, что сети связываются на основе разделяемых индивидами идентичностей (в теории сетей — гомофилии), именно этот фактор может быть ключевым. Возможно поэтому противники антиковидных локдаунов, болельщики, выступающие против введения FanID и участники протестных митингов защищают одни и те же права и свободы, но при этом вряд ли объединятся в обозримом будущем.
#сетевойподход

​​В журнале Physical Review X опубликована статья, расширяющая наше понимание того, как формируются и эволюционируют социальные сети (1).

Всем, наверное, известна гипотеза о шести рукопожатиях, которую частично проверил Стэнли Милгрэм в серии экспериментов с рассылкой писем (2). Авторы статьи идут дальше и пытаются ответить на вопрос, почему диаметр (кратчайшее расстояние между двумя самыми удалёнными узлами) практически не зависит от размера сети: с увеличением количества узлов социальная дистанция растёт логарифмически, а не линейно.

Чтобы объяснить этот феномен, учёные комбинируют сетевой анализ с теорией игр. Это не новый подход, но прежде большая часть работ была посвящена моделированию взаимодействий на микроуровне. Здесь же авторы демонстрируют теоретические предпосылки и экспериментальные результаты, на основе которых формулируется довольно убедительная модель: шесть "рукопожатий" — это свойство равновесного состояния любой сети, в которой индивиды находят баланс между стремлением повысить свою центральность и издержками на формирование и поддержание связей (см. рис. ⬇️). Более того, в работе показано, что это правило совместимо с такими свойствами, как кластеризация и безмасштабность, которые традиционно характеризуют структуру социальных сетей.

Выводы имеют значение и для концепции "слабых связей", предложенной М. Грановеттером (3). Индивиды минимизируют издержки, когда устанавливают связи с локальными посредниками, но при этом получают доступ к отдалённым кластерам и тем самым повышают свою центральность по отношению ко всей сетевой структуре. #сетевойподход #теорияигр

(1) I. Samoylenko, D. Aleja, E. Primo, K. Alfaro-Bittner, E. Vasilyeva, K. Kovalenko, D. Musatov, A. M. Raigorodskii, R. Criado, M. Romance, D. Papo, M. Perc, B. Barzel, and S. Boccaletti. (2023). Why Are There Six Degrees of Separation in a Social Network? Phys. Rev. X 13, 021032
(2) Milgram, S. (1967). The Small World Problem. Psychol. Today. 2, 60.
(3) Granovetter, M. S. (1973). The strength of weak ties. American Journal of Psychology, 78 (6), pp. 1360—1380

Изучая работы по институциональным изменениям нашёл интересную статью об эндогенных факторах организационной динамики (1). Это исследование посвящено тому, как формировалось сообщество и правила в англоязычной Википедии.

Автор в самом начале отталкивается от довольно спорного, на мой взгляд, тезиса о том, что большинство исследователей объясняют институциональные изменения влиянием экзогенных факторов. Если речь о публикациях в области менеджмента и теории организации, то здесь трудно не согласиться. Однако в политической науке консенсус в этом вопросе более подвижен. Исследования, в основе которых теория рационального выбора и неоинституционализм, действительно показывают, что внутри организаций в результате кооперации акторов складывается равновесие. И оно довольно стабильно до тех пор, пока институт не испытывает внешнее давление. В то же время, если мы обратим внимание на институты, где преобладают горизонтальные связи (например, парламенты, группы интересов или надгосударственные объединения), то эти выводы точно можно поставить под сомнение.

Именно это и делает автор статьи. Используя методы качественного контент-анализа и картирования процессов (process tracing) он показывает, как в англоязычной Википедии происходят институциональные изменения посредством постоянного взаимодействия участников в процессе обсуждения трактовок норм. Здесь можно выделить четыре основных шага:
1. Выявление норм, которые можно интерпретировать по-разному, и формирование "лагерей" из участников, которые разделяют одну из трактовок. В результате складываются устойчивые группы с плотными связями.
2. Конфликты между группами по конкретным статьям, особенно чувствительных в политическом или научном аспектах (трактовка тех или иных политических событий, гомеопатия и др.).
3. В процессе обсуждений складывается асимметрия сил, и более мощная группа побеждает.
4. Реинтерпретация правил Википедии, которая происходит в связи с победой одной из групп.

В статье демонстрируется, как в результате такого постоянного взаимодействия из статей постепенно исчезает недостоверная информация и ссылки на тенденциозные ресурсы. Кроме того, институциональные аутсайдеры, проигрывающие в этих конфликтных ситуациях, покидают платформу.

Методология исследования и выводы, на мой взгляд, дают хорошую базу для исследований различных политических институтов, элит, политических сетей и т.д.
#методология #сетевойподход

(1) Steinsson S. (2023). Rule Ambiguity, Institutional Clashes, and Population Loss: How Wikipedia Became the Last Good Place on the Internet. American Political Science Review. 1-17. doi:10.1017/S0003055423000138

Не секрет, что активное использование в публичном дискурсе вышедших из академической среды концептов постепенно выхолащивает их содержание. Некоторые из них в конце концов становятся совсем плоскими и используются в качестве ярлыков, которые навешивают на всех подряд. А иногда и на самих себя, тоже ошибочно.

Уверены ли мы, например, в том, что вкладываем одинаковое и разделяемое всеми содержание в понятие либеральных ценностей? Можно пойти и дальше: а точно либерализм — продукт только лишь западной цивилизации, так ненавистной некоторым интеллектуалам и обывателям?

В свежей статье, опубликованной в престижном APSR, автор разбирается в истории формирования концепта liberty и строит глобальную сеть взаимного влияния идей и размышлений о свободе (1). Многие считают, что сама концепция в современном виде сформировалась в эпоху Просвещения и распространилась благодаря империализму и глобализации. Тут сложно спорить, но автор подчеркивает, что и до этого в мировой философской и политической традиции было взаимное проникновение концептуализаций свободы. В том числе и благодаря, например, Монгольской империи, существование которой внесло свой вклад в глобализацию ещё в средние века. Глядя на сеть взаимного влияния идей о свободе (см. рис. ⬇️) наталкивает на мысль о том, что либерализм — результат более сложной заочной и растянутой на века дискуссии, чем принято считать. Рассматривая каждый отдельный узел в этой сети концептуализаций, мы можем обнаружить, что некоторые идеи в специфических контекстах повлияли на глобальные трансформации понятия свободы, и в конечном итоге на тех мыслителей, которые сформулировали известные нам операционализации либерализма.

Так что это ещё большой вопрос, кто кому что "навязал". В целом же, рекомендую статью тем, кто интересуется политической теорией, историей идей и различными приложениями сетевого анализа в социальных науках.
#методология #сетевойподход

(1) Yin S. (2024). The Global Network of Liberty: Toward a New Framework for Understanding the History of Political Concepts. American Political Science Review. 1-15. doi:10.1017/S0003055424001102