На прошлой неделе несколько раз пришлось разъяснять коллегам и журналистам, как интерпретировать результаты опросов общественного мнения в современной России. Про это уже много сказано специалистами, но выскажу еще несколько своих тезисов.

Большинство людей смотрят в первую очередь на графики и диаграммы, немногие читают отчеты полностью и почти никто не копается в методиках. В результате я наблюдаю сильно искаженное восприятие результатов опросов, особенно в наиболее чувствительных тематиках, связанных с оценками текущей ситуации и отношением граждан к боевым действиям.

Первое и самое главное — огромное количество отказов от интервью или прерванных интервью. Стоит в этом отношении похвалить, например, Russian Field, которые не стесняются указывать что в разных волнах их опросов доля успешных интервью составляет менее 10% (в последней волне — 5,5% успешных). Полагаю, что у остальных дела обстоят не лучше. Что это значит? Что все представленные графики и диаграммы показывают ответы лишь малой части респондентов из тех, к кому обращались интервьюеры.

Многих вводит в заблуждение тот факт, что исследования сопровождаются утверждением о репрезентативности выборки. Да, они могут быть репрезентативными по социально-демографическим параметрам, но при такой доле отказов их репрезентативность относительно реальных позиций внутри генеральной совокупности всё равно стремится к нулю.

Вообще-то в социологии есть методические приемы, которые позволяют обходить эти препятствия в исследовательских дизайнах. Например, можно использовать списочные эксперименты или комбинационные эксперименты (conjoint experiments). Это требует более высокой квалификации исследователей и больших ресурсов, но совершенно точно такие подходы будут давать более релевантную картину.

Подчеркну, что я ни в коем случае не хочу обесценивать работу тех, кто проводит эти опросы. Они нужны, и это очень важная работа. Но всё-таки хочется, чтобы люди умели читать результаты, а сами исследователи думали над тем, как сделать свою работу лучше. И добавлю, что стоит в этом отношении больше внимания уделять качественным (в смысле — не только количественным) исследованиям. Например, меня без преувеличения восхищает работа, которую выполняют коллеги из Лаборатории публичной социологии @publicsociologylaboratory. Обратите внимание на их отчет, опубликованный по результатам качественных интервью с россиянами в феврале-июне 2022г.

Нашел статью, которая частично подтверждает мою мысль, высказанную в предыдущем посте. Напомню, что я очень критически оцениваю репрезентативность результатов опросов в России. То есть здесь важно подчеркнуть, что формально выборка представляет генеральную совокупность по социально-демографическим параметрам, и здесь у меня нет оснований не верить исследователям. Но эта репрезентативность иллюзорна, и те, кто проводит опросы, должны это понимать. При такой огромной доле отказов вероятность того, что выборка отражает реальное распределение мнений, стремится к нулю.

А ведь к этим результатам многие относятся очень серьезно. Пропагандисты используют их для подтверждения, будто подавляющее большинство россиян сплотилось вокруг "лидера", поддерживает руководство и его действия. Сами элиты на основе таких опросов продолжают гнуть свою линию, загоняя себя и страну в ещё более сложное положение. Граждане, выступающие против, думают, что они в меньшинстве. А для зарубежных аудиторий это ещё один аргумент в пользу коллективной ответственности россиян. Я уж не буду развивать сейчас тезисы об иллюзии большинства и спирали молчания, которые на фоне таких результатов "опросов" сразу приходят на ум.

Я упомянул, что экспериментальные исследовательские дизайны могут преодолеть эти ограничения традиционных опросов. Но здесь справедливо возражение: их тоже нередко критикуют в части репрезентативности выборки. Действительно, если более 90% потенциальных респондентов отказываются отвечать на вопросы обычной анкеты, то с чего бы это они согласятся заполнять анкету экспериментальную?

В статье Generalizability of heterogeneous treatment effect estimates across samples (1) авторы демонстрируют результаты исследования, в котором они воспроизвели 27 экспериментов (survey experiments). Разница заключалась в том, что в оригинальных экспериментах использовалась репрезентативная выборка, а в этой работе — произвольные онлайн-выборки. И оказалось, что в случае экспериментальных дизайнов в произвольных выборках успешно воспроизводятся результаты исследований, в которых использовались репрезентативные.

Это, конечно, в первую очередь свидетельствует о том, что такие эксперименты сами по себе устойчивы к возможным ошибкам (робастны). Но и в контексте того, куда двигаться отечественным поллстерам, здесь тоже есть о чем подумать. Естественно, подумать стоит не только нам, но и самим поллстерам. #методология

(1) Coppock A., Leeper Thomas J., Mullinix Kevin J. (2018). Generalizability of Heterogeneous Treatment Effect Estimates Across Samples. Proceedings of the National Academy of Sciences 115 (49): 12441–12446. DOI: 10.1073/pnas.1808083115

Приближается новый учебный семестр, а значит пора разместить анонсы от образовательных инициатив. Всегда с удовольствием готов поддержать своих коллег.

1. Набор на онлайн-курс по исследованиям социальных и гуманитарных наук

Правда ли, что гуманитарная академия состоит из сетевых банд? В чем секрет успеха публичного интеллектуала? Можно ли сказать, что социальное знание не описывает общество, а производит его? Как европейский империализм влиял на социальные науки в XIX веке, а Холодная война – в веке XX? На эти и многие другие вопросы попытаются дать ответы Андрей Герасимов и Сергей Машуков (естественно, совместно со слушателями) на своем новом курсе «Наблюдая наблюдателей: введение в исследования социальных и гуманитарных наук».

2. Новая школа политических наук

В программе базовые курсы по основам политики, международным отношениям и государственному управлению, специальные курсы по экологической политике, политической роли искусства, а также эмоциональным режимам и политике психотерапии в России. Новшество этого семестра - ридинг-группа.

В качестве гостевых лекторов обещают Григория Юдина, Наталью Зубаревич и Владимира Гельмана. Гостевые лекции открыты для всех участников школы вне зависимости от того, на какой курс они записались.

Вся информация и форма для записи на сайте Новой школы политических наук: https://learnpolitics.online/

Прочитал статью Майкла МакФола в Foreign Affairs. Вроде, ничего нового, но тем не менее опять выпячивается очевидная, на мой взгляд, логическая ошибка. Думаю, возникает она не только на почве непонимания контекста, но и, в целом, в результате ряда искажений при постановке вопросов и поиске ответов на них. И встречается она не у одного МакФола, но и у множества "интеллектуалов" и "аналитиков" со всех сторон.

В части статьи, посвященной вопросам "кто виноват", неизменно всё крутится вокруг Путина и частично российских политических элит. Здесь вполне понятно обоснование, которое кроется в особенностях современного политического режима в России и его политико-административных конфигурациях. Но вот когда речь заходит о том, "что делать", то сразу возникают российские граждане, которые должны стать одной из целей для поражения санкциями, кэнселлингом и т.д.

Рассуждения про ошибочность принципа коллективной ответственности уже набили оскомину, поэтому я хочу сконцентрироваться на другом. Эта статья снова напомнила мне о диффузии политик (policies) и политических практик. В современной политической науке уже есть довольно много посвященных этому феномену исследований и, как следствие, обзорных статей (1) и мета-исследований (2). Само собой диффузия часто происходит как "списывание" более эффективных решений у соседей. Для авторитарных режимов это тоже актуально, так как они подглядывают за тем, как удается удерживаться у власти другим автократам (3). Но к чему это я? К тому, что диффузия такая может происходить и как следствие конфронтации.

Предположу, что географическая близость в случае такой диффузии является одним из важных факторов. Именно поэтому примеры unrule of law мы в последнее время чаще встречаем в близких к России государствах. Сюда можно отнести и громкий скандал с Дождем в Латвии, и тихий кэнселлинг россиян в Финляндии. Например, коллегу не пустили на самолет до Хельсинки в связи с таким сообщением финской погранслужбы: "Finnish Border Guard does not recommend boarding the passenger". Вот это "не рекомендует" и есть индикатор unrule of law, так как оставляет окончательное решение за авиакомпанией (ее сотрудником).

Поэтому такие рассуждения и предложения МакФола для меня совсем не удивительны. Вполне возможно, что источником искажений может быть именно желание противопоставить хоть что-то, что может сработать. Но есть и ещё один тезис, который я бы предложил пока в качестве гипотезы. Одним из ключевых индикаторов качества публичного управления считается именно соблюдение принципов rule of law. И полагаю, что именно стремление других стран "обыграть" Россию будет одним из факторов снижения этого качества. То есть можно будет проверить, есть ли диффузия bad governance из России, если, мы увидим падение некоторых стран, допустим, в рейтингe World Governance Indicators.

(1) Gilardi, F. and Wasserfallen, F. (2019), The politics of policy diffusion. European Journal of Political Research, 58: 1245-1256. DOI: 10.1111/1475-6765.12326
(2) Mallinson, D. J. (2021). Growth and gaps: a meta-review of policy diffusion studies in the American states. Policy & Politics, 49(3), 369-389. DOI:10.1332/030557321X16119271286848
(3) Bader, M. (2014). Democracy Promotion and Authoritarian Diffusion: The Foreign Origins of Post-Soviet Election Laws. Europe-Asia Studies, 66(8), 1350–1370.

Несколько мыслей про нашумевший случай, когда студент написал текст дипломной работы с помощью ChatGPT.

Во-первых, если верить тому, как описал весь процесс сам студент, то над текстом пришлось поработать и руками. Да и в итоге он получил "удовлетворительно", что вообще-то для дипломных защит может означать всё что угодно. Я несколько раз был свидетелем того, как комиссия "натягивает" оценку на трояк, ибо "неуд" воспринимается в том числе как свидетельство плохой работы выпускающей кафедры в течение всех нескольких лет обучения студента.

Во-вторых, студент, видимо, успешней остальных продемонстрировал навык, который лейтмотивом проходит через абсолютное большинство компетентностно-ориентированных учебных планов и рабочих программ дисциплин. Я имею в виду "умение использовать современные ИТ в профессиональной деятельности". Кто ж виноват, что профессиональная деятельность видится преподавателям и составителям учебных планов такой, что нейросеть может в ней заменить человека с таким дипломом? Уж явно не студент.

В-третьих, о самой профессиональной деятельности. В начале января я попробовал потестировать возможности ChatGPT. Но результаты настолько меня разочаровали, что я даже решил не писать об этом пост. Да, я получил неплохие абстракты и несколько толковых абзацев для введения в научной статье. Но все остальное было очень плохо. Нейронка не смогла нормально ни критически сопоставить разные подходы к решению научной проблемы (а это тоже в большой степени "реферативная" задача), ни сформулировать исследовательский дизайн, ни интерпретировать результаты (я давал теоретическую рамку и данные). Более того, решение несложной задачи, которую я даю студентам в рамках одного из курсов, я все-таки зачёл бы, но только на тройку. Скорее всего нейронка сейчас может заменить низкоквалифицированных специалистов, но мне пока бояться нечего. Это при том, что я не такой уж большой учёный, да и сам тексты пишу средние. В том числе в этом могут убедиться читатели канала.

И последнее. В социальных науках в России основной упор идет на создание текстов. От учёных и преподавателей требуют статьи, те в свою очередь требуют тексты от студентов. Эту задачу студенту и помог решить ChatGPT. Что хотели на выходе, то и получили. С таким же успехом можно "сварганить" статью и опубликовать в средненьком российском журнале. Но помимо написания текстов нужно уметь проводить исследования, анализировать, принимать решения и т.д. А с этим в российских общественных науках большая проблема. Обратите внимание, что даже регулярные семинары для учёных и преподавателей посвящены тому, как писать статьи для высокорейтинговых журналов. Хотя большинство нужно учить умению проводить научные исследования. Навыки написания текстов и компиляции знания из источников, конечно, важны, но они вторичны по отношению к умениям разрабатывать исследовательские/аналитические дизайны и создавать новое знание в результате своей работы. Но подробнее об этом напишу ещё на следующей неделе. #управлениенаукой #политология

Дорогие подписчики, прошу прощения, что долго ничего не писал здесь. В последние полтора месяца был очень занят рабочими делами и другими активностями на новом месте. Наконец, моё рабочее расписание устаканилось. В ближайшие дни будут новые заметки в традиционном для канала формате, а пока пара впечатлений от работы в Университете Сан-Паулу.

Первое, на что я обратил внимание и чему до сих пор не перестаю удивляться, это совершенно непривычно высокая плотность горизонтальных связей и маленькая дистанция между профессорами, административным персоналом и студентами. Учитывая при этом, что всё здесь крутится вокруг профессоров, многие вопросы решаются с поразительной скоростью. И хотя мои коллеги регулярно жалуются на университетскую бюрократию, я на контрасте со своим предыдущим опытом замечаю, как быстро я получаю отклик на все свои запросы. Раньше я тратил часы и дни на составление служебных записок, заполнение отчетных форм, переписывание программ дисциплин и т.д. Здесь это всё занимает минуты в формате одного разговора или письма. Даже неточности в программах курсов были исправлены сотрудником учебного отдела. Просто потому, что это его работа. В России я бы совершенно точно получил программу обратно с просьбой переделать.

В этом семестре я читаю курс для магистрантов и аспирантов. Про магистратуру я потом напишу отдельный пост, но сейчас сразу отмечу, что около трети моих студентов старше 30 лет. Здесь это нормально, так как многие специально получают дополнительное образование в своей профессиональной сфере. И при этом не отбывают номер, а посещают занятия и тщательно выполняют все задания. Кстати, одна такая студентка пригласила меня с семьей на ужин. Оказалось, её муж (тоже университетский профессор) регулярно организует интеллектуальные дискуссии в неформальной атмосфере. Это тоже к горизонтальным связям и дистанции.

Институт, где я работаю, самый маленький в университете. Здесь всего около 20 профессоров. Но при этом каждую неделю организуются какие-то мероприятия. Например, сегодня был круглый стол, где выступала бывшая министр иностранных дел Аргентины. Кроме того, здесь постоянно работают несколько гостевых профессоров/исследователей. Со мной в офисе разместился профессор из Боливии. Как соседи мы с ним регулярно общаемся, пьем кофе. Он мне дал посмотреть первую главу монографии, над которой работает. Она посвящена сравнительному анализу публичной политики в сфере здравоохранения в странах Южной Америки. Аналитические модели, которые он использует, меня заинтересовали, и я полез посмотреть список его публикаций. Оказалось, что он экс-глава боливийского центробанка. Теперь жду, когда он сам в этом признается.

Ну, и отдельное впечатление — это университетский кампус, который зеленой кляксой выделяется на карте застроенного и перенаселённого Сан-Паулу. Каждый день я иду на работу по парку, населённому попугаями, колибри и большими пауками. Можно встретить игуану, а на берегу реки пасутся капибары.

​​По реакции и комментариям к последней заметке понял, что нужен второй пост.

Во-первых, теперь ясно, что подписчикам интересны не только мои рассуждения о политической науке и исследованиях, но и фоточки. Принято. Визуального контента будет больше.

Во-вторых, некоторые увидели в моих впечатлениях излишние нотки восторга. Если в завершающем абзаце про кампус это действительно так, то всё остальное — просто репортаж с описанием академического быта. Конечно же тут не всё так радужно, как кому-то могло показаться. В комментариях верно заметили, что рассказ об университете подсвечивает неравенство. Да, оно в Сан-Паулу бросается в глаза почти на каждом шагу. Если в России для того, чтобы увидеть серьёзные отличия, нужно отъехать на сотни километров от Москвы или Санкт-Петербурга, то здесь достаточно выйти на улицу и перейти через дорогу. Я живу в нормальном районе рядом с кампусом, где спокойно хожу даже ночью и не боюсь достать телефон из кармана. Но есть районы, где и в светлое время суток нужно быть начеку.

Социальное расслоение проявляется и в образовании. Более того, неравные образовательные возможности только усиливают его. Поступить в государственные университеты невероятно сложно, а без качественного среднего образования практически невозможно. Но доступ к последнему есть далеко не у всех. Я обошел пять частных школ и даже в этой небольшой выборке увидел большую разницу. Боюсь представить, какой разброс наблюдается в школах государственных. При этом здесь есть много частных университетов, где даётся очень хорошее образование. Но обучение там стоит больших денег и поэтому доступно тоже далеко не всем. Да и в целом, судить о том, как устроена наука и высшее образование в Бразилии, нельзя по Университету Сан-Паулу. Я бы не сказал, что это карман эффективности, но все-таки он по многим показателям в числе лидеров во всей Южной Америке. В других университетах всё может быть совсем по-другому.

На фото ниже — постер в кафетерии в Университете Манчестера. Символично, что для демонстрации неравенства взят известный снимок, сделанный в районе Морумби в Сан-Паулу.
Фотографию постера любезно предоставил мой коллега социолог Никита Басов, исследователь и преподаватель манчестерского университета.

Уже много сказано коллегами про псевдонауку деструктологию, представители которой подготовили экспертные заключения в деле Беркович и Петрийчук. Но я добавлю ещё. Дело в том, что таких "деструктологов" в отечественных социальных науках полным полно, и они есть почти на каждом факультете политологии, социологии или международных отношений. Просто они довольно незаметны, пока их "труд" не попадает в поле зрения общественности. Я, например, знаю лично некоторых подобных экспертов (из недавнего — дело Александры Скочиленко). Это вполне нормальные люди. Я не хочу выступать тут их адвокатом, но проблему вижу не столько в том, что они "продались режиму" или спешат выслужиться перед начальством. Они, как это банально ни звучит, не понимают, что занимаются псевдонаучной работой. Выступают друг для друга на многочисленных конференциях, где не принято дискутировать, отправляют тексты в журналы, где нет нормального рецензирования. И в итоге многие за годы в науке не сталкиваются с критикой своей работы.

Политический учёный Владимир Гельман (кстати, вот его канал @grey_dolphin_3) однажды назвал российскую политологию наукой без исследований. В целом, можно согласиться с этим тезисом: большинство публикуемых в российских политологических журналах текстов представляют из себя не научные статьи, а эссе. Среди них, между прочим, изредка, но бывают очень хорошие эссе. Я в этом отношении лишь выступаю за демаркацию и точность понятий. Но я бы добавил, что российская политология — это наука суждений. Когда я пытаюсь с некоторыми коллегами на эту тему подискутировать, то меня обвиняют в том, что я позитивист, а они, мол, конструктивисты. При этом не верно ни первое, ни второе.

Политология как наука суждений произрастает из повсеместного релятивизма, с которым сталкиваются все ещё будучи студентами, когда преподаватель вместо рассказа об исследованиях и методологии вещает о своей картине мира. Откуда же у студентов и людей, считающих себя учёными, возьмётся знание о том, что мир вокруг хоть в какой-то степени, но познаваем?

Я с этим сталкиваюсь повсеместно. Иногда в комментарии к моим постам тоже приходят такие релятивисты. От них не услышишь рациональных аргументов, но зато они оперируют понятиями "нравится/не нравится". Социальное знание для них строится на основе их собственных ценностных позиций и политических суждений. Точно такие же политологи и социологи публикуют тонны "научных статей", где нет исследований, но зато есть суждения, выступают в СМИ, пишут экспертные заключения для судов.

Частично объяснение этому феномену дали М. Соколов и К. Титаев, предложив термины провинциальная и туземная наука (1). Но вот ответственность за такое положение вещей несёт всё научное сообщество. Многие настоящие исследователи регулярно воротили нос от провинциальных и туземных учёных и их мероприятий. В отсутствие дискуссии мы и получили псевдоучёных и псевдонаучные школы, от которых теперь зависят жизни людей. #политология

(1) Соколов, М. М. Провинциальная и туземная наука / М. М. Соколов, К. Д. Титаев // Антропологический форум. – 2013. – № 19. – С. 239-275. – EDN SWNIWB.

В середине нулевых я несколько раз подряд ездил на конференцию, которую организовывал Центр изучения Восточной Европы Варшавского университета. Российским исследованиям там традиционно было посвящено много докладов. В эти годы уже наметился устойчивый тренд на усиление авторитарного режима, что способствовало росту научного интереса к политическим трансформациям в России. Тем не менее уже тогда я обратил внимание на странную оптику, которую использовали многие выступающие. В основе большинства докладов были либо морально-этические оценки, либо попытки выдать желаемое за действительное. То есть опять же политические суждения вместо результатов политологических исследований. Постепенно на конференции политическое содержание стало доминировать над научным, и я просто перестал туда ездить. Возможно, я сам чуть вырос в профессиональном плане и стал видеть то, чего раньше не замечал. Чтобы избежать неуместных обобщений, замечу, что несколько лет спустя я побывал на факультете политических наук и журналистики Варшавского университета. И там встретил учёных, которые оказались со мной солидарны в оценке своих же коллег из Центра изучения Восточной Европы.

А вспомнил я об этом в связи с недавним семинаром, в котором принял участие. Здесь в университете были учёные-международники из Польши, которые выступили с докладом о войне. И если описательная часть, которую в первую очередь сделали для студентов, была на достойном уровне, то аналитический блок и научная дискуссия, на мой взгляд, совсем не получились. На все вопросы, которые были заданы, в том числе и мной, ответы были сформулированы без опоры на какие-то исследования и данные. Некоторые тезисы совсем были взяты с потолка: вроде "85% россиян — имперцы, которые хотят поработить соседей". А прогнозы — опять же попытка выдать желаемое за действительное (wishful thinking).

Я совсем не против того, чтобы у исследователей была гражданская позиция. Это нормально. Но я регулярно сталкиваюсь с тем, когда эта гражданская позиция выдаётся за экспертное мнение. Так что проблема, о которой я написал в предыдущем посте, вообще-то существует не только в России. Политология как наука суждений кристаллизуется там, где учёные не владеют современным инструментарием политических исследований. Особенно это бросается в глаза на фоне стремительного развития методов — и качественных, и количественных, — которое можно наблюдать в последние лет двадцать. Хотя термин "революция достоверности" чаще используется в контексте развития экономической науки, в политологию и другие смежные социальные науки эта революция тоже привнесла немало.

Вышесказанное справедливо даже для США, считающихся интеллектуальным центром мировой политологии. Если обратить внимание на университеты второго-третьего эшелона, можно обнаружить множество учёных, работы которых тоже основаны на суждениях, а не исследованиях. А в такой специфической области как area studies и в ведущих университетах есть представители политологии суждений. Небезызвестный М. МакФол, работающий сейчас в Стэнфорде, например.

И последнее. Я не хочу, чтобы кто-то увидел в моих постах только негатив относительно обозначенных тенденций. Артикуляция политических суждений для науки, скорее, имеет даже положительный эффект, так как стимулирует дискуссию и исследования. Естественно, там, где для этого есть соответствующие условия. В России, к слову, их нет, поэтому и дискуссия и исследования почти отсутствуют. Но, в целом, проблема, на мой взгляд, в том, что выходя за пределы научного сообщества суждения воспринимаются обывателями как научное знание. А авторы этих суждений такому пониманию только способствуют. И происходит это не только в России. #политология

Мастерская исследования ценностей – 2023

Еще одно отличное летнее академическое событие для бакалавров социальных и гуманитарных наук – мастерская целой команды преподавателей из Вышки, Шанинки, In Liberty и РАНХиГС под руководством несгибаемого коллеги Земцова в рамках просветительского проекта «Летняя школа».

Кроме привычных для такого формата мастер-классов, запланировано обсуждение этических дилемм исследования и осуществление практических заданий по взаимодействию с настоящими информантами и респондентами. Короче говоря, отличный шанс попробовать себя во всем цикле настоящего исследовательского проекта.

Мастерская пройдет оффлайн на территории бывшего пионерского лагеря в Тверской области. Организаторы заверяют, что никаких вампиров бояться не стоит. Даже энергетических. Зато после продуктивного рабочего дня можно будет пожарить шашлыки на берегу Волги.

Отбор участников осуществляется по результатам конкурса эссе и коротких видео про себя и свои интересы. Остальные подробности о подаче заявок на сайте школы, где указаны и контакты для связи с организаторами. Артем и другие члены команды с радостью готовы на них ответить! Спешите успеть податься до 20 мая! Ценности ждут вашего изучения!

Одной из популярных тематик среди отечественных социологов и политологов в последнее время стало изучение волны эмиграции из России. По мнению этих исследователей, после 24 февраля страну покинуло большое число людей, в первую очередь представителей IT-индустрии и учёных. Я подчёркиваю, что это, как мне кажется, именно субъективное мнение, так как вероятнее всего оно основано на информации, циркулирующей в достаточно закрытых профессиональных сообществах, то есть информационных пузырях. Но субъективность совершенно не означает, что эти ощущения неверны. Просто неизвестны точные данные о количестве уехавших и какую долю от профессиональных сообществ, в целом, они составляют.

Я уже как-то упоминал, что в общественных науках в России сложилось несколько сообществ, которые между собой почти не пересекаются. Примерно то же самое можно сказать и об IT. Так вот по моим наблюдениям, в некоторых таких сообществах эмиграция действительно носит повальный характер, а в других вообще практически нет никого, кто бы уехал. И именно поэтому очень хорошо, что эту волну эмиграции стали так активно изучать, причем не только количественно, но и качественно. Второе даже более важно, так как речь идёт о человеческом капитале. Тем более что сам феномен отрицать бессмысленно — рост эмиграции и "чемоданных настроений" в отдельных социальных стратах налицо. Уже есть и опубликованные работы. Например, посвященные утечке мозгов из российской IT-отрасли (1) или изучению уехавших, в целом (2).

Вероятно и то, что тенденция эта никуда не денется. Особенно в связи со множеством сигналов, которые "посылает" репрессивный аппарат: от уголовных дел на учёных до давления на целые организации, как это сейчас происходит с ЕУСПб, куда сегодня пришли представители Рособрнадзора и прокуратуры. Предположу, что активность силовых структур не обусловлена приказами сверху. На мой взгляд, разросшаяся репрессивная бюрократия сама ищет себе "работу", чтобы, с одной стороны, демонстрировать свою нужность, а с другой — продолжать получать свою часть ренты. Если моя гипотеза верна, то после того, как не останется "неблагонадёжных", взор падёт на всех остальных. Кстати говоря, ситуация в Институте теоретической и прикладной механики им. С.А. Христиановича СО РАН уже намекает на то, что репрессии носят случайный характер.

Но как учёного меня ещё интересуют и эффекты, которые возникают в результате эмиграции. И пока одни радуются, что "предатели" покидают страну, а другие — что утечка человеческого капитала мгновенно критически отразится на российской науке и экономике, должен заметить, что однозначного ответа нет. Есть множество исследований, демонстрирующих значимое негативное влияние, которое проявляется и в краткосрочной, и в долгосрочной перспективах. Кажется даже, что это очевидно на интуитивном уровне. Но если говорить именно об учёных и айтишниках, то почти отсутствие транзакционных издержек может минимизировать эти эффекты (3). По крайней мере до тех пор пока, эмиграция или репрессии не стали совсем массовыми. При сохранении внутри страны какого-то ядра учёных, научных центров и компаний, работающих в IT-индустрии, связи с ними из-за рубежа могут оставаться довольно устойчивыми. Даже в нацистской Германии продуктивность в краткосрочной перспективе не упала после исхода ведущих учёных (4).

Что же будет в долгосрочной перспективе? Тут прогнозы могут быть разными, но об этом в другой раз.

(1) Wachs, J. (2023). Digital traces of brain drain: developers during the Russian invasion of Ukraine. EPJ Data Sci. 12, 14 . DOI: 10.1140/epjds/s13688-023-00389-3
(2) Zavadskaya M. (2023). The war-induced exodus from Russia: A security problem or a convenient political bogey? FIIA BRIEFING PAPER 358.
(3) Rosenblat, T.S., Mobius M.M. (2004). Getting closer or drifting apart. Quarterly Journal of Economics 119(3): 971-1009. DOI: 10.1162/0033553041502199
(4) Waldinger, F. (2012). Peer Effects in Science: Evidence from the Dismissal of Scientists in Nazi Germany. The Review of Economic Studies, 79(2), 838–861.

Ажиотаж вокруг ИИ не утихает, но пока в основном далеко не все знают, как использовать новые возможности в работе. Я потестировал несколько инструментов в течение месяца и хочу поделиться двумя, которые действительно повысили мою продуктивность. Я использую их расширения для Chrome.

1. Часто читая тексты, в том числе научные, приходится проверять те или иные утверждения. С помощью scite.ai можно находить релевантную научную литературу. В любом тексте выделяете предложение или фразу, щёлкаете правой кнопкой мыши, выбираете Ask sciteai assistant и получаете выжимку со ссылкой на пару научных текстов. Дальше — уже дело техники, и можно копать глубже. Полезно не только учёным, но и всем, кто любит фактчекинг. Я использую и в написании своих текстов, чтобы найти литературу, которую упустил, и добавить ссылки на исследования: для этого делаю pdf и открываю в браузере.

2. Тем, кто пишет по-английски и нуждается в пруфридинге, может быть полезен инструмент wordtune.com. Очень удобен в редактировании текстов, так как предлагает несколько вариантов для перефразирования. В бесплатной версии доступно до 10 предложений в день, а в платной можно редактировать целые абзацы.
#инструменты