Ух, какую словесную баталию устроили @trueresearch и @scienpolicy! И даже молодые политологи @msmprapn отметились.

https://yangx.top/scienpolicy/10377
https://yangx.top/msmprapn/605

Проблема, как обычно, сложная и многослойная, но одно могу сказать точно: в нынешнее состояние науки и образования, а также в отъезд наших учёных за рубеж наибольший вклад сделало и, самое главное, продолжает делать именно Российское государство. И, кстати, Минобрнауки здесь не на первых ролях, хотя иногда и оно пытается заниматься politics вместо policy.

Этика рецензирования

Уже второй раз сталкиваюсь с подобной проблемой. Получил на рецензию статью. В процессе чтения понял, что с очень высокой вероятностью догадываюсь, кто авторы. Более того, именно с этими авторами знаком лично, полемизировал с ними относительно их методологического подхода и даже критикую их тексты в статье, над которой сейчас работаю. И да, мы с ними в достаточно приятельских отношениях.

В таких обстоятельствах подумываю над тем, чтобы отказаться от рецензирования, так как могу быть необъективен.
Специально не пишу, как поступил в прошлый раз в схожей ситуации, чтобы не влиять на результаты опроса.

Как бы вы поступили на моём месте?👇

В социальных науках и практике публичного управления уже пару десятилетий принято считать, что сетевая самоорганизация намного более эффективна в решении целого ряда проблем, в то время как централизованные властные институты регулярно проваливаются в управлении локальными ресурсами, да и в целом в политике на субнациональном и местном уровнях. Среди политологов, работающих в этом направлении, наиболее популярны работы Э. Остром, которая сформулировала принципы "управления общим" (1), и Р. Роудса, разработавшего концепцию сетевого политического управления (2, 3). Экономисты в большей степени ориентируются на регуляторные аспекты многоуровневого горизонтального соуправления, такие как умное регулирование (4) или децентрализованное регулирование (5). Так или иначе, эта тематика уже давно стала мейнстримной в неоинституциональных исследованиях публичного управления. В самом общем виде эти подходы связывают возникновение сетевых форм организации с развитием делиберативной демократии, либерализацией рынков и тенденцией на снижение состоятельности государства в условиях роста сложности.

Но в последнее время всё чаще стали появляться исследования, демонстрирующие целый ряд ограничений качества управления, в основе которого лежит низовая самоорганизация. Свежая статья в Regulation & Governance посвящена анализу того, как в совершенно разных социальных и политических контекстах обнаруживаются похожие преграды реализации гражданского участия в регулировании (6). Авторы изучают четыре кейса в Китае, Канаде и США и выделяют несколько факторов, которые ограничивают возможности низового регулирования: (а) ресурсный дисбаланс, (б) устойчивость влияния властных институтов, (в) недостаточная сплочённость социальных связей и остаточные иерархии, (г) ограничивающий распространение знания фрейминг дискурса, (д) институциональная невозможность реализации легальных прав.

Мне показалось это очень интересным в контексте одного из моих текущих проектов, который посвящён потенциалу саморегулирования децентрализованных конкурентно-кооперативных рынков. Возможно, ограничения, описанные в вышеуказанной статье, имеют место не только на уровне гражданской самоорганизации, но и в более широком контексте неоинституциональной экономики. Если так, то это может стать серьёзным препятствием для публичного управления в рамках неолиберальных подходов к экономической политике. Попробую более предметно написать об этом в ближайшие дни.
#публичноеуправление #сетевойподход

(1) Ostrom, E. (1990) Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action. Cambridge England; New York: Cambridge University Press.
(2) Rhodes, R. A. W. (1996). The New Governance: Governing without Government. Political Studies, 44(4), 652–667. https://doi.org/10.1111/j.1467-9248.1996.tb01747.x
(3) Rhodes, R.A.W. (1997) Understanding governance: policy networks, governance, reflexivity and accountability (Public Policy & Management), Philadelphia, US. Open University.
(4) Gunningham N, Grabosky P, Sinclair D (1998) Smart Regulation, Designing Environmental Policy. Oxford University Press,Oxford.
(5) Black J (2001) Decentring regulation: understanding the role of regulation and self regulation in a" post-regulatory" world.Current Legal Problems 54(1), 103–146.
(6) Gray, G. and van Rooij, B. (2020) Regulatory disempowerment: How enabling and controlling forms of power obstruct citizen‐based regulation. Regulation & Governance. doi:10.1111/rego.12328

Срочная информация по закрытию телеграм-канала Шварценгольд

Автора ТГ-канал "Шварценгольд" @Schwarzen деанонимизировали и уволили (или заставили уволиться) из родного вуза, а также заставили удалить свой канал. Об этом сообщает сотрудник вуза, уволившийся по собственному желанию до начала данной истории.

Напомню, что канал "Шварценгольд" еженедельно публиковал юмористические зарисовки из выдуманного университета ГУКУ, ни разу не упомянув реальных людей или название своего вуза.

Итак, автор канала работал в ДГТУ, г. Ростов-на-Дону. Ректор ДГТУ Месхи был очень недоволен, грозился уволить своих помощников, если не найдут. Легендарного Шварценгольда искали почти год, и лишь недавно нашли, якобы вычислив по номеру телефона.

По словам подписчика, для ректора ДГТУ очень важна репутация. Хоть в канале реальные имена ни разу и не упоминались, каждому, кто хоть раз сталкивался с ДГТУ, было ясно, о чём и о ком речь. Отсюда и такая реакция.

Я стараюсь не публиковать в своём канале названия конкретных вузов или НИИ, из которых приходят негативные новости. Но здесь случай вопиющий, и поэтому я публикую информацию открыто и прошу распространения у всех коллег по телеграму. Ректор - это не помещик, а сотрудники вуза - не крепостные крестьяне.


Если у вас есть подтверждение этой информации или какие-либо подробности, пишите в @RResearcherBot

#публичноеуправление
Прежде, чем раскрывать тезисы, обозначенные в последнем абзаце этого поста, необходимо разобраться с тем, что в этом контексте следует понимать под неолиберальными подходами.

Вообще, с понятием неолиберализма в отечественном общественном дискурсе есть серьёзная проблема - оно стало своеобразным ярлыком, который сегодня навешивают без разбора в качестве чуть ли не ругательства. Например, в недавней статье Н. Патрушева слово неолиберальный используется пять раз - и все мимо. Это, конечно, характеризует уровень компетентности автора и/или его спичрайтеров как минимум в данном конкретном вопросе, но также демонстрирует общую неопределённость относительно содержания термина. Кстати, нередко такое непонимание имеет место и в академических дискуссиях.

На мой взгляд, здесь почти нет политического (political) содержания, так как его ценностный и политический фундамент практически без изменений заложен традиционным либерализмом. Но в то же время имеет существенное наполнение в контексте policy, особенно экономической политики и политики развития, в основе которых лежит принцип минимизации роли государства в экономике. Неплохой обзор по теме недавно был на канале Пространство Политика @prostpolika (ищите там по тегу #неолиберализм).

Если придерживаться академического толкования неолиберальных подходов, то они заключаются в дерегулировании, либерализации рынков, приватизации государственного сектора и других аспектах, которые мы наблюдаем в экономической политике (policy) многих развитых и развивающихся стран. И в этом разрезе перечисленные здесь ограничения могут оказать существенное влияние на качество публичного управления в пост-регуляторной реальности, которая, как показывает практика, иногда становится логическим результатом реализации неолиберальных подходов.

#публичноеуправление #сетевойподход
Переходим к самому интересному. Неолиберальная экономическая политика имеет множество важных последствий, три из которых я подчеркну в этом посте. Во-первых, снижается регуляторная нагрузка на экономику, а у бизнеса появляется больше стимулов для развития. Во-вторых, есть и важный политический эффект: децентрализация и ресурсный рост в негосударственном секторе приводят к укреплению сетей политики (policy networks), которые постепенно переходят от влияния на политику на уровень совместного с государством производства политики (1, 2). В-третьих, дерегулирование несёт целый ряд потенциальных рисков для общества, за которые так сильно и ругают неолиберализм. Чтобы минимизировать эти риски, государство продолжает регулировать социально значимые аспекты (трудовые отношения, экологическую безопасность, нормы качества производимых товаров и т.д.). Таким образом, формируется пост-регуляторная среда (3, 4, 5), в которой нормы и правила игры вырабатываются совместно государством, бизнесом и третьим сектором, в том числе гражданскими сетями (citizen-based regulation).

Описанные тенденции, за редким исключением, характерны для развитых делиберативных демократий (о России в этом контексте будет следующий пост). Кроме того, даже в этих странах пост-регуляторная среда появляется далеко не во всех отраслях, кластерах и рынках, так как для её возникновения необходимо сочетание, как минимум, всех трёх вышеописанных факторов. Правда, нужно отметить, что возможны и другие механизмы, например, когда государство не минимизирует присутствие на рынке, а наоборот, приходит в нерегулируемые до этого области. Хорошей иллюстрацией здесь могут быть кейсы внедрения General Data Protection Regulation (GDPR) в Европейском Союзе или недавние попытки администрации Д. Трампа регулировать политику управления контентом в социальных медиа. Кстати, о том, как рано или поздно платформенная экономика будет системно регулироваться, я потом напишу отдельную серию постов.

Но вернёмся к тому, с чего началось это повествование. Оптимизм, связанный с формированием пост-регуляторных практик, может быть значительно скорректирован такими ограничениями на мезоуровне, как ресурсный дисбаланс, остаточное влияние регуляторов и политиков, неустойчивость институциональных горизонтальных связей, фрейминг дискурса знаний. Именно это я имел в виду, когда писал о возможных серьёзных препятствиях для публичного управления, основанного на неолиберальных подходах. И пост-регуляторика, концептуально оформленная в рамках теории нового публичного управления, пока не даёт хороших ответов на эти вызовы.

(1) Pestoff, V. (Ed.), Brandsen, T. (Ed.), Verschuere, B. (Ed.). (2012). New Public Governance, the Third Sector, and Co-Production. New York: Routledge, https://doi.org/10.4324/9780203152294
(2) Sorrentino, M., Sicilia, M., Howlett, M. (2018) Understanding co-production as a new public governance tool. Policy and Society. 37:3. 277-293. DOI: 10.1080/14494035.2018.1521676
(3) Black, J. (2001) Decentring regulation: understanding the role of regulation and self regulation in a" post-regulatory" world. Current Legal Problems 54(1), 103–146.
(4) Scott, C. (2004). Regulation in the Age of Governance: The Rise of the Post- Regulatory State. In The Politics of Regulation, edited by Jacint, Jordana and David Levi-Faur, 145–74. Cheltenham: Edward Elgar.
(5) Crawford, A. (2006). Networked governance and the post-regulatory state?: Steering, rowing and anchoring the provision of policing and security. Theoretical Criminology, 10(4), 449–479. https://doi.org/10.1177/1362480606068874

Итак, политологи, экономисты и специалисты в области публичной политики сходятся в том, что возникновение пост-регуляторной среды, в которой политики, регуляторы и негосударственные акторы сопроизводят политико-управленческие решения, - это объективный процесс. Он обусловлен либерализацией рынков в целях экономического роста, появлением сетей политики (policy networks), усложнением объектов управления, резко возросшей динамикой общественных изменений. Так что умное регулирование, децентрализованное регулирование и сопроизводство политики не "неолиберальная блажь", а адекватный ответ на возникающие вызовы. Но ещё раз подчеркну, что адекватный для ряда стран, Россия в число которых пока не входит.

На самом деле неолиберальные реформы имели место и в современной России, особенно в первые президентские сроки В.В. Путина. Это было возможным благодаря экстремально высоким доходам бюджета от сырьевого экспорта, а также осознанию властными элитами необходимости либерализации экономики для стимулирования и поддержки экономического роста. И в некоторых сферах эти реформы были реализованы достаточно успешно. Но постепенно трансформация политического режима взяла своё. О том, что авторитарный режим в России старается компенсировать создаваемые издержки для экономики и общества рекрутированием квалифицированных кадров в исполнительные органы власти, я уже упоминал. Но даже эти управленцы и эксперты в Минфине, Минэкономразвития, Минпромторге уже неспособны сглаживать негативные эффекты от растущего присутствия государства (в том числе и множества квазигосударственных акторов) в экономике, постоянного расширения интересов элит, ищущих новые источники извлечения ренты, и множества других факторов политического режима.

Поэтому умное регулирование, регуляторная гильотина, оценка регулирующего воздействия, о которых так много говорят и пишут, например, коллеги из @smart_regulation, у меня как политолога вызывают смешанные чувства. С одной стороны, я понимаю, что это малоэффективные попытки применить успешные западные подходы к экономической политике, которые, в целом, не подходят той среде и политико-управленческой парадигме, которые сейчас есть в России. Но с другой стороны, знаю, что даже в России существуют области, где эти инструменты работают и, значит, их обязательно нужно использовать. Да, есть рынки с достаточно высоким уровнем либерализации, конкуренции, потенциалом сетевого сотрудничества. Их мало, и нередко они ограничены каким-то конкретным регионом, так как в разных субъектах федерации есть, оказывается, свои особенности политико-административного режима. Они обусловлены, правда, не институтами федерализма (с этой точки зрения у нас только два полноценных субъекта - Москва и Чечня), а конфигурацией региональных элит, но часто довольно устойчивой.
#публичноеуправление #сетевойподход

Не думал, что нужно будет возвращаться к этому, и поэтому специально выделил в последнем абзаце этого поста тезис о том, что критика методологии С. Шпилькина имеет смысл только в границах научного дискурса. Но, видимо, тема многих очень задела. Мне по этому поводу писали подписчики, а @msmprapn и @youthpolicy обнаружили статьи в прессе, где учёные критикуют метод выявления электоральных аномалий. Ну, как критикуют? Да и не всегда учёные.

Например, здесь и здесь выступают "политологи", о квалификации которых мне судить трудно, так как даже в РИНЦ мне не удалось найти ни одной их статьи.
А в этой и этой статьях сразу несколько остепенённых учёных с публикациями, хоть и не по теме, тоже пытаются оспорить метод. Правда, делают это поверхностно и не по существу - в стиле "сам дурак".
Наконец, в научно-популярном стиле пишет материал действительно признанный и уважаемый политолог С. Володенков. Во вводной части он апеллирует к критике подхода, которая действительно есть в общественных науках. Эта критика касается в первую очередь концептуальных, а не методических аспектов. Но вот когда речь идёт конкретных примерах, автор (не знаю, случайно или намеренно) приводит графики, которые построены по другому принципу, нежели у С. Шпилькина. Он переводит фокус внимания с явки на распределение долей голосов.

Я не специалист в области электоральных исследований, поэтому мне сложно критиковать метод С. Шпилькина. Мне достаточно того, что его доклады по этой теме многократно обсуждены на научных конференциях, а работы опубликованы в рецензируемых журналах. Может, я открою кому-то секрет, но именно так и работает наука. На мой взгляд, кстати, в его статьях "проседает" политологический аспект: не до конца проработаны выводы в части концептуализации электоральных процессов в условиях недемократических режимов. А метод будем обсуждать, когда в профильных научных изданиях появятся публикации с его критикой.

Но важна эта дискуссия совершенно по другой причине. Обратите внимание, каков разрыв между настоящей наукой и шарлатанством, особенно в публичном дискурсе. Ведь это всё феномены одного ряда: истерика по поводу "всеобщей чипизации", опасность вышек 5G, лжедоктора с миллионами подписчиков, антипрививочники, плоскоземельцы, политологи и экономисты без публикаций, но комментирующие всё подряд. Пора бы уже почётного академика ВРАЛ вручать по разным номинациям. А то один почетный академик в год - это маловато. Очередь растёт слишком быстро.
#политология #выборы

Разбираясь с очень интересной статьёй Agency proliferation and the globalization of the regulatory state: Introducing a data set on the institutional features of regulatory agencies (1) обнаружил, что один из авторов - Xavier Fernández i Marín - ведёт свой сайт, где публикует собственные скрипты для сбора и обработки данных, собранные эмпирические базы, методички и многое другое.

Во-первых, это может быть интересно тем, кто работает над проблемами публичного управления и регулирования. Например, здесь можно найти обширную базу данных и набор визуализаций по упомянутой статье. Выборка впечатляет: 799 органов в 115 странах и 17 секторах политики. Кроме того, есть и методичка, которая поможет работать с этими данными в R. Так что можно, ссылаясь на авторов, использовать базу данных в своих научных целях.

Во-вторых, это прекрасный образец того, как можно популяризировать свои исследования. Это не просто страничка сотрудника на сайте института/факультета/кафедры с перечнем публикаций, читаемых курсов и вехами академического пути, а полноценный научный ресурс. На мой взгляд, достойный пример для подражания.
#данные #ресурсыполитолога

(1) Jordana, J., Fernández-i-Marín, X. and Bianculli, A. C. (2018). Agency proliferation and the globalization of the regulatory state: Introducing a data set on the institutional features of regulatory agencies. Regulation & Governance. Vol 12, Issue 4, 524-540. doi:10.1111/rego.12189

#ресурсыполитолога #данные
Команда проекта World Values Survey объявила о публикации результатов седьмой волны исследования. На этот раз в базе представлены данные, собранные с 2017 по 2020 годы, в том числе в рамках сотрудничества с European Values Study. Кроме того, добавлены новые государства: Боливия, Греция, Мьянма, Никарагуа и Таджикистан. Теперь в выборке 77 стран и более 129 тысяч респондентов. Как обычно, базу данных можно скачать полностью или использовать инструменты для онлайн-анализа прямо на ресурсе проекта.

Недавно я описывал ситуацию, когда догадался, кто авторы рецензируемой статьи. Как и в прошлый раз, я написал редактору о том, что отказываюсь от рецензирования в связи с потенциальным конфликтом интересов. Кстати, этот вариант в опросе был самым популярным (46% голосов).
В понедельник я получил ответ от редактора. Он предлагает мне всё-таки написать рецензию, но не заполнять первую часть бланка, где есть формализованные вопросы и ответы (соответствует/не соответствует, принять/не принять и т.д.). По словам редактора, моя рецензия не будет иметь значения для журнала, но может быть полезна авторам для доработки текста.

Рецензию я, конечно, подготовлю. На мой взгляд, здесь есть один важный момент, о котором мы не всегда задумываемся. Когда мы с коллегами обсуждаем рецензирование, я часто слышу мнение, что это бесполезная трата времени, бесплатный труд, и поэтому к рецензиям многие подходят чисто формально. Тем более, что само рецензирование не так статусно, как, например, членство в редколлегии журнала.

Отношение к рецензированию как к формальности - это бич российской политической науки. Подозреваю, что это касается и других общественных наук. У меня почти два десятка статей в отечественных научных журналах, и ни на одну из них я не получал нормальной критической рецензии. В большинстве случаев вообще никаких не было, а в нескольких - сам даже готовил рецензию, чтобы ее просто подписал коллега с соседней кафедры/факультета. В то же время сейчас у меня направлены три статьи в зарубежные журналы, на две из которых я уже получил отзывы и комментарии. В обоих случаях статус "accepted with major revisions", и предстоит огромный объём работы, а по сути подготовка принципиально новых текстов. Причём с подавляющим большинством комментариев сложно не согласиться.

Поэтому в разговорах о научном рецензировании я всегда стараюсь подчеркнуть одну простую, но, как оказывается, не для всех очевидную, мысль: тщательно подготовленная рецензия - это тоже вклад в науку, порой не меньший, чем и само проведённое исследование.

Помните, какие были жаркие споры вокруг стратегии умного голосования, которую продвигал @navalny на выборах в сентябре 2019 года? Наконец, есть и научный анализ результатов этой кампании. Михаил Турченко и Григорий Голосов опубликовали статью (1), где представляют своё исследование результативности умного голосования на муниципальных выборах в Санкт-Петербурге.

Если кратко, то авторы приходят к следующим выводам:
(а) агитационная кампания умного голосования сработала, и многие избиратели следовали рекомендациям, когда делали свой выбор;
(б) кандидаты, которые были поддержаны в рамках кампании умного голосования, получили больше голосов, чем кандидаты, оставшиеся без поддержки;
(в) результаты кандидатов от "Единой России", против которых и было направлено умное голосование, были хуже, чем могли бы быть без контрагитации.

Авторы утверждают, что стратегия была эффективной. По крайней мере, можно с ними согласиться относительно голосования в Санкт-Петербурге. Но всё-таки нужно признать, что результаты исследования сложно экстраполировать на всю страну. Кроме того, в Питере стойкие традиции стратегического голосования (а в политической теории это именно стратегическое голосование). Например, когда в 2007 году к выборам в Законодательное собрание не допустили "Яблоко", многие избиратели проголосовали стратегически за КПРФ и "Справедливую Россию" без всякой агитационной кампании против "Единой России". Так что надеемся, что в ближайшее время кто-то опубликует результаты исследований и по другим регионам.
#выборы

(1) Mikhail Turchenko & Grigorii V. Golosov (2020) Smart enough to make a difference? An empirical test of the efficacy of strategic voting in Russia’s authoritarian elections, Post-Soviet Affairs, DOI: 10.1080/1060586X.2020.1796386

Русский research отзывается на мой пост о рецензировании и добавляет, что в отечественных физико-математических науках ситуация лучше (а мы и не сомневались), но всё равно отстаёт от мировых стандартов. А на днях очень кстати появился интересный пост на Хабре, где автор пишет о проблемах научных публикаций. Помимо всего прочего, что мы уже много раз обсуждали, там есть очень верная, на мой взгляд, мысль:

Основная функция журнала сейчас — хостинг pdf. Это меньше, чем делает, например, Wikipedia. При этом за такой сервис нужно платить несколько тысяч долларов за один документ, — наверно, самый дорогой хостинг в мире.
Понятно, что я утрирую, но в наше время есть столько возможностей для отзывов, оценок и агрегации статей. Можно предоставить платформу ученым для непосредственного обсуждения статей прямо на сайте, и привлечь их туда. Если взять для примера Хабр, то комментарии часто не уступают самой статье.

Я давно уже думал над этим. В РИНЦ есть возможность комментирования размещенных публикаций, но я ни разу не видел, чтобы кто-то ею воспользовался. Кроме того, эти комментарии касались бы уже опубликованного итогового текста. А ведь обратная связь от научного сообщества (а не пары рецензентов) - это бездонный ресурс для совершенствования качества исследований. В этой связи я уже несколько раз слышал об идее использования VCS для научной работы. VCS (version control system) - это система управления версиями, которая используется для работы с постоянно изменяющейся информацией. Так можно хранить несколько вариантов одного документа, отслеживать изменения и их авторов, поддерживать возможность комментирования к каждой из версий. Самым известным, наверное, вариантом такой системы стал GIT, используемый в программировании и разработке.

Важно, что для такого подхода уже есть фундамент. Например, это готовые инфраструктуры ресурсов arXiv.org (Cornell University) или osf.io (Center for Open Science). Представьте, что есть цифровая экосистема, где научная группа публикует результаты исследований в виде постоянно обновляемых документов, отвечает на публичные комментарии и замечания других учёных и не распыляется на множество публикаций. Как отмечает @trueresearch, публикуемая и доступная всем участникам процесса переписка авторов с рецензентами вполне может превосходить объём самой статьи в 2-3 раза. Так зачем плодить десятки статей по одной теме или пытаться воспроизвести чужие результаты (что сложно опубликовать, а потом даже опубликованное не будет цитироваться), если можно обойтись одним тредом, состоящим из публичных документов? И да, не нужно ждать несколько лет, пока это всё опубликуют.

Здесь же возникнет принципиально новый подход к оценке качества научной работы, а издательства с их миллиардным бизнесом на научных публикациях исчезнут. Уверен, наука и её популяризация от этого точно выиграют.
#управлениенаукой

#объявления
Центр изучения Германии и Европы (СПбГУ - Университет Билефельда) объявляет Седьмой российско-европейский конкурс научных статей магистрантов и аспирантов.

Приглашаем подавать на конкурс как недавно опубликованные, так и неопубликованные исследовательские работы, выполненные магистрантами, аспирантами и соискателями в области социальных и гуманитарных наук по темам, связанным с изучением Европы (для российских исследователей) или России (для европейских исследователей).

Главным призом станет финансовая поддержка проведения эмпирического исследования в Европе (для российских исследователей) или России (для европейских исследователей), а также публикация итогового варианта рукописи в рамках серии «CGES Working Papers».

Дедлайн подачи заявок – 12 октября 2020 года.

Финал конкурса состоится в ноябре 2020 года в Санкт-Петербурге. Прошедшие в финал кандидаты представят свою работу на английском языке перед членами жюри.
Также финалисты смогут принять участие в семинаре по написанию и публикации статей в международных научных журналах под руководством европейского преподавателя.

Подробную информацию и требования к статьям можно скачать здесь

Счётная палата РФ подготовила отчёт "Открытость государства в России - 2020". Я сам много раз искал какие-то данные для исследований и анализа на ресурсах Минобрнауки и знаю, что с открытостью там не всё в порядке. Но признаюсь, всё равно был удивлен, когда увидел, что в рейтинге федеральных министерств оно занимает последнее место.

Но есть и ещё одна удивительная вещь. Складывается впечатление, что уважаемые коллеги делают вид, будто не понимают базовые принципы прозрачности и подотчётности государственного управления. Открытость должна проявляться не только в Telegram или на всевозможных форумах и других PR-площадках. В первую очередь необходима публикация полных и релевантных открытых данных (желательно ещё и в машиночитаемом формате), что важно для оценки качества управления. Тем более, что различных наборов этих данных в научно-образовательной сфере очень много. А также хорошо бы детализировать и бюджетные затраты, которые сейчас выводятся из-под контроля в виде миллиардных субсидий, что дало бы возможность измерять эффективность различных научно-образовательных инициатив, рождаемых под эгидой Министерства.

Несколько дней сомневался, стоит ли высказывать свою позицию по поводу доклада ВШЭ "Терроризм: недопустимость оправдания. Исторические, этические и правовые аспекты. Но решил всё-таки написать, так как это имеет прямое отношение к науке и образованию, в целом, и политологии, в частности.

Если кто не знает, началось всё с очередных спорных комментариев профессора ВШЭ Гасана Гусейнова в Фэйсбуке. На этот раз он якобы оправдывал террористов, устроивших захват заложников в театре на Дубровке в 2002 году. В ответ и был выпущен этот доклад, который скорее вызывает вопросы, чем даёт ответы. В этом отношении согласен с мнением коллег из НОП. Выглядит это сочинение так, будто от руководства Вышки поступил сигнал, что нужно коллективно отреагировать, чтобы создать отстройку от позиции своего сотрудника. В результате один писал, второй поправил, остальные просто подписались, а опубликовано под шапкой ВШЭ.

Довольно странно, что в организации, где собраны очень квалифицированные учёные, умеющие писать отличные тексты, возник такой слабый, со всех точек зрения, документ. Полагаю, что те, кто мог бы, просто не захотели в этом участвовать. Или, заранее зная их отношение к проблеме, руководство не стало к ним обращаться.

Я вообще считаю, что политика многих организаций, регламентирующая, что можно, а что нельзя говорить сотрудникам, порочна в принципе. Особенно это касается учёных, которые могут и должны высказываться публично и при этом сами отвечать за свои слова. Если они ошибаются, лучше, если им также публично на это укажет научное сообщество, а не бюрократы-администраторы. Я часто не соглашаюсь по сути с Олегом Матвейчевым и по форме с Гасаном Гусейновым, когда они выступают в социальных сетях, но это никак не влияет на моё отношение к их работодателю - ВШЭ. Считаю, что нужно разделять рабочий и личный дискурс даже у публичных персон. Я же не знаю, что они говорят в аудитории, а их научные статьи я не читал.

Кроме того, все эти дискуссии уводят от обсуждения проблем по существу. А подобная стилистика - ещё и упрощает дискурс, делая его вульгарным. Меня, например, смущает, что мне приходится говорить о низком качестве этого эссе, а не содержании поднимаемой в нём проблемы. А ведь здесь есть очень важный аспект, связанный с дихотомией "оправдание-объяснение мотивов". Объяснять чьё-то поведение не значит оправдывать его. И наоборот, изучение военных преступлений никак не умаляет подвиг героев. И не нужно здесь заниматься крючкотворством - на места всё расставляет здравый смысл. Иначе, борьба с "оправданием" и "переписыванием истории" становится удивительно похожа на феномен cancel culture, которую они сами так активно осуждают.

Наконец, хочу заметить, что в студенческой среде политологов терроризм как объект изучения довольно популярен. На потоке всегда есть 3-4 студента, которые пытаются заниматься этой темой. Но по опыту скажу, что почти все работы по терроризму, которые мне приходилось рецензировать, страдали одним большим недостатком - там не было научного политологического, социологического, правового анализа. Отсутствие чёткой методологии исследования в случае с терроризмом приводит к тому, что текст насыщается моральным императивом. И опубликованный ВШЭ доклад, хотя написан и не студентом, - прекрасная этому иллюстрация.
#политология

Мы много обсуждаем мусорные журналы и то, как российские учёные имитируют научную деятельность публикуясь в таких изданиях, но тут коллеги (пост и комментарии в ФБ у Владимира Гельмана) дали наводку ещё на один интересный и, на мой взгляд, нетривиальный случай. Речь идёт о респектабельном издательстве Springer и опубликованной им монографии в довольно известной серии Contributions to Economics. Это совсем свежая книга Public Administration and Regional Management in Russia.

Я не хотел бы делать преждевременные выводы, но кое-что меня сразу насторожило. На 476 страницах уместилось целых 50 глав, каждая из которых, как мы знаем, считается и индексируется в SCOPUS отдельно. То есть по сути это 50 отдельных публикаций по 7-12 страниц. Краткость - сестра таланта? Возможно, но я не поленился и прочитал несколько доступных для просмотра глав. Увиденное меня поразило ещё больше: все написаны по одному шаблону, на ужасном английском и на очень низком научном уровне. А ведь кто-то теперь этими поделками отчитается о научной работе, получит премии за публикационную активность, повысит свой индекс Хирша (там полно самоцитирований), привлечёт бюджетное финансирование и т.д.

Ладно, я уже не удивлён тем, что множество российских исследователей занимается такой ерундой. Но, Springer, вы-то что делаете? #политология

Редактор Science Герберт Холден Торп в своей колонке напоминает, что 75 лет назад Вэнневар Буш представил Президенту Г. Трумэну свой доклад "Science - The Endless Frontier", который заложил основы системы финансирования фундаментальных исследований в США. Рассказывая эту историю он утверждает, что наука всегда была политически значимой, и делает следующий вывод: "наука процветает, когда на её стороне прагматичные и искусные политики, и страдает, когда её оппоненты политически сильнее". Сложно не согласиться. Но в свете его предпоследнего текста, который был опубликован в конце июня, этот тезис звучит ещё интереснее, ведь оказывается, что "убедительных слов порой тоже недостаточно". Приводя в пример дискуссии об окружающей среде и ситуацию с пандемией коронавируса, Г.Х. Торп замечает, что "научное сообщество проигрывает цифровому левиафану дезинформации". И обвиняет в этом политиков.

И вот здесь я бы поспорил. Про политиков я скажу ниже, но вина в размывании значимости настоящего научного знания и плохом качестве научной коммуникации лежит, в том числе, и на самом сообществе исследователей. Я уже высказывал своё удивление тем, как на пандемию реагируют учёные. Но есть и ещё целый ряд вопросов. Кто выдавал гипотезы за работающие модели? Кто строил пугающие экспоненты, основанные на некачественных данных? Кто размещал в открытом доступе препринты без должного экспертного обсуждения, понимая, что журналисты в погоне за кликами опубликуют любую "сенсацию"? Почему экономисты, политологи и специалисты по публичной политике не смогли предложить внятные ответы на вызовы пандемии?

Относительно политической науки у меня в этом контексте есть пара соображений.
Во-первых, мы на самом деле всё чаще наблюдаем, что научное знание для политиков становится в меньшей степени ценностью, и в большей - политическим инструментом. Обратите внимание, как политики апеллируют к науке и поддерживают учёных, когда им это выгодно, и замалчивают результаты научных исследований, когда они расходятся с их собственными установками или ожиданиями избирателей. Это касается и естественных наук (ГМО, научное обоснование гомосексуального поведения, доказательная медицина и др.), но особенно ярко проявляется в науках общественных. Именно поэтому учёных, которые критикуют политиков и бюрократов, отодвигают от экспертизы в процессе принятия решений. На их место приходят лояльные эксперты, квалификация которых может быть разной. В итоге, иррациональная паника, охватившая и управленцев, и работающих на них экспертов, только усилила негативные эффекты.

Во-вторых, как я уже заметил, политологи далеко не всегда могут дать хорошие советы. Чьи работы вспомнили в связи с пандемией? Джорджио Агамбена и Нассима Талеба. Серьёзно? На мой взгляд, это прямое следствие кризиса позитивизма в современных общественных науках. Мы очень много знаем о разнообразных кейсах на микроуровне, но уже давно не можем сказать ничего нового в целом об обществе, которое стремительно меняется. В результате страдают прогностическая функция науки и её потенциал для поддержки принятия политических решений. Но сами учёные, участвующие в выработке и экспертизе решений, этого признавать не хотят.

Сразу два подписчика попросили подробнее раскрыть второй тезис 👆, и я обязательно сделаю это чуть позже. Но ко всему посту хочу добавить ещё слова известного профессора эпидемиологии Джона Иоаннидиса из Стэнфорда:

"Авторы моделей "астрономически ошиблись" в предсказаниях относительно COVID-19, и теперь мир за это расплачивается."

"Печальная ирония заключается в том, что многие из величайших бедствий в современной истории — сталинские колхозы, "Большой скачок" Мао и другие — являются результатом того, что централизованные органы принятия решений пытались улучшить положение людей посредством их принуждения. Во время пандемии коронавируса эксперты, хотя и непреднамеренно, вызвали одну из самых серьезных катастроф в современной истории, лишив права выбора тех, кто обладал более качественным знанием на локальном уровне."

В связи с текущими событиями вспомнилась прекрасная научная инструкция для авторитарных лидеров, которую в начале этого года подготовила Маргарита Завадская. Само собой, актуально не только для Беларуси.