Приснился черт на побегушках,
Свой хвост крутил лихой бедой,
Мы пили пиво в черных кружках,
И ели - брезгуя едой.
Собаки выли, выли кошки,
И ветер бил свой злой канкан,
Какой-то бес стучал в окошко,
И все твердил, что жизнь капкан.
Запели мы-дрожали стены,
Дрожал мой сон под злой мотив,
А на стенах плясали тени,
Друзей- погибших и кто жив.
Как грустно падала мне в ноги,
Слезинка сна-звезда с небес,
В дали сгущалась пыль с дороги,
И звал с собой в дорогу бес...
Свой хвост крутил лихой бедой,
Мы пили пиво в черных кружках,
И ели - брезгуя едой.
Собаки выли, выли кошки,
И ветер бил свой злой канкан,
Какой-то бес стучал в окошко,
И все твердил, что жизнь капкан.
Запели мы-дрожали стены,
Дрожал мой сон под злой мотив,
А на стенах плясали тени,
Друзей- погибших и кто жив.
Как грустно падала мне в ноги,
Слезинка сна-звезда с небес,
В дали сгущалась пыль с дороги,
И звал с собой в дорогу бес...
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Наш неповторимый, наш святой АРЦАХ!
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Природа Арцаха щедра на неожиданные подарки.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Преступная блокада со стороны Азербайджана ограничивает также свободу передвижения арцахцев, но если есть велосипед, стоит с водительского кресла пересесть на седло.
А наша природа всегда чудесна!
А наша природа всегда чудесна!
Кровавое равновесие.
Служебный долг, желание жить и закон тянут за веревки, свободные концы которых намертво прикреплены к конечностям каждого командира. Любое нарушение равновесия заканчивается кровавым расчленением тела бедолаги.
Такие разные родины.
Во время войны для труса родина-эшафот, для казнокрада-золото, закопанное под окровавленной землей, для храбреца-арена, где можно состязаться с богами. Побеждать богов . на этой арене иногда возможно, оставаться в живых-нет.
Отсекатель душы.
Совершенная цель войны по отношению к находящимся на его территории людям состоит в отсечении души от тела посредством убийства последнего. Но, несомнено, война пытается отсекать душу от тела еще до того как сумеет убить его. Тело, этот жалкий храм души, валяется в грязи или дрожит от холода, прячется от смерти, которая мчится на него из за заполненного ненавистью горизонта, или забывается в тепле пугливого костра, а душа, упрямо отрицая ад, через все круги которого еще должно пройти тело, ищет лазейку для метафизического побега из реальности: В дни войны тело -символ реальности, а душа-извечный скиталец между безвозвратно ушедшим прошлым и никогда не приходящим будущим:
Служебный долг, желание жить и закон тянут за веревки, свободные концы которых намертво прикреплены к конечностям каждого командира. Любое нарушение равновесия заканчивается кровавым расчленением тела бедолаги.
Такие разные родины.
Во время войны для труса родина-эшафот, для казнокрада-золото, закопанное под окровавленной землей, для храбреца-арена, где можно состязаться с богами. Побеждать богов . на этой арене иногда возможно, оставаться в живых-нет.
Отсекатель душы.
Совершенная цель войны по отношению к находящимся на его территории людям состоит в отсечении души от тела посредством убийства последнего. Но, несомнено, война пытается отсекать душу от тела еще до того как сумеет убить его. Тело, этот жалкий храм души, валяется в грязи или дрожит от холода, прячется от смерти, которая мчится на него из за заполненного ненавистью горизонта, или забывается в тепле пугливого костра, а душа, упрямо отрицая ад, через все круги которого еще должно пройти тело, ищет лазейку для метафизического побега из реальности: В дни войны тело -символ реальности, а душа-извечный скиталец между безвозвратно ушедшим прошлым и никогда не приходящим будущим:
Запыленный инструмент.
Смерть, чтобы смириться с существованием которой человечество приложило немалые философские усилия, во время войны, лишившись завесы потусторонней тайны, становится запыленным инструментом, лежащим в углу казармы. Если Монтень, имея дело со смертью, учился философствовать, то на войне после убийства опорожняют мочевой пузырь и спокойно идут обедать.
Степени ужаса
Снаряд, летящий в здание из-за переполненного гулом горизонта, или тромб, оторвавшийся от стенки сосуда и поплывший к сердцу, одинаково смертельны, но второй вариант преждевременной кончины не становится причиной постоянного беспокойства, потому что в повседневной человеческой жизни смерти не существует. Это давало Эпикуру повод утверждать, что смерть не имеет к нам никакого отношения, потому что, когда мы есть, смерти нет, а когда есть смерть, нет уже нас. На войне есть и мы, и смерть, так что даже глядя на безмолвный горизонт, возможно познать все степени ужаса.