Спору нет: в отечественной науке об античности нет сейчас человека сравнимого с Андреем Лебедевым. Его «Фрагменты ранних греческих философов» — это классика, на которой учится каждый студент-философ. Его книга о Гераклите — самое значительное явление в этой области антиковедения за последние 30 лет. Но все же порой чтение этой книги вызывает, скажем так, некоторые вопросы. Почти все они могут быть описаны так: действительно ли есть хорошие основания полагать, что та тонкая и систематически организованная мысль, которую Лебедев видит во фрагментах Гераклита, это собственно мысль Гераклита, а не самого Лебедева? Ясно, что отвечать на такие вопросы непросто, они слишком общие. Но вот возьмем один пример, который, как нам кажется, показывает осмысленность этого вопроса в отношениях некоторых пунктов стратегии Лебедева. Есть такой фрагмент, у Лебедева он идет под номером 153. Звучит он (у Лебедева) так: «Бессмертные смертные, смертные бессмертные, одни живут смертью других, а те умирают их жизнью». Всё. Это вся мысль. Мысль довольно странная, согласитесь. Но в целом ясно, что это что-то про борьбу противоположностей и их единство, если говорить старым гегельянским, который в данном случае вполне уместен, насколько мы можем судить. А теперь посмотрим, как этот фрагмент комментируется у Лебедева.
«Фрагмент построен на сочетании социоморфного, военного и долгового метафорического кода. Вопреки народным и поэтическим представлениям о пропасти, отделяющей мир небесных богов от «земных человеков», боги (т. е. космические стихии и светила) и люди — живут в одном мире (космосе), в одном вселенском государстве Зевса, и повинуясь «божественному зако ну» войны и мира, гармонии противоположностей, меняются ролями и местами в сроки, предопределенные судьбой (закон маятника или «дорога туда и обратно»). В военном коде бессмертные — это победители (свободные), смертные — проигравшие (рабы). В экономическом (долговом) коде они живут «в долг» или «за счет» или «ценой» другого. Аккузативы θάνατον и βίον — это accusativus pretii. Жизнь — не благодать, любая жизнь оплачивается смертью другого, и наоборот. Возможно, самая революционная идея Гераклита. 1) Она ликвидирует фундамент греческой религии, дуализм небесного и земного и 2) имеет столь же революционный корроларий в этике: человек может стать богом, человеку открыт путь на Олимп, на это надо надеяться. Все это тщательно продумано и подчинено практическим задачам эпохи. Основу греческой религии необходимо было разрушить в интересах монотеистической реформы. А обещание божественной доли героям необходимо было для того, чтобы заставить «зажравшихся» эфесцев воевать и не трястись за свою жизнь».
Вот такой комментарий. Честно говоря, довольно сложно воспринимать его без некоторой иронии. Но если сдержать ее, то у нас получится следующее. Тринадцать слов, из которых в русском переводе состоит этот фрагмент, делают следующее. 1) Сочетают три слоя кода; 2) критикуют народную религию, в результате чего ликвидируется фундамент оной; 3) описывают, как все устроено на самом деле в делах божественных, и даже указывают на законы этого устроения; 4) дают социально-политический комментарий; 5) продвигают тезис «жизнь не благодать» (с этим тезисом мы совершенно согласны); 6) совершают революцию в этике, определяется то, на что нужно возлагать надежды; 7) развивают идеи монотеизма; 8) пропагандируют жителей Эфеса на войну.
Мы не отрицаем, что все это действительно есть в этом фрагменте. Или что это можно увидеть в этом фрагменте, если смотреть на него очень долго, держа в голове все, что человечество произвело в отношении Гераклита за всю историю науки. Однако, даже допуская эти возможности, убедить себя в их актуальности нам трудновато: слишком же жирные куски достает Андрей Валентинович из такой тощей тушки.
«Фрагмент построен на сочетании социоморфного, военного и долгового метафорического кода. Вопреки народным и поэтическим представлениям о пропасти, отделяющей мир небесных богов от «земных человеков», боги (т. е. космические стихии и светила) и люди — живут в одном мире (космосе), в одном вселенском государстве Зевса, и повинуясь «божественному зако ну» войны и мира, гармонии противоположностей, меняются ролями и местами в сроки, предопределенные судьбой (закон маятника или «дорога туда и обратно»). В военном коде бессмертные — это победители (свободные), смертные — проигравшие (рабы). В экономическом (долговом) коде они живут «в долг» или «за счет» или «ценой» другого. Аккузативы θάνατον и βίον — это accusativus pretii. Жизнь — не благодать, любая жизнь оплачивается смертью другого, и наоборот. Возможно, самая революционная идея Гераклита. 1) Она ликвидирует фундамент греческой религии, дуализм небесного и земного и 2) имеет столь же революционный корроларий в этике: человек может стать богом, человеку открыт путь на Олимп, на это надо надеяться. Все это тщательно продумано и подчинено практическим задачам эпохи. Основу греческой религии необходимо было разрушить в интересах монотеистической реформы. А обещание божественной доли героям необходимо было для того, чтобы заставить «зажравшихся» эфесцев воевать и не трястись за свою жизнь».
Вот такой комментарий. Честно говоря, довольно сложно воспринимать его без некоторой иронии. Но если сдержать ее, то у нас получится следующее. Тринадцать слов, из которых в русском переводе состоит этот фрагмент, делают следующее. 1) Сочетают три слоя кода; 2) критикуют народную религию, в результате чего ликвидируется фундамент оной; 3) описывают, как все устроено на самом деле в делах божественных, и даже указывают на законы этого устроения; 4) дают социально-политический комментарий; 5) продвигают тезис «жизнь не благодать» (с этим тезисом мы совершенно согласны); 6) совершают революцию в этике, определяется то, на что нужно возлагать надежды; 7) развивают идеи монотеизма; 8) пропагандируют жителей Эфеса на войну.
Мы не отрицаем, что все это действительно есть в этом фрагменте. Или что это можно увидеть в этом фрагменте, если смотреть на него очень долго, держа в голове все, что человечество произвело в отношении Гераклита за всю историю науки. Однако, даже допуская эти возможности, убедить себя в их актуальности нам трудновато: слишком же жирные куски достает Андрей Валентинович из такой тощей тушки.
Любят всё же оксфордские доны подать свою идею, скажем так, ловко и с оценкой. Вот Барнс, например, продвигает свое видение Ксенофана как рационалиста так: «Согласно Ницше, Ксенофан просто ‘религиозный мистик’; и современная гуманитарная наука с этим согласна <…>. У Ксенофана ‘мистическая интуиция’ заменяет ‘чистое рассуждение’ его ионийских предшественников. Если это верно, то Ксенофан — прародитель того пагубного племени теологических иррационалистов, самым громким представителем которого был Мартин Лютер и чьи недавние притязания на философскую респектабельность поддержаны восставшей из могилы бледной тенью покойного Витгенштейна. Должен ли Ксенофан действительно нести такую серьезную и посмертную ответственность? Я думаю, что во фрагментах нет никаких свидетельств в пользу мистической или иррациональной интерпретации Ксенофана». См. Barnes J. The Presocratic Philosophers, 1983, p. 65.
Оказывается, что Джон Локк был в комиксах Марвел. Правда, очень недолго. Есть такой безумный и не очень хороший комикс S.H.I.E.L.D.: Infinity #1. Там Ньютон приходит к Лейбницу. И Лейбниц такой: "Я знаю, что ты сделал!". Ньютон: "И что же?". Лейбниц: "Ты убил Джона Флемстида, Роберта Гука, Блеза Паскаля и Джона Локка! Они были твоими соперниками. И я знал, что ты придешь за мною". Ну и Ньютон забивает Лейбница томом "Начал натуральной философии". Словом, сюжет жирный. А вот так выглядит смерть Паскаля и Локка. Исторический Локк Ньютону соперником не был, и говорил, что "в век, который рождает такие дарования, как великий Гюйгенс, несравненный
Ньютон и несколько других такой же величины, будет достаточной честью служить в качестве простого рабочего, занятого лишь на расчистке почвы и удалении части мусора, лежащего на пути к знанию". Также почтение к теории Ньютона побудило Локка изменить свои взгляды. В первых изданиях "Опыта" он критиковал дальнодействие, а в в 4-ом издании эту критику он убрал.
Ньютон и несколько других такой же величины, будет достаточной честью служить в качестве простого рабочего, занятого лишь на расчистке почвы и удалении части мусора, лежащего на пути к знанию". Также почтение к теории Ньютона побудило Локка изменить свои взгляды. В первых изданиях "Опыта" он критиковал дальнодействие, а в в 4-ом издании эту критику он убрал.
Есть в отношении моральной философии такая проблема — проблема бухтящего деда. В целом-то эта область очень интересна и, наверное, полезна. Любопытно почитать про то, что удалось понять про мораль и нравственность тем, кто думал на эти темы серьезно и долго. Но вот порой очень сложно убедить себя в том, что то, что ты читаешь — это серьезное научное исследование, а не поучение неразумному юношеству. Чем исследование отличается от проповеди? Тем, что проповедь — текст гладкий, он тебя к чему-то побуждает, он взывает к здравому смыслу и эмоциям. Исследователь, конечно, тоже должен не упускать из виду здравый смысл. И он может, наверное, иногда ссылаться на эмоции. Однако в ключевых моментах исследователь, насколько мы это себе представляем, должен остановиться и сказать: дорогой читатель, доктрина, к которой я пришел, основана на вот таких-то и таких-то недвусмысленно сформированных посылках. Сами эти посылки я считаю весьма правдоподобными. Первая основана на том-то и том-то. Вторая основана на этом-то. И так далее. Если они все вместе истинны, то мое учение тоже истинно. Все. Вокруг этого аргумента может быть что угодно, какие угодно танцы, украшения, рюшечки, идеология, намеки, приколы и т.п. Мотивация для занятия теорией может быть любой, в том числе она, наверное, может быть и такой же, как у чтения проповедей. Однако это не важно; важно, чтобы был ясно сформулированный довод. Этот довод — то, то место, на котором нужно задержаться, и осмотреть все учение в целом. Именно довод показывает скелет учения. А чтение моральных философов порой напоминает скольжение по гладкой поверхности: ни одного выступа, за которой можно было бы зацепиться и осмотреться. Потому-то многие тексты по этике напоминают просто бухтение. Но, конечно, не все.
(После обсуждения «Никомаховой этики»)
(После обсуждения «Никомаховой этики»)
Анна Анатольевна Костикова как-то говорила нам, что каждое серьезное изменение в философии начинается с переосмысления природы математики. Современная философия родилась из кризиса в основаниях математики в конце XIX века. Вот тут можно послушать про то, что с этим кризисом стало сейчас.
Статус международных контактов ФК на 2 апреля 2022 года. Коллеги, с которым мы связаны через наш проект по доказательствам бытия Бога, тут прислали свои свежие работы про проблему зла со словами: «надеемся, что некоторые высказанные тут мысли помогут вам в это злое время». А говорят еще и еще, что проблема ада не актуальна. Все у нас в дисциплине актуально. Особенно ад.
Рекомендуем канал наших коллег из Insolarance Cult. Статью их главного редактора Алексея Кардаша, опубликованную в ФК, можно прочесть тут. Там Алексей интересно рассуждает о моральной удачи и ответственности.
Telegram
Insolarance Cult
Проект о философии и культуре.
Читать и слушать:
https://insolarance.com/
https://www.youtube.com/c/InsolaranceCult
https://vk.com/insolarance_cult
Поддержать:
https://boosty.to/insolarance
https://www.patreon.com/insolarance
Читать и слушать:
https://insolarance.com/
https://www.youtube.com/c/InsolaranceCult
https://vk.com/insolarance_cult
Поддержать:
https://boosty.to/insolarance
https://www.patreon.com/insolarance
Forwarded from Insolarance Cult
Моральные релятивисты – это группа классических «антагонистов» в этике, которые считают, что мораль относительна, а все моральные оценки условны и зависят от точки зрения. Они нередко выступают как универсальные критики моральных теорий и сами оказываются универсальным объектом для критики. Но так ли часто мы встречаем людей, которые совершают поступки исходя из соображений относительной природы морали? Если релятивистов в обычной жизни не так уж и много, то так ли ценна критика релятивизма?
Алексей Кардаш рассказывает о моральном протекционизме – воззрении, которое выстраивается вокруг идеи расширенной защиты интересов. Именно протекционистская стратегия поведения оказывается тем этически сомнительным, но общественно допустимым способом отношения с моралью, который философы обычно ассоциируют с релятивизмом.
https://vk.com/@insolarance_cult-moral-protectionism
Алексей Кардаш рассказывает о моральном протекционизме – воззрении, которое выстраивается вокруг идеи расширенной защиты интересов. Именно протекционистская стратегия поведения оказывается тем этически сомнительным, но общественно допустимым способом отношения с моралью, который философы обычно ассоциируют с релятивизмом.
https://vk.com/@insolarance_cult-moral-protectionism
VK
Моральный протекционизм
Специально для Insolarance Алексей Кардаш рассказывает о моральном протекционизме – воззрении и стратегии поведения, которые выстраиваютс..
Британские философы викторианской эпохи (и сразу после ее окончания) о сексе:
В «Методах этики» (1874) Сиджвик пишет: «….индивид не достигает высшего и наилучшего развития своей эмоциональной природы, если его сексуальные отношения ограничены простой чувственностью: но мы едва ли можем априори знать, что этот тип отношений мешает развитию более высокого (опыт, впрочем, тоже не всегда это показывает). <…> Так как мы не осуждаем мужчину за соблюдение целибата (хотя мы можем, наверное, немного презирать его, если только целибат не принят как средство для благородной цели), трудно показать, почему мы должны осуждать несовершенное развитие, к которому привели простые чувственные отношения». А вот Дж.Э. Мур в «Principia Ethica» (1903) куда более радикален: «В отношении удовольствия похоти нужно сказать, что понятие, через которые оно определяется, анализировать трудно. Но кажется, что оно включает в себя как понятие органических ощущений, так восприятия положений тела, наслаждение которым определенно является злом».
В «Методах этики» (1874) Сиджвик пишет: «….индивид не достигает высшего и наилучшего развития своей эмоциональной природы, если его сексуальные отношения ограничены простой чувственностью: но мы едва ли можем априори знать, что этот тип отношений мешает развитию более высокого (опыт, впрочем, тоже не всегда это показывает). <…> Так как мы не осуждаем мужчину за соблюдение целибата (хотя мы можем, наверное, немного презирать его, если только целибат не принят как средство для благородной цели), трудно показать, почему мы должны осуждать несовершенное развитие, к которому привели простые чувственные отношения». А вот Дж.Э. Мур в «Principia Ethica» (1903) куда более радикален: «В отношении удовольствия похоти нужно сказать, что понятие, через которые оно определяется, анализировать трудно. Но кажется, что оно включает в себя как понятие органических ощущений, так восприятия положений тела, наслаждение которым определенно является злом».
Тут коллеги с отличного канал @AnthropoLOGS пишут со ссылкой на другой канал, который сам ссылается на заметку на сайте "Аргументы недели" (agrumenti.ru) про недавнее собрание Института философии РАН. Мы (ну, некоторые из нас) на том собрании были, и спешим уведомить, что указанная заметка — традиционное для этого источника (в смысле для «аргументов.ру») сочетание лжи и полуправды.
Гусейнов говорил про запрос на государственную идеологию, да. А потом еще полчаса говорил, что мы должны твердо определиться как Институт – про идеологию мы или про исследование (подразумевалось: про исследование).
Смирнов, если только у нас нет какого-то провала в памяти, не говорил ничего про Администрацию Президента. Уж тем более не говорил, что он там был. Речь про Президента шла, но Президент был другой – Президент РАН Сергеев. И шла она о нем в другом контексте – в контексте заседания, на котором обсуждалось, как будет перестраиваться работа Академии в текущих условиях. Смирнов говорил о том, что, по словам Сергеева, технически сильная перестройка будет в других отделениях Академии (перед которыми поставлена задача срочно налаживать смычку разработки НТР с их промышленным внедрением), но нас это в силу специфики области почти не коснется.
Речь о том, что государство раньше нам не уделяло внимание, а теперь, есть вероятность, будет уделять, была. Повторим, если память не врет, без ссылки на АП – Смирнов говорил об этом как о своей мысли. Говорил без ликования и без удручения – скорее как о факте нашей нынешней жизни, с которым нужно считаться.
Что «нам нужно не повторять философию западную, а разрабатывать "нашу философию"» — кое-что похожее звучало, но не совсем так и не в прогрессии мысли «АП сказала, что будет уделять внимание философии, так что будем делать "нашу философию"». Речь шла о том, что за последние 30 лет мы поднаторели в освоении зарубежных традиций, и прежде всего западной, но задача создать что-то свое нами не освоена. Это старая телега Смирнова, он ее катит уже лет десять (может и больше, мы не следили). Мы ее не сильно понимаем и согласиться с ней не готовы, но следует подчеркнуть, что а) это не адаптация под текущий момент, а старая позиция Смирнова и б) это не про особую русскую правду, которая доступна только российским русским россиянам, а скорее про нечто вроде национальной школы или традиции. Также следует заметить, что как руководителя Смирнова эта его любимая идея никогда не характеризовала: направления исследования Института никогда ей не определялись.
Про быстрое налаживание такой философии – не совсем так, хотя Смирнов действительно говорил, что эту задачу надо решать и как-то связывал эту мысль с текущим моментом (тут уже помнится нетвердо). Ну, есть у человека старая идея, и он пытается найти в плохой ситуации что-то хорошее: что эту идею можно развивать.
Реплика «к этому надо относиться философски» действительно была и действительно с не очень приятной ухмылкой и действительно по каком-то похожему поводу (хотя, кажется, не по тому, с которым ее связывает эта заметка) типа взаимодействия с власть имущими. Нам она тоже не понравилась.
Вывод «Руководители Института философии дали понять коллективу, что пора переходить на режим работы, который был хорошо освоен еще в 1970-е годы, – когда думали одно, а говорили и публиковали совсем другое, когда под видом «критики западной философии» они занимались ее пропагандой в нашей стране» примечателен особенно – учитывая, что ради него все, судя по всему, и писалось. Про советский период жизни Института и про то, что можно заниматься исследованием и при идеологическом давлении что-то действительно звучало (мы, кстати, уже не помним от Гусейнова со Смирновым или от сотрудников Института на традиционных после общего собрания прениях), но отнюдь не лейтмотивом и совсем не как вывод и главный итог, который сотрудникам надо было вынести. Про «дали понять» и про «пропаганду под видом критики» – это творческое добавление автора, и очень характерное.
Гусейнов говорил про запрос на государственную идеологию, да. А потом еще полчаса говорил, что мы должны твердо определиться как Институт – про идеологию мы или про исследование (подразумевалось: про исследование).
Смирнов, если только у нас нет какого-то провала в памяти, не говорил ничего про Администрацию Президента. Уж тем более не говорил, что он там был. Речь про Президента шла, но Президент был другой – Президент РАН Сергеев. И шла она о нем в другом контексте – в контексте заседания, на котором обсуждалось, как будет перестраиваться работа Академии в текущих условиях. Смирнов говорил о том, что, по словам Сергеева, технически сильная перестройка будет в других отделениях Академии (перед которыми поставлена задача срочно налаживать смычку разработки НТР с их промышленным внедрением), но нас это в силу специфики области почти не коснется.
Речь о том, что государство раньше нам не уделяло внимание, а теперь, есть вероятность, будет уделять, была. Повторим, если память не врет, без ссылки на АП – Смирнов говорил об этом как о своей мысли. Говорил без ликования и без удручения – скорее как о факте нашей нынешней жизни, с которым нужно считаться.
Что «нам нужно не повторять философию западную, а разрабатывать "нашу философию"» — кое-что похожее звучало, но не совсем так и не в прогрессии мысли «АП сказала, что будет уделять внимание философии, так что будем делать "нашу философию"». Речь шла о том, что за последние 30 лет мы поднаторели в освоении зарубежных традиций, и прежде всего западной, но задача создать что-то свое нами не освоена. Это старая телега Смирнова, он ее катит уже лет десять (может и больше, мы не следили). Мы ее не сильно понимаем и согласиться с ней не готовы, но следует подчеркнуть, что а) это не адаптация под текущий момент, а старая позиция Смирнова и б) это не про особую русскую правду, которая доступна только российским русским россиянам, а скорее про нечто вроде национальной школы или традиции. Также следует заметить, что как руководителя Смирнова эта его любимая идея никогда не характеризовала: направления исследования Института никогда ей не определялись.
Про быстрое налаживание такой философии – не совсем так, хотя Смирнов действительно говорил, что эту задачу надо решать и как-то связывал эту мысль с текущим моментом (тут уже помнится нетвердо). Ну, есть у человека старая идея, и он пытается найти в плохой ситуации что-то хорошее: что эту идею можно развивать.
Реплика «к этому надо относиться философски» действительно была и действительно с не очень приятной ухмылкой и действительно по каком-то похожему поводу (хотя, кажется, не по тому, с которым ее связывает эта заметка) типа взаимодействия с власть имущими. Нам она тоже не понравилась.
Вывод «Руководители Института философии дали понять коллективу, что пора переходить на режим работы, который был хорошо освоен еще в 1970-е годы, – когда думали одно, а говорили и публиковали совсем другое, когда под видом «критики западной философии» они занимались ее пропагандой в нашей стране» примечателен особенно – учитывая, что ради него все, судя по всему, и писалось. Про советский период жизни Института и про то, что можно заниматься исследованием и при идеологическом давлении что-то действительно звучало (мы, кстати, уже не помним от Гусейнова со Смирновым или от сотрудников Института на традиционных после общего собрания прениях), но отнюдь не лейтмотивом и совсем не как вывод и главный итог, который сотрудникам надо было вынести. Про «дали понять» и про «пропаганду под видом критики» – это творческое добавление автора, и очень характерное.
Здесь стоит перейти к ad hominen, потому что в нем в данном случае все дело. argumenti.ru/, откуда это все взято, — это довольно причудливое провластное издание, имеющее связи с А.В. Черняевым, который, напомним, в конце прошлого года на неделю рейдерским захватом заполучил власть в Институте (для незнакомых тэги для характеристики этого персонажа: Царьград.ру, Малофеев, цивилизационное противостояние с Западом, особая русская философия). Чтобы был ясен привкус, можно посмотреть вот этот материал. Соответственно, цель у рассматриваемой нами заметки не информационная, а политическая, притом, судя по всему, двойная. Первая: создать неприязнь к Институту и его дирекции у либерально ориентированной публики (готовы сотрудничать с властью и заниматься идеологическим обслуживанием режима). Вторая, и, судя по всему, более важная: уличить Институт в неблагонадежности и подрывной деятельности перед консервативно настроенной публикой и прежде всего консервативно настроенной публикой, обладающей властными полномочиями (мысль о том, что ИФ РАН – идеологические диверсанты, была основой предыдущей компании Черняева против Института, см). Текст слеплен достаточно искусно, чтобы одна часть его предполагаемой аудитории могла считать все предназначенные для нее сигналы, не заметив сигналов для другой части («пропаганда западной философии под видом исследования», будучи расположена в самом конце текста, легко ускользает от уже разогретого недовольством здравомыслящего человека, не объятого идеологической шпиономанией).
Вывод будет источниковедческий: если источник сообщения заранее не известен вам как надежный, то будьте особенно осторожны в своем доверии к нему.
Вывод будет источниковедческий: если источник сообщения заранее не известен вам как надежный, то будьте особенно осторожны в своем доверии к нему.
Странные парни эти ранние стоики, ей богу. Много чего у них было дикого. Но много и просто смешного. Например, Афиней пишет, что стоик Зенон учил, что мудрец во всем преуспевает и умеет готовить чечевичную похлёбку. А похлёбку эту нельзя сварить, если не добавить двенадцатую часть кориандра.
Вот такое учение, ребята. Мудрец, которого мы заслужили.
Вот такое учение, ребята. Мудрец, которого мы заслужили.
Когда говорят о теории значения Фреге, основе современной логики и философии языка, обычно говорят, что полноценный знак должен иметь смысл и значение, значением имен являются объекты, а значением предложений — Истина и Ложь (тоже объекты, но абстрактные, надо понимать). Однако теория Фреге куда более гибкая. В частности, она допускает, что значением предложений могут быть не значения истинности (Истина и Ложь), а приказ или просьба. Это так, например, в случае придаточных, которые идут после союза "чтобы": "Я прошу, чтобы ты выбросил мусор". Тут придаточное не передает отдельной мысли, которая может быть истинной или ложной (как в случае "Я полагаю, что ты уже вынес мусор"). Оно передает просьбу. Это такой привет всем любителем теории перформативов. Хотя нужно отметить, что Фреге про статус предложений типа "Вынеси мусор!" все же, вроде бы, не пишет (мы не видели).
Порой очень хочется улететь куда-нибудь подальше. Например, в космос. В философии это, говорят, возможно через космизм. Ну что ж, посмотрим.
https://youtu.be/KWH_zXoqUVE
https://youtu.be/KWH_zXoqUVE
YouTube
Homo Cosmicus: как победить смерть и освоить космос. Философия русского космизма
Победить смерть и освоить космос — главные постулаты русского космизма, который появляется в России 19 века. О его влиянии на космонавтику, о том, зачем нужна победа над смертью говорим в этом выпуске.
Ведущий — Антон Кузнецов
Гости:
филолог Анастасия Гачева…
Ведущий — Антон Кузнецов
Гости:
филолог Анастасия Гачева…
Мы часто думаем об истории англоязычной и французской философий ХХ века как о двух несмешиваемых течениях. Однако есть некоторые любопытные факты, которые позволяют поставить эту картину под сомнение. Мы знаем, что одним из ключевых событий, через которое различие аналитической и континентальной философии стало видно, является Руаймонский коллоквиум 1958 года, где аналитики и континенталы, грубо говоря, не нашли общего языка (во многом из-за высокомерного поведения аналитиков, судя по всему). Открывался этот коллоквиум речью Жана Валя, патриарха французской стороны, толкователя Гегеля и Кьеркегора. Речь его была примирительной. И у этого миролюбивого тона есть некоторые основания: еще в 1920 году Валь написал довольно обстоятельный обзорный труд «Плюралистические философии Англии и Америки», где уделил место и ранним идеям Мура и Рассела, чьи интеллектуальные потомки сидели тогда перед Валем. Он представил их без технических деталей, но вполне адекватно, сухо и, кажется, не без симпатии. Вообще книга весьма толковая и дает понимание того, как внимательный читатель из Европы мог видеть философскую ситуацию в Америке и Британии в начале ХХ века. Говорят, что эта книга оказала какое-то влияние на Делёза. Может быть, она приходила ему в голову и связи с его неисполненным замыслом написать книгу про логику Фреге и Рассела.
Только что были на очень любопытном семинаре с Дэвидом Чалмерсом. Семинар был посвящен его новой книге. Примерно год назад мы уже обсудили черновой вариант этой работы между собой. Даже пост у нас был. В начале 2022 года книга вышла, и ее итог мы осудили с автором вот только что. Получилось мило и содержательно. Книга «Реальность+. Виртуальные миры и проблемы философии» — это как бы две книги в одной. С одной стороны, это комментарий к современной технологической ситуации в связи с метаверсом и т.п. С другой, это традиционный метафизический трактат, в котором обсуждаются сознание, свобода, личность, внешний мир, ценности и Бог. Для нас эта книга ценна еще и тем, что советскому исследователю сознания Анатолию Днепрову там уделяется больше места, чем, например, Дэвиду Льюису, которого часто считают наиболее влиятельным онтологом второй половины прошлого века. А с творчеством Днепрова и его аргументом против функционализма Чалмерса познакомили наши старшие коллеги несколько лет назад. Из ответов Чалмерса на наши вопросы мы узнали несколько новых для себя черт его доктрины. Философские зомби не имеют того же морального статуса, что имеют люди. У них может быть какой-то моральный статус, но не такой же как у нас. Порой Чалмерс симпатизирует субстанциальному дуализму. Однако не симпатизирует биологическому подходу к тождеству личности. Он считает, что в иллюзионизм в отношении тождества личности поверить куда проще, чем в иллюзионизм в отношении сознания. Даже если существует совершенный творец нашего мира, неясно, почему он заслуживал бы нашего поклонения: доказать существование творца и доказать существование бога не одно и то же. Сказал он и много чего еще, но это уже вещи более непосредственно связанные с книгой и ее главной темой, аргументом симуляции. Надеемся, новая книга Чалмерса займет достойное место и в нашей философской культуре тоже.
Всем, кто сейчас работает над курсовой, дипломом или диссертацией, полезно помнить следующую байку. Гейне пытался пересказать гегелевскую систему ясно. Но ему не нравилось, как получается: «Мне с величайшим напряжением удалось овладеть трудным материалом, изложить популярно самые абстрактные проблемы. Когда работа была, наконец, написана, при виде ее меня охватило неприятное чувство, мне казалось, что рукопись смотрит на меня чужим, ироническим и даже злобным взглядом. Меня охватило странное смущение: автор и сочинение явно не соответствовали друг другу» (цит. по Курилович, 2019, с. 49).
Старик Цицерон, будучи настоящим филэллином, предупреждает от безумного использования греческих словечек понту ради. Бывает выйдет отечественный философ и начнет говорить про логос через стасис, а софию с алетеей об парресию, хуле, всюду апории, куда не кинь фронесис, ведь арете в нашем то он прохудилась, никакой эвдемонии, нам бы хоть атараксии чуть.
"Ведь как мы должны пользоваться тем языком, который нам известен, во избежание того, чтобы нас не осмеяли с полным на это основанием, как это бывает с некоторыми людьми, уснащающими свою речь греческими словами, так мы не должны вносить разлада в свои действия и во всю свою жизнь".
"Ведь как мы должны пользоваться тем языком, который нам известен, во избежание того, чтобы нас не осмеяли с полным на это основанием, как это бывает с некоторыми людьми, уснащающими свою речь греческими словами, так мы не должны вносить разлада в свои действия и во всю свою жизнь".
Настоящий философ должен обосновывать все. Даже дефекацию:
"Из желаний и отвращений некоторые врождены людям, как, например, желание есть и пить, желание испражняться и облегчиться (последние могут быть также и с большим соответствием названы отвращениями от чего-то, что люди чувствуют в своем теле), а также другие желания, каковых в общем немного."
Томас Гоббс, Левиафан, Часть 1, Глава VI.
"Из желаний и отвращений некоторые врождены людям, как, например, желание есть и пить, желание испражняться и облегчиться (последние могут быть также и с большим соответствием названы отвращениями от чего-то, что люди чувствуют в своем теле), а также другие желания, каковых в общем немного."
Томас Гоббс, Левиафан, Часть 1, Глава VI.