Солнечный свет яичным белком стекал по окнам, а хищный свистящий ветер, зверем метавшийся между стен изогнутого буквой дома, загонял в прорезь окна снежное крошево. Вчера Марина уснула в самой сердцевинке одеяльного гнезда, а рядом раскинул крылья-руки Принц. Его непростительно длинные ресницы тревожно подрагивали, а глаза пугающе шевелились под простынёй тонких век.
Теперь Марина ловила снежинки, но те в её тёплых ладонях таяли, оставаясь на коже мелким бисером слёз. Подавшись к подоконнику — прямо через Принца, — Марина нюхала весну-зиму. В памяти тут же оживали картинки с бегущими по обочинам ручейками.

В приоткрытое окно вместе с приветливым теплом влетает звон проезжающего трамвая, которому вторят старый церковный колокол и счастливые птичьи трели. Весна разговаривает своими голосами, к которым многие слишком привыкли, чтобы даже просто их замечать. А вот Таську это завораживает. Она сползает на пол с края кровати, бросает на стол вату, окрасившуюся бурым, и тянет Димку к окну. Без слов Таська просит поднять ее повыше — так, чтобы забраться на подоконник, растолкав в стороны мешающие цветы, — и прилипает ладонями к стеклу. Тело слушает Димку с трудом, все еще кренится вбок, но как он может подвести свою принцессу?
В окнах, любопытно глядящих на безжизненный дворик, показываются люди. Некоторые — одновременно — даже выходят покурить на балкон, забыв для приличия накинуть хоть какое-то подобие халата. Они наслаждаются моментом, выпуская изо рта серых дымных ужей, и негромко постукивают чайными ложечками о борта кружек — достаточных для самого доброго утра. Димка уверен: там мазутоподобный кофе, от каждого движения идущий мелкими волнами. Папа тоже предпочитает такой на завтрак: иногда его заботливо варит турка под внимательным маминым взглядом, а иногда — бездушно готовит кофеварка, плюющаяся в прозрачную колбу черными каплями. Димке кофе пока не положен — так считает мама, а Таське — неинтересен.
— Ты стеклышко спрятал? — напоминает Таська, не покидая свой наблюдательный пункт. Она ждет, когда на улице появятся бежевые пушистые шары на маленьких изящных ножках в сопровождении хозяев.

Из прямоугольника окна где-то под потолком пробивался свет. С улицы тянуло весной – той самой, настоящей, которую никогда не встретишь в городе. В ней не было примесей выхлопов и пыли, лишь тающий снег и первые распускающиеся цветы. Белые горки, твёрдые и холодные на ощупь, лежали на отмостке вокруг дома, напоминая о неизбежно истаивающей зиме. Дана трогала их руками, ковыряла поломанными ногтями, тянула к лицу, чтобы ткнуться носом в морозное крошево и почти заурчать. Ей нравился этот неуловимый момент, когда весна в своих ярких платьях только заявлялась на порог. Вдоль обочин бежали резвые ручейки, на ветвях появлялись первые нежные почки, а над головами раскинулось бескрайнее небо – будто кто-то опрокинул на холст густую синюю гуашь.