— Женщина, — слышали мы чуть не на каждой его лекции, — самое возвышенное, самое идеальное существо. Ей одной предназначено обновить мир, внести идеалы, уничтожить вражду… Только женская грация и прелесть, кротость и неземная доброта могут разогнать душевную тоску и тяжесть одиночества.

Мы конечно, не имели ни малейшего понятия, как можем мы разгонять тоску, какие идеалы должны мы принести с собой и как надо обновлять мир, но всем из этих слов было ясно, что назначение женщины очень прекрасное, и мы весьма гордились этим.

Елизавета Николаевна Водовозова
История одного детства

Огонь

Корабли горят, как длинные фитили: зашипела спичка — блеснул огонь. Нижний трюм тихонечко подпалив, содрогнется крохотная ладонь: вот в тяжелых бочках сухая смесь, укусило пламя льняную нить…
Он меня измучил — хоть в петлю лезь.
Я была готова его убить.

Вспыхнет каждый, кто по природе — взрыв, как французский порох — придет черед. У меня был доблестный командир, у меня остался надежный плот. Лишь глоток воды, два десятка рифм, просмоленный факел да рыбий хвост. В голове гудит древний глас: «Гори!», темный корень смерти в меня пророс. Я строкой упругой — тугим веслом — утыкаюсь бодро в худую грудь. Южный берег близко, мне повезло — поутру пристану куда-нибудь.
За спиной — обломки, дымит фрегат.
Капитан спасется. В рассветный час жизнь земную будет оберегать золотая трепетная свеча: за него, за всех, кто довел до слез, кого ждет семейство, родной очаг.
Потечет в песок ароматный воск.
Не могу заставить себя молчать.


Ольга Ефимова

Не естся.
Не спится.
В Интернете не сидится.
Все плохо!
Как жемчугу в стручке гороха.

Зелено, тесно,
Неинтересно.
Сколько сидеть еще, неизвестно.

Посмотри, детка, свой календарь,
Скоро будет январь,
Спрячь его в ларь.
К черту сосульки, гирлянды, мерцающие шары,
Конфетти и прочие рождественские дары —
Только тошнит от праздничной мишуры.
Погоди, не спеши покупать тест,
Погляди на цифирь, крестики, точки сложи в квест.
Так хреново бывает только от ПМС.

Евгения Доброва

человек это капсула шума пустой колпак
под которым слепыми с рожденья слова растут
чтобы толпы других с пожитками на горбах
не смогли отобрать украсть обмануть разуть
ничего
дорастешь и ляжешь в сухой траве
в череде и ромашке бросишь велосипед
горлом хлынет нещадная ночь подойдет к тебе
отшатнешься в ужасе: рук и волос-то нет
и держаться-то не за что скажут на нет сведут
чтобы понял что пыль ты вбитая в косяки
глядь на месте где был живот васильки цветут
может быть асфодели может быть васильки
отречения кроме не было бед иных
и не спрашивай что я делала где была
только шелест невидимых лопастей ветряных
от которого слух раскаляется добела
только небо и ветер смыкаются у дверей
и змееныши смыслов ядом кропят нутро
стихнет внутренний голос память клубку доверь
подземелье собой прошив заходя в метро
мир зажатый в тоннеле дрогнет идя враскос
и душа возопит мол хватит уже садист
и когда ты пройдешь пещеры свои насквозь

сбрось рога и копыта
на велосипед садись


Марина Марьяшина
Полностью

Все мы, Европа, так глубоко обеспокоены,
что некоторые просто убиты.
Чисть почаще Ютубы,
чтобы здешняя жесткость не поразила граждан твоих.
Многие из наших никогда не увидят тебя своими глазами.
У тебя тоже со зрением что-то, Европа, ты упрямо не видишь
их выбитых глаз и огнестрельных ранений.
Многие больше не смогут, Европа, не обижайся,
подать тебе даже руки,
(только протезы!),
прикоснуться к культуре твоей прошедших эпох.
Стереги границы свои, Европа,
чтоб и тебя невзначай не коснулось,
прислушайся, на всякий пожарный, кричим ли мы всё еще
от ударов прикладами, дубинками, армейскими сапогами.
Дети наши вырастут злыми, Европа,
они вряд ли поверят
слезливым и истеричным твоим новостям
о бездомных животных.
Ты прости им, Европа, ты не удивляйся им,
мы все здесь как звери –
нас отстреливают, как бешеных, патронами для волков.
Чем ты, Европа, была занята всё это время –
сверяла пропавших и мертвых?
мыла руки? ждала подтверждений? пряталась вещью-в-себе?
Миру – мир, мору – мор, лишь деньги не пахнут.
И жертвы
не стоят защиты, в отличие от голубей?..


Галина Крук
Перевод с украинского Ии Кивы

Странное дело, подумала я. История мужского противостояния женской эмансипации оказывается чуть ли не интереснее самой эмансипации. Если бы какая-нибудь студентка Гертона или Ньюнхема собрала примеры и вывела из этого теорию, могла бы получиться небезынтересная книга – вот только студентке потребовались бы толстые перчатки и золотой судебный барьер.

Вирджиния Вульф

О жизни

Жизнь состоит из событий с чужими и близкими,
из их достижений забот и их интересов,
только и делаю что разделяю чье-либо счастье
или чью-то беду или чей-то праздник.
Я нужна всем и при этом ни им, ни себе.
Разве что серый кот щурит глаза и требует корма.

Мама говорит со мной не о нас, а о подробностях жизни
какой-то женщины, с которой вместе ехали в поезде,
или сидели в парке на той же скамейке,
или купались в море, когда вода была очень холодной.

Одна знакомая, рассматривая меня в упор
безразличным взглядом,
сказала: к тебе все относятся хорошо,
ты говоришь им то, что они хотят слышать.

Не рассказывать же о себе,
да и кто станет слушать?

Я не помню, чего хочу, что чувствует тело,
даже если на пальце ранка и то не саднит как раньше.
Я стараюсь не вспоминать, как однажды в детстве
всей гурьбою ночью лепили снежную бабу,
обжигая руки о первый выпавший снег.

Я не ношу вещей, которые покупаю.
Не покупаю того, что могла бы носить.
Все равно ведь буду сутулиться или прятать лицо.
Только бы хватило сил выходить на улицу.
Ведь там есть люди — чужие и близкие.
Я не буду одна.

У меня остаются страхи,
повзрослевшие детские страхи,
умноженные опытом и годами,
мои постоянные страхи

топчутся у порога,
толкутся в прихожей и в кухне,
лезут в ванну, в постель, в любую кладовку,
в каждую нишу, где и без них куча хлама,
старых вещей, бумаг и различных коробок.

Я ведь так одинока и так боюсь остаться одна!
Не знаю, в какую из этих кладовок забиться,
чтобы не видеть, не слышать, не отвечать,
не говорить того, что хотят услышать другие.

Но, когда исчезнут иллюзии,
останется липкий неровный комочек
моей собственной жизни.
Настоящей, тахикардичной, жалкой,
с выцветшей памятью и забытыми желаниями.
Вот этого я больше всего и боюсь.
Остаться наедине с ней.

Это не обо мне, не обо мне,
потому что если все-таки обо мне,
кто станет слушать?

Людмила Херсонская

6. Заплачка

Ой, меня ль, маленькую, не мучили.
Ой, меня ль, девочку, не скручивали, не пеленали.
Ой, меня ли, меня ли не застёгивали на все пуговицы,
на кнопки, крючки, лифчики и подвязки, шарфы и шапки,
шубы затягивали ремешком, завязывали платки
крест-накрест на спине, что было не пошевелиться.
Ой, меня ли, меня ли в детстве не муштровали строго,
воспитывали, прививали манеры, учили ничего не просить,
ничего не желать, не занимать место в пространстве,
не корчить рожи, не гримасничать, иметь приятное выражение
лица, соблюдать приличия, не морщиться, думать гладко,
двигаться грациозно, покачивая бёдрами, быть спортивной.
Ой, не меня ль, не меня ли учили бальным танцам, балету,
не пачкать руки, особенно когда ешь, одеваться со вкусом,
волосы не отращивать слишком длинно, как у хиппи,
не стричь слишком коротко, ты не мальчик,
мини-юбку укорачивать не слишком коротко,
и если длинную, то не совсем до пят, ты ж не синий чулок,
и вырез не слишком низкий, и голос не слишком громкий.
Ой, не меня ли учили не жаловаться, не говорить,
что это несправедливо, что это просто неправда,
не обращать внимания на насильников, на садистов,
на психов, на деспотов и убийц, не идти в милицию,
всё равно правды не добьёшься, не обращать внимания — и всё,
как будто их нет или они тебе приснились, это твоя фантазия,
богатое воображение, галлюцинации, шизия,
ты всё придумываешь или врёшь. Ой, не мне ли,
не мне ли наказывали не простужаться, не сидеть на сквозняке,
не болеть, не создавать проблем, избегать конфликтов,
не конфронтировать с начальством, ни с кем бы то ни было
вообще, не вставать в позу, в оппозицию к власти,
быть практичной, дипломатичной, твёрдо стоять
на своих ногах, быть реалистом, не мечтать о несбыточном,
учиться на инженера, мама же говорила, «чтобы стихи писать,
надо талант иметь». Ой, не мне ли, не мне ль говорили,
что мальчики способнее к математике, на сто мальчиков
одна девочка, мальчики вообще ко всему способнее,
быстрее бегают и прыгают с парашюта, пусть они занимаются
наукой, пусть они книги пишут, а ты будь женственной,
кокетливой, показывай слабость, не конкурируй,
они хоть и сильный пол, а конкуренции не любят, особенно
конкуренции с женщиной, так что флиртуй, но слегка,
не забывайся, а пристанут, обрати всё в шутку, посмейся,
похохочи, неважно, что тебе не смешно и анекдот обидный,
сохраняй мир, не лезь на рожон, пусть делает, что хочет,
а ты не сопротивляйся, молчи, подчиняйся, будь умнее,
будь выше этого, научись вовремя капитулировать,
это лучше, чем быть битой, сохраняй семью,
во всём ему помогай, ему одному тяжело, один он не справится.
Будь хорошей девочкой, и пусть тебя съедят.

Марина Темкина

Яна Юхалова, фрагмент стиха «‎Женщины моей семьи»‌‎


когда я училась в институте современного искусства база, я придумала проект
про женщин моей семьи.
там были бы мои фотографии, моей матери и моей бабушки,
фотографии частей наших тел. например:

фотография моей руки, руки моей матери, руки моей бабушки;
фотография моего живота, живота моей матери, живота моей бабушки
и так далее.

я хотела бы сделать еще фотографию
моей вульвы, вульвы моей матери, вульвы моей бабушки,

но в конце концов отказалась от этой идеи.

я хотела разбирать женщин моей семьи по частям,
видеть, как мы прорастаем друг в друге,
пускаем побеги, переплетаемся,
сочимся и отмираем.

женщины моей семьи всегда ненавидели женщин моей семьи,
тех, кто были до них, и тех, кто были сразу за ними.
и я ненавидела их в себе и себя в них.

но
у меня родилась дочь,
и я должна была научиться за всех нас нас принимать.

я не сделала этот проект. а потом моя бабушка умерла,
и я не поехала ее хоронить.
к тому моменту мы уже почти не разговаривали,

мы не ссорились.
просто
мои дети были еще совсем маленькими,
и я никуда не поехала.

когда мне сообщили, что она умерла, у нас были гости.
в моей голове все перепуталось. мне было все равно. мне было очень плохо.
я держалась перед детьми, друзьями и мужем,
я готовила суп с лисичками,
я мыла пол,
я играла с детьми,
я разговаривала с друзьями.
они все время забывали, что она умерла, и спрашивали:
почему ты такая грустная?
и я отвечала: у меня бабушка сегодня умерла.
а, точно. говорили они и продолжали разговор.

Время и беды укротят эмансипированную девушку, но никакими силами невозможно остановить эмансипированную пожилую даму

Дороти Ли Сейерс

Меня воспитала закрытая дверь
В комнату моих родителей.

Дверь провожала меня в школу.
Она встречала меня
И не задавала вопросы.

Я пробовала обижаться,
Сдерживая всхлипывания.
Дверь безучастно разглядывала меня.

Я росла, дверь не открывалась.
Я перестала смотреть на нее.
Я перестала обижаться.

С тех пор
Прохожу мимо
Любой закрытой двери.

Лилия Газизова

Кровожадность, твердость и решительность, как сказала королева Виктория Архиепископу Кентерберийскому.

мы были богинями
смиряли мир и говорили ‘цыц’ царям
и мир бесился от наших дырявых тел
и оттого что целью мерили добро и зло
а не весами
целуем, будьте с нами
мы были богинями
вспомните как нас учили мамы
гуляя по полям не наступать на мины
словами резать как ножом и обжигать движением
что-то милое есть в нашей силе
благодаря тому, что матери нас научили
не помнить зло
вы вспомнили
как мы детьми играли в чехарду слова-движения?
как подруги
вели друг друга по дороге
из мистических переживаний
и страстоцветов
в это спелое детское лето
мы были богинями
мы молились сами себе
и своим бесам
строили сомнительно устойчивые храмы
превращающиеся в хлам от первой раны
и всех любили потому что все равны
из–за того что разные
мы были богинями
и умоляли чуть-чуть уменьшить наши силы
подруги у других подруг просили разрешения
на то чтобы молчать и добровольно
опять и снова надевать мохнатые ошейники
репейником кусающие горло в местах где нет адамова яблока
вы вспомните как мы
в веселом детском аду
свища и вереща
висели на спине
подмяв любимого бога-отца
мнили себя наездницами
а его — слоном
казалось, что мы обманули дурака
папам сынка скрутили пальцы
и закрутили мир вокруг себя как обручальное кольцо
и нам казалось
все обречено
венчанию с нами

София Камилл

Whenever women hold men accountable, we invoke a reality that stands outside the artificial, though powerful, dominance-relation of men as a group to women as a group. Whenever a woman holds a man responsible for his behavior, she defies patriarchy's claim to define reality, she calls the universe to witness, she says, "Power is power, but it is not truth. You are as human as I--no less, and no more. You cannot escape the work of being human even if you punish me or kill me for reminding you of that work.”

― Dee L.R. Graham, Loving to Survive: Sexual Terror, Men's Violence, and Women's Lives

Юстэйсия Лансинг выросла в условиях матриархата. Ей трудно было понять неписаные правила, которыми в Коултауне регулировалась семейная жизнь. Спасало ее врожденное чувство юмора. Рушащийся патриархат трагичен и очень смешон.

Торнтон Уайлдер

Лица их из земли и древесной пыли
Лица их желтоваты в свете заводских фонарей
Все они смотрят тысячеголовой женщиной
Все они машут нам тысячесоставной рукой

Их тревога заставляет трепетать листья тяжелых деревьев
Их желудки растворяют тонны картошки и мяса
Целым лицом все они смотрят на нас

И если из глаз их слезы покатятся
Мы все задохнемся от соли
Соль разъест нашу кожу

И если женщина потеряет хотя бы один орган своего тела
Другая скажет — возьми мою грудь возьми мои пальцы
Нас так много что пота и плоти хватит на всех
И никто не заметит
И ни одна не скажет
И никто не посмеет называть тебя ущербной


Оксана Васякина

мне снился сон что вышла замуж
проснулась в ледяном поту
и с облегчением прижалась
к коту

(с)

Женщина всегда будет рассматриваться как опасное и "низкое" существо, пока она и только она занимается выращиванием и воспитанием младенцев и детей. Асимметрия гендерных ролей начинается с того, что мы считаем младенчество женским королевством.

Женщина - воспитательница, кормилица, няня - изначально воспринимается младенцем как квази-человек, нечто вроде природного ресурса, который можно бесконечно эксплуатировать.
Женщина, как и природа, может обернуться бедствием, но если ею правильно манипулировать, она щедро наделяет дарами, необходимыми для жизни. В младенчестве мы не видим, что мать - тоже субъект, но впоследствии это начинает противоречить нашему убеждению, что женщина существует для того, чтобы обслуживать нас. Мы продолжаем чувствовать, что она не может, не должна быть полноценным субъектом.

Мужчины компенсируют свою беспомощность во младенчестве, контролируя женщин во взрослом мире. Женщины присоединяются к мужской власти, видя ее более конечной по сравнению с первичной женской, представляющейся всеобъемлющей. До тех пор, пока женщины в подавляющем числе случаев оказываются воспитателями в младенчестве, этот дисбаланс будет сохраняться.

"Русалка и Минотавр" Дороти Диннерстейн

Десять говноматерей шли болтать о детях,
Одна сказала "мой вчера.." и их осталось девять.
Девять говноматерей пошли гулять меж сосен.
Один ребёнок не орал и их осталось восемь.
Восемь говноматерей отправились в бассейн,
Сын у одной сказал "горшок" и их осталось семь.
Семь говноматерей отстирывали пятна
Одна сумела отстирать... Ну, в общем, всё понятно.
Шесть говноматерей отправились бухать.
Одна сказала "мне нельзя", и их осталось пять.
Пять говноматерей пытались спать в сортире.
Но выспаться смогла одна. Осталось их четыре.
Четыре говноматери пошли на развивашки,
Дочь у одной слепила дом. Осталось три мамашки.
Три говноматери читали Гиппенрейтер.
Одна сказала "помогло". И мы лишились третьей.
Две говноматери шли домой устало.
Одна сказала "сын подру.."
И никого не стало.

izubr

Мы были ранние и вольные
еще своих не знали сил
и ты на Веронику Долину
меня внезапно пригласил
Мы были центром мироздания
и камнем замершем в праще
блондином в голубой бандане
брюнеткой в голубом плаще
в Кремле сияли звезды матово
им наши вторили прыщи
чтоб мальчик так любил Ахматову
еще попробуй поищи
сидеть сутулясь в полном зале
записку поровней сложить
к нам кстати люди подползали
чтоб лист тетрадный одолжить
Москвы вечерняя прохлада
вела двоих за воротник
Октябрьский ветер шоколадный
утяжелял прозрачный миг
Спокойно солнце спать ложилось
вошли в метро и позабыв курантов бой
я впереди бежала и кружилась
в своем плаще перед тобой
Пришла домой и замерло дыханье
я в зеркале увидела свой плащ
бывает, да, прокладок протеканье
но why to me and this is just too much.
Нет справедливости на свете
и я одна тому виной.
«А может он и не заметил…»,
сказал мой папа за спиной.

Анна Логвинова