Пустота
такой же пустой как сейчас
я видела москву однажды
во время торфяных пожаров в 2010
мы возвращались
поезд въехал внутрь серой стены
из неё невозможно было вырваться
её невозможно было пройти насквозь
дым цепкими клешнями цеплялся
за перрон волосы одежду сумки
в вагоне метро юноша в медицинской маске
сел на корточки возле двери
и
расплакался
дома не было кондиционера —
почти два дня провели в автомобиле
потом решили вновь выехать из города
в районе тверской
по улице шла женщина
к её груди — прижата маленькая собачка
женщина одной влажной салфеткой прикрывала своё лицо
другой — носик собачки
говорят пустоты всегда заполняются
чем заполнятся эти пустоты?
нефтью-газом-глазами умерших?
пустота сужает сознание
до физиологических потребностей
до входа и не выхода
говорят
чтобы сломать сопротивление
нужно закрыть старый город
окна забить деревяшками
в дома — сбросить мусор
и построить
подделку этого города поблизости
так
всем станет легче
всем станет
всем
..............
после пожара
мы вернёмся в свой старый город
без пустот
Ирина Котова
2020
такой же пустой как сейчас
я видела москву однажды
во время торфяных пожаров в 2010
мы возвращались
поезд въехал внутрь серой стены
из неё невозможно было вырваться
её невозможно было пройти насквозь
дым цепкими клешнями цеплялся
за перрон волосы одежду сумки
в вагоне метро юноша в медицинской маске
сел на корточки возле двери
и
расплакался
дома не было кондиционера —
почти два дня провели в автомобиле
потом решили вновь выехать из города
в районе тверской
по улице шла женщина
к её груди — прижата маленькая собачка
женщина одной влажной салфеткой прикрывала своё лицо
другой — носик собачки
говорят пустоты всегда заполняются
чем заполнятся эти пустоты?
нефтью-газом-глазами умерших?
пустота сужает сознание
до физиологических потребностей
до входа и не выхода
говорят
чтобы сломать сопротивление
нужно закрыть старый город
окна забить деревяшками
в дома — сбросить мусор
и построить
подделку этого города поблизости
так
всем станет легче
всем станет
всем
..............
после пожара
мы вернёмся в свой старый город
без пустот
Ирина Котова
2020
Приметы осени просты и нелепы:
На балконе восьмой день сушится ватное одеяло,
Запотели окна, на подоконнике — два кочана капусты,
Пара десятков садовых груш в картонной коробке,
Четыре из них незаметно сгнили.
Кот спит на диване, распластав лапы и хвост, —
Включено наконец отопление, можно не жаться к хозяевам.
Убираешь одеяло с балкона на сушку в гостиной —
В старческих пятнах, обессиленное, распластало края,
Свешиваются с сушки, как спящие лапы кошачьи.
На книгообмене в библиотеке почти нет книг,
Всем холодно — и бумаге, и людям, её приносящим,
Только два тёмных тома Золя, учебник по немецкому,
Выцветшее путешествие Чехова на Сахалин с запахом старости.
Ещё Джек Лондон — «Маленькая хозяйка большого дома».
На голубой нежной обложке — силуэты главных героев
В тонкой золотой оправе, похожие на камею для глупых туристов,
На отпечаток на таком же маленьком моём сердце.
Что-то внутри надламывается, забираешь себе и хозяйку, и дом,
Все 280 страниц Госиздата Карельской АССР,
Чтобы не прочитать никогда.
Посмотреть в окно, пробормотать бессмысленно и привычно:
«Осень, опять осень, когда же это закончится»,
Потихоньку начать подниматься на второй этаж,
Так до конца и не проснувшись,
Открыть дверь только со второго или третьего раза.
Екатерина Симонова
На балконе восьмой день сушится ватное одеяло,
Запотели окна, на подоконнике — два кочана капусты,
Пара десятков садовых груш в картонной коробке,
Четыре из них незаметно сгнили.
Кот спит на диване, распластав лапы и хвост, —
Включено наконец отопление, можно не жаться к хозяевам.
Убираешь одеяло с балкона на сушку в гостиной —
В старческих пятнах, обессиленное, распластало края,
Свешиваются с сушки, как спящие лапы кошачьи.
На книгообмене в библиотеке почти нет книг,
Всем холодно — и бумаге, и людям, её приносящим,
Только два тёмных тома Золя, учебник по немецкому,
Выцветшее путешествие Чехова на Сахалин с запахом старости.
Ещё Джек Лондон — «Маленькая хозяйка большого дома».
На голубой нежной обложке — силуэты главных героев
В тонкой золотой оправе, похожие на камею для глупых туристов,
На отпечаток на таком же маленьком моём сердце.
Что-то внутри надламывается, забираешь себе и хозяйку, и дом,
Все 280 страниц Госиздата Карельской АССР,
Чтобы не прочитать никогда.
Посмотреть в окно, пробормотать бессмысленно и привычно:
«Осень, опять осень, когда же это закончится»,
Потихоньку начать подниматься на второй этаж,
Так до конца и не проснувшись,
Открыть дверь только со второго или третьего раза.
Екатерина Симонова
Давайте вспомним момент, когда Гумберт приезжает забрать Лолиту из летнего лагеря после смерти ее матери, о которой девочка пока не догадывается. Эта сцена – прелюдия к последующему двухлетнему плену, во время которого Лолита, не до конца понимающая, что происходит, переезжает из мотеля в мотель со своим стражем-любовником:
«Хочу на минуту продлить эту сцену со всеми её мелочами и роковыми подробностями. Карга, выписывающая расписку, скребущая голову, выдвигающая ящик стола, сыплющая сдачу в мою нетерпеливую ладонь, потом аккуратно раскладывающая поверх монет несколько ассигнаций с бодрым возгласом: „и вот ещё десять!“; фотографии девчоночек; ещё живая цветистая бабочка, надёжно приколотая к стенке (отдел природоведения); обрамлённый диплом диетолога; мои дрожащие руки; отзыв, приготовленный усердной начальницей о поведении Долли Гейз за июль („весьма удовлетворительно; интересуется плаванием и греблей“); шум деревьев и пение птиц, и моё колотящееся сердце… Я стоял спиной к открытой двери и вдруг почувствовал прилив крови к голове, услышав за собой её дыхание и голос».
Хотя в «Лолите» есть более впечатляющие сцены, чем эта, она демонстрирует мастерство Набокова и, на мой взгляд, является ядром романа. Набоков называл себя «писателем-живописцем», и эта сцена – лучшее подтверждение его словам. В этом описании кроется напряжение между всем, что было до этого момента (Шарлотта узнает о предательстве Гумберта; у них случается ссора, в результате Шарлотта погибает от несчастного случая), и предчувствием еще более ужасного, что должно случиться потом. Противопоставляя, казалось бы, незначительные предметы (обрамленный диплом, фотографии «девчоночек»), протокольную характеристику девочки («весьма удовлетворительно; интересуется плаванием и греблей») и личные чувства и эмоции («моя нетерпеливая ладонь»; «мои дрожащие руки»; «мое колотящееся сердце»), Набоков предвосхищает ужасные деяния Гумберта и украденное будущее Лолиты.
Обычные предметы в этой сцене, которая, на первый взгляд, является простым описанием, дестабилизируются эмоциями, вскрывающими грязный секрет Гумберта. Отныне его нетерпением и дрожью будут окрашены все нюансы этого нарратива; он станет навязывать свои эмоции ландшафту, времени, событиям, даже самым несущественным и незначительным. Удалось ли вам, как моим девочкам, почувствовать, что зло, которым пронизаны все действия и эмоции Гумберта, является тем более ужасающим, потому что он ведет себя как нормальный муж, нормальный отчим, нормальный человек?
И эта бабочка – бабочка или мотылек? Неспособность Гумберта отличить одно от другого, его нежелание разбираться в этих тонкостях намекает на моральную беспечность и в других вопросах. Слепое равнодушие перекликается с черствостью Гумберта по отношению к мертвому сыну Шарлотты и к еженощным всхлипам Лолиты. Те, кто говорит, что Лолита – маленькая соблазнительница и заслуживает того, что получила, должны помнить о том, как каждую ночь она рыдала в объятиях своего насильника и тюремщика, потому что, как напоминает нам Гумберт со смесью восторга и жалости, «ей было совершенно некуда идти».
Обо всем этом я думала, когда при встрече мы стали обсуждать, как Гумберт конфисковал жизнь Лолиты. Первое, что поразило нас в этом романе, – это было на первой же странице – Лолиту преподносили нам как существо, созданное Гумбертом. Мы видим ее лишь урывками. «То существо, которым я столь неистово насладился, было не ею, а моим созданием, другой, воображаемой Лолитой – быть может, более действительной, чем настоящая… лишенной воли и самознания – и даже всякой собственной жизни», – сообщает нам Гумберт. Гумберт втыкает в Лолиту первую булавку, давая ей имя – имя, становящееся отзвуком его желаний. Там, на самой первой странице, он перечисляет различные ее прозвища, имена для разных случаев – Ло, Лола, а в его объятиях – всегда Лолита. Нам также сообщают ее «настоящее» имя – Долорес, что по-испански означает «боль».
«Хочу на минуту продлить эту сцену со всеми её мелочами и роковыми подробностями. Карга, выписывающая расписку, скребущая голову, выдвигающая ящик стола, сыплющая сдачу в мою нетерпеливую ладонь, потом аккуратно раскладывающая поверх монет несколько ассигнаций с бодрым возгласом: „и вот ещё десять!“; фотографии девчоночек; ещё живая цветистая бабочка, надёжно приколотая к стенке (отдел природоведения); обрамлённый диплом диетолога; мои дрожащие руки; отзыв, приготовленный усердной начальницей о поведении Долли Гейз за июль („весьма удовлетворительно; интересуется плаванием и греблей“); шум деревьев и пение птиц, и моё колотящееся сердце… Я стоял спиной к открытой двери и вдруг почувствовал прилив крови к голове, услышав за собой её дыхание и голос».
Хотя в «Лолите» есть более впечатляющие сцены, чем эта, она демонстрирует мастерство Набокова и, на мой взгляд, является ядром романа. Набоков называл себя «писателем-живописцем», и эта сцена – лучшее подтверждение его словам. В этом описании кроется напряжение между всем, что было до этого момента (Шарлотта узнает о предательстве Гумберта; у них случается ссора, в результате Шарлотта погибает от несчастного случая), и предчувствием еще более ужасного, что должно случиться потом. Противопоставляя, казалось бы, незначительные предметы (обрамленный диплом, фотографии «девчоночек»), протокольную характеристику девочки («весьма удовлетворительно; интересуется плаванием и греблей») и личные чувства и эмоции («моя нетерпеливая ладонь»; «мои дрожащие руки»; «мое колотящееся сердце»), Набоков предвосхищает ужасные деяния Гумберта и украденное будущее Лолиты.
Обычные предметы в этой сцене, которая, на первый взгляд, является простым описанием, дестабилизируются эмоциями, вскрывающими грязный секрет Гумберта. Отныне его нетерпением и дрожью будут окрашены все нюансы этого нарратива; он станет навязывать свои эмоции ландшафту, времени, событиям, даже самым несущественным и незначительным. Удалось ли вам, как моим девочкам, почувствовать, что зло, которым пронизаны все действия и эмоции Гумберта, является тем более ужасающим, потому что он ведет себя как нормальный муж, нормальный отчим, нормальный человек?
И эта бабочка – бабочка или мотылек? Неспособность Гумберта отличить одно от другого, его нежелание разбираться в этих тонкостях намекает на моральную беспечность и в других вопросах. Слепое равнодушие перекликается с черствостью Гумберта по отношению к мертвому сыну Шарлотты и к еженощным всхлипам Лолиты. Те, кто говорит, что Лолита – маленькая соблазнительница и заслуживает того, что получила, должны помнить о том, как каждую ночь она рыдала в объятиях своего насильника и тюремщика, потому что, как напоминает нам Гумберт со смесью восторга и жалости, «ей было совершенно некуда идти».
Обо всем этом я думала, когда при встрече мы стали обсуждать, как Гумберт конфисковал жизнь Лолиты. Первое, что поразило нас в этом романе, – это было на первой же странице – Лолиту преподносили нам как существо, созданное Гумбертом. Мы видим ее лишь урывками. «То существо, которым я столь неистово насладился, было не ею, а моим созданием, другой, воображаемой Лолитой – быть может, более действительной, чем настоящая… лишенной воли и самознания – и даже всякой собственной жизни», – сообщает нам Гумберт. Гумберт втыкает в Лолиту первую булавку, давая ей имя – имя, становящееся отзвуком его желаний. Там, на самой первой странице, он перечисляет различные ее прозвища, имена для разных случаев – Ло, Лола, а в его объятиях – всегда Лолита. Нам также сообщают ее «настоящее» имя – Долорес, что по-испански означает «боль».
Чтобы дать Лолите новую личность, Гумберт должен сперва забрать у нее ее реальную историю, заменив ее своей собственной. Он превращает Лолиту в реинкарнацию своей потерянной безответной юной любви – Аннабеллы Ли. Мы узнаем Лолиту не напрямую, а через Гумберта, и не через ее прошлое, а через призму прошлого или воображаемого прошлого рассказчика/насильника. Гумберт, ряд литературных критиков и даже один из моих студентов – Нима – называли этот процесс гумбертовской солипсизацией Лолиты.
Но ведь у нее было прошлое. Несмотря на попытки Гумберта сделать Лолиту сиротой и украсть у нее ее личную историю, мы видим ее прошлое урывками. Благодаря литературному мастерству Набокова эти редкие проблески воспринимаются особенно болезненно на контрасте со всепоглощающей одержимостью Гумберта его собственным прошлым. Прошлое Лолиты трагично – умер ее отец, умер двухлетний брат. Теперь умерла и мать. Как и в случае моих студенток, прошлое Лолиты настигает ее не ощущением потери, а, скорее, чувством нехватки, и, как и мои девочки, она становится фрагментом чужой мечты.
Азар Нафиси
Читая «Лолиту» в Тегеране
Но ведь у нее было прошлое. Несмотря на попытки Гумберта сделать Лолиту сиротой и украсть у нее ее личную историю, мы видим ее прошлое урывками. Благодаря литературному мастерству Набокова эти редкие проблески воспринимаются особенно болезненно на контрасте со всепоглощающей одержимостью Гумберта его собственным прошлым. Прошлое Лолиты трагично – умер ее отец, умер двухлетний брат. Теперь умерла и мать. Как и в случае моих студенток, прошлое Лолиты настигает ее не ощущением потери, а, скорее, чувством нехватки, и, как и мои девочки, она становится фрагментом чужой мечты.
Азар Нафиси
Читая «Лолиту» в Тегеране
Медуза
подруги считали ведьмой, матери им подпевали,
в драных джинсах, а выступает как королева,
лопает и не толстеет, сколько ни пожелает,
и кавалеров не счесть, как посмотрит, валятся штабелями,
так и шествовала, до того разговора, заточкой под ребра,
да откуда взялась ты, без роду без племени, ни рыба ни мясо,
заглянула в амальгаму на шифоньере и обомлела –
рассыпалась мелкой щебенкой, сплетнями и камнями.
это кровь, это косы генетической памяти,
сплетаются в иерос гамос, веселом змеином танце,
сколько ни взлетай над рогами быка, ни восходи по весенним ступеням,
сколько ни убегай в вечнозеленую рощу, ни открывай грудь ветру,
сколько ни уползай в катакомбы, ни заплывай в пещеру,
всяко приходит красавец герой, ставит мутное зеркало перед нею,
впервые глядит на себя – и намертво столбенеет,
не то что удар нанести, рассвирепеть толком не успевая.
но огромное большинство их погибает ещё до рождения,
безвольные, прозрачные, аморфные твари,
не вылупившиеся, не вылепившиеся из солёной утробы,
не отрастившие ни косточки, ни единого твердого убеждения,
из любопытства, ненароком, услышав в полусне ли, дурмане ль –
уродина без лица, со стороны на себя погляди,
увидят свои тусклые тени изнутри водной глади,
и распластываются в прибое мертвыми вязкими пузырями.
Татьяна Бонч-Осмоловская
Песни Эллады
подруги считали ведьмой, матери им подпевали,
в драных джинсах, а выступает как королева,
лопает и не толстеет, сколько ни пожелает,
и кавалеров не счесть, как посмотрит, валятся штабелями,
так и шествовала, до того разговора, заточкой под ребра,
да откуда взялась ты, без роду без племени, ни рыба ни мясо,
заглянула в амальгаму на шифоньере и обомлела –
рассыпалась мелкой щебенкой, сплетнями и камнями.
это кровь, это косы генетической памяти,
сплетаются в иерос гамос, веселом змеином танце,
сколько ни взлетай над рогами быка, ни восходи по весенним ступеням,
сколько ни убегай в вечнозеленую рощу, ни открывай грудь ветру,
сколько ни уползай в катакомбы, ни заплывай в пещеру,
всяко приходит красавец герой, ставит мутное зеркало перед нею,
впервые глядит на себя – и намертво столбенеет,
не то что удар нанести, рассвирепеть толком не успевая.
но огромное большинство их погибает ещё до рождения,
безвольные, прозрачные, аморфные твари,
не вылупившиеся, не вылепившиеся из солёной утробы,
не отрастившие ни косточки, ни единого твердого убеждения,
из любопытства, ненароком, услышав в полусне ли, дурмане ль –
уродина без лица, со стороны на себя погляди,
увидят свои тусклые тени изнутри водной глади,
и распластываются в прибое мертвыми вязкими пузырями.
Татьяна Бонч-Осмоловская
Песни Эллады
в узоре чужой осенней листвы,
не поднять незамеченной головы,
непрошенных глаз, завистливых рук,
кто-то чешется о спасательный круг,
кто-то прикрытый ржавой золой,
кто-то мертвый, по-прежнему злой.
для чего вы вторглись сюда,
зачем вам наша питьевая вода,
наш осенний золотой свет,
словно у вас ничего своего нет,
что за тяга в навязчивом сне,
лепиться к невашей моей стране,
припадать к ней телом, сворачиваться клубком,
питаться выжатым из ее груди молоком...
можно поправить постель, купить новый ковер,
посадить хризантемы, украсить осенний двор,
поставить кресты на могилах, но вы никогда не вернете нам
тех, кого вы убили, кого не знали по именам,
кого даже не спросили, как их называла мать,
вы вторглись вставлять себя, а их изымать,
как из фотоальбома снимки, как старые фото,
будто подлинного владельца может заменить кто-то,
будто не видно запятнанной бумаги, где чужое губя,
вы насильно впихивали изображения лыбящихся себя
Людмила Херсонская
не поднять незамеченной головы,
непрошенных глаз, завистливых рук,
кто-то чешется о спасательный круг,
кто-то прикрытый ржавой золой,
кто-то мертвый, по-прежнему злой.
для чего вы вторглись сюда,
зачем вам наша питьевая вода,
наш осенний золотой свет,
словно у вас ничего своего нет,
что за тяга в навязчивом сне,
лепиться к невашей моей стране,
припадать к ней телом, сворачиваться клубком,
питаться выжатым из ее груди молоком...
можно поправить постель, купить новый ковер,
посадить хризантемы, украсить осенний двор,
поставить кресты на могилах, но вы никогда не вернете нам
тех, кого вы убили, кого не знали по именам,
кого даже не спросили, как их называла мать,
вы вторглись вставлять себя, а их изымать,
как из фотоальбома снимки, как старые фото,
будто подлинного владельца может заменить кто-то,
будто не видно запятнанной бумаги, где чужое губя,
вы насильно впихивали изображения лыбящихся себя
Людмила Херсонская
Кто что потребляет в сегодняшней рекламе? Мужчины – компьютеры и автомобили, пиво и развлечения. А женщины – бытовую продукцию.
Вся эта гипертрофированная увлеченность женщин в рекламных роликах домашним трудом, их маниакальная одержимость чистотой, их самоотверженная борьба с микробами, угрожающими семье, их соперничество (отстирать белее, приготовить вкуснее, убрать чище) направлена на формирование у зрителей определенного образа женщины-домохозяйки.
Телевидение транслирует конкурсы красоты, где женщины оцениваются по физиологическим качествам, газеты публикуют фото самой красивой девушки планеты. Но вы когда-нибудь видели конкурсы красоты для мужчин? Нет! Зато мужчины постоянно меряются силой в разных категориях: деньги, политика, спорт – кто богаче, кто влиятельнее, кто сильнее. В обществе сложился стереотип: мужчина – властный и сильный, все в его руках, а у женщины есть только один источник влияния – это ее красота.
Представьте себе зрительный зал – заполненный женщинами. Выходит на сцену мужчина и приветствует женщин, собравшихся в зале: «Здравствуйте! Какие вы все сегодня красивые, нарядные, улыбающиеся и т.д.» А теперь представьте, что женщина заходит в мужскую аудиторию и говорит: «Здравствуйте! Какие вы все сегодня красивые, чисто выбритые, наглаженные…» какая у них будет реакция? Хотя для женщин такое приветствие считается культурно позволительным.
Еще один пример: в редакции газеты «Труд» женщины повесили плакат обнаженного мужчины с полотенцем вокруг бедер 2х2 метра. Это был загорелый красавец с капельками воды на великолепном теле. Вся мужская часть коллектива стала уговаривать женщин снять этот плакат и повесить более красивые настенные изображения – календари с обнаженными девушками на фоне природы. И так как женщины не прислушались к пожеланиям мужчин, то через 2 дня главный редактор снял этот плакат, т.к. это унижает мужчин: «Я захожу и чувствую, что и меня раздевают».
В нашем обществе статус женщины намного ниже статуса мужчины. Там, где финансы – мужчины. Где дешево, где маленькая зарплата – там женщины. Индустриализация была осуществлена за счет женщин. Как только женщины не нужны – их в семью. В Министерство по социальной политике при Ельцине пошли денежные потоки и появились одни мужчины. Потом пошел отток денег, появились женщины. Сейчас туда снова направляются деньги и опять появились мужчины.
Мифы и факты о домашнем насилии
Вся эта гипертрофированная увлеченность женщин в рекламных роликах домашним трудом, их маниакальная одержимость чистотой, их самоотверженная борьба с микробами, угрожающими семье, их соперничество (отстирать белее, приготовить вкуснее, убрать чище) направлена на формирование у зрителей определенного образа женщины-домохозяйки.
Телевидение транслирует конкурсы красоты, где женщины оцениваются по физиологическим качествам, газеты публикуют фото самой красивой девушки планеты. Но вы когда-нибудь видели конкурсы красоты для мужчин? Нет! Зато мужчины постоянно меряются силой в разных категориях: деньги, политика, спорт – кто богаче, кто влиятельнее, кто сильнее. В обществе сложился стереотип: мужчина – властный и сильный, все в его руках, а у женщины есть только один источник влияния – это ее красота.
Представьте себе зрительный зал – заполненный женщинами. Выходит на сцену мужчина и приветствует женщин, собравшихся в зале: «Здравствуйте! Какие вы все сегодня красивые, нарядные, улыбающиеся и т.д.» А теперь представьте, что женщина заходит в мужскую аудиторию и говорит: «Здравствуйте! Какие вы все сегодня красивые, чисто выбритые, наглаженные…» какая у них будет реакция? Хотя для женщин такое приветствие считается культурно позволительным.
Еще один пример: в редакции газеты «Труд» женщины повесили плакат обнаженного мужчины с полотенцем вокруг бедер 2х2 метра. Это был загорелый красавец с капельками воды на великолепном теле. Вся мужская часть коллектива стала уговаривать женщин снять этот плакат и повесить более красивые настенные изображения – календари с обнаженными девушками на фоне природы. И так как женщины не прислушались к пожеланиям мужчин, то через 2 дня главный редактор снял этот плакат, т.к. это унижает мужчин: «Я захожу и чувствую, что и меня раздевают».
В нашем обществе статус женщины намного ниже статуса мужчины. Там, где финансы – мужчины. Где дешево, где маленькая зарплата – там женщины. Индустриализация была осуществлена за счет женщин. Как только женщины не нужны – их в семью. В Министерство по социальной политике при Ельцине пошли денежные потоки и появились одни мужчины. Потом пошел отток денег, появились женщины. Сейчас туда снова направляются деньги и опять появились мужчины.
Мифы и факты о домашнем насилии
ПО ЛОГИКЕ ВЕЩЕЙ
I.
некоторые вещи
не успели исчезнуть вовремя
например, компакт-диски
теперь следят за движениями
своих собирающихся людей
говорят: проиграй нас
в последний раз
paint it black и глаза подними на затмение
мы всё проиграли
сортируем мусор
(апокалипсис скоро, но мы сортируем мусор)
коробку — отдельно?
начинку — отдельно?
вот хорошая группа rush, комплект из двух дисков
подарили лет десять назад, не слушала толком
а теперь нужно мчаться, помчаться, промчаться
броситься, ринуться, кинуться
спешить, поспешить
вот и всё, что останется после меня
вот и всё, что возьму я с собой
II.
«Унитазы и стиральные машины у мародёров, значит, они принимают.
Капоты машин и что там ещё они отправляют.
А обычный комп отправить не могут вот уже месяц.
Как ему там работать в другой стране?»
вещи несутся к границам, где налетают
на невидимые преграды, отскакивают обратно
отсыревая в пути, отмалчиваясь на складе
забывая нас
проваливаются в щёлку между мирами
одной металлической пуговицей за другой
становятся неприкаянной вещью в себе
тихо гудит внеочередной звездой
в иной галактике то, что было когда-то
ночником у нашего северного изголовья
на лучи надеты
браслеты с шифрованным номером
ОВД-инфо (бусины вместо нулей)
половинка серебряного сердца Лоры
фотографии бабушек, кольца Анны
и складные карманные ножички
Мой Компьютер
мог бы вернуть 2007-й
хорошее время
без войны
платья, пластинки, псалтыри, плед из икеи
попадают в аварии, разбиваются всмятку
пропадают без вести
помогают шару подняться чуть выше
облегчая
участь
III.
стайки детских игрушек у мест трагедий
одеяло, которое беженка опознаёт на видео
обои, делавшие
детскую светлее
до того, как обуглиться
протез для подростка
(«вот это вещь!» — восклицает мама сквозь слёзы)
вещь, которая станет
новой частью тела
любимая кукла /в спешке пришлось оставить/
шнурок /его вертит в руке особенный мальчик/
замусоленная, мокрая, важнее всего на свете
последней надежды жёсткая красная нить
Оля Скорлупкина
10.11.2022
I.
некоторые вещи
не успели исчезнуть вовремя
например, компакт-диски
теперь следят за движениями
своих собирающихся людей
говорят: проиграй нас
в последний раз
paint it black и глаза подними на затмение
мы всё проиграли
сортируем мусор
(апокалипсис скоро, но мы сортируем мусор)
коробку — отдельно?
начинку — отдельно?
вот хорошая группа rush, комплект из двух дисков
подарили лет десять назад, не слушала толком
а теперь нужно мчаться, помчаться, промчаться
броситься, ринуться, кинуться
спешить, поспешить
вот и всё, что останется после меня
вот и всё, что возьму я с собой
II.
«Унитазы и стиральные машины у мародёров, значит, они принимают.
Капоты машин и что там ещё они отправляют.
А обычный комп отправить не могут вот уже месяц.
Как ему там работать в другой стране?»
вещи несутся к границам, где налетают
на невидимые преграды, отскакивают обратно
отсыревая в пути, отмалчиваясь на складе
забывая нас
проваливаются в щёлку между мирами
одной металлической пуговицей за другой
становятся неприкаянной вещью в себе
тихо гудит внеочередной звездой
в иной галактике то, что было когда-то
ночником у нашего северного изголовья
на лучи надеты
браслеты с шифрованным номером
ОВД-инфо (бусины вместо нулей)
половинка серебряного сердца Лоры
фотографии бабушек, кольца Анны
и складные карманные ножички
Мой Компьютер
мог бы вернуть 2007-й
хорошее время
без войны
платья, пластинки, псалтыри, плед из икеи
попадают в аварии, разбиваются всмятку
пропадают без вести
помогают шару подняться чуть выше
облегчая
участь
III.
стайки детских игрушек у мест трагедий
одеяло, которое беженка опознаёт на видео
обои, делавшие
детскую светлее
до того, как обуглиться
протез для подростка
(«вот это вещь!» — восклицает мама сквозь слёзы)
вещь, которая станет
новой частью тела
любимая кукла /в спешке пришлось оставить/
шнурок /его вертит в руке особенный мальчик/
замусоленная, мокрая, важнее всего на свете
последней надежды жёсткая красная нить
Оля Скорлупкина
10.11.2022
Forwarded from Аля, и что?
264
Надо искать ступеньки, слова, пароли,
Надо за что-то цепляться во тьме кромешной
- Есть ли у нас знакомые в (точка в поле)?
- Есть, конечно!
Мало мы взяли нужного в путь нелёгкий,
Но всё равно выходим прогнать злодея.
- Может быть, кто-то владеет (язык далёкий)?
- Я владею.
Можно отчаяться? Можно, но разве надо
В этом миру, на всех языках поющем?
- Есть у тебя кардиолог в (координаты)?
- Да, поищем.
Рвётся по шву - заклеим, потом прострочим,
Будет как новое, даже смелей по крою.
- Кто-то не спит сейчас? Потому что срочно.
- Слушаю.
- Что такое?
Тонкие ниточки, липкие паутинки,
Мелкие буковки, явки, пароли, беды.
- Может быть, встретимся где-нибудь (дом с картинки)?
- Надо после победы.
Надо искать ступеньки, по тонкой жести
Рядом идти, ужасно боясь сорваться.
- Есть ли тут те, с кем не страшно бояться вместе?
- Есть, давайте.
#русскийвоенныйкорабльидинахуй
Надо искать ступеньки, слова, пароли,
Надо за что-то цепляться во тьме кромешной
- Есть ли у нас знакомые в (точка в поле)?
- Есть, конечно!
Мало мы взяли нужного в путь нелёгкий,
Но всё равно выходим прогнать злодея.
- Может быть, кто-то владеет (язык далёкий)?
- Я владею.
Можно отчаяться? Можно, но разве надо
В этом миру, на всех языках поющем?
- Есть у тебя кардиолог в (координаты)?
- Да, поищем.
Рвётся по шву - заклеим, потом прострочим,
Будет как новое, даже смелей по крою.
- Кто-то не спит сейчас? Потому что срочно.
- Слушаю.
- Что такое?
Тонкие ниточки, липкие паутинки,
Мелкие буковки, явки, пароли, беды.
- Может быть, встретимся где-нибудь (дом с картинки)?
- Надо после победы.
Надо искать ступеньки, по тонкой жести
Рядом идти, ужасно боясь сорваться.
- Есть ли тут те, с кем не страшно бояться вместе?
- Есть, давайте.
#русскийвоенныйкорабльидинахуй
однажды в ваших жизнях
ничего не произошло
было очень напряжённо
пожилые женщины вывешивали
в дверные проёмы
мокрые простыни
и те развевались как флаги
или карты сражений
с жёлтыми пятнами завоеванных территорий
птицы меняли курс осенних полётов
заметая следы
женщины красили волосы
заплетали их
и тепло расходилось
от каждой из них
даже звери жались к женским рукам
и птицы свивали гнезда
рассаживаясь по их головам
каждый вечер за домом
всходило два солнца
кто-то жег костры
в почерневших парках
кто-то тонул
в городских прудах
кто-то закапывал трупы
в придорожных лесах
в целом
жизнь ползла как всегда
но этот зуд
привычка всё откладывать
на потом
до настоящей жизни
она грызла вас
точила как черви
спекшиеся яблоки
и вы пили за бывшим заводом Кристалл
ходили на концерты друзей
чтобы там хоть кто-то из зала орал
спорили о политике
любили и даже страдали
из-за этого
так сладко и непринуждённо
потому что надо же было чем-то себя занять
пока не придёт она
настоящая
хорошая
жизнь
а потом настал день
многие ждали
боялись его
но ничего не произошло
Лиза Смирнова
ничего не произошло
было очень напряжённо
пожилые женщины вывешивали
в дверные проёмы
мокрые простыни
и те развевались как флаги
или карты сражений
с жёлтыми пятнами завоеванных территорий
птицы меняли курс осенних полётов
заметая следы
женщины красили волосы
заплетали их
и тепло расходилось
от каждой из них
даже звери жались к женским рукам
и птицы свивали гнезда
рассаживаясь по их головам
каждый вечер за домом
всходило два солнца
кто-то жег костры
в почерневших парках
кто-то тонул
в городских прудах
кто-то закапывал трупы
в придорожных лесах
в целом
жизнь ползла как всегда
но этот зуд
привычка всё откладывать
на потом
до настоящей жизни
она грызла вас
точила как черви
спекшиеся яблоки
и вы пили за бывшим заводом Кристалл
ходили на концерты друзей
чтобы там хоть кто-то из зала орал
спорили о политике
любили и даже страдали
из-за этого
так сладко и непринуждённо
потому что надо же было чем-то себя занять
пока не придёт она
настоящая
хорошая
жизнь
а потом настал день
многие ждали
боялись его
но ничего не произошло
Лиза Смирнова
С первых дней войны Архангельск стал жить под лозунгом «Все для фронта» в ущерб всем остальным, невоенным, нуждам горожан.
<...>
Таисия Прохоровна Артюгина работала фрезеровщицей в инструментальном цехе на заводе «Красная кузница». Завод в годы войны занимался ремонтом боевых кораблей, освоил выпуск минометов, мин, гранат, пулеметных станков, аэросаней, корпусов мин:
- Меня привели в цех. Спросили: «На каком станке работать хочешь?» Я выбрала большой фрезерный станок. Специальность по металлообработке. Подростки одни токарями работали, а слесарями работали глухонемые. Я быстро освоила эту работу. Начинали смену в 8 часов утра, заканчивали в пять. Но со временем не считались, надо было сделать работу - оставляли на ночь. На трех станках да на двух одновременно работала. Настрою станок, тот и другой станок работают. Пока один крутится, пока идет — успевала настроить другой. В то время когда одна операция идет это минут 15‒20, вот на втором станке работала
(Интервью с Т. П. Артюгиной,1924 г. р. Записано по месту жительства в городе Архангельске. Дата записи:09.01.2017 г. 56 минут)
Валентина Павловна Матонина ремонтировала рыболовные суда на Соломбальской судоверфи:
- На судоверфи не было рабочих вообще. Остались только одни старики, работать некому было, суда надо было строить. Мне было 14 лет только. Судоверфь здесь была в конце Соломбалы. И вот работала на судоверфи пока на пенсию не пошла. В войну я работала конопатчиком. Обшивку надо было паклей затыкать. Мы работали с разными рыболовными судами. Кувалдой килограмма два надо было заколачивать, потому что руками так крепко не забьешь. Обшивка вот такой толщины — нам надо было так забить, чтобы ничего не протекало. Тяжелая была работа. А в нашей бригаде пять человек — и все девчонки. В войну трудились по 12 часов. Выходной был один — в воскресенье. Зарплату в войну платили, по 200 рублей, помню, мы получали. 200 рублей получишь и кирпичик хлеба на базаре 200 рублей. Как мы прожили я не знаю даже — и все вот мы все еще живем.
(Интервью с В. П. Матониной, 1928 г. р. Записано по месту жительства в городе Архангельске. Дата записи:09.12.2017 г. 36 минут).
Тамара Андреевна Линдес с 1942 года работала в пекарне в центре города:
- Я в 5 часов утра встаю, к 6 должна была на работу идти. Работала до 9 вечера. Сухари там сушим, на резке стоишь, а днем отправляем на Левый Берег. В 40 градусов мороза на лошадях вагоны грузить. Пока вагоны не погрузим, оттуда не уходим. Когда вагоны погрузим, идем дорабатываем до 9 вечера. И так каждый день. Надо было качественно все делать. Это же было для фронта.
(Интервью с Т. А. Линдес, 1927 г. р. Записано по местужительства в городе Архангельске. Дата записи: 11.10.2017 г. 66 минут).
Екатерина Емельянова
Повседневная жизнь в Архангельске во время Великой Отечественной войны
<...>
Таисия Прохоровна Артюгина работала фрезеровщицей в инструментальном цехе на заводе «Красная кузница». Завод в годы войны занимался ремонтом боевых кораблей, освоил выпуск минометов, мин, гранат, пулеметных станков, аэросаней, корпусов мин:
- Меня привели в цех. Спросили: «На каком станке работать хочешь?» Я выбрала большой фрезерный станок. Специальность по металлообработке. Подростки одни токарями работали, а слесарями работали глухонемые. Я быстро освоила эту работу. Начинали смену в 8 часов утра, заканчивали в пять. Но со временем не считались, надо было сделать работу - оставляли на ночь. На трех станках да на двух одновременно работала. Настрою станок, тот и другой станок работают. Пока один крутится, пока идет — успевала настроить другой. В то время когда одна операция идет это минут 15‒20, вот на втором станке работала
(Интервью с Т. П. Артюгиной,1924 г. р. Записано по месту жительства в городе Архангельске. Дата записи:09.01.2017 г. 56 минут)
Валентина Павловна Матонина ремонтировала рыболовные суда на Соломбальской судоверфи:
- На судоверфи не было рабочих вообще. Остались только одни старики, работать некому было, суда надо было строить. Мне было 14 лет только. Судоверфь здесь была в конце Соломбалы. И вот работала на судоверфи пока на пенсию не пошла. В войну я работала конопатчиком. Обшивку надо было паклей затыкать. Мы работали с разными рыболовными судами. Кувалдой килограмма два надо было заколачивать, потому что руками так крепко не забьешь. Обшивка вот такой толщины — нам надо было так забить, чтобы ничего не протекало. Тяжелая была работа. А в нашей бригаде пять человек — и все девчонки. В войну трудились по 12 часов. Выходной был один — в воскресенье. Зарплату в войну платили, по 200 рублей, помню, мы получали. 200 рублей получишь и кирпичик хлеба на базаре 200 рублей. Как мы прожили я не знаю даже — и все вот мы все еще живем.
(Интервью с В. П. Матониной, 1928 г. р. Записано по месту жительства в городе Архангельске. Дата записи:09.12.2017 г. 36 минут).
Тамара Андреевна Линдес с 1942 года работала в пекарне в центре города:
- Я в 5 часов утра встаю, к 6 должна была на работу идти. Работала до 9 вечера. Сухари там сушим, на резке стоишь, а днем отправляем на Левый Берег. В 40 градусов мороза на лошадях вагоны грузить. Пока вагоны не погрузим, оттуда не уходим. Когда вагоны погрузим, идем дорабатываем до 9 вечера. И так каждый день. Надо было качественно все делать. Это же было для фронта.
(Интервью с Т. А. Линдес, 1927 г. р. Записано по местужительства в городе Архангельске. Дата записи: 11.10.2017 г. 66 минут).
Екатерина Емельянова
Повседневная жизнь в Архангельске во время Великой Отечественной войны
Forwarded from орден кромешных поэтов (Olya Skorlupkina)
КСЕНИЯ ПРАВКИНА
уехала от тебя на пару дней
обнять брата постричься коротко
сходить утром к реке
послушать реку
написать стихотворение
9 месяцев с начала полномасштабного вторжения
9 месяцев
столько мать носила меня в своём животе неподъемном
9 месяцев любви и усталости предельной
10 акушерских если точнее
9 месяцев любви говорю
на самом деле не думаю что это правда
на самом деле знаю что это правда
много лет подряд мама рефреном повторяет что если бы можно было сейчас выбирать
она бы выбрала совсем другую жизнь
говорит если бы можно было выбирать
она бы меня не рожала
думаю когда она говорит это
она представляет абстрактный плод
безжизненный точнее нежилой
се место пусто
не меня она представляет
такую большую такую ненужную
с глазами карими
надеюсь что не меня
я пишу это стихотворение
9 месяцев вынашивая в своем животе
травму опосредованную
9 месяцев я слушаю подмосковную реку
и она рассказывает мне о боли и памяти
у воды тоже есть память
9 месяцев я слушаю реку смерти
как саму себя
9 месяцев слушаю бурую словно от кровоподтеков землю растрескавшуюся
слушаю как себя саму
сейчас она мерзлая
от войны выгоревшая и мерзлая
земля как и любая женщина особенно ближе к зиме ощущает выгорание
она ничего не может мне сообщить сегодня
кроме статистики мертвенной
наполняющей до берегов её тело истаивающее
я так долго слушала её тело истаивающее
её расщепленные голоса подземные
что перестала слышать себя
иногда мне кажется что здесь меня нет
иногда меня нет
иногда мира нет
иногда мир это долгая соленая ночь непрерывная
иногда мир болит и кажется прихватило сердце
а это мышцу спины опять потянула
мышцу спины опять потянула позавчера
когда мы с тобой трахались в нашей новой кровати огромной
когда мы с тобой трахались и никак не могли остановиться
когда мы с тобой трахались как в последний раз
как перед ядерной зимой или насильственной смертью в каком-нибудь ОВД на московской окраине
иногда мир это только война
иногда мир это только ядерная угроза
и тогда мне начинают сниться множественные кошмары
сны во сне вложенные друг в друга
переплетенные как тела близких существ
в этих снах я все время брожу по мертвой Москве руинизированной
в попытках тебя найти
за пару минут до ядерного удара
не нахожу никогда
я знаю тебе тоже снится подобное
потому что ты такое же тревожное животное как и я
такое же животное уязвимое
кажется что в моих лёгких панических
не осталось воздуха
гиперсификация не самая безопасная вещь
жизнь не самая безопасная вещь
не мне тебе об этом рассказывать
гиперсификация привязанность тревожного типа
или это просто российская военная агрессия взрывает мою черепную коробку непрочную
недавно терапевтка сказала
что со мной все в порядке
это не болезнь не гипомания
это война и тревога за близкого
такие простые вещи казалось бы очевидные для человека нейротипичного
иногда кажется что я готова отдать все свои деньги
только чтобы услышать что со мной все в порядке
иногда я думаю что эта гиперсификация
сейчас важная часть меня необходимая
часть моей жизни
часть моего письма
часть моей идентичности
иногда глядя как подрагивают во сне твои длинные ресницы беспокойные
я думаю что потеря равновесия
это часть равновесия
необходимая его часть
потеря равновесия
при ближайшем всматривании в тебя
думаю что гиперсификация
это не то слово неправильное
теперь я знаю
но не могу подобрать то самое слово
подбирать правильные слова в правильном порядке это ведь и есть поэзия
но что вообще такое поэзия
что такое правильные слова
что такое правильный порядок
я ничего не хочу знать об этом
единственный правильный порядок сейчас возможный
это вывод российских войск со всех украинских территорий
единственный правильный порядок
это уснуть обнимая тебя всем телом
вместе уснуть
зная что у нас есть еще один день
день для нежности
не для смерти
07.11.2022
уехала от тебя на пару дней
обнять брата постричься коротко
сходить утром к реке
послушать реку
написать стихотворение
9 месяцев с начала полномасштабного вторжения
9 месяцев
столько мать носила меня в своём животе неподъемном
9 месяцев любви и усталости предельной
10 акушерских если точнее
9 месяцев любви говорю
на самом деле не думаю что это правда
на самом деле знаю что это правда
много лет подряд мама рефреном повторяет что если бы можно было сейчас выбирать
она бы выбрала совсем другую жизнь
говорит если бы можно было выбирать
она бы меня не рожала
думаю когда она говорит это
она представляет абстрактный плод
безжизненный точнее нежилой
се место пусто
не меня она представляет
такую большую такую ненужную
с глазами карими
надеюсь что не меня
я пишу это стихотворение
9 месяцев вынашивая в своем животе
травму опосредованную
9 месяцев я слушаю подмосковную реку
и она рассказывает мне о боли и памяти
у воды тоже есть память
9 месяцев я слушаю реку смерти
как саму себя
9 месяцев слушаю бурую словно от кровоподтеков землю растрескавшуюся
слушаю как себя саму
сейчас она мерзлая
от войны выгоревшая и мерзлая
земля как и любая женщина особенно ближе к зиме ощущает выгорание
она ничего не может мне сообщить сегодня
кроме статистики мертвенной
наполняющей до берегов её тело истаивающее
я так долго слушала её тело истаивающее
её расщепленные голоса подземные
что перестала слышать себя
иногда мне кажется что здесь меня нет
иногда меня нет
иногда мира нет
иногда мир это долгая соленая ночь непрерывная
иногда мир болит и кажется прихватило сердце
а это мышцу спины опять потянула
мышцу спины опять потянула позавчера
когда мы с тобой трахались в нашей новой кровати огромной
когда мы с тобой трахались и никак не могли остановиться
когда мы с тобой трахались как в последний раз
как перед ядерной зимой или насильственной смертью в каком-нибудь ОВД на московской окраине
иногда мир это только война
иногда мир это только ядерная угроза
и тогда мне начинают сниться множественные кошмары
сны во сне вложенные друг в друга
переплетенные как тела близких существ
в этих снах я все время брожу по мертвой Москве руинизированной
в попытках тебя найти
за пару минут до ядерного удара
не нахожу никогда
я знаю тебе тоже снится подобное
потому что ты такое же тревожное животное как и я
такое же животное уязвимое
кажется что в моих лёгких панических
не осталось воздуха
гиперсификация не самая безопасная вещь
жизнь не самая безопасная вещь
не мне тебе об этом рассказывать
гиперсификация привязанность тревожного типа
или это просто российская военная агрессия взрывает мою черепную коробку непрочную
недавно терапевтка сказала
что со мной все в порядке
это не болезнь не гипомания
это война и тревога за близкого
такие простые вещи казалось бы очевидные для человека нейротипичного
иногда кажется что я готова отдать все свои деньги
только чтобы услышать что со мной все в порядке
иногда я думаю что эта гиперсификация
сейчас важная часть меня необходимая
часть моей жизни
часть моего письма
часть моей идентичности
иногда глядя как подрагивают во сне твои длинные ресницы беспокойные
я думаю что потеря равновесия
это часть равновесия
необходимая его часть
потеря равновесия
при ближайшем всматривании в тебя
думаю что гиперсификация
это не то слово неправильное
теперь я знаю
но не могу подобрать то самое слово
подбирать правильные слова в правильном порядке это ведь и есть поэзия
но что вообще такое поэзия
что такое правильные слова
что такое правильный порядок
я ничего не хочу знать об этом
единственный правильный порядок сейчас возможный
это вывод российских войск со всех украинских территорий
единственный правильный порядок
это уснуть обнимая тебя всем телом
вместе уснуть
зная что у нас есть еще один день
день для нежности
не для смерти
07.11.2022
РУФЬ СОБИРАЕТ КОЛОСЬЯ
1.
Ты не мог бы остаться со мной
Я не мог бы иначе кукушка мне не даст молока
Дрозд запрет меня на замок
Отберут книгу морей и рек слов и строк
Меня ждут двенадцать моих королев
Черную палочку суют в костерок
Смотрят у которой заледенела
А у тебя даже жребия нет
Мышь не вынесла тебе на блюдце жердок
У тебя нет ни одного гоблина в родне
Мне не подходит твоя кровь
Ложись спать тумана и сыворотки реки кровь
2.
— Ты сходила в подвал за молоком?
Мойра держит меня за локоть, не дает отпереть его лоно,
Где в вырубе мшистом и тёмном стоит жабий кувшин.
Она смотрит глазом своим кошачьим большим:
Что за вздор вздорный?
Я стояла там — и смотрю, целый выводок на полу: пляшет, стрекочет
Детский их хороводик, один как прыгнет ко мне в туфлю:
Так и ношу его, капитана ботика навроде…
— Будешь болтать бессмысленное болотье — испепелю.
Я ходила вниз: вот мое питьё, белое, как тело русалки,
Прохладное, как перламутровое тело моллюска, —
И там стояла, пока мое сердце не перестало падать и трепыхаться,
Пока мой шаг не стал обычным, как у случайной спутницы.
А потом всё же собрала себя в руки: мое дыхание, шёпот, колотьё и плоть, —
И ничего не сказала. Всё, как ты любишь,
Поставила тебе на блюде —
А ты не пьёшь.
И я стою, жду, что ещё ты скажешь о моей судьбе,
Хотя ты забыл, что я здесь.
И я делаю знак Эрине: можешь там, в углу, сесть.
«Зачем ты пришла, зачем поднялась,
Ему всё равно, — она смотрит, осклабясь,
Словно её кто за язык тянул, —
Правда, русалка, перебирающая тину,
Правда, дево, подходящая к окну и стучащая в темень,
Ему всё равно… Молоко течёт, это я его опрокинула».
— Это ты опрокинула? — Нет, это не я. —
Получай, получай, получай…
3.
Говорит ты такая старая что это даже уже звучит неприлично
Таких не берут ни в одну школу как говорил наш научрук закадычно
Таким если и можно позволять разевать глагол
Только в прозе и не про личное
У тебя есть позиция
Это то что нужно в твоём возрасте
Как ребенку горшок
Нет спасибо я в штаны
У тебя есть мнение по той поправке
Которая про рабство
Ты только по этой позиции свое мнение мне рассказывал
Прекрати это паясничество это уже не смешно
Когда старая дура глупость свою выпячивает
Всему свое вено свое вино
Сам скажи это жене
Она у меня ещё маленькая доросла только до понимания
Моего старого мнения лет двадцать назад
Да и то переспрашивает как как ты сказал
Это такая прелесть
А в тебе так ничего и не созрело
Ничего ничего ничего
Иногда я думаю сколько же тебе лет
Таких как ты только возраст и украшает
Только не говори мне что ты написала
Что ты прячешь в бумажке
Покажи мне из любопытства
Про птицу лежащую в овраге и ждущую моей отмашки
Про страшный сон про мою долгополую рубашку
А точно была такая когда жили под Владимиром
Под Николаем
И про колоски которые я сплетал
Правда сплетал колоски
И про родинку на животе
Я свёл ещё лет десять назад в Гродно
Скажи вот тебе самой не стыдно не стыдно
1.
Ты не мог бы остаться со мной
Я не мог бы иначе кукушка мне не даст молока
Дрозд запрет меня на замок
Отберут книгу морей и рек слов и строк
Меня ждут двенадцать моих королев
Черную палочку суют в костерок
Смотрят у которой заледенела
А у тебя даже жребия нет
Мышь не вынесла тебе на блюдце жердок
У тебя нет ни одного гоблина в родне
Мне не подходит твоя кровь
Ложись спать тумана и сыворотки реки кровь
2.
— Ты сходила в подвал за молоком?
Мойра держит меня за локоть, не дает отпереть его лоно,
Где в вырубе мшистом и тёмном стоит жабий кувшин.
Она смотрит глазом своим кошачьим большим:
Что за вздор вздорный?
Я стояла там — и смотрю, целый выводок на полу: пляшет, стрекочет
Детский их хороводик, один как прыгнет ко мне в туфлю:
Так и ношу его, капитана ботика навроде…
— Будешь болтать бессмысленное болотье — испепелю.
Я ходила вниз: вот мое питьё, белое, как тело русалки,
Прохладное, как перламутровое тело моллюска, —
И там стояла, пока мое сердце не перестало падать и трепыхаться,
Пока мой шаг не стал обычным, как у случайной спутницы.
А потом всё же собрала себя в руки: мое дыхание, шёпот, колотьё и плоть, —
И ничего не сказала. Всё, как ты любишь,
Поставила тебе на блюде —
А ты не пьёшь.
И я стою, жду, что ещё ты скажешь о моей судьбе,
Хотя ты забыл, что я здесь.
И я делаю знак Эрине: можешь там, в углу, сесть.
«Зачем ты пришла, зачем поднялась,
Ему всё равно, — она смотрит, осклабясь,
Словно её кто за язык тянул, —
Правда, русалка, перебирающая тину,
Правда, дево, подходящая к окну и стучащая в темень,
Ему всё равно… Молоко течёт, это я его опрокинула».
— Это ты опрокинула? — Нет, это не я. —
Получай, получай, получай…
3.
Говорит ты такая старая что это даже уже звучит неприлично
Таких не берут ни в одну школу как говорил наш научрук закадычно
Таким если и можно позволять разевать глагол
Только в прозе и не про личное
У тебя есть позиция
Это то что нужно в твоём возрасте
Как ребенку горшок
Нет спасибо я в штаны
У тебя есть мнение по той поправке
Которая про рабство
Ты только по этой позиции свое мнение мне рассказывал
Прекрати это паясничество это уже не смешно
Когда старая дура глупость свою выпячивает
Всему свое вено свое вино
Сам скажи это жене
Она у меня ещё маленькая доросла только до понимания
Моего старого мнения лет двадцать назад
Да и то переспрашивает как как ты сказал
Это такая прелесть
А в тебе так ничего и не созрело
Ничего ничего ничего
Иногда я думаю сколько же тебе лет
Таких как ты только возраст и украшает
Только не говори мне что ты написала
Что ты прячешь в бумажке
Покажи мне из любопытства
Про птицу лежащую в овраге и ждущую моей отмашки
Про страшный сон про мою долгополую рубашку
А точно была такая когда жили под Владимиром
Под Николаем
И про колоски которые я сплетал
Правда сплетал колоски
И про родинку на животе
Я свёл ещё лет десять назад в Гродно
Скажи вот тебе самой не стыдно не стыдно
5.
Ты думаешь я беру их с неба
Как ты думаешь откуда я их беру
На всю эту снедь манну золотого хлеба
Тебе такой разговор конечно не по нутру
Но как ты думаешь все это откуда
Что ты ешь пьешь а главное златокудрые
Боги всё это оплотство это не валяется на дороге
И за медный рубль не продается
Ты даже считать не умеешь сколько
Столько не выткать ни одной паучихе
А еще открываешь рот что не нравятся тебе пути мои
Что не достать из меня толка
Я давно уже все достал
Как ты думаешь лодка серебряная лунная мечта
А рассыпанные по переплету звезды
В этом мире всё продается
Просто ты не умеешь считать больше ста
И сколько бы ты ни таскала воду ни молола зерно
Ты никогда не вымелешь и малой толики
Это тебе ясно
Так что закрой рыбий свой рот и не бормочи
А то смех меня разберет где ты достал эти ключи
Уж я знаю где
Когда я родился то только свиткой своей и владел
А теперь такие как ты меня учат
Чей был раньше этот надел
А между прочим подумай лучше что ты читаешь что носишь
И даже идущие к востоку грозовые тучи из старой книги
И молнию вынимает Кронион Громодел
И пелена тумана идет когда говоришь мне душно
А сад где еще лежат ягоды Персефоны засушенные
Думаешь это я так на дороге нашел приглядел
Подумай об этом лучше
Когда говоришь всё с третьей женой своей судишься
За каждый локоть за каждый бездел
Я так не хочу
Так иди
6.
Уложи меня в траву бред-трава растет на ветряном берегу
Дом я продал и двор и усадьбу всю и стога я вернуть тебя туда не могу
А потом жгли лес жгли лес и коней пускали на поле
А потом дерн вытоптали весь и успокоилось успокоилось
А помнишь как ночью синие цветы дрожат горлом своим голубым
Как они говорят перенеси нас перенеси к озерам и паводкам дождевым
Как они цепляются друг за друга руками как листья их дрожат пауканием
И как бормочут на единственном подлинном бессмысленном языке
А река как их темное исподнее как волосы твои словно проросшие на угольке
И когда я падаю в их туманное озеро в их теплый дом
То трава бормочет и ластится и шепчет свои условия
Но нельзя понять ни одно
И я говорю возведи сад возврати корабль
Насади леса верни все обратно
Настели на дерево сухой травы и сонного тумана
Зеленоглазая королева пойдет с прялкой по снам безымянным
Ты забыл меня ты забыл
Я тебя и не помнил
Вся память моя как туман и поле иногда звон от старой колокольни
Белый цветок с могил
Но не сегодня не сегодня пар поднимается открывается лесная книга
Олень идет по ее страницам касаясь едва
Что тебе снилось
Знаешь сколько бы дали мне если бы вспомнил если бы вспомнил слова
Анна Аликевич
Ты думаешь я беру их с неба
Как ты думаешь откуда я их беру
На всю эту снедь манну золотого хлеба
Тебе такой разговор конечно не по нутру
Но как ты думаешь все это откуда
Что ты ешь пьешь а главное златокудрые
Боги всё это оплотство это не валяется на дороге
И за медный рубль не продается
Ты даже считать не умеешь сколько
Столько не выткать ни одной паучихе
А еще открываешь рот что не нравятся тебе пути мои
Что не достать из меня толка
Я давно уже все достал
Как ты думаешь лодка серебряная лунная мечта
А рассыпанные по переплету звезды
В этом мире всё продается
Просто ты не умеешь считать больше ста
И сколько бы ты ни таскала воду ни молола зерно
Ты никогда не вымелешь и малой толики
Это тебе ясно
Так что закрой рыбий свой рот и не бормочи
А то смех меня разберет где ты достал эти ключи
Уж я знаю где
Когда я родился то только свиткой своей и владел
А теперь такие как ты меня учат
Чей был раньше этот надел
А между прочим подумай лучше что ты читаешь что носишь
И даже идущие к востоку грозовые тучи из старой книги
И молнию вынимает Кронион Громодел
И пелена тумана идет когда говоришь мне душно
А сад где еще лежат ягоды Персефоны засушенные
Думаешь это я так на дороге нашел приглядел
Подумай об этом лучше
Когда говоришь всё с третьей женой своей судишься
За каждый локоть за каждый бездел
Я так не хочу
Так иди
6.
Уложи меня в траву бред-трава растет на ветряном берегу
Дом я продал и двор и усадьбу всю и стога я вернуть тебя туда не могу
А потом жгли лес жгли лес и коней пускали на поле
А потом дерн вытоптали весь и успокоилось успокоилось
А помнишь как ночью синие цветы дрожат горлом своим голубым
Как они говорят перенеси нас перенеси к озерам и паводкам дождевым
Как они цепляются друг за друга руками как листья их дрожат пауканием
И как бормочут на единственном подлинном бессмысленном языке
А река как их темное исподнее как волосы твои словно проросшие на угольке
И когда я падаю в их туманное озеро в их теплый дом
То трава бормочет и ластится и шепчет свои условия
Но нельзя понять ни одно
И я говорю возведи сад возврати корабль
Насади леса верни все обратно
Настели на дерево сухой травы и сонного тумана
Зеленоглазая королева пойдет с прялкой по снам безымянным
Ты забыл меня ты забыл
Я тебя и не помнил
Вся память моя как туман и поле иногда звон от старой колокольни
Белый цветок с могил
Но не сегодня не сегодня пар поднимается открывается лесная книга
Олень идет по ее страницам касаясь едва
Что тебе снилось
Знаешь сколько бы дали мне если бы вспомнил если бы вспомнил слова
Анна Аликевич
Сообразуясь с мыслью о том, что увлекательный самостоятельный сюжет о быте— не самое тривиальное явление детской литературы (за исключением, пожалуй, робинзонады), рассмотрим, как тематика произведений может быть связана с изображением бытового труда.
<...>
При качественном анализе темы «школа» выясняется, например, что искомые глаголы чаще обозначают домашние задачи, лишь соседствующие со школьной лексикой:
«Когда мне было три года,мама убегала на работу раньше папы. А папа будил нас с Иркой,кормил, одевал и отводил в садик ишколу» [Кузнецова 2013, 27]6;
«От дома до школы было не меньше трех километров. Я вставала пораньше, готовила завтрак, кормила детей, и мы выходила из дому еще затемно» [Космодемьянская 1950, 34].
Более характерным (но едва ли более частотным) для темы бытового труда можно на-звать контекст школьного дежурства:
«Аля мыла классную доску шампунем „Жемчуг“, а он вытирал доску насухо обрывком вафельного полотенца» [Коршунов 1975, 36];
«Лиза была дежурной по классу и потому задержалась в школе дольше других. Она подметала пол, поливала цветы, и эта простая работа нравилась ей как никогда» [Воробей 2000, 44].
В репрезентациях женского бытового труда может акцентироваться удовольствие от него:
«Вика подмела комнату. На веранде Костя отобрал у нее веник и жестом показал ей на половики. Она сначала вытряхнула скатерть, стоя на крыльце, потом,очень довольная собой, спустилась во двор с половиками и принялась их вытряхивать» [Достян 1967, 101].
«Тетушка мыла посуду, но, несмотря на это малоприятное занятие, находилась в отличном расположении духа» [Артамонова 2002, 40].
«Когда тетка вытирала полотенцем тарелки или стирала Федину рубаху, то с лица ее не сходило выражение скорби и, как ни странно, тихой внутренней радости. Ей было приятно, что она мучается и что мучения эти видны всем, в том числе богу и Феде» [Томин 1959, 96]
Репрезентации, которые встречаются во фрагментах с домашним топосом, позволяют отметить интересную деталь — некоторое неудовольствие, с которым бытовой труд исполняют персонажи-мальчики:
«Чарли бродил по дому, перелистывал учебники, помогал бабушке мыть посуду, подметал пол и очень скучал» [Кальма 1959, 29].
«Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таскал с базара овощи и говяжью печенку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попреки в дармоедстве. Мне шел десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещоткой...» [Василенко 1941, 1].
«А Денис пускай бы мыл эту дверь противную. Серёжа забыл, что он сейчас вовсе не моет дверь, он в окно смотрит» [Матвеева 1987, 18].
Евгения Лекаревич
Домашние дела литературных персонажей
<...>
При качественном анализе темы «школа» выясняется, например, что искомые глаголы чаще обозначают домашние задачи, лишь соседствующие со школьной лексикой:
«Когда мне было три года,мама убегала на работу раньше папы. А папа будил нас с Иркой,кормил, одевал и отводил в садик ишколу» [Кузнецова 2013, 27]6;
«От дома до школы было не меньше трех километров. Я вставала пораньше, готовила завтрак, кормила детей, и мы выходила из дому еще затемно» [Космодемьянская 1950, 34].
Более характерным (но едва ли более частотным) для темы бытового труда можно на-звать контекст школьного дежурства:
«Аля мыла классную доску шампунем „Жемчуг“, а он вытирал доску насухо обрывком вафельного полотенца» [Коршунов 1975, 36];
«Лиза была дежурной по классу и потому задержалась в школе дольше других. Она подметала пол, поливала цветы, и эта простая работа нравилась ей как никогда» [Воробей 2000, 44].
В репрезентациях женского бытового труда может акцентироваться удовольствие от него:
«Вика подмела комнату. На веранде Костя отобрал у нее веник и жестом показал ей на половики. Она сначала вытряхнула скатерть, стоя на крыльце, потом,очень довольная собой, спустилась во двор с половиками и принялась их вытряхивать» [Достян 1967, 101].
«Тетушка мыла посуду, но, несмотря на это малоприятное занятие, находилась в отличном расположении духа» [Артамонова 2002, 40].
«Когда тетка вытирала полотенцем тарелки или стирала Федину рубаху, то с лица ее не сходило выражение скорби и, как ни странно, тихой внутренней радости. Ей было приятно, что она мучается и что мучения эти видны всем, в том числе богу и Феде» [Томин 1959, 96]
Репрезентации, которые встречаются во фрагментах с домашним топосом, позволяют отметить интересную деталь — некоторое неудовольствие, с которым бытовой труд исполняют персонажи-мальчики:
«Чарли бродил по дому, перелистывал учебники, помогал бабушке мыть посуду, подметал пол и очень скучал» [Кальма 1959, 29].
«Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таскал с базара овощи и говяжью печенку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попреки в дармоедстве. Мне шел десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещоткой...» [Василенко 1941, 1].
«А Денис пускай бы мыл эту дверь противную. Серёжа забыл, что он сейчас вовсе не моет дверь, он в окно смотрит» [Матвеева 1987, 18].
Евгения Лекаревич
Домашние дела литературных персонажей
Жили в предчувствии конца света,
непонятно откуда у них взялось это ощущение,
но оно было таким же устойчивым, как неустойчиво было всё вокруг:
государственный строй,
общественный договор,
личные отношения.
Даже собственным воспоминаниям доверять не стоило:
потом всегда выяснялось, что были свидетели, и они говорят совершенно другое,
хотя и им тоже нельзя было доверять;
одним словом, предчувствие конца света было чем-то единственно стабильным и заслуживающим доверия.
Так они и жили:
долговременных планов не строили,
кратковременные старались осуществить побыстрее:
потом может быть поздно.
И вот оказалось, что предчувствие их не обмануло:
конец света действительно наступил,
но оказался совсем не таким, какого они ждали.
Они думали, что конец света будет чем-то ярким,
чем-то захватывающим,
но, главное, чем-то быстрым.
Допустим, кратким обменом репликами между двумя ядерными державами,
или столкновением двух небесных тел,
или, может быть, там даже будут задействованы Гог, Магог и, непременно, Блудница, восседающая на Звере
(в это они не особенно верили, но никогда не отрицали такую возможность полностью).
А оказалось, что конец света – процесс долгий и муторный,
совершенно лишённый всякой романтики,
всякой зрелищности,
он больше похож не на краткую вспышку, а на медленное тление углей в прогоревшей печи,
только угли в печи – это, по крайней мере, красиво.
Красиво и тепло.
А здесь серо и холодно.
И, главное, они поняли:
им предстоит дожить свои жизни во время конца света,
умереть во время конца света,
у кого-то ещё и дети вырастут во время конца света,
и неизвестно, насколько это всё затянется,
и как именно следует жить во время конца света, нигде не сказано даже в общих чертах.
А многие вообще понятия не имеют, что живут во время конца света,
этих они презирают и втайне им завидуют:
даже когда свет закончится совсем, они, наверное, ничего не почувствуют,
просто ахнут и растворятся.
Марианна Гейде
Из книги «Животные, не вошедшие в классификацию»
непонятно откуда у них взялось это ощущение,
но оно было таким же устойчивым, как неустойчиво было всё вокруг:
государственный строй,
общественный договор,
личные отношения.
Даже собственным воспоминаниям доверять не стоило:
потом всегда выяснялось, что были свидетели, и они говорят совершенно другое,
хотя и им тоже нельзя было доверять;
одним словом, предчувствие конца света было чем-то единственно стабильным и заслуживающим доверия.
Так они и жили:
долговременных планов не строили,
кратковременные старались осуществить побыстрее:
потом может быть поздно.
И вот оказалось, что предчувствие их не обмануло:
конец света действительно наступил,
но оказался совсем не таким, какого они ждали.
Они думали, что конец света будет чем-то ярким,
чем-то захватывающим,
но, главное, чем-то быстрым.
Допустим, кратким обменом репликами между двумя ядерными державами,
или столкновением двух небесных тел,
или, может быть, там даже будут задействованы Гог, Магог и, непременно, Блудница, восседающая на Звере
(в это они не особенно верили, но никогда не отрицали такую возможность полностью).
А оказалось, что конец света – процесс долгий и муторный,
совершенно лишённый всякой романтики,
всякой зрелищности,
он больше похож не на краткую вспышку, а на медленное тление углей в прогоревшей печи,
только угли в печи – это, по крайней мере, красиво.
Красиво и тепло.
А здесь серо и холодно.
И, главное, они поняли:
им предстоит дожить свои жизни во время конца света,
умереть во время конца света,
у кого-то ещё и дети вырастут во время конца света,
и неизвестно, насколько это всё затянется,
и как именно следует жить во время конца света, нигде не сказано даже в общих чертах.
А многие вообще понятия не имеют, что живут во время конца света,
этих они презирают и втайне им завидуют:
даже когда свет закончится совсем, они, наверное, ничего не почувствуют,
просто ахнут и растворятся.
Марианна Гейде
Из книги «Животные, не вошедшие в классификацию»
Национальный интерес невозможно определить ни через общий интерес крупных капиталистических промышленных, торговых или финансовых предприятий определенной страны — ибо этого общего интереса не существует, — ни через жизнь, свободу и благосостояние граждан, ибо этих граждан неустанно заклинают приносить благосостояние, свободу и жизнь в жертву национальному интересу. В конечном счете, рассматривая современную историю, мы вынуждены заключить: для каждого государства национальным интересом является его способность вести войну.
В 1911 г. Франция чуть не ввязалась в войну за Марокко5 ; но почему Марокко было столь важно? Потому что Северной Африке предполагалось стать резервом пушечного мяса; и еще потому что, с военной точки зрения, государство заинтересовано в том, чтобы сделать свою экономику сколь возможно более самостоятельной, обладая собственными сырьевыми ресурсами и рынками сбыта. Страна называет своим жизненным экономическим интересом не то, что позволяет ее гражданам жить, но то, что позволяет ей воевать; нефть гораздо лучше подходит для разжигания международных конфликтов, чем пшеница. Таким образом, когда ведут войну, это делается или чтобы сохранить, или чтобы увеличить средства для ее ведения.
Вся международная политика движется по этому порочному кругу. Национальный престиж состоит в том, чтобы постоянно производить на другие страны впечатление, ради их деморализации, что в случае войны мы непременно их победим. Национальной безопасностью называется такое химерическое состояние вещей, при котором бы мы сохраняли возможность вести войну, лишая той же возможности все другие страны. В итоге, уважающее себя государство скорее готово на все, включая войну, чем на то, чтобы в случае столкновения интересов от войны отказаться.
Симона Вейль
Не будем снова начинать Троянскую войну
1937
В 1911 г. Франция чуть не ввязалась в войну за Марокко5 ; но почему Марокко было столь важно? Потому что Северной Африке предполагалось стать резервом пушечного мяса; и еще потому что, с военной точки зрения, государство заинтересовано в том, чтобы сделать свою экономику сколь возможно более самостоятельной, обладая собственными сырьевыми ресурсами и рынками сбыта. Страна называет своим жизненным экономическим интересом не то, что позволяет ее гражданам жить, но то, что позволяет ей воевать; нефть гораздо лучше подходит для разжигания международных конфликтов, чем пшеница. Таким образом, когда ведут войну, это делается или чтобы сохранить, или чтобы увеличить средства для ее ведения.
Вся международная политика движется по этому порочному кругу. Национальный престиж состоит в том, чтобы постоянно производить на другие страны впечатление, ради их деморализации, что в случае войны мы непременно их победим. Национальной безопасностью называется такое химерическое состояние вещей, при котором бы мы сохраняли возможность вести войну, лишая той же возможности все другие страны. В итоге, уважающее себя государство скорее готово на все, включая войну, чем на то, чтобы в случае столкновения интересов от войны отказаться.
Симона Вейль
Не будем снова начинать Троянскую войну
1937
ОДИНОЧЕСТВО ВОЕННОГО ИСТОРИКА-ЖЕНЩИНЫ
Признайтесь: вас смущает
моя профессия.
Вот почему я стала редкой гостьей на званых ужинах,
хоть, видит Бог, не лезу вон из кожи, чтоб всех напугать.
Я выбираю платья разумного покроя
и несмущающих оттенков беж,
душусь лавандой, укладку делаю в салоне:
пророческой копной волос,
где, шипя, струятся змеи, не напугаю деток.
Если когда и закачу глаза, забормочу,
схвачусь за сердце, возоплю от ужаса
как третьесортная актриса в безумной, но поднадоевшей сцене,
то разве что наедине с собой - никто и не увидит,
кроме зеркала над ванной.
В целом не могу не согласиться:
женщинам не дело размышлять о войнах,
не дело беспристрастно рассуждать о тактике,
или избегать слова "враг",
или смотреть на обе стороны и ничего не осуждать.
Женщины должны идти на марш за мир,
раздавать белые перья для повышенья боевого духа,
бросаться на штыки
чтоб защитить детей,
которым все равно расколют череп,
или после многократных изнасилований
вешаются на собственных волосах.
Выполнение этих пунктов в общем утешает.
Ах да, еще вязать носки солдатам
и поднимать им дух.
Еще: оплакивать погибших.
Сыновей, любимых и так далее.
Всех убитых. на войнедетей .
Я же вместо этого говорю,
и надеюсь, что слово мое примут за правду.
Прямо говорю, как неприятно.
Правде редко рады,
особенно за ужином,
хоть я и хороша в своем деле.
Мой предмет – и храбрость, и бесчинства.
Смотрю на них, не осуждая.
записываю все, как было,
насколько остается в памяти.
Не спрашиваю почему, ответ как правило один и тот же.
Войны случаются из-за того, что те, кто начинают
думают, что могут победить.
Мне снится сон, что в этом есть свое очарование.
Викинги уходят с полей
раз в год на месяцы, чтоб убивать и грабить,
как мальчишки сбегают на охоту.
В обычной жизни – просто земледельцы.
Возвращаются с богатствами.
Арабы идут войной на крестоносцев
их ятаганы разрубают
шёлк на лету.
Изящный взмах, конь истекает кровью
доспехи с грохотом обрушиваются вниз
подобно башне. Битва огня с металлом.
Поэт сказал бы: битва романтики с банальностью.
Проснувшись, понимаю, что всё не так.
Что бы не говорила пропаганда, чудовищ не бывает,
точнее, их не похоронишь раз и навсегда.
Только одно прикончишь, как обстоятельства
и радио другое породят.
Поверьте мне: как много армий молилось исступленно
Богу ночь напролет, всем сердцем,
и погибало в мясорубке всё равно.
Брутальность часто побеждает,
и тратятся большие средства на изобретение
тех. средств убийства и радаров.
Действительно, отвага иногда чего-то стоит,
как при Фермопилах. Иногда чего-то стоит правота —
хотя конечность истины традиционно
определяет победитель.
Бывает, что солдат бросается на гранат
взрываясь как бумажный пакет кишек,
чтобы спасти товарища.
Это вызывает восхищение.
Но много воин выиграли просто крысы и холера.
А ещё картофель,
или же его отсутствие.
Нет смысла вешать мертвецам
на грудь все эти ордена.
Подвиг впечатляет, но я слишком много знаю.
Великие деяния вгоняют меня в депрессию.
В интересах науки
я ходила по полям сражений,
где когда-то было по колено крови и ошмётков тел
осколков костей и бомб.
Все те поля давно уж зеленели снова,
когда я добралась туда.
Каждому из них когда-то посвятили пару афоризмов.
Мраморные ангелы в печали высиживают яйца
в траве на гнездах, но у них никто не вылупится.
(Ангелов с таким же успехом можно называть вульгарными
или безжалостными, все зависит от угла съёмки.)
На многих триумфальных арках вижу слово слава.
Конечно, сорву цветок-другой
на каждом поле, вложу в гостиничную Библию
и засушу на память.
Я такой же человек, как и все вы.
Не просите меня вынести вердикт.
Поймите, я занимаюсь тактикой.
И ещё статистикой:
на каждый год мира приходится четыре сотни
лет войны.
Маргарет Этвуд
Переводчица Tusya Lynx
Признайтесь: вас смущает
моя профессия.
Вот почему я стала редкой гостьей на званых ужинах,
хоть, видит Бог, не лезу вон из кожи, чтоб всех напугать.
Я выбираю платья разумного покроя
и несмущающих оттенков беж,
душусь лавандой, укладку делаю в салоне:
пророческой копной волос,
где, шипя, струятся змеи, не напугаю деток.
Если когда и закачу глаза, забормочу,
схвачусь за сердце, возоплю от ужаса
как третьесортная актриса в безумной, но поднадоевшей сцене,
то разве что наедине с собой - никто и не увидит,
кроме зеркала над ванной.
В целом не могу не согласиться:
женщинам не дело размышлять о войнах,
не дело беспристрастно рассуждать о тактике,
или избегать слова "враг",
или смотреть на обе стороны и ничего не осуждать.
Женщины должны идти на марш за мир,
раздавать белые перья для повышенья боевого духа,
бросаться на штыки
чтоб защитить детей,
которым все равно расколют череп,
или после многократных изнасилований
вешаются на собственных волосах.
Выполнение этих пунктов в общем утешает.
Ах да, еще вязать носки солдатам
и поднимать им дух.
Еще: оплакивать погибших.
Сыновей, любимых и так далее.
Всех убитых. на войнедетей .
Я же вместо этого говорю,
и надеюсь, что слово мое примут за правду.
Прямо говорю, как неприятно.
Правде редко рады,
особенно за ужином,
хоть я и хороша в своем деле.
Мой предмет – и храбрость, и бесчинства.
Смотрю на них, не осуждая.
записываю все, как было,
насколько остается в памяти.
Не спрашиваю почему, ответ как правило один и тот же.
Войны случаются из-за того, что те, кто начинают
думают, что могут победить.
Мне снится сон, что в этом есть свое очарование.
Викинги уходят с полей
раз в год на месяцы, чтоб убивать и грабить,
как мальчишки сбегают на охоту.
В обычной жизни – просто земледельцы.
Возвращаются с богатствами.
Арабы идут войной на крестоносцев
их ятаганы разрубают
шёлк на лету.
Изящный взмах, конь истекает кровью
доспехи с грохотом обрушиваются вниз
подобно башне. Битва огня с металлом.
Поэт сказал бы: битва романтики с банальностью.
Проснувшись, понимаю, что всё не так.
Что бы не говорила пропаганда, чудовищ не бывает,
точнее, их не похоронишь раз и навсегда.
Только одно прикончишь, как обстоятельства
и радио другое породят.
Поверьте мне: как много армий молилось исступленно
Богу ночь напролет, всем сердцем,
и погибало в мясорубке всё равно.
Брутальность часто побеждает,
и тратятся большие средства на изобретение
тех. средств убийства и радаров.
Действительно, отвага иногда чего-то стоит,
как при Фермопилах. Иногда чего-то стоит правота —
хотя конечность истины традиционно
определяет победитель.
Бывает, что солдат бросается на гранат
взрываясь как бумажный пакет кишек,
чтобы спасти товарища.
Это вызывает восхищение.
Но много воин выиграли просто крысы и холера.
А ещё картофель,
или же его отсутствие.
Нет смысла вешать мертвецам
на грудь все эти ордена.
Подвиг впечатляет, но я слишком много знаю.
Великие деяния вгоняют меня в депрессию.
В интересах науки
я ходила по полям сражений,
где когда-то было по колено крови и ошмётков тел
осколков костей и бомб.
Все те поля давно уж зеленели снова,
когда я добралась туда.
Каждому из них когда-то посвятили пару афоризмов.
Мраморные ангелы в печали высиживают яйца
в траве на гнездах, но у них никто не вылупится.
(Ангелов с таким же успехом можно называть вульгарными
или безжалостными, все зависит от угла съёмки.)
На многих триумфальных арках вижу слово слава.
Конечно, сорву цветок-другой
на каждом поле, вложу в гостиничную Библию
и засушу на память.
Я такой же человек, как и все вы.
Не просите меня вынести вердикт.
Поймите, я занимаюсь тактикой.
И ещё статистикой:
на каждый год мира приходится четыре сотни
лет войны.
Маргарет Этвуд
Переводчица Tusya Lynx
Forwarded from Аля, и что?
266: ответственность
Думаешь, как же быть, до ночи, до тошноты
Под глазами мешки, в холодильнике мышь повесилась.
Кто во всём виноват? Наверное, это ты.
Кто-то же должен уже взять на себя ответственность?
Любила не тех людей. Искала не те пути.
В гостях наморщила нос и не доела третье.
Что-то должно же было такое произойти,
Что отбросило нас назад на тысячелетие.
Пускай меня заберут, пусть скажут - это она,
Отправят меня в тюрьму, плюют и кидают грязью.
Но только пусть прекратится страшная эта война,
Останется только в книгах - кириллицей, брайлем, вязью.
Пускай отправят, куда Макар не гонял телят.
Где рак на горе свистит, где конь не станет валяться.
Только пускай сейчас же враги прекратят стрелять,
И все куда-нибудь денутся. Провалятся, растворятся.
Я буду сидеть в тюрьме, я буду полы мести,
А ночью, чтобы уснуть, я буду смотреть на стаю
Прыгучих живых детей, которых смогли спасти.
И пусть они ненавидят.
Но пусть они вырастают.
#русскийвоенныйкорабльидинахуй
Думаешь, как же быть, до ночи, до тошноты
Под глазами мешки, в холодильнике мышь повесилась.
Кто во всём виноват? Наверное, это ты.
Кто-то же должен уже взять на себя ответственность?
Любила не тех людей. Искала не те пути.
В гостях наморщила нос и не доела третье.
Что-то должно же было такое произойти,
Что отбросило нас назад на тысячелетие.
Пускай меня заберут, пусть скажут - это она,
Отправят меня в тюрьму, плюют и кидают грязью.
Но только пусть прекратится страшная эта война,
Останется только в книгах - кириллицей, брайлем, вязью.
Пускай отправят, куда Макар не гонял телят.
Где рак на горе свистит, где конь не станет валяться.
Только пускай сейчас же враги прекратят стрелять,
И все куда-нибудь денутся. Провалятся, растворятся.
Я буду сидеть в тюрьме, я буду полы мести,
А ночью, чтобы уснуть, я буду смотреть на стаю
Прыгучих живых детей, которых смогли спасти.
И пусть они ненавидят.
Но пусть они вырастают.
#русскийвоенныйкорабльидинахуй
Forwarded from Татьяна Никонова, феминистка и гедонистка
Почему нам нужны гендерные квоты? Девочкам занижают баллы еще в школе. Учителя сами этого не осознают, но недооценивают результаты девочек в предметах, связанных с математикой и естественными науками, а мальчиков, наоборот, переоценивают.
Исследование проводилось в Тель-Авиве, участвовали три группы от шестого класса до конца средней школы. Они сдавали по два экзамена, в одном из которых преподаватели знали, где чья работа, а в другом все работы были анонимными. В первом случае мальчики получили лучшие оценки по математике, но в анонимной работе девочки превзошли мальчиков.
Таким образом даже способные девочки получают оценки хуже, чем заслуживают, разочаровываются в точных науках и не выбирают впоследствии соответствующее образование, в то время как мальчиков поддерживают их хорошие оценки, и они и дальше идут учиться и работать в STEM.
В результате нам рассказывают, что женщины просто по природе менее склонны к точным наукам и что это мужское дело. На самом же деле женщины с детства демотивированы несправедливым отношением к собственным способностям. Сами подумайте, зачем идти туда, где тебя считают недостаточно способной? Но это не имеет к объективной реальности никакого отношения, тут работают гендерные предубеждения.
Исследование провели доктор Эдит Санд, экономист Банка Израиля и преподаватель Бергласской школы экономики Университета Тель-Авива, и Виктор Лави, профессор Еврейского университета и Университета Уорвика в Англии. Публикация — в National Bureau of Economic Research в 2015 году.
Но если вы думаете, что гендерные стереотипы работают исключительно неосознаваемо, это не так. В 2018 выяснилось, что с 2011 года Токийский медицинский университет занижал вступительные баллы абитуриенткам, чтобы студенток набиралось не больше 30%. Япония до сих пор во многом патриархальная страна, и администрация университета уверена, что мужчины скорее начнут работать по специальности, нежели женщины. Но, ограничивая доступ девушкам к учебе, они организуют самосбывающееся пророчество — студенток меньше, женщин-врачей тоже меньше, а значит можно позволять себе ограничивать набор абитуриенток.
Так что, когда идет речь о гендерных квотах, это попытка не навязать побольше женщин туда, где им не место, а выровнять ситуацию, созданную осознанным или неосознаваемым действием гендерных стереотипов, заставляющих игнорировать наличие способных и образованных женщин. По факту, сейчас квоты уже есть — у мужчин, и их регулярно увеличивают за женский счет.
#никонова_феминизм
Исследование проводилось в Тель-Авиве, участвовали три группы от шестого класса до конца средней школы. Они сдавали по два экзамена, в одном из которых преподаватели знали, где чья работа, а в другом все работы были анонимными. В первом случае мальчики получили лучшие оценки по математике, но в анонимной работе девочки превзошли мальчиков.
Таким образом даже способные девочки получают оценки хуже, чем заслуживают, разочаровываются в точных науках и не выбирают впоследствии соответствующее образование, в то время как мальчиков поддерживают их хорошие оценки, и они и дальше идут учиться и работать в STEM.
В результате нам рассказывают, что женщины просто по природе менее склонны к точным наукам и что это мужское дело. На самом же деле женщины с детства демотивированы несправедливым отношением к собственным способностям. Сами подумайте, зачем идти туда, где тебя считают недостаточно способной? Но это не имеет к объективной реальности никакого отношения, тут работают гендерные предубеждения.
Исследование провели доктор Эдит Санд, экономист Банка Израиля и преподаватель Бергласской школы экономики Университета Тель-Авива, и Виктор Лави, профессор Еврейского университета и Университета Уорвика в Англии. Публикация — в National Bureau of Economic Research в 2015 году.
Но если вы думаете, что гендерные стереотипы работают исключительно неосознаваемо, это не так. В 2018 выяснилось, что с 2011 года Токийский медицинский университет занижал вступительные баллы абитуриенткам, чтобы студенток набиралось не больше 30%. Япония до сих пор во многом патриархальная страна, и администрация университета уверена, что мужчины скорее начнут работать по специальности, нежели женщины. Но, ограничивая доступ девушкам к учебе, они организуют самосбывающееся пророчество — студенток меньше, женщин-врачей тоже меньше, а значит можно позволять себе ограничивать набор абитуриенток.
Так что, когда идет речь о гендерных квотах, это попытка не навязать побольше женщин туда, где им не место, а выровнять ситуацию, созданную осознанным или неосознаваемым действием гендерных стереотипов, заставляющих игнорировать наличие способных и образованных женщин. По факту, сейчас квоты уже есть — у мужчин, и их регулярно увеличивают за женский счет.
#никонова_феминизм
Хищница
Все вокруг говорили мне,
Что я не женщина,
Нетерпеливая,
Нестрастная,
Ненежная,
Негибкая,
Не такая,
Какой меня создал мир.
Мне нужно все и сразу,
Чтобы все окна настежь,
Чтобы дым коромыслом,
Чтобы грохот и лязг.
Охотница и добытчица,
Не девочка и не солнышко,
Хотя я точно звезда.
Бог создал меня неистовой,
Меня научили молчать.
Бог создал меня грохочущей,
Меня научили молчать.
Бог создал меня бесконечной,
Меня уместили в себя.
Велели быть тихой,
Но в моей тишине
Только грохот,
Грохот и лязг
Слов огромных
И потного танца
И клыков.
Пусть я не женщина.
Не терпеливая,
Не страстная,
Не нежная,
Не гибкая.
Я хочу быть грохочущей музыкой,
Под которую пляшет мир.
Анна Аксенова
Все вокруг говорили мне,
Что я не женщина,
Нетерпеливая,
Нестрастная,
Ненежная,
Негибкая,
Не такая,
Какой меня создал мир.
Мне нужно все и сразу,
Чтобы все окна настежь,
Чтобы дым коромыслом,
Чтобы грохот и лязг.
Охотница и добытчица,
Не девочка и не солнышко,
Хотя я точно звезда.
Бог создал меня неистовой,
Меня научили молчать.
Бог создал меня грохочущей,
Меня научили молчать.
Бог создал меня бесконечной,
Меня уместили в себя.
Велели быть тихой,
Но в моей тишине
Только грохот,
Грохот и лязг
Слов огромных
И потного танца
И клыков.
Пусть я не женщина.
Не терпеливая,
Не страстная,
Не нежная,
Не гибкая.
Я хочу быть грохочущей музыкой,
Под которую пляшет мир.
Анна Аксенова