Forwarded from Ноги Ван Гога
Когда мне хочется ботаники,
я неизменно обращаюсь к Моррисам. И если про Уильяма слышали примерно все, то
Седрик Моррис (1889-1982) не так широко известный (что жаль), но совершенно восхитительный художник.
Селекционер ирисов, коллекционер редких растений и увлечённый садовод, он обожал свой сад. И относился к цветам так, будто они были людьми. Каждый натюрморт — экзотическая клумба со своей личностью, характером и настроением.
Искусствовед Ричард Морфет написал о Моррисе вот так:
«Не красоту цветов он рисовал,
и даже не внешний вид, а их жизнь».
#ohgreatart
я неизменно обращаюсь к Моррисам. И если про Уильяма слышали примерно все, то
Седрик Моррис (1889-1982) не так широко известный (что жаль), но совершенно восхитительный художник.
Селекционер ирисов, коллекционер редких растений и увлечённый садовод, он обожал свой сад. И относился к цветам так, будто они были людьми. Каждый натюрморт — экзотическая клумба со своей личностью, характером и настроением.
Искусствовед Ричард Морфет написал о Моррисе вот так:
«Не красоту цветов он рисовал,
и даже не внешний вид, а их жизнь».
#ohgreatart
Ноги Ван Гога
Возвращаясь к пейзажам Климта, хочется отметить, что вспоминают их намного реже, чем портреты. Хотя изображения деревьев и цветов составляют почти четверть всех работ художника. В большинстве случаев формат один и тот же — изолированные, квадратные фрагменты…
Хочу подытожить посты о пейзажах Климта.
Мы уже проговорили,
что самое важное в ландшафтах модерниста — это квадратный формат холста в сочетании с необычной композицией, где линия горизонта либо слабо обозначена, либо отсутствует совсем. Всё ради ощущения вне времени и эффекта бесконечности.
Ещё одна черта — это мозаичность. На рубеже веков Вена испытала влияние пуантилизма, и, Климт конечно же, тоже на него откликнулся.
Но сделал это в своём стиле, превратив наследие Сёра в узоры, напоминающие россыпь драгоценностей.
Он будто берёт микрокосмы
из растений и наряжает в роскошные орнаментальные одежды. Как одну из женщин, которых увековечивал в своих портретах.
«Пейзаж у Климта напоминает женское шелковое платье, мерцающее и кокетливо сверкающее синими, зелеными и фиолетовыми тонами. Климт всегда оставался эротиком...
Сами мотивы мало чем отличаются от тех, которые были нарисованы сотнями других, но Климта узнают по нежности, эротичной мягкости чувства природы».
Мы уже проговорили,
что самое важное в ландшафтах модерниста — это квадратный формат холста в сочетании с необычной композицией, где линия горизонта либо слабо обозначена, либо отсутствует совсем. Всё ради ощущения вне времени и эффекта бесконечности.
Ещё одна черта — это мозаичность. На рубеже веков Вена испытала влияние пуантилизма, и, Климт конечно же, тоже на него откликнулся.
Но сделал это в своём стиле, превратив наследие Сёра в узоры, напоминающие россыпь драгоценностей.
Он будто берёт микрокосмы
из растений и наряжает в роскошные орнаментальные одежды. Как одну из женщин, которых увековечивал в своих портретах.
«Пейзаж у Климта напоминает женское шелковое платье, мерцающее и кокетливо сверкающее синими, зелеными и фиолетовыми тонами. Климт всегда оставался эротиком...
Сами мотивы мало чем отличаются от тех, которые были нарисованы сотнями других, но Климта узнают по нежности, эротичной мягкости чувства природы».
Какие же яркие и позитивные,
так схожие по настроению с Матиссом, букеты у Zenzaburo Kojima (1893-1962). Этот японский художник-самоучка три года
жил в Европе, где и совместил масляную живопись с принципами гравюр укиё-э, стремясь создать «картину маслом, но отчетливо японскую».
так схожие по настроению с Матиссом, букеты у Zenzaburo Kojima (1893-1962). Этот японский художник-самоучка три года
жил в Европе, где и совместил масляную живопись с принципами гравюр укиё-э, стремясь создать «картину маслом, но отчетливо японскую».