«He did his duty…; he not only obeyed orders, he also obeyed the law.»

Старая проблема, не раз поднимавшаяся в трудах разных великих людей. Фёдор Степун, например, в своих замечательных письмах прапорщика-артиллериста описывал спор двух телефонистов времён Первой мировой войны. Один (старовер Шестаков) возмущался тем, что ему приходится в Страстной четверг «передавать в эту чёртову машину, как лучше человека убить, и опять же христианина». А второй (старший телефонист с Георгиевским крестом Бехтер) парировал, что «без машины человеку никак не управиться и мы с тобой ни при чём потому мы поставлены начальством, и ежели не мы, то будут другие, и всё это не твоего ума дело». Через полвека Ханна Арендт, рассуждая о банальности зла, заметила, что нацисты, ответственные за смерть миллионов, были вполне интеллигентными семьянинами, а Адольф Эйхман по его собственным словам просто делал свою работу и даже не был никаким антисемитом. Именно этот ужас банальности зла и вызвал скандал и кучу критики в её сторону.

И это касается не только отчуждённых людей, смотрящих на строчки в документах, но и тех, кто своими руками месит людей в грязи. И того, который вчера так обыденно ударил девушку в печень, хотя мог этого и не делать. Так что, может, и правильно, что товарищи полицейские скрывают свои лица и имена, отказываясь представляться. От ответственности их это, надеюсь, не освободит, но зато это проводит ярко выраженную грань между нами. Осталось только всем стоящим за ними надеть маски, пусть и символические. Тем более, что самый главный наверху уже давно её носит и никому до сих пор до конца не ясно, что за личность за ней скрывается.

К сожалению, мы все находимся в той или иной системе и у нас не получится иначе. Однако мы вполне можем сохранить способность услышать голос совести, находясь в системе, которая приобретает репрессивную форму. Как только мы её потеряем, можно смело надевать маску.

Государственную машину проще всего представлять бездушной системой, механизмом, который проглотит-не заметит, пережуёт, измолотит – словно и не было тебя – труха. Прокуратура хочет забрать ребёнка у родителей?Заберёт, не спросит никого, шестерёнки скрип-скрип: мальчик, мы теперь твоя семья. Так овеществлять систему, конечно же проще.

Гораздо страшнее представить, что она держится на вполне живых людях, мужчинах и женщинах. У них есть мечты и страхи, они, наверное, кого-то любят, для кого-то варят дома борщ, а вечером гладят кого-то по голове, целуют на ночь и ругают за плохие отметки. Кто-то из них сегодня писал пресс-релиз про этого ребёнка, а кто-то – подписывал постановление о возбуждении дела на его родителей.

Дрогнуло ли у этих двоих-троих-десятерых что-то внутри? Или они просто исполнили приказ, данный им тем, у кого тоже ничего не дрогнуло?

У них ничего не дрогнуло – но не потому что они мертвецы, нет. Просто этот ребёнок, его родители, десятки чужих жизней – именно что чужих, их как будто бы и нет, лишь строчки в документах. И они просто обязаны оставаться чужими, ведь если представить, что они – такие же, как ты, станет нестерпимо страшно.

Почти прекрасный текст Красовского. Есть только одно «но»:

Простая улыбка росгвардейца/омоновца/полицейкого не снимает с него ответственности, когда он пиздит «простых хороших людей», включая женщин и инвалидов, которых он должен по идее защищать. На мой взгляд понятие политического Шмитта ближе всего к правде, как бы страшно оно ни выглядело. Антагонизм в политике неистребим. И, конечно, договор — это величайшее дело, к которому только и нужно стремиться. Только договариваться ведь всё равно придётся не с простыми росгвардейцами/омоновцами/полицейскими. Да и разъединять никого насильно не нужно. Это уже произошло. Причём по свободной воле. В стране, где государство и нация — понятия почти противоположные, идущие на службу к государству, да ещё и в силовые структуры, также добровольно идут на риск рано или поздно переступить через границу. И не особенно важно, оппозиционер ты, охранитель или просто мимо проходил. Для государства ты «просто хороший человек» и в этом теперь твоя проблема.

Совершенно непонятно мне, с чего, но главное – зачем кто-то пытается смешивать с говном людей, вышедших на вчерашний митинг. Люди там были совсем разные, молодые и пожилые, отличные люди в общем. С русскими флагами, с надеждой на хорошее. Вы же сами все время говорили, что «нечего ходить на несогласованные акции, это противозаконно». Но тут-то все согласованно. Все законно. То есть законно тоже нельзя?
А что тогда можно?
За что еще выходить, если не за свою страну? Не за свой народ? Не за свое собственное будущее?
Вам не нравятся разнообразные лидеры протеста. Ну и мне многие тоже. Вы, может (и даже наверняка), не слушаете рэп. Да и я.
На площади были какие-то люди, что лично вам кажутся врагами? Наверняка. Но какое это имеет отношение к тем десяткам тысяч совершенно других, классных людей, что вышли вчера на проспект Сахарова? К тем миллионам (миллионам-миллионам, поверьте), что хотят перемен по всей стране?
– Да это только в Москве такое, – усмехнутся они..
Конечно нет. Вчера, когда в Москве начинался митинг, я пытался вылететь из Элисты. Там на съемках я провел почти всю прошлую неделю. Машины у нас не было, поэтому по 3-4 раза в день мы ездили на такси. Каждому таксисту мы задавали один и тот же вопрос: «Ну как вам Бату Хасиков?». Его назначили сейчас исполняющим обязанности главы республики.
И каждый, вот каждый таксист отвечал: «Не знаю, посмотрим. Хуже уж точно не будет».
В этой фразе все: и недоверие, и разочарование, и надежда.
Люди устали повсеместно, везде люди хотят перемен. И повсюду люди надеются на лучшее, и с удовольствием связывают это лучшее с переменами, которые исходят от руководства страны. Людям в общем не важно, оппозиция или нет, им важно, чтоб была возможность появиться чему-то новому.
Вчерашний митинг был именно за это. За эту возможность.
А еще за то, чтоб людям не ломали ноги, не разбивали лица. Не рушили судьбы. Люди вышли не за оппозицию, а за справедливость и надежду.
Вы правда хотите сделать все, чтоб эти человеческие и мирные требования превратились в открытое противостояние власти? Чтоб каждый из вышедших вчера на проспект Сахарова чувствовал себя не «хорошим человеком», а «представителем оппозиции»? Вы серьезно хотите припереть тысячи людей к стене?
Зачем?
Я смотрел вчера карточки с митинга. Много карточек. Десятки фотографий рядов ОМОНа и Росгвардии. Очень часто, почти всегда, с фото на меня смотрел улыбающийся росгвардеец. Не зло, не хищно, не злорадно усмехающийся. А обычный хороший русский парень, которого поставили напротив другого хорошего улыбающегося русского парня.
Вы правда хотите их разъединить?
Зачем?
Вот это единственный вопрос, который у меня есть.
Почему, когда нужно попытаться объединить людей, предложить возможности для диалога, вы начинаете дожимать и уничтожать?
Искусство политики все же заключается в умении договориться, а не расплющить.
И уж если вы считаете лидеров оппозиции своими врагами, – в том, чтобы привлечь их последователей на свою сторону. Тем более, что последователи-то весьма ситуативные.

Как хорошо, что не построили.

Так выглядел бы достроенный Дворец Советов. Даже немного повыше, учитывая 400-метровую высоту.

Лучшая иллюстрация на тему «Россия здорового человека и Россия курильщика»

Прочитал тут недавно про совершенно скотский процесс над митрополитом Вениамином в 1922 году и подзарядился ненавистью.

В 1919 году Вениамин рьяно защищал мощи Александра Невского от публичного вскрытия с последующим их осмеянием прессой. А когда в 1922 году был чудовищный голод он добровольно передал драгоценности из церквей Петроградской епархии, сказав: «Я сам во главе молящихся сниму ризы с Казанской Божьей Матери, сладкими слезами оплачу их и отдам». Однако ни его слёзные письма Зиновьеву, ни отдача сорока пудов серебра, четырёх фунтов золота и сорока бриллиантов ни спасли от большевиков ни мощи Александра Невского, ни его самого.

Сначала в 1922 году 12 мая в 12 часов 12 слесарей вскрыли раку Александра Невского в присутствии митрополита Вениамина, извлекли из неё останки схимы Великого Князя и его кости и всё это под радостное улюлюкание «Красной газеты»: «Вскрыты мощи Александра Невского — раскрыт новый обман спеулянтов в позолоченных ризах». Большую раку отправили в Эрмитаж, серебро переплавили, а малую раку и вовсе потеряли.

Затем Петроградский губком РКП(б) принял решение: «Процесс о попах, противодействовавших изъятию церковных ценностей, начать 7-8 VI… В целях изоляции, признать целесообразным арест Вениамина…». 5 июля 1922 года митрополит Вениамин был приговорён к расстрелу. Отреагировал он на это по-христиански. В своём последнем послании одному из благочинных он написал:

«Теперь время суда. Люди и ради политических убеждений жертвуют всем. Посмотрите, как держат себя эсеры и т.п. Нам ли, христианам, не проявлять подобного мужества даже до смерти, если есть сколько-нибудь веры во Христа, в жизнь будущего века?».

В ночь с 12 на 13 августа 1922 года он был расстрелян. Вместе с ним расстреляли архимандрита Сергия (Шеина), адвоката Ивана Ковшарова и профессора Юрия Новицкого. Перед казнью все были обриты и одеты в лохмотья, чтобы нельзя было узнать духовных лиц.

Александро-Невская Лавра в итоге перешла к государству и в ней расположились рабочие общежития настолько ужасного качества, что более-менее чистоплотные люди впадали в депрессию, проживая в них. В 1937 году комиссия представителей областного совета профсоюзов и обкома комсомола отметила: «Общежития не оборудованы в соответствии с минимальными требованиями, содержатся в антисанитарных условиях». Рабочие жили по 80 человек в одном непроветриваемом помещении без мебели, кроме кроватей и без какой-либо стирки вещей. Впрочем, это было обычным делом для тогдашних рабочих общежитий, превращённых в трущобы без умывальников и уборных, плодящих пьянство, хулиганство и драки. Но это уже другая история.

Друзья из Петербурга! В это воскресенье в «Листве» я буду вместе с Димой Бастраковым презентавать книгу «Зарубежная Россия 1920-1970» Петра Евграфовича Ковалевского. Напомню, что это ни разу не издававшаяся в России первая и пока единственная в истории энциклопедия первой волны русской эмиграции, написанная несколько десятилетий назад в Париже. Очень усиленно над ней работал, написав для её дополнительного раздела несколько внушительных очерков, а также добавив туда сотню иллюстраций. В работе над книгой нам помогали Олег Кашин, Клемент Таралевич и даже Павел Гнилорыбов. В России мы её ещё не презентовали. Так символично получилось, что первая презентация произошла в Праге в кругу новых русских эмигрантов.

В общем, расскажем про работу над книгой, дальнейшие планы по работе с эмигрантикой, поговорим про русскую эмиграцию и вообще, надеюсь, приятно проведём вечер.

Приходите! Литейный проспект, 33. 18 августа в 18:00.

Вход свободный. Регистрация: https://knizhnaya-lavka-listva.timepad.ru/event/1040856/

История русской эмиграции в Японии, пожалуй, самая интересная. Русских в стране восходящего Солнца было немного, но некоторые из них были очень колоритными. Про Михаила Когана, основавшего одну из первых игрокомпаний в мире, я уже писал ранее. Но я бы не стал называть русскую эмиграцию в Японии интересной, если бы она ограничивалась лишь одним евреем из Малороссии, пусть и прославившимся очень необычным занятием. Например, была там одна сладкая парочка. И слово «сладкая» я употребляю здесь буквально.

Итак, Фёдор Дмитриевич и Валентин Фёдорович Морозовы — отец и сын, основавшие в Японии шоколадное производство, существующее и по сей день.

Добрались они до Японии, побывав сначала в Харбине (поддерживая там белых), а затем в Сиэтле (где Фёдор Дмитриевич работал мойщиком вагонов, а его сын разносчиком газет). Выбор ими Японии удивляет, особенно учитывая то, что с 1920 года в Японию было очень тяжело попасть. Въезжающему нужно было иметь при себе 1500 йен (3000 долларов). Подобных денег у Морозова не было, но зато была русская смекалочка, благодаря которой Фёдор Дмитриевич на границе начал изображать из себя богатого, раздавая японцам деньги на чай. В итоге его пропустили и, как показала история, не ошиблись, приняв такое решение.

Городом, в который прибыли Морозовы был Кобе. Именно туда стекались все иностранные товары и иностранцы. Скопив капитал, Фёдор Иванович в 1931 году решил открыть шоколадное производство «Confectionery Morozoff». Снова странный выбор, который впоследствии принесёт внушительные результаты. Во-первых, шоколад в Японии был не сильно популярен из-за своей недоступности для рядового японца. А, во-вторых, у японцев были свои сладости под названием вагаси, которые были куда привлекательнее монотонного шоколада. Тем не менее «романовский шоколад» тогда был серьёзным брендом во всём мире. И, используя его репутацию, можно было привлечь внимание. Тем более во времена стремительной вестернизации Японии.

Для того, чтобы удержаться на плаву, Морозовы заключили контракт с японской лесозаготовительной компанией, которая проинвестировала их предприятие и преобразовала его в акционерное общество. И уже скоро компания Морозовых стала первой в Японии, выпуствшей конфеты с алкогольной начинкой. А в 1936 году их магазин сделал то, что в итоге обессмертило бренд — разместил рекламу, предлагая женщинам врызить свои чувства, подарив любимому конфеты на день святого Валентина. Да, именно женщинам, а не наоборот. Именно японкам, ограниченным рамками японского этикета, это позволило наконец-то свободно выразить свои чувства. Это вызвало большой ажиотаж и, по сути, закрепило праздник в Японии. Позже конфеты начали дарить и на праздник «Белый день». А потом шоколадные подарки и вовсе перешли на Южную Корею и Тайвань.

Однако история «Morozoff Ltd.» закончилась печально для Морозовых. В результате судебных разбирательств с соучредителем, этот бренд был у них отжат и им пришлось выйти из компании, основав новую — «The Cosmopolitan Confectionery», которая прошла через тяготы военного времени и к 1947 году уже принимала заказ от самого Хирохито!

Разбогатевшие Морозовы выделяли деньги на строительство православного храма в Кобе, оказывали помощь малоимущим русским семьям в Японии, дружили с Шаляпиным и Александром Голицыным — арт-директором «Universal studio». Тем самым Голицыным, которого 14 раз номинировали на Оскар и который трижды его получил: за римские декорации в «Спартаке», за здание Парижской Оперы в «Призраке оперы» и фильм «Убить пересмешника». Он же вдохновил дизайнера Морозовых, смоделировавшего для них здание кондитерской фабрики.

Компания «The Cosmopolitan Confectionery» просуществовала аж до 2006 года. А «Morozoff Ltd.» существует и по сей день, насчитывая 1000 магазинов по всей Японии и имеющая магазины и в других азиатских странах.

Ещё пара интересных фактов:

Морозов, будучи ярым антисоветчиком, неоднократно гнал прочь сотрудников советской дипмиссии, когда те приходили к нему предлагать гражданство СССР, со словами: «И слышать ничего от вас, убийц Императора, сжигавших храмы, не хочу!»

А его сын Валентин, работая в Сиэтле разносчиком газет, занял у издательства 1,5 доллара, которые он вернул спустя 60 лет с процентами (1500 долларов).

Повторюсь, русская эмиграция в Японии ОЧЕНЬ колоритная. Впрочем, какая страна, такие в ней и иммигранты. В число её основных знаменитостей входят не приевшиеся всем писатели, врачи и учёные, а создатели компьютерных игр, кондитеры или, вот, например, звезда бейсбола Виктор Константинович Старухин!

Да! Русский, игравший в бейсбол в Японии. Такое тоже было. Старухин совсем не успел пожить в России, родившись в 1916 году в Нижнем Тагиле. Уже в 1919, когда Колчак отступил, его семья бежала в Харбин, а оттуда на остров Хоккайдо в город Асахикава. Именно там Старухин и начал свой путь к вершинам бейсбола. Ему сопутствовали физические данные (его рост составлял 193 см, а вес был 104 кг), а также семейные обстоятельства. Сам Старухин подумывал поступать в университет и завязать со спортом, но его отца обвинили в убийстве женщины, которая, вероятно, была советской шпионкой, и это грозило его семье серьёзными проблемами. Однако японский газетный магнат Матсутаро Шорики сделал предложение Виктору: либо он выбирает карьеру бейсболиста и его отцу помогают получить самый щадящий приговор, либо эта история попадёт на первые полосы. Так Старухин стал первым питчером, одержавшим 300 побед в японской бейсбольной лиге, национальным героем Японии, прозванным «голубоглазым японцем» (яп. 青い目の日本人 аоймэ но нихондзин), и одним из лучших бейсболистов мира в 20 веке.

Тем не менее, несмотря на свою славу, в годы Второй мировой, он не только дважды получил отказ в получении японского гражданства, но и под давлением националистических настроений был вынужден изменить своё имя на японское — Суда Хироси (須田博), а также побывать в лагере для интернированных.

Умер он в 1957 году в результате столкновения его машины с поездом.

В 1984, в городе Асахикава его именем был назван бейсбольный стадион на 25000 мест, а перед входом на его трибуны установлен бронзовый памятник русскому бейсболисту.

В 1993 году в Японии вышла книга про Старухина — «Великий питчер из России».

В 2005 году Виктор Старухин был включён в Энциклопедию международного бейсбола.