Вот, кстати, мой текст про поморских китобоев 18 века, застрявших на необитаемой земле на 6 лет, который я упомянул постом ранее.

Этакий пересказ сухой книги Петра Людовика Леруа с некоторыми дополнительными деталями.

«Ещё раз. Простые мужики из Мезени, изготовив себе из прибрежного мусора кузницу, на которой они сделали себе первобытное оружие, пошли охотиться на одного из самых опасных зверей в мире. И они убили его! Мясо хищника, естественно, пошло в пищу, и по их будущему описанию напоминало на вкус говяжье. Из жил его они сделали себе тетиву для лука, который, в свою очередь, сделали из елового корня соответствующей формы. Выковав ещё несколько наконечников, они сделали себе стрелы из еловых палок и даже оперили их.

На этом изобретательность моряков не закончилась. Необходимо было всегда поддерживать огонь в печи. Постоянно разжигать его на морозе было очень затруднительно, учитывая недостаток трута и то, что дрова, прибитые к берегу, были сырые. Для этого они задумали сделать сосуд, который они наполнили оленьим салом и использовали в качестве постоянно горящей лампады. Для его создания они использовали муку и лоскутки исподнего. Так не переводился у них огонь на протяжении всего времени, что они пребывали на острове. А это 6 лет и 3 месяца.»
Всегда очень радуюсь, когда нахожу произведения русских эмигрантов, несвязанные с русской классикой или тоской по Родине. Особенно радуют фотографы, так как их довольно мало. Очень люблю фотоработы барона Гойнингена-Гюне, напоминающие мне одновременно шедевры Эдварда Уэстона и Анри Картье-Брессона (которого он, кстати, тоже фотографировал). Но с ним всё понятно. Он знаменитый и вообще работал с Бродовичем в «Harper’s Bazaar». Куда же менее известен такой человек как Николя Янчевски, создавший на своих снимках мистический Париж. Правда его сложно назвать эмигрантом. Русскими эмигрантами были его родители, а сам он родился уже во Франции в 1924-м году.

Практически все его снимки создавались для изображений в книгах Жоржа Сименона и Огюста Бретона. И это совершенная магия.
Американские кинематографисты раньше очень ценили казаков из-за их виртуозной джигитовки. Их снимали в фильмах, они были конкурентами ковбоев, а хору Сергея Жарова даже выделили земельные участки с домами. Во Франции, например, жил крутейший Пьер Пахомов — один из известнейших наездников во Франции, прозванный «последним русским джигитом». Он считал джигитовку хореографическим действом, основанном на строгой эстетической конструкции с традиционными правилами и принципами. Главным и самым строгим учителем был его отец Василий Иванович Пахомов, донской казак станицы Манычской и подхорунжий войск генерала Шкуро. Его труппа давала выступления по всей Европе и Северной Африке.

Большое количество выступлений его конная труппа дала в Великобритании. Это были: Королевская международная выставка сельского хозяйства (Royal Show), собравшей 300 тысяч зрителей, Международные сельскохозяйственные выставки «Bath &West Show», «Spring Show» в Дублине, «Balmoral Show» в Белфасте, на Королевской международной выставке в Бирмингеме, на конных скачках в Сандрингеме (Horse Driving Trial), где его приветствовал сам принц Филипп, который с 1964 по 1986 год являлся президентом Международной федерации конного спорта.

Именно к Пахомову обратился Джон Франкенхаймер, режиссёр фильма «Всадники» (1971), пригласив его для работы дублёром Омара Шарифа в сценах национальной афганской конной игры бузкаши («захват козла»).

Его отец Василий Иванович, живя во Франции, надеялся побывать на родной донской земле, но умер в 1975 году, так и не осуществив мечты. Сам Пьер впервые посетил родные берега Дона в середине 90-х и отвёз на могилу отца горсть донской земли. За свои семь поездок в Россию в последующие годы Пахомов не встретил ни одного всадника, владеющего приёмами истинной джигитовки.
Пьер Пахомов. На втором фото это маленький мальчик.