20 лет назад

17 ноября 1998 года
"Моя профессия — Немцов"

Три месяца назад, 17 августа российское правительство было отправлено в отставку. Либеральные реформы в России завершились
Фрагменты из интервью И.Свинаренко у Б.Немцова, опубликованное Ъ 17 ноября 1998 года

- Нет, нет. Апатия, злость, обида на Ельцина, на Юмашева, на весь этот двор кремлевский? Нет, у меня ничего этого нет. Ну, конечно, у меня изменилась манера поведения. Появились новые ощущения, это правда.
- А без охраны как? Непривычно? Тяжело?
- Так у нас же ее давно забрали, еще когда Черномырдин аппаратными методами боролся против "всесильных реформаторов". Чубайс переживал, а я — нисколько.
Атрибуты власти у меня отняли — все, как положено. Пришла записка, чтобы мы дачу освободили, ну мы и съехали через пару дней. Там была смешная история: моя жена забирала с дачи последние вещи и встретилась с женой Маслюкова. Они так мило поговорили... Кстати, и кабинет мой в Белом доме тоже Маслюкову достался.
И машину отняли. Кстати, незаконно. Потому что был указ Ельцина, по которому шесть месяцев нас не должны были трогать. Тронули только меня; видимо, памятуя известную историю с автомобилями: я ж тогда на святое посягнул. Так вот, начальник президентского гаража товарищ Люлькин распорядился авто у меня забрать. Если бы я устроил скандал, они бы мне машину отдали назад. Но мне это показалось унизительным... Хотя я так и езжу на "Волге", только на другой — купил.
- И все-таки — как дело было? Как ты ушел?
- Правительство отправили в отставку, я в тот же вечер знал, что уйду. Сидеть, как многие коллеги, ждать решения своей участи: зарежут — не зарежут, оставят — не оставят? Я посчитал для себя такое сидение унизительным и бессмысленным. И еще мне показалось, что работа с Виктором Степанычем — это вряд ли содержательное и полезное занятие.
И вот я утром проснулся, еще на даче, в Архангельском. И написал Ельцину заявление... Сам отвез в его приемную. "Прошу принять мою отставку". И объяснение на страницу. Но я его тут не буду приводить. Там не для печати,— все-таки мы с ним восемь лет работали, это большой срок, не только для меня, но и для Ельцина. Мало кто с ним с 90-го года...
- Ты, наверное, теперь всем говоришь, что политика — грязное дело?
- Политика — это, конечно, зловонная лужа... Чем больше я работал во власти, тем ниже опускалась планка. А теперь, если человек не ворует и не продает за бесценок, то это уже классно! В основном планка упала, конечно, в Москве. Сегодня улыбаются, завтра стреляют в спину, и это никого не удивляет.
- Но ты ведь там, во власти, прижился и неплохо себя чувствовал. Как это тебя характеризует?
- У меня сильный иммунитет! И устойчивая психика. Говорят, политика — грязное дело, политика — говно и политики тоже. Но политики разные. Одних, когда опускают в говно, они, чтобы выжить, начинают походить на массу, которая вокруг, растворяются. Другие отбрыкиваются — хотя оно все равно липнет... У каждого чиновника (они, правда, в этом не сознаются) всегда есть искушение нахапать столько, чтобы и себе до глубокой старости хватило, и детям, и внукам. Ну и по возможности помочь стране. Это стандарт среднего чиновника, не самого подлого, потому что подлый даже походя не хочет помочь стране. Это тайная логика чиновников... У теперешнего российского чиновника все это обострено из-за зыбкости его будущего. Чувства эти посещали и меня. Но что меня останавливало от этого шага, казалось бы, очевидного?
Вот такой сюжет: просыпаюсь я с утра, открываю "Коммерсантъ" и на первой странице вижу свою физиономию, которая снята снизу, этак подло, как вы любите,— увесистый подбородок, морда вытянутая вверх,— и там гадкая надпись типа "Немцов украл из бюджета миллион или миллиард". Мне было такое видение, и это видение меня останавливало. Для меня свободная пресса — тормоз, и он не только меня одного останавливал. Это очень страшно...

7.2K viewsedited 11:08