Один из источников дохода Гольца в Италии — антивоенные карикатуры для итальянской прессы.
По воспоминаниям жены художника, им спешно пришлось покинуть Италию как раз из-за карикатуры — на Бенито Муссолини в Il Mattino.
По воспоминаниям жены художника, им спешно пришлось покинуть Италию как раз из-за карикатуры — на Бенито Муссолини в Il Mattino.
Г. Гольц, "Ночная улица". Из серии рисунков "Капиталистический мир", 1925-1927
Эта серия отличается не только яркими сюжетами, выявляющими пороки современного Гольцу города, но и особой композицией, в которой планы накладываются друг на друга.
Вот что говорил сам Гольц: "У меня была своя теория прозрачности. Когда вы ходите по улице, у вас на глазе отражается то, что вы видите. Потом проходит трамвай. Нужно было изобразить, как все это переплетается. Когда ходишь по городу, все прозрачно, потому что одно наплывает на другое..."
Эта серия отличается не только яркими сюжетами, выявляющими пороки современного Гольцу города, но и особой композицией, в которой планы накладываются друг на друга.
Вот что говорил сам Гольц: "У меня была своя теория прозрачности. Когда вы ходите по улице, у вас на глазе отражается то, что вы видите. Потом проходит трамвай. Нужно было изобразить, как все это переплетается. Когда ходишь по городу, все прозрачно, потому что одно наплывает на другое..."
С конца 1920х годов Гольц практически не занимается графикой, возвращается к ней только во время войны. В 1942 году он был эвакуирован в Чимкент, где прожил до 1943 года. За это время он создает множество среднеазиатских пейзажей, в которых проявляет себя как замечательный колорист.
Это был краткий, и, пожалуй, весьма поверхностный экскурс в мир Гольца-графика. Если вам хочется увидеть самую замечательную на мой взгляд работу уже Гольца-архитектора, то это здесь.
Это был краткий, и, пожалуй, весьма поверхностный экскурс в мир Гольца-графика. Если вам хочется увидеть самую замечательную на мой взгляд работу уже Гольца-архитектора, то это здесь.
Дворец пионеров в Киеве, Э. Бильский, А. Милецкий, 1962-1965.
Архитектура очень точно реагирует на настроения общества. Не зря одна из ярких черт оттепельной архитектуры — парящие структуры в виде кровли, козырька над входом, или, как в данном случае, открытой лестницы-террасы.
Если наша архитектура конца 2010х, казалось, реинкарнировала в себе дух открытых шестидесятых (вспомнить тот же мост в Зарядье), то какой будет архитектура после 22 года — остаётся только догадываться.
(Изображение не из нашего собрания, а из архива Эдуарда Бильского)
Архитектура очень точно реагирует на настроения общества. Не зря одна из ярких черт оттепельной архитектуры — парящие структуры в виде кровли, козырька над входом, или, как в данном случае, открытой лестницы-террасы.
Если наша архитектура конца 2010х, казалось, реинкарнировала в себе дух открытых шестидесятых (вспомнить тот же мост в Зарядье), то какой будет архитектура после 22 года — остаётся только догадываться.
(Изображение не из нашего собрания, а из архива Эдуарда Бильского)
Практика реконструкции авангардных зданий путем придания им более "классического" вида довольно часто встречалась в советской архитектуре в 1940х-начале 1950х годов.
В ряд таких перестроек чуть было не попал и один из шедевров Константина Мельникова — ДК Русакова на Стромынке. В 1944 году архитектор Г.Я. Вольфензон (один из авторов дома-коммуны на Лестева, ранней ласточки жилья подобного типа) предложил свою версию нового фасада клуба, в которой о проекте Мельникова напоминают лишь эркеры, скрывающие в себе выступающие консоли-шестерни зрительного зала. Проект был утверждён, но так и остался на бумаге.
Об этом и других проектах Вольфензона я буду рассказывать в среду 23.03 в лектории Музея архитектуры на первой лекции из моего цикла "Мастера советской архитектуры" http://muar.ru/component/k2/2008-georgiy-volfrezon
В ряд таких перестроек чуть было не попал и один из шедевров Константина Мельникова — ДК Русакова на Стромынке. В 1944 году архитектор Г.Я. Вольфензон (один из авторов дома-коммуны на Лестева, ранней ласточки жилья подобного типа) предложил свою версию нового фасада клуба, в которой о проекте Мельникова напоминают лишь эркеры, скрывающие в себе выступающие консоли-шестерни зрительного зала. Проект был утверждён, но так и остался на бумаге.
Об этом и других проектах Вольфензона я буду рассказывать в среду 23.03 в лектории Музея архитектуры на первой лекции из моего цикла "Мастера советской архитектуры" http://muar.ru/component/k2/2008-georgiy-volfrezon
При подготовке лекции про Дмитрия Бурдина наткнулась на один сюжет.
В 1995 году у архитекторов Е. Гришинчука и В. Тальковского, проектировавших пр. Сахарова (руководил проектом Бурдин), возникла вполне ожидаемая для девяностых идея по оживлению полумертвого проспекта, который так и не стал важной магистралью. Они предложили создать «суперцентр» длиной 1,5 км — «Каланчевский молл», в котором будут располагаться магазины, рестораны, небольшие гостиницы, офисы, стоянки, концертный зал и сад на крыше.
Предполагалось, что 4х-этажное здание будет стоять на опорах над проспектом и не мешать движению транспорта. Себестоимость — 34,8 миллиона долларов, строительство займёт 26 месяцев, а окупится всё через 2 года. Предварительные согласия и одобрения проекта были получены; в частности, главный архитектор Гипроторга утверждал: "будущее здание на Каланчевке опирается не только на сваи, но и на традиции московской архитектурной школы".
Проект не случился по простой причине — не нашли инвесторов (к счастью).
В 1995 году у архитекторов Е. Гришинчука и В. Тальковского, проектировавших пр. Сахарова (руководил проектом Бурдин), возникла вполне ожидаемая для девяностых идея по оживлению полумертвого проспекта, который так и не стал важной магистралью. Они предложили создать «суперцентр» длиной 1,5 км — «Каланчевский молл», в котором будут располагаться магазины, рестораны, небольшие гостиницы, офисы, стоянки, концертный зал и сад на крыше.
Предполагалось, что 4х-этажное здание будет стоять на опорах над проспектом и не мешать движению транспорта. Себестоимость — 34,8 миллиона долларов, строительство займёт 26 месяцев, а окупится всё через 2 года. Предварительные согласия и одобрения проекта были получены; в частности, главный архитектор Гипроторга утверждал: "будущее здание на Каланчевке опирается не только на сваи, но и на традиции московской архитектурной школы".
Проект не случился по простой причине — не нашли инвесторов (к счастью).
Посольство СССР в Бразилии, М. Посохин, Д. Бурдин, В. Климов, 1968-74.
В комплекс посольства помимо основного здания входит небольшой клубный корпус — полностью стеклянный объём под белой пирамидальной крышей-террасой. Это пример современной архитектуры, которая отлично вписывается в рамки интернационального модернизма, и которую, если честно, сложно представить возникшей на территории СССР в семидесятые годы.
Ещё больше удивляет первоначальный вариант этого корпуса, напоминающий то ли врезанные друг в друга цилиндры дома Мельникова, то ли отсылающий к изгибам дома Оскара Нимейера в Рио-де-Жанейро.
В комплекс посольства помимо основного здания входит небольшой клубный корпус — полностью стеклянный объём под белой пирамидальной крышей-террасой. Это пример современной архитектуры, которая отлично вписывается в рамки интернационального модернизма, и которую, если честно, сложно представить возникшей на территории СССР в семидесятые годы.
Ещё больше удивляет первоначальный вариант этого корпуса, напоминающий то ли врезанные друг в друга цилиндры дома Мельникова, то ли отсылающий к изгибам дома Оскара Нимейера в Рио-де-Жанейро.
Не обошлось без ассоциаций с Оскаром Нимейером и в интерьере — крутой изгиб лестницы в посольстве напоминает знаменитую лестницу Нимейера в его Министерстве внутренних дел (Дворец Итамарати), построенном в 1966 в том же Бразилиа.
Forwarded from Journey the Architecture with Mark
Здание Дома профсоюзов в Ростове-на-Дону, 1980-ые.
Солнце и модернизм.
Двадцатый век вернул солнце в большую архитектуру. Плоские эксплуатируемые крыши для принятия солнечных ванн стали обязательным элементом жилых и административных зданий в 1920-1930-х годах (например, Дом Накомфина). В эпоху послевоенного модернизма на первый план вышли проблемы экологии и энергоэффективности. Ответом на это стало применение солнцезащитных экранов на фасадах зданий. Бесчисленные варианты паттернированных фасадов - визитная карточка модернизма южных регионов. В Ростове солнцерезы придали зданию необычный биоморфный вид.
Солнце и модернизм.
Двадцатый век вернул солнце в большую архитектуру. Плоские эксплуатируемые крыши для принятия солнечных ванн стали обязательным элементом жилых и административных зданий в 1920-1930-х годах (например, Дом Накомфина). В эпоху послевоенного модернизма на первый план вышли проблемы экологии и энергоэффективности. Ответом на это стало применение солнцезащитных экранов на фасадах зданий. Бесчисленные варианты паттернированных фасадов - визитная карточка модернизма южных регионов. В Ростове солнцерезы придали зданию необычный биоморфный вид.