Всякий, кто хочет чего-нибудь добиться, должен много работать. Когда я работаю, я тоже выкладываюсь на полную катушку. И потому терпеть не могу людей, которым плевать на то, чем они занимаются.

Мэрил Стрип

На фото: Олег Янковский и Мэрил Стрип на Московском кинофестивале, 2004 г.

Жизнь в дневниках

Иногда садовник срезал мне несколько левкоев или махровых гвоздик. Я стеснялся везти их через голодную и озабоченную Москву и потому всегда заворачивал в бумагу очень тщательно и так хитро, чтобы нельзя было догадаться, что в пакете у меня цветы.
Однажды в трамвае пакет надорвался. Я не заметил этого, пока пожилая женщина в белой косынке не спросила меня:
– И где это вы сейчас достали такую прелесть?
– Осторожнее их держите, – предупредила кондукторша, – а то затолкают вас и все цветы помнут. Знаете, какой у нас народ.
– Кто это затолкает? – вызывающе спросил матрос с патронташем на поясе и тотчас же ощетинился на точильщика, пробиравшегося сквозь толпу пассажиров со своим точильным станком. – Куда лезешь! Видишь – цветы. Растяпа!
– Гляди, какой чувствительный! – огрызнулся точильщик, но, видимо, только для того, чтобы соблюсти достоинство. – А еще флотский!
– Ты на флотских не бросайся! А то недолго и глаза тебе протереть!
– Господи, из-за цветов и то лаются! – вздохнула молодая женщина с грудным ребенком. – Мой муж, уж на что – серьезный, солидный, а принес мне в родильный дом черемуху, когда я родила вот этого, первенького.
Кто-то судорожно дышал у меня за спиной, и я услышал шепот, такой тихий, что не сразу сообразил, откуда он идет. Я оглянулся. Позади меня стояла бледная девочка лет десяти в выцветшем розовом платье и умоляюще смотрела на меня круглыми серыми, как оловянные плошки, глазами.
– Дяденька, – сказала она сипло и таинственно, – дайте цветочек! Ну, пожалуйста, дайте.
Я дал ей махровую гвоздику. Под завистливый и возмущенный говор пассажиров девочка начала отчаянно продираться к задней площадке, выскочила на ходу из вагона и исчезла.
– Совсем ошалела! – сказала кондукторша. – Дура ненормальная! Так каждый бы попросил цветок, если бы совесть ему позволяла.
Я вынул из букета и подал кондукторше вторую гвоздику! Пожилая кондукторша покраснела до слез и опустила на цветок сияющие глаза.
Тотчас несколько рук молча потянулись ко мне. Я раздал весь букет и вдруг увидел в обшарпанном вагоне трамвая столько блеска в глазах, приветливых улыбок, столько восхищения, сколько не встречал, кажется, никогда ни до этого случая, ни после. Как будто в грязный этот вагон ворвалось ослепительное солнце и принесло молодость всем этим утомленным и озабоченным людям. Мне желали счастья, здоровья, самой красивой невесты и еще невесть чего.
Пожилой костлявый человек в поношенной черной куртке низко наклонил стриженую голову, открыл парусиновый портфель, бережно спрятал в него цветок, и мне показалось, что на засаленный портфель упала слеза.
Я не мог этого выдержать и выскочил на ходу из трамвая. Я шел и все думал – какие, должно быть, горькие или счастливые воспоминания вызвал этот цветок у костлявого человека и как долго он скрывал в душе боль своей старости и своего молодого сердца, если не мог сдержаться и заплакал при всех.
У каждого хранится на душе, как тонкий запах лип из Ноевского сада, память о проблеске счастья, заваленном потом житейским мусором.

Константин Паустовский
• Повесть о жизни

Жизнь в дневниках

Дэвиду Линчу диагностирована эмфизема лёгких

Годы курения сыграли с классиком авторского кино злую шутку. Режиссёр больше не может выходить из дома, потому как любая простуда или подхваченный ковид могут обернуться для него летальным исходом.

Означает ли это конец карьеры? Не факт — режиссёр утверждает, что мог бы заняться постановкой удалённо, если представится такая возможность. Более того, тем же недугом страдал главный герой «Простой истории» (1999) Линча, что не помешало ему проделать путь в 400 км верхом на газонокосилке.

Фото: Stephanie Diani

Сюжеты своих детективных романов я нахожу за мытьём посуды. Это такое дурацкое занятие, что поневоле приходит мысль об убийстве.

Агата Кристи
• Автобиография

Жизнь в дневниках

Ты заходи почаще в гости, друг,
Ведь дверь моя всегда тебе открыта.
Для разговора тема не забыта
И мысли новые все вертятся вокруг.

Ты мне о жизни расскажи своей,
О новых именах в твоем блокноте
И не заканчивай на грустной ноте,
Ведь больше радостных и светлых дней.

Ты спросишь тихо как мои дела?
Я улыбнусь, сказав, что все в порядке,
Ведь жизнь прекрасна при любой раскладке,
Какой бы безнадежной ни была.

Леонид Филатов

Жизнь в дневниках

Борис Пастернак:

Вы шли толпою, врозь и парами,
Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня
Шестое августа по старому,
Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени
Исходит в этот день с Фавора,
И осень, ясная, как знаменье,
К себе приковывает взоры!

Контракт, который подписал Аль Пачино о съёмках во второй части «Крёстного отца», был продан на аукционе за полмиллиона долларов. В документе значится, что за роль мафиози Майкла Корлеоне он тогда заработал 35 тысяч баксов. Интересно, что бумажка с подписью актёра через 50 с лишним лет ушла во много раз дороже его гонорара.

Надо быть сильным или спать.

Лев Толстой
14 апреля, 1884 г.

Жизнь в дневниках

– Барыгин – Амурский слушает...

 фильма «Не может быть!», 1975 год.

Кино-Дза-Дза

Еще одно минус лето…

Анатолий Папанов ❤️

Антон Чехов читает «Чайку» артистам МХТ, 1898 год.

Слева от Чехова сидит Константин Станиславский, рядом с ним стоит Ольга Книппер, в левом углу стоит Владимир Немирович-Данченко. Справа сидит Мария Лилина, в правом углу сидит Всеволод Мейерхольд.

После провала пьесы в Александринском театре в 1896 г. Чехов хотел перестать писать пьесы.

Московский Художественный театр основали в 1898 году Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. Одним из первых спектаклей, который показали на сцене, стала «Чайка».
В успех пьесы не верил даже сам Станиславский, но Немирович-Данченко увидел в постановке потенциал и сумел убедить и режиссера, и актеров.
___
Только что сыграли «Чайку», успех колоссальный. С первого акта пьеса так захватила, что потом последовал ряд триумфов. Вызовы бесконечные. Моё заявление после третьего акта, что автора в театре нет, публика потребовала послать тебе от неё телеграмму. Мы сумасшедшие от счастья. Все тебя крепко целуем.

Константин Станиславский
Из письма Антону Чехову после премьеры

Из Москвы пишут и барабанят во все барабаны, что "Чайка" имела успех. Но так как в театре мне вообще не везет, не везет роковым образом, то одна из исполнительниц после первого представления заболела — и "Чайка" моя не идет.

В театре мне так не везет, так не везет, что если бы я женился на актрисе, то у нас наверное родился бы орангутанг или дикобраз.

Антон Чехов
Из письма Е. М. Шавровой-Юст

После этого успеха Чехов закончил пьесу «Дядя Ваня» и спустя время начал новые – «Три сестры» и «Вишнёвый сад».

Жизнь в дневниках

Как-то ограбили одну из переделкинских дач по соседству с Пастернаками, и обеспокоенные домашние потребовали, чтобы Борис Леонидович предпринял какие-то защитные меры.

Он взял конверт и крупно написал: «Ворам».

В конверт положил деньги и записку:

«Уважаемые воры!

В этот конверт я положил 600 рублей. Это все, что у меня сейчас есть. Не трудитесь искать деньги. В доме ничего больше нет. Берите и уходите. Так и вам, и нам будет спокойнее. Деньги можете не пересчитывать.»

Конверт был положен на подзеркальник в передней. Шли дни. Воры не приходили. И потихоньку жена Бориса Леонидовича стала брать деньги на хозяйство из этого конверта. Так сказать, заимообразно. Возьмет и положит обратно. Но тут Борис Леонидович надумал проверить конверт и обнаружил недостачу. Он вышел из себя.

— Как, — кричал он, — вы берете деньги моих воров?! Вы грабите моих воров? А что если они сегодня придут? В каком я буду положении перед ними? Что я скажу моим ворам? Что их обокрали?

В общем, перепуганная семья быстро собрала недостающую сумму, и шестьсот рублей ещё долго лежали в конверте, так и не дождавшись «уважаемых воров».

Ольга Ивинская, Ирина Емельянова
• Годы с Борисом Пастернаком

Жизнь в дневниках

— Я люблю этот город.

из фильма «Служебный роман», 1977 год.

Кино-Дза-Дза

Наша семья выжила только благодаря бабушке Шарлотте – папиной маме. Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам железную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот маленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съедали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего. Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.
У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее –настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.

Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться. Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная армия скоро прорвёт окружение.

Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство. Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу…

Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.

Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла… Ей было всего лишь 68 лет. Я говорю «всего лишь», поскольку сейчас я значительно старше её.

Меня тоже могли выслать из города, но родители к тому времени смогли записать меня как русскую и потому я осталась.

На сборный пункт бабушку ходила провожать моя мама. Там перед посадкой в эшелон на платформе стояли огромные котлы, в которых варили макароны. Бабушка отломала кусок от своей пайки и передала нам. В тот же день мы сварили из них суп. Это последнее, что я помню о бабушке.

Вскоре после этого я заболела. И мама, боясь оставить меня в квартире одну, несколько дней не выходила на работу на свой гильзовый завод, за что была уволена и осталась без продуктовых карточек.

Мы бы действительно умерли с голоду, но случилось чудо. Когда-то очень давно мама выкормила чужого мальчика – у его мамы не было молока. Во время блокады этот человек работал в горздраве, как-то нашёл маму и помог ей устроиться бухгалтером в ясли. Заодно туда определили и меня, хотя мне тогда уже было почти восемь лет. Когда приходила проверка, меня прятали в лазарет и закутывали в одеяло.

Я, конечно, говорю внукам, но им трудно это понять, как и любому человеку, не убедившемуся лично, какая это трагедия – война. Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь».

Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами.
Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти.

Алиса Фрейндлих

Жизнь в дневниках

Московский международный кинофестиваль. Я впервые делаю «Кинопанораму» на материале фестиваля. Фестиваль идиотский — три главных приза. Один главный приз — для советской ленты, другой для фильма из социалистических и развивающихся стран, а третий, не менее главный приз, для картины, представляющей капиталистический мир. Как это может быть три главных приза? Это все равно что страна, где три премьер-министра. Из наших картин — лауреатом стала жестокая лента Элема Климова «Иди и смотри».

Эльдар Рязанов
Июль, 1985 г.

Жизнь в дневниках

Я хорошо помню, когда возникало сознание самостоятельности. Когда молодой художник вступает в искусство, ему кажется, что он опоздал и все места заняты. Как будто пришел в театр, когда спектакль уже идет, и сесть негде. Потом видишь, что между двумя художниками, скажем между Фальком и Фаворским, есть щелочка, в которую можно втиснуться, правда с трудом и неудобством. Но спектакль так интересен, что о неудобстве и соседях скоро забываешь, а когда спохватываешься, оказывается, сидишь один и рядом никого нет.

Теперь я понимаю, что опоздать невозможно, а места твоего никто не может занять, кроме тебя.
И если ты сам его не займешь, оно так и останется пустым навсегда.

Эрик Булатов

Жизнь в дневниках