⚓️Морпехи Севастополя

продолжение.

и гнусные капли срывающегося с неба дождя, делать какие-то матросские пружинки или мельницы, да еще и бегать по мокрому песку!
Резолюция третьей роты на джентльменское предложение дневального была вынесена со всей определенностью и без вариантов откуда-то из дальнего угла палатки:
- За…л!
Толпа одобрительно заерзала, укутываясь в брезент и пряча холодные носы под воротники курток МП.
Дежурный по батальону, старый волк морской пехоты, старший лейтенант Каранов, пройдясь для порядка по ротным палаткам («подъем – подъем!»), предусмотрительно ретировался на камбуз проверить готовность к завтраку.

- Роликин, поднимай роту! – старший лейтенант Даминко явно упивался своей новой должностью начальника штаба батальона. Ни старший возраст Роликина, ни его звание капитана не имели никакого значения для ретивого старлея.
- Ха, сам подними, попробуй! – Рол явно не остался в долгу, даже из офицерской палатки не вышел.
Мимо брезентового одоробла третьей роты прошуршали по песку шаги Дама.
- Стучать пошел, - зловеще констатировал из-под шапки Сорока.
- Роликин, где третья рота? – когда замполит батальона Варонгов говорит таким вкрадчивым голосом, нужно ждать самых гадких последствий.
Шуршит брезент, слышно, как Рол бубнит что-то зампалу на повышенных тонах, тот шипит, как змей горыныч, ему в ответ. Через минуту темнота в палатке посерела от треугольника откинутого полога. Резкими обозленными движениями ротный разрывает-разбуцывает завал у входа из ОЗК (общевойсковых защитных комплектов) и вещмешков, нервно пытается развязать, потом разрывает тесемочки, придерживающие брезентовый полог. Луч карманного фонарика, скользнув по верху палатки, уперся в серые спины, начал шарить в поисках хоть одного человеческого лица. Везде – черные ж-пы без единого движения.
- Третья рота, подъем! – полукрикнул Рол, борясь с желанием истошно заорать, выхватить пистолет и перестрелять этих скотов, подставляющих его перед начальством, плюющих на приказы своего ротного.
Те, кто был у входа, в сантиметрах от командира, зашевелились, подбирая ноги, по которым тот с наслаждением топтался, запереворачивались на живот, делая вид, что собирают «постель».
- А первая рота не встает, - с надеждой пробубнил Соловей, стоя на коленях спиной к ротному и укладывая свой ОЗК в вещмешок. Лучик фонарика метнулся к матросу-негодяю, даже сквозь шум моря послышался скрежет зубов. Фонарь погас, и тут же Соловей резко уткнулся головой в стенку палатки под ударом офицерского сапога по матросской корме, экипированной ватными штанами. Рол опять включил фонарь и куда менее решительно повторил:
- Третья рота, подъем!
Потоптавшись с минуту возле палатки, капитан зашуршал по направлению к грибку службы, где нашел крайнего:
- Дневальный, третьей роте подъем!
Соловей опять зарылся в брезент, давясь от смеха. А те, кто только что имитировали подъем, оказалось, просто устраивались поудобнее. Тепло палатки, ставшей за ночь родной, не отпускало.
То ли вернувшийся с камбуза Каранов посоветовал, то ли ротный сам додумался, но решение было найдено. Еще до восхода солнца третья рота резво освободила свой брезентовый дом по команде «Выходи строиться на завтрак!» Только до камбуза морские пехотинцы бежали кругами километра три. По песку. С ледяными каплями на лбу. И уже без смеха.

7.3K viewsПиранья, 13:15