Послание к человеку начинает потихоньку анонсировать специальные программы 2025 года, среди которых одна из крутейших будет посвящена петербургской кинокультуре девяностых годов.

Кино, портрет которого очерчивает куратор Егор Сенников (там про перепутье, перелом, туманное пространство, размытые границы), в Петербурге явно начало складываться еще в перестройку, не столько сознательно противореча, сколько настороженно отступая от более жесткой, напористой, решительной интонации фильмов, по которым мы вспоминаем ту разгоряченную, энергичную эпоху — вроде Интердевочки, Ассы, Маленькой Веры. Последние восклицали, обличали, провоцировали, требовали реванша и перемен, смело обживали ранее запретные территории. Но в ленинградском-вот-вот-петербургском кино внятной артикуляции сразу предпочитали бормотание и брожение в текстурах. Экранные ленинградцы / петербуржцы тех лет лишены разом двух важных для подступающей эпохи черт: бунтарства и ловкачества. Люблю в этом смысле незатейливый док Дмитрия Сидорова Братья Серовы — о том, как типичный герой рубежного времени не может совладать с держанием продуктового ларька. Словом, не выработав внятного способа отстаивать себя в мире, который при каждом шаге трескается, как плохо уложенная плитка, горожане как бы согласились слиться с ним, стать элементом общего катаклизма.

Размышляя о том, на что похож этот феномен рубежного ленинградско-петербургского кино, вспомнила о хорошем термине, которые пару лет назад предложил мой студент Лев Уткин. Он писал о mood-driven фильмах, относя к этой категории, например, немецкий экспрессионизм, нуар, новых тихих. Идея была в том, чтобы дополнить известную драматургическую пару plot-driven и character-driven и указать на зону, которая ей не покрывается — на кино, которое не предлагает ни яркой событийности, ни активных характеров, а как будто растворяет, размывает то и другое в структурах топкой среды, обладающей только устойчивым настроением, подчиняющим себе любую частную волю.

Думала, какие образы, формирующие это настроение в петербургском кино девяностых, я помню и люблю — и собрала заблудившийся трамвай, руины старого фонда, силуэты из Панциря, Счастливых дней, Камня и Сна.

P/S. К теме эфемерности Петербурга 90-х вспомнилось, как год назад приехал папа, и мы с ним пошли на Петроградку искать студию, где он в те годы переписывал фильмы на кассеты. Никакой студии, ясное дело, уже не существует, так что план был — отыскать ее призрак, место, где она когда-то располагалась. Подумала, что создание такой хонтологической карты исчезнувших пространств кино- и видеокультуры Петербурга, которая строится только на частных и коллективных воспоминаниях во всей их ненадежности, стало бы хорошим дополнением к программе. Я и правда до сих пор не уверена, что мы тогда справились даже с нашей маленькой задачей. Папины ориентиры оказались такими же зыбкими, как реальность в петербургском кино 90-х: вроде бы направо; кажется, пересекал площадь — квадратную? треугольную?; возможно, эта та самая арка над входом; разведаю у продавщицы (??). Это, впрочем, не мешает мне верить в семейный мираж и до сих пор нежно поглядывать на вывеску Продукты на углу Ординарной и Левашовского с мыслью: вот, значит, откуда пришла ко мне любовь к кино.