Бог как таковой, т.е. как не-конечная, не-человеческая, не-материальная, не-чувственная сущность, есть только объект мышления. Это отвлеченное, аморфное, непостижимое, безо́бразное, абстрактное, отрицательное существо; оно познается, т. е. становится объектом, только при помощи абстракции и отрицания (via negationis). Почему? Потому, что оно есть не что иное, как предметная сущность мыслительной способности, т. е. вообще той силы или деятельности, — называйте ее как хотите, — благодаря которой человек сознает разум, дух, ум. Духовной сущностью является исключительно мышление, познание, рассудок, а всякая другая духовная сущность есть призрак, порожденный фантазией. Человек не может допускать, подозревать, представлять, мыслить другую духовную сущность, другой разум, кроме того, который светится и проявляется в нем. Он может только вынести разум за пределы своей индивидуальности. "Бесконечный дух" в отличие от конечного есть не что иное, как разум, вынесенный за пределы индивидуальности и телесности (потому что индивидуальность и телесность неотделимы одна от другой), разум, утверждаемый или мыслимый сам в себе.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 52-53}

Только высшая ступень искусства есть искусство, только высшая ступень мышления — мышление, разум. Ты мыслишь в строгом смысле этого слова только тогда, когда мыслишь о Боге, потому что только Бог является реализованной, осущественной, исчерпанной, мыслительной способностью. Ты сознаешь действительный разум только в том случае, если ты познаешь Бога, несмотря на то, что ты при помощи воображения представляет себе эту сущность как нечто отличное от разума, потому что ты как чувственное существо привык отличать объект от созерцания, подлинный объект — от представления и теперь посредством воображения переносишь эту привычку на сущность разума и, таким образом, ошибочно приписываешь бытию разума, бытию умозрительному чувственное бытие, от которого ты абстрагировался.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 54}

Бог как сущность метафизическая — себе довлеющий разум или, вернее, наоборот: самодовлеющий, сознающий себя абсолютной сущностью разум есть Бог в качестве метафизической сущности. Поэтому все метафизические определения Бога — лишь действительные определения постольку, поскольку они мысленные определения, поскольку они применяются к уму, к рассудку.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 54}

Разум есть "исходная, первичная" сущность. Разум выводит все вещи из Бога как первоисточника. Мир, исключающий разумную причину, кажется разуму игрушкой бессмысленного и бесцельного случая, т. е. он видит основу и цель мира только в себе само́м, в своей сущности; существование мира кажется ему ясным и понятным только тогда, когда оно вытекает из ясных и определенных понятий, т. е. из самого разума. Ясной, определенной, обоснованной, истинной сущностью рассудок считает только такую сущность, которая действует согласно разуму и руководится намерением и целью. Поэтому все не имеющее намерение находит оправдание своего существования в намерении какой-нибудь другой, к тому же разумной сущности. Таким образом, рассудок полагает себя причиной, первой, предвечной сущностью, т. е., будучи первой по достоинству и последней по времени сущностью, он считает себя также и первой по времени сущностью.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 54-55}

...Рассудок есть сущность самостоятельная и независимая. Зависимо и несамостоятельно то, что лишего рассудка. Человек без рассудка не обладает и волей. Он позволяет обольщать себя, поддается ослеплению, становится средством в руках окружающих. Человек несамостоятельный в смысле разума не может быть самостоятельным и в смысле воли. Только мыслящее существо свободно и независимо. Только при помощи рассудка человек низводит окружающие его и подчиненные ему существа на степень простого средства для своего существования. Самостоятельно и независимо только то, что заключает свою цель, свой предмет в самом себе. То, что является целью и объектом для самого себя, не может быть средством и предметом для другого существа, поскольку оно предмет для самого себя. Одним словом, отсутствие разума есть бытие для других, объект; рассудок — бытие для себя, субъект.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 56}

Когда я дышу, я — объект воздуха, а воздух — субъект; когда я делаю воздух предметом мышления, исследования, анализа, тогда, напротив, я становлюсь субъектом, а воздух — объектом для меня. Зависимо только то, что служит предметом для другой сущности.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 56-57}

Только рассудок есть сущность, пользующаяся всем и не используемая ничем, — сущность, самодовлеющая, самодостаточная, — абсолютный субъект, та сущность, которую нельзя низвести на степень предмета другой сущности, потому, что она, не будучи вещью сама и будучи свободной от всех вещей, делает все вещи объектами и предикатами для себя самой.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 57}

Рассудок есть сущность бесконечная. Бесконечность нераздельна с единством, конечность — с множеством. Конечность в смысле метафизическом основана на различии между бытием и сущностью, индивидом и родом; бесконечность — на единстве бытия и сущности. Поэтому конечно все то, что можно сравнивать с другими индивидами того же рода, а бесконечно все то, что тождественно лишь самому себе, что не имеет себе подобных и, следовательно, не является индивидом известного рода, а соединяет в едином нераздельно род и индивид, сущность и бытие.

Л. Фейербах. Сущность христианства. {Л. Фейербах, Сочинения, т. II, М.: Наука, 1995, с. 58}

Есть одно изречение у «Гераклита Темного», в котором он, желая пояснить превращение всех вещей в свою противоположность, говорит: «Так золото превращается во все вещи, а все вещи превращаются в золото». Золото, говорит Лассаль, здесь — деньги (это верно), а деньги, это — стоимость. Итак, идеальное, всеобщее, единое (стоимость), а вещи — реальное, особенное, множественное. Это поразительное рассуждение он использует для того, чтобы в длинном примечании указать на серьезность своих открытий в науке политической экономии. Тут что ни слово, то промах, но преподнесено все с удивительной претенциозностью. По одному этому примечанию я вижу, что в своем втором великом творении парень намерен изложить политическую экономию по-гегелевски {Речь идет о задуманной Лассалем книге по политической экономии, первое издание которой вышло в Берлине в 1864 г. под заглавием: «Herr Bastiat-Schulze von Delitzsch der okonomische Julian, oder: Kapital und Arbeit » («Господин Бастиа-Шульце-Делич, экономический Юлиан или: Капитал и труд»). Ред.}. Но тут он, к своему огорчению, увидит, что одно дело — путем критики впервые довести науку до такого уровня, чтобы ее можно было представить диалектически, и совсем другое дело - применить абстрактную, готовую систему логики к туманным представлениям о такой именно системе.

Как я, однако, писал тебе сейчас же после его первого самовлюбленного письма, старогегельянцы и филологи должны были быть в действительности обрадованы, найдя столь старомодную сущность в молодом человеке, пользующемся репутацией великого революционера. Кроме того, он льстит и расшаркивается на все стороны, чтобы обеспечить себе благоприятный прием. Лишь только перелистаю эту ерунду, пошлю ее тебе.

Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу от 01.02.1858 г. // Маркс К., Энгельс Ф., Собрание сочинений, изд. 2-е, т. 29, стр. 223–224

Удивительно, что этот парень {Е. Дюринг. — Р. Ф.} не уловил трех принципиально новых положений в книге {в первом томе «Капитала». — Р. Ф.}:

1) Что, в противоположность всей прежней политической экономии, которая с самого начала исследует, как нечто данное, особые части прибавочной стоимости в их фиксированных формах ренты, прибыли, процента, — я прежде всего исследую общую форму прибавочной стоимости, в которой все это заключается еще в неразделенном виде, так сказать, в состоянии раствора.

2) Что от внимания всех экономистов без исключения ускользнула та простая вещь, что если товар представляет собой нечто двойственное, а именно: потребительную стоимость и меновую стоимость, то и воплощенный в товаре труд должен иметь двойственный характер, между тем как простой анализ, исходящий из труда sans phrase {без оговорок}, как у Смита, Рикардо и т. д., всякий раз наталкивается на необъяснимые явления. В этом действительно, и заключается вся тайна критического понимания вопроса.

3) Что впервые заработная плата представлена как иррациональная форма проявления скрывающегося за нею отношения, и это ясно показано на примере обеих форм заработной платы: повременной и сдельной. (Мне помогло то, что в высшей математике часто встречаются такие формулы.)

Что касается сделанных г-ном Дюрингом скромных возражений против определения стоимости, то во втором томе он с удивлением увидит, как мало значит «непосредственное» определение стоимости в буржуазном обществе. Действительно, никакая форма общества не может помешать тому, чтобы рабочее время, имеющееся в распоряжении общества, тем или иным путем регулировало производство. Но пока это регулирование осуществляется не путем прямого сознательного контроля общества над своим рабочим временем — что возможно лишь при общественной собственности, — а благодаря движению товарных цен, до тех пор остается в силе то, что ты совершенно правильно сказал еще в «Deutsch-Franzosische Jahrbucher».

Маркс К. Письмо Ф. Энгельсу от 08.01.1868 г. // Маркс К., Энгельс Ф., Собрание сочинений, изд. 2-е, т. 32, стр. 8–9