​Доброго утра, друзья! 📕

Сегодня мы продолжим наш разговор об
Иване Владимировиче Цветаеве, отце Марины.

Чем шире становилась с годами сфера научных и профессиональных интересов Цветаева, тем больше проявлялось в нём просветительское начало, что и привело к созданию музея: занявшись преподавательской деятельностью, Иван Владимирович столкнулся с тем, что для работы со студентами не хватало иллюстративного материала. Существовал Кабинет изящных искусств и древностей, но находился он в помещении не пригодном для демонстрации и коллекция его пополнялась нерегулярно. Возникла идея создания музея изящных искусств, выполняющего просветительскую функцию.

С огромным трудом Иван Владимирович получил в центре Москвы земельный участок – площадь бывшего Колымажного двора, где размещалась старая пересыльная тюрьма. Председателем комитета по устройству музея стал великий князь Сергей Александрович. Финансировать такое грандиозное строительство университет был не в силах.

Иван Владимирович обратился к общественности. В комитет по созданию музея вошли, кроме представителей аристократии и купечества, художники В. Д. Поленов, В. М. Васнецов, А. В. Жуковский, архитектор Р. И. Клейн, им же был создани проект здания будущего музея. Что касается первых пожертвований на музей, хочется вспомнить строки из очерка Марины Цветаевой «Музей Александра III»: «Звонили колокола по скончавшемуся императору Александру III, и в то же время отходила одна московская старушка. И, слушая колокола, сказала: “
«Хочу, чтобы оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение памяти почившего государя». Состояние было небольшое: всего только двадцать тысяч. С этих-то двадцати старушкиных тысяч и начался музей…».

Главным жертвователем музея стал крупный фабрикант Ю. С. Нечаев-Мальцов. Юрий Степанович окончил юридический факультет Московского университета. Служил в главном архиве Министерства иностранных дел, ездил с дипломатическими поручениями в европейские города. В 1880 году Ю. С. Нечаев получил наследство от дяди по материнской линии Ивана Сергеевича Мальцова, включающее несколько фабрик и заводов в различных губерниях России, крупнейшим из которых был Гусевской хрустальный завод во Владимирской губернии.

«Музей Александра III есть четырнадцатилетний бессребреный труд моего отца и три мальцевских, таких же бессребреных миллиона»,- писала Марина Цветаева.

Закладка здания происходила на глазах императора и его семьи в августе 1898 года. И снова слова из очерка Цветаевой «Музей Александра III»: «Одно из первых моих впечатлений о музее — закладка… Дай Бог, чтобы в день закладки была хорошая погода. На закладке будет государь и обе государыни… день был сияющий, мама и Лёра (старшая сводная сестра М. И. Цветаевой) поехали нарядные, и государь положил монету. Музей был заложен».

В 1902 году Иван Владимирович вместе с Марией Александровной отправились на Урал, чтобы лично осмотреть и отобрать мрамор для стоительства музея. Кроме этого образцы мрамора были запрошены из Тироля и Норвегии. Само здание музея в основном было закончено в 1904 году. Слепки и другие копии заказывались Иваном Владимировичем за границей по формам, снятым непосредственно с оригиналов, часто - они делались впервые. Основную часть экспозиции музея занимало античное искусство, главным образом ваяние. Искусство Средних веков, Итальянского и Северного Возрождения составляло самостоятельные разделы экспозиции. Строительство шло главным образом на частные средства. Имена жертвователей присваивались тем залам, создание которых они финансировали. Сам Иван Владимирович Цветаев часто выезжал за границу, бывал во многих европейских музеях, вел переговоры о приобретении или изготовлении копий скульптур, знакомился с методами хранения памятников. Нужно отметить, что многие экспонаты были принесены музею в дар. Верным другом и помощником в нелёгком деле создания музея, сбора его коллекции стала для Ивана Владимировича его жена, Мария Александровна.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #книги

​НОБЕЛЕВСКИЙ ЛАУРЕАТ 2022! 📕

Всем привет!

Не так давно, в октябре 2022, Нобелевский комитет удостоил французскую писательницу Анни Эрно престижной награды с формулировкой «за храбрость и клиническую точность, с которой она вскрывает истоки, отчужденность и коллективные ограничения личной памяти».

Эта новость вызвала тихий шелест вопросов в информационном поле книжных каналов, который постепенно перерос в рокот, ведь с личностью и творчеством писательницы похоже никто не был знаком.

Поддавшись соблазну я решила приобрести книгу Анни Эрно с романами «Обыкновенная страсть» и «Стыд».
И поскольку чтение Пруста не предполагает вкушения большими объемами, в пятницу вечером я подумала, а почему бы не начать знакомство с Анни Эрно.

Внимание, книга 18+

Этот короткий роман, напечатанный крупным шрифтом с большими интервалами, начинается с порно-сцены фильма, который смотрит главная героиня. Достаточно быстро становится понятно, что зритель - сама писательница.

❓Обыкновенная страсть или последний шанс на любовь для зрелой женщины, у которой двое сыновей?
На мой взгляд, в романе Эрно отражены обе темы.

❓Но вот роман ли это или воспоминания о прожитых мгновениях, дневниковые записи без времени и даты об одержимости, ставшей смыслом жизни?
Мне кажется, последние варианты больше близки к истине.

❓Давно ли Вы рефлексировали на тему своих прошлых отношений с женатым мужчиной?

Когда вся жизнь превращается в ожидание телефонного звонка, а мысли заняты объектом страсти, который становится центром мироздания, личной Вселенной, ради которой ты живешь, дышишь и мыслишь.
Воображение постоянно рисует сцены занятия любовью в мельчайших подробностях, для которых нужно покупать тонкое ажурное белье, косметику, новые платья, постельное белье и свежие цветы, чтобы каждый раз удивлять, быть неповторимой, ощущая что именно эта встреча может быть последней.
Писать письма, которые нельзя отправить и их никто не прочитает, подмечать все важное, чтобы было о чем рассказать при встрече, в любом фильме, книге и разговоре незримо ощущать присутствие любимого мужчины, живя и отдаваясь полностью страстному ожиданию услышать его голос в телефонной трубке. Заниматься любовью до изнеможения, отсчитывая секунды до его ухода и сохранять на себе все следы соития, удерживая ароматы как можно дольше, пребывая в состоянии, сродни наркотическому опьянению, по истечении которого снова пробуждается неуемная жажда встречи, ломка от томительного ожидания и готовность пойти на любые жертвы ради желаемого:

«У меня нередко возникало чувство, что свою страсть я переживаю, словно пишу книгу – точно так же стараюсь продумать и отшлифовать каждую сцену, каждую деталь. Вплоть до мысли, что готова умереть, когда дойду в своей страсти «до конца», не сознавая, что значит это «до конца» – всё равно как вот сейчас я готова умереть, когда через несколько месяцев закончу эту книгу».

Прощать ему все: и изрядное количество алкоголя при встрече, и долгое молчание, и ощущение одиночества и утраты, и невозможность самой прервать эту связь.

❓Сколько может прожить женщина в таком состоянии, когда все интересы, чувства и желания вынесены во вне, в объект собственной страсти, который может исчезнуть в один миг?

Месяц, год…
И вот внезапно наступает «Memento mori» отношений…«Гипс снимают, клиент уезжает…», как говорилось в известной кинокартине…что в принципе, недалеко от реального сюжета романа.

В одну минуту жизнь рушится как карточный домик, становится пуста и никчемна, утрачивает всякий смысл. Все что было ценно, дорого, интересно улетучивается, исчезает точка опоры, хотя скорее костыль, который поддерживал казавшуюся прекрасной историю, воплощенную в другом человеке.

Как быстро сгорает мотылек в пламени свечи, как сложно удержаться от соблазна и не опалить крылышки, не стать горсткой серого пепла. Ведь только имея яркий огонек внутри, полностью ощущая свое неповторимое и уникальное «Я», можно строить отношения не на грани безумия и одержимости, а в любви, гармонии и уважении.


📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #АнниЭрно

​Всем доброго утра! 📕

Сегодня предлагаю поговорить о детстве Марины Цветаевой.

Этот рассказ основан на книге Анри Труайя «Марина Цветаева».

26 сентября 1892 года, едва ли через год после венчания, Мария Александровна подарила мужу Ивану Владимировичу дочь – Марину. Еще через два года настала очередь второй дочери – Анастасии. Совсем еще юная женщина удивительно разумно и справедливо распределяла заботу между своей плотью и кровью – двумя крошечными девочками – и двумя детьми от первого брака своего мужа, которые достались ей в приданое и которые смотрели на нее со смешанным выражением любопытства и ревности. И к тому же не было у профессора Цветаева в деле создания музея более верной, преданной и деятельной сотрудницы, чем вторая его жена.

Казалось бы, с самого начала совместная жизнь Цветаевых складывалась удачно. Но на самом деле появление на свет маленькой Марины повергло Марию Александровну в глубокое разочарование. Она ждала сына и хотела назвать его Александром. Но, родилась девочка.
Надо поднапрячься, думала молодая мать, надо приложить как можно больше усилий, чтобы обогатить этот женский мозг всеми достоинствами, какие она мечтала увидеть в своем отпрыске, принадлежащем к сильному полу, – пусть ее девочка будет умной, как мальчик, мужественной, как мальчик, волевой, как мальчик…

Из воспоминаний Анастасии Цветаевой:
«Мама Мусю не смогла кормить. Ей взяли кормилицу. Мусина кормилица была цыганка, нрав ее был крутой. Когда дедушка, мамин отец, подарил ей позолоченные серьги, она, в ярости, что не золотые, бросила их об пол и растоптала.
В мамином дневнике много лет спустя мы прочли: «Четырехлетняя моя Маруся ходит вокруг меня и все складывает слова в рифмы, — может быть, будет поэт?»

Но, было и другое разочарование и куда более горестное, куда сильнее омрачавшее ее настроение: Мария Александровна довольно быстро поняла, что материнские обязанности мешают ей сделать артистическую карьеру, в которой долгие годы она только и видела смысл своего существования. Колыбель преграждала ей путь к Музыке. Не подпускала к фортепиано. Глупое бульканье кастрюлек стояло между ею и творениями Шопена, Шуберта, Бетховена…

Чтобы утешиться, она решила сама заниматься со своим потомством музыкой и начать формирование детей как музыкантов как можно раньше.

Едва только дочери вошли в возраст, когда уже стали способны понимать, чего мама ждет от них, она передоверила гувернанткам заботу об обучении девочек элементарным понятиям о русском языке, арифметике, истории, географии, а за собой оставила лишь уроки сольфеджио и собственно фортепианной игры. И потом, в течение всей своей жизни, Марина с ужасом, смешанным с признательностью, будет вспоминать нескончаемые часы, которые она проводила за роялем. Набившие оскомину от повторения в тысячный раз гаммы, беспрестанные советы, как лучше ставить пальцы, как правильнее прикасаться к клавишам… Вся эта никчемная, как она думала, гимнастика для тела и души невыносимо утомляла и раздражала девочку.
Несмотря на то что любой сложности вещи она легко читала с листа, Марина люто ненавидела ноты и писала впоследствии: «…с нотами сначала совсем не пошло». Долгое время она не видела в разместившихся на пяти строчках черных значках никакой логики – да и где было увидеть эту логику четырех-пятилетнему ребенку?

Став взрослой, она вспоминала: «Ноты мне – мешали: мешали глядеть, верней не глядеть на клавиши, сбивали с напева, сбивали со знанья, сбивали с тайны, как с ног сбивают, так – сбивали с рук, мешали рукам знать самим, влезали третьим, тем «вечным третьим в любви» из моей поэмы  (которой по простоте – ее, или сложности – моей, никто не понял) – и я никогда так надежно не играла, как наизусть».

Она упрекала мать в том, что та заливала, затопляла ее музыкой, хоронила ее заживо под лавиной восхитительных звуков. Рояль был для девочки едва ли не живым существом – неким сверкающим чернотой персонажем, который то привлекал ее, то отталкивал и разочаровывал, рояль был для нее одновременно орудием пытки и наслаждения.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕

Я продолжаю делиться подробностями о детстве Марины Цветаевой.

Монотонность заполненных учебой и проходивших в напоминавшем монастырское заточении дней уступала место радостным фантазиям, как только семья перебиралась на лето в свой деревенский дом: в маленький городок Калужской губернии – Тарусу. Там опьяненные свободой дети открывали для себя мир лугов, полей, лесов, мимо которых и через которые протекала красавица Ока. Но, несмотря на то что природа улыбалась ей в летние дни, Марина и здесь не находила для себя друзей. Нигде – даже на самом дальнем горизонте. Ее переполняла затаенная нежность, которую не на кого было тратить, она нуждалась во взаимном обмене тайнами с «лучшей подругой», как нуждается в этом каждая девочка, но – приходилось довольствоваться обществом младшей сестры Анастасии, старшей – единокровной – Валерии и такого же единокровного брата Андрея.
Поэтому после трех месяцев жизни на вольном воздухе Марина всегда счастлива была возвратиться в привычную атмосферу московского дома – он не дожил до наших дней, этот дом номер восемь по Трехпрудному переулку был разрушен во время революции 1917 года.

Но до самой смерти хранила Цветаева память о просторном, хоть и одноэтажном, особняке, выстроенном в греко-славянском стиле, доме с фасадом, выкрашенным в цвет шоколада: обитатели так и называли его «шоколадным», а Марина даже – «шкатулкой шоколадного цвета». У ворот, чуть затеняя их, рос «разлапый серебристый» тополь, в закоулке немощеного зеленого двора – другие тополя и кусты акаций с пыльными листьями.

С волнением и признательностью повзрослевшая Марина Цветаева вспомнит об этом доме своего детства:

«Ты, чьи сны еще непробудны,
Чьи движенья еще тихи,
В переулок сходи Трехпрудный,
Если любишь мои стихи.

О, как солнечно и как звездно
Начат жизненный первый том,
Умоляю – пока не поздно,
Приходи посмотреть наш дом!

Будет скоро тот мир погублен,
Погляди на него тайком,
Пока тополь еще не срублен
И не продан еще наш дом.

Этот тополь! Под ним ютятся
Наши детские вечера.
Этот тополь среди акаций
Цвета пепла и серебра.

Этот мир невозвратно-чудный
Ты застанешь еще, спеши!
В переулок сходи Трехпрудный,
В эту душу моей души».

Семья Цветаевых не была религиозной, в церковь ходили очень редко, далеко не всегда соблюдали перед Пасхой Великий пост, не исповедовались и не причащались. Однако как дети, так и родители соблюдали в повседневной жизни принципы, ничуть не менее незыблемые, чем заповеди Господни. Еще не научившись ни читать, ни писать, маленькая Муся усвоила из уроков матери, что деньги «грязные» и что никто не имеет права, если не хочет потерять душу, позволить жажде наживы соблазнить себя.

Цветаева писала в апреле—мае 1931 года, вспоминая о том, что мать, ужасаясь содержанию (почти неизменно любовному) ее полудетских стихов, не давала ей бумаги: «Не будет бумаги – не будет писать. Главное же – то, что я потом делала с собой  всю жизнь – не давали потому, что очень хотелось.  Как колбасы, на которую стоило нам только взглянуть, чтобы заведомо не получить. Права на просьбу в нашем доме не было. Даже на просьбу глаз. Никогда не забуду, впрочем, единственного – потому и не забыла! – небывалого случая просьбы моей четырехлетней сестры – матери, печатными буквами во весь лист рисовальной бумаги (рисовать – дозволялось). – Мама! Сухих плодов, пожаласта! – просьбы, безмолвно подсунутой ей под дверь запертого кабинета. Умиленная то ли орфографией, то ли карамзинским звучанием (сухие плоды), то ли точностью перевода с французского (fruits secs), а скорее всего не умиленная, а потрясенная неслыханностью дерзания – как-то сробевши – мать – „плоды“ – дала. И дала не только просительнице (любимице), но всем: нелюбимице – мне и лодырю-брату. Как сейчас помню: сухие груши. По половинке на жаждущего…»

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​Всем привет! 📕

Сегодня продолжаю рассказ о детстве Марины Цветаевой.

Здоровье Марии Александровны улучшалось, однако врачи решили, что перед возвращением в Россию, холодный климат которой может вновь обострить заболевание, лучше провести еще год в каком-нибудь спокойном уголке Центральной Европы. Ориентируясь на рекомендации медиков, семья выбрала для начала небольшой немецкий городок Фрейбург. Весной 1904 года, когда занятия в лозаннском пансионе закончились, совершился переезд.

«Папа из России, мама из Италии приехали за нами, и мы едем, едем все вместе в леса Шварцвальда, незнакомые леса – сосны и ели, высокие и густые, как в сказках Перро», – напишет Анастасия Цветаева в своих воспоминаниях.

Горная деревушка Лангаккерн под Фрейбургом была признана врачами лучшим местом для исцеления больной. К тому же расположенная в двухэтажном доме с острой крышей «Гостиница Ангела» оказалась комфортабельной, а ее хозяева симпатичными. Марина и Ася успели подружиться с их детьми, но лето пролетело слишком быстро – и вот уже новый переезд: во Фрейбург, где сестрам предстояло учиться в пансионе сестер Бринк, расположенном в доме десять по Ваальштрассе, пансионе с суровыми порядками, совсем не напоминавшими милую Лозанну.

Вместо атмосферы добродушия и почти полной вседозволенности, царившей в пансионе Лаказ, девочки столкнулись с муштрой, достойной прусской казармы. Вставать полагалось в шесть утра – с первым пронзительным звонком, поспешно умываться ледяной водой из таза и – по второму звонку – парами двигаться на завтрак, который следовало проглотить ровно за восемь минут, не больше и не меньше. Да и что было глотать! Кружку почти кипящего молока с сухой булочкой… Потом занятия – предметы все важные, но скука невообразимая. За ними – такой же поспешный и скудный, как завтрак, обед, проходивший в давящей тишине. И – прогулка, всегда в одно и то же место, на гору Шлоссберг, опять парами, глаза – в землю, прогулка, о которой сестры Цветаевы думали с ужасом, поскольку больше всего она напоминала пытку или шествие осужденных на казнь, но от которой можно было спастись только в проливной дождь.
Строгая дисциплина пансиона побуждала Марину к отрицанию даже самых невинных требований, ей диктуемых. Она твердо решила отвечать «нет» во всех случаях, когда окружающие говорят «да» – из трусости или лени. И единственным ее утешением в течение долгих, нудных, хмурых часов была мысль о том, что в конце недели она встретится с матерью и проведет с ней ночь с субботы на воскресенье в снятой Марией Александровной неподалеку от пансиона комнате – по Мариенштрассе в доме номер два, под самой крышей, в мансарде.
Но и тут были свои проблемы: разрешение на встречу с матерью выдавалось сестрам Цветаевым по очереди. Если Марина шла сегодня, то на следующей неделе – Анастасия. И Марина готовилась к этому свиданию как к празднику, самым драгоценным подарком на котором для нее станет возможность увидеть родное усталое лицо, услышать прерываемый тяжелым дыханием голос, вглядеться в лихорадочно блестящие глаза. В эти вечера за чашкой чая мама рассказывала дочке, как у нее обстоят дела со здоровьем, а еще – какие события сейчас больше всего волнуют мир.

Несмотря на болезнь, Мария Александровна внимательно читала газеты и письма, приходившие из России. Страна в это время воевала с Японией. Только что после героического сопротивления пал Порт-Артур. 9 января 1905 года, во время мирной демонстрации перед Зимним дворцом, войска открыли огонь по доверчивой, безоружной толпе, и резиденция императора оказалась в окружении сотен трупов невинных жертв. Это событие уже называли «Кровавым воскресеньем».
Авторитет Николая II тонул в море крови. Марине казалось, что знакомые ей по Нерви анархисты должны радоваться исходу этой драмы, которая служит доказательством их правоты. Но что до нее самой, то ей еще не исполнилось и тринадцати лет, и ее куда больше, чем здоровье родной страны, тревожило здоровье матери.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​«НЕ НАРУШАЯ ТИШИНЫ»
НАТАЛЬЯ СТРУТИНСКАЯ

Всем доброго утра! 📕

Одним из новогодних подарков в этом году стала для меня книга с автографом автора Натальи Струтинской «Не нарушая тишины».
Наверное для многих читателей не секрет, что я не знакома с современными российскими авторами.

❓Но, получив книгу в подарок, разве можно устоять, учитывая, что размышления Наташи так во многом созвучны с моими собственными.

Приступая к чтению, я ожидала увидеть детективный сюжет с поджогом дома и пропажей какого-нибудь героя, следствием и психологическим подтекстом, отголоски которого так часто звучат в зарисовках личной странички автора.

Однако, это только тоненькая ниточка истории, которая напоминает канву на огромном полотне с причудливыми узорами. Постепенно, к сюжету стали добавляться оттенки рефлексии главной героини, чем-то напоминающие мне недавно прочитанное произведение Анни Эрно.

❓Посещала ли Вас когда-нибудь мысль, что вся прожитая жизнь никчемна, а тело, разум и чувства прогнили насквозь?

❓Помните ли Вы момент, когда сделали выбор пути, приведшего к такому финалу?

Наверно каждая из нас, читая в детстве сказки о далеких странах, волшебниках, прекрасных принцессах и благородных рыцарях, мечтает о чудесных и светлых чувствах, о любви, освобождающей из заточения и дарующей райское блаженство.
Но, в какой-то момент природа напоминает о себе животными инстинктами, и увлекаясь, можно променять свою воображаемую идиллическую картину красивых отношений на потребительство, расходуя тело и молодость в угоду низменным страстям и материальным благам.

С течением времени хрупкий сосуд души опустошается, а разум из последний сил кричит о грязи, о разложении и смраде, источаемом гниющей плотью, клеймя мысли «цветком лилии».
Остатки совести еще взывают к бьющейся в агонии надежде на что-то светлое и настоящее, на счастье, о котором мечтаешь с самого рождения и любыми способами пытаешься достичь.

Наверное так чувствовала себя и главная героиня романа, бесконечно рефлексируя по поводу своего бытия, мыслей и поступков. Как хотелось ей увидеть хотя бы отблеск путеводной звездочки на темном, покрытом свинцовыми тучами, небосклоне, которая указала бы путь к теплым объятиям солнечных лучей, к той прекрасной жизни, которую нарисовало ее богатое воображение.

Очень любопытно было наблюдать за особенностями психики главной героини в романе, которая блокирует тяжелые и неприятные события, не давая скатиться в бездну сумасшествия, из которой уже не выбраться на свет Божий. Я замечала, что большинство негативных впечатлений с годами стирается из нашей памяти, позволяя жить и двигаться дальше по извилистой дорожке к самому себе, ведь все наше существование - это путь к познанию собственного «Я».
Как мне кажется, эта линия особенно удалась автору.

Отдельно хочу отметить, что настоящее удовольствие я испытала от описаний природы, а картина пожара и зимняя сцена на вокзале очень живо предстали перед глазами. Наташа подчас использует очень любопытные метафоры, гиперболы и эпитеты, проявляя свой особый талант и уникальный стиль.

Роман действительно необходимо дочитать до конца, иначе невозможно оценить всю глубину идеи автора.

Пару слов о том, что мне помешало в процессе чтения.

Во-первых, я не люблю повторов в тексте, местоимений, имен и глаголов в одном предложении или абзаце. Мой мозг считает это тавтологией и всячески сопротивляется восприятию. Однако, таков стиль автора.

Во-вторых, для меня многовато было рефлексии главной героини, ее попыток оправдать свои действия и поступки. Здесь хотелось бы оставить больше завуалированности, чтобы читатель мог самостоятельно поразмышлять на тему чувств и эмоций.

Я не люблю судить об авторе по одной небольшой истории. А учитывая интересную идею, которая нашла отражение в этом произведении, буду ждать печатного издания крупного романа.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #НатальяСтрутинская

​Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕

Сегодня мы продолжим нашу серию разговоров о Марине Цветаевой.

Марина очень тяжело перенесла возвращение в родной «трехпрудный» дом после смерти матери. Все, все здесь напоминало об ушедшей, все принадлежало ей: это ее тень скрывалась за занавесками, это ее голос населял тишину. Любой стул, любая мебель стала воспоминанием о покойной и почти упреком живым. Один только вид рояля с закрытой крышкой приводил девочку-подростка в состояние неописуемого ужаса. Она отказывалась приближаться к инструменту. И вообще не хотела жить дома. Если бы она была религиозной, то ушла бы в монастырь. Но, поскольку не верила в Бога, предпочла затворничество в пансионе фон Дервиз, славившемся суровостью на всю Москву. Она рассматривала это свое изгнание одновременно как убежище, лазейку, чтобы укрыться, и как способ умерщвления плоти. В том огромном горе, которое охватило и не отпускало Марину, она предпочитала пытку дисциплиной пытке памятью.

Анастасия, обладавшая более спокойным и ровным характером, чем сестра, оставалась дома и довольствовалась тем, что продолжала заниматься сначала с одной учительницей – из гимназии, куда хотел определить младшую дочку отец, потом с другой – любимой, выписанной профессором Цветаевым из Ялты. Но и Асе, несмотря ни на что, дом казался пустым, незаселенным, она остро ощущала одиночество. Из-за легкого апоплексического удара Ивану Владимировичу пришлось несколько недель провести в клинике.

Единокровный брат Андрей, которого девочка очень любила, стал чудаковатым юношей, теперь он уделял сестренке меньше внимания и едва ли не целыми днями, запершись в своей комнате, играл на мандолине.

Избравшая профессию педагога старшая сестра Валерия посвятила себя «просвещению народа», часто встречалась с прогрессивно настроенной молодежью и посмеивалась над Асей, обвиняя ее в том, что девочка не видит эволюции мира в сторону триумфа рабочего класса.

Зато Валерия была очень внимательна к Марине. Когда та возвращалась из интерната в дни каникул, придя всего на несколько дней домой, начинающие конспираторы охотно принимали ее в свою компанию. И получалось, будто рядом с официальной семьей, живущей в Трехпрудном переулке, существует и еще одна, тайная. Пылкость и убежденность новых друзей оказались заразительны. После этих бурных политических дебатов Марина приносила в гимназию фон Дервиз революционный дух, и это раздражало начальство, ему такая ученица была нежелательна, терпеть ее не хотелось. Девочку осыпали упреками за то, что приносит в учебное заведение опасные книги, за то, что произносит «зажигательные» речи перед одноклассницами в перерывах между занятиями, за то, что дерзко отвечает на любое замечание, критикуя все подряд, противопоставляя себя окружающему и окружающим. И действительно, дух противоречия был у нее необычайно силен.

Марина, похоже, старалась создать ощущение, будто стремится стать сиротой в целой вселенной. Однажды, когда директриса в очередной раз отругала девочку за непослушание, Марина выкрикнула ей в лицо: «Горбатого могила исправит! Не пытайтесь меня уговорить. Не боюсь ваших предостережений, угроз. Вы хотите меня исключить – исключайте! Пойду в другую гимназию – ничего не потеряю. Уж привыкла кочевать. Это даже интересно – новые лица…»

Когда весной 1907 года профессор Цветаев вернулся домой из клиники, его попросили забрать из интерната дикарку-дочь, которая не упускает ни единого случая взорвать установленный порядок и произнести проповедь, подталкивающую других учениц к мятежу.
Однако идеологические диверсии в гимназии не были – далеко не были! – единственным и главным занятием Марины. Она продолжала жадно поглощать книги – все подряд, любые, какие попадали под руку, – и сочинять стихи, в которых чувствуется явственный отпечаток юношеской сентиментальности. Некоторые из стихотворений ей случалось прочесть сестре, некоторые – друзьям, и ей приятно было слушать комплименты.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​Всем привет! 📕

Вчера мы с закончили наш разговор на том, что Марина решила отправиться во Францию изучать средневековую литературу.

Растерянному и взволнованному профессору Цветаеву не хватило отваги противиться этой блажи. Зато близкие семье люди не уставали стонать: «В Париже! Одна!.. Шестнадцатилетняя девушка!.. В этом ужасном городе!.. Этот бедный отец, он уже не знает, что он делает!.. Всегда занятый своим Музеем…»

Прибыв в Париж, Марина сразу же решила отдать себя под покровительство и защиту, пусть символическую, своего «полубога». Для этого ей взбрело в голову хотя бы поселиться на улице, носящей имя Наполеона. Но такой не оказалось в этом неблагодарном городе. Вдруг повезло: кто-то сказал ей, что существует улица Бонапарта. Что ж, все лучше, чем ничего! И повезло вдвойне: еще и удалось снять комнату на этой узенькой улочке, битком набитой книжными лавками и антикварными магазинами. Некоторое время девушке нравилась бурная жизнь французской столицы. Она бегала по музеям и библиотекам, осматривала памятники. Но истинной целью путешествия все-таки было посещение театра и знакомство с несравненной Сарой Бернар в роли Орленка. Она ходила на все представления пьесы Ростана, после каждого спектакля пробиралась за кулисы и умоляла великую актрису подписать ей фотографию. Трижды возобновлялись эти попытки, удивлявшие даже ее самое упорством. Наверное, такая дерзость была продиктована любовью к Наполеону. Когда эта восторженная зрительница в последний раз предстала перед актрисой, Сара Бернар выразила недовольство снимком, который девушка ей протянула и на котором она показалась себе старой и плохо причесанной. В раздражении актриса написала на фотографии всего три слова: «Это не я!» и неохотно подписалась. Но Марина почувствовала себя совершенно удовлетворенной.

Теперь, когда у нее было все, чего ей хотелось, она стала испытывать в этом чужом городе только одиночество и тоску. Ей чудилось, будто бы все прохожие, какие попадаются ей на улицах, интересуются только любовью, работой и деньгами! И у всех у них это есть, только у нее нет ничего! Свою ностальгию и нравственную опустошенность она выразила в стихах, названных «В Париже», фрагмент которого я приведу:

«Дома до звезд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска.

Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас,
Везде, везде всё пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.

Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.

Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет….»

А пока Марина тайно и смертельно тосковала в Париже, ее отец в России переживал профессиональную драму. Внезапно обнаружилось, что ряд гравюр, выдававшихся только доверенным читателям в особом зале для чтения Румянцевского музея, директором которого был профессор Цветаев, похищены. Министр просвещения А. Н. Шварц, который – в ответ на помощь, оказанную ему когда-то, в бытность его, одновременно с Цветаевым, студентом университета, – Ивана Владимировича ненавидел, назначил расследование, ревизию, поручив все это не сведущему в искусстве и науке человеку. Началась травля Цветаева. Какой только клеветы о себе он не наслушался, чего только не писали газеты!

Когда Марина вернулась домой после нескольких месяцев пребывания в Париже, никакой ясности в деле еще не было. Однако, возмущаясь тем, что ее отца подвергли несправедливым подозрениям, и самолюбие его как ученого было уязвлено, она не придавала такого уж большого значения всем этим служебным неприятностям. Любопытно, что именно в то время, когда девушка была оторвана от родины, в ней снова проснулось прежнее желание активно участвовать в развивающемся в России интеллектуальном движении. Едва приехав домой, она вспомнила, что еще до отъезда во Францию познакомилась с литератором Львом Львовичем Кобылинским, известным под псевдонимом Эллис.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​Всем доброго утра! 📕

Давайте продолжим знакомиться с биографией Марины Цветаевой.

Эпоху, в которую начинала творить Марина Цветаева, позже назовут «Серебряным веком поэтического вдохновения». Две столицы Российской империи соперничали в хвастовстве оригинальными талантами. Санкт-Петербург раздувался от гордости, насчитывая «среди своих» Мережковского и Зинаиду Гиппиус, руководивших «философско-религиозным обществом»; Вячеслава Иванова, который управлял «Миром искусства» и «Аполлоном»; других писателей первой величины – таких, как Александр Блок, Николай Гумилев, Михаил Кузмин… Чтобы не отставать, Москва выдвинула вперед кружок «аргонавтов», вдохновляемых Андреем Белым, журнал «Весы», выходивший под диктатом Валерия Брюсова… Соперничество между литераторами было настолько сильно, что практически каждый день приносил новые идеи, новые произведения, поражая несходством тенденций. Только что прозвучало новое имя – поэта с исключительным даром: это была жена поэта Гумилева, печатавшаяся под псевдонимом «Анна Ахматова».
Марина Цветаева завидовала шумному успеху сестры по перу, имевшей такую надежную поддержку. Но сама мало того, что не имела никакого опыта, но и вообще не надеялась, что кто-то подставит ей плечо в бурлящей среде интеллектуалов, где товарищество ценилось не меньше, чем гениальность.

От разнообразия стилей русской поэзии той поры, когда Марина решила попытать счастья на этом поприще, могла закружиться голова. По какому же пути следовать, чтобы отличиться? К какой школе примкнуть, если хочешь соответствовать своему времени?

Вскормленная поэзией Пушкина, Марина Цветаева хотела бы одновременно походить на своего великого предшественника, ставшего для нее образцом, и повиноваться веяниям современной литературы. Но, очень скоро поняв бессмысленность битвы между традицией и новациями, она выбрала иное решение проблемы: верить только собственному инстинкту, чтобы петь тем голосом, каким владеет только она.

Когда «Вечерний альбом» попал на прилавки книжных магазинов, она еще была ученицей седьмого класса гимназии Брюхоненко, где, кстати, училась теперь и Анастасия. Никто из окружающих не подозревал, что у гимназистки Цветаевой вышла книга. Даже профессор Цветаев, поглощенный приготовлениями к близкому уже открытию созданного им Музея изящных искусств, не пытался узнать, правдивы ли слухи, согласно которым его старшая дочь намерена посвятить себя литературной карьере. Марина ничуть не страдала от этого заговора молчания вокруг своего первого творения. Наоборот, это ее скорее успокаивало. Гордая и застенчивая девушка смертельно боялась, что ее вытащат из тени. Всякая шумиха, любые пересуды наводили на нее ужас.

Однако среди вороха книжной продукции конца 1910 года некоторые критики заметили и небольшую по объему книжечку, написанную никому не известной поэтессой, чья фамилия так прелестно напоминала слово «цветок». Валерий Брюсов, сначала воздав должное другому дебютанту, Илье Эренбургу, отметил и многообещающий «Вечерний альбом», высказав, однако, сожаление о том, что в описаниях своей личной жизни автор «расточает понапрасну талант на бесполезные, хоть и элегантные пустяки». Зато Гумилев в петербургском журнале «Аполлон» утверждал, что скромный сборник заслуживает внимания и симпатии и было бы неверно видеть в нем только «милую книгу девических признаний», тогда как это «книга прекрасных стихов». И наконец, Максимилиан Волошин в московской газете «Утро России», обозревая женскую поэзию, посвятил «Вечернему альбому» теплые строки, говоря, что он очарован гармонией наивного стиха, который «располагается на границе детства и отрочества».

Никто не сообщил Марине о появлении этой последней рецензии, подписанной тридцатитрехлетним и вполне авторитетным поэтом. Не подозревая о реакции на свою первую книгу, она думала только о том, что надо писать новые стихи, не заботясь ни о своем будущем, ни о будущем своих произведений.
Как-то декабрьским вечером 1910 года в «шоколадном доме» раздался звонок.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​Доброго утра, дорогие книголюбы! 📕

Сегодня мы прикоснемся к романтической нотке в жизни Марины Цветаевой.

Итак, как мы вчера обсуждали, Марина находилась в Коктебеле в 1911 году.
Однажды, прогуливаясь в одиночестве по пляжу, раскинувшемуся перед каменной, сложенной из сердоликов стенкой, Марина забавлялась тем, что собирала в песке разноцветные блестящие камешки. Позади нее, у края бежавшей вдоль моря дорожки, молодой человек, сидя на скамейке, любовался горизонтом. У него были светло-голубые, отливавшие серым глаза, бледное, исхудалое, почти болезненное лицо. Внезапно юноша предложил Марине помощь в поисках. Звук его голоса пронзил ее в самое сердце. Времени на размышления не потребовалось: девушка сразу поняла, что от такого любезного предложения не отказываются. И в то же время, охваченная безумным суеверием, решила: «Если этот незнакомец принесет мне камень, о котором я мечтаю, я выйду за него замуж».

Молодой человек встал, спустился на пляж, принялся искать редкостный камешек и вскоре – торжествующий – подошел к Марине, держа в руке «генуэзскую сердоликовую бусу».
Завороженная сверхъестественной точностью предсказания-предчувствия, Марина признала себя побежденной. На самом деле, чем менее разумным и рассудочным казалось ей решение, тем скорее хотелось повиноваться ему, осуществить.

Приехав в Коктебель по приглашению матери Волошина, Анастасия встретила там преображенную счастьем Марину. Ей был представлен избранник: Сергей Эфрон. Юноше оказалось семнадцать лет, он еще не закончил гимназии, а в Крым приехал, чтобы лечить начинающийся туберкулез. Сама без памяти влюбленная в Бориса Трухачева, «милого конькобежца», ровесника Сергея Эфрона, Ася даже и не пыталась в чем-то противостоять внезапному и пылкому увлечению сестры. Та посоветовала и ей позвать своего возлюбленного в Коктебель, чтобы побыть здесь немножко вместе, а потом отправиться куда-то, где поспокойнее, пока она с Сережей съездит в башкирский город Уфу, где ее жених пройдет курс лечения кумысом, напитком из перебродившего кобыльего молока, о котором говорили, будто он – самое верное средство от анемии и болезней легких.

Анастасия восприняла совет старшей сестры как указание, сразу же вызвала своего воздыхателя в Коктебель, и, как только он прибыл, все четверо стали готовиться к отъезду. Дуэт Анастасия – Борис выбрал Финляндию, а Сергей, как и собирался, но теперь уже вместе с Мариной, отправлялся на лечение в Уфу, к подножию Уральских гор. В день, назначенный для расставания, обе парочки прогуливались под руку по улицам Феодосии в ожидании, когда прибудут поезда и повезут каждого в собственном, выбранном им направлении – навстречу его судьбе. Ни Марина, ни Анастасия не нуждались в том, чтобы посвящать в свои матримониальные планы отца: он человек настолько совестливый и боязливый, что только раскричится в знак протеста, и все. Сейчас он лечится на курорте в Германии, Бад-Наугейме, вот и пусть спокойно отмеряет себе стаканами целебную минеральную водичку, а мы аккуратно подготовим его к уже свершившимся событиям, когда вернется в Россию. Есть еще небольшой шанс на то, что, чрезмерно занятый последними приготовлениями к открытию своего Музея, он вообще отделается формальным несогласием…

Осенью 1911 года, когда обе сестры вернулись в Москву после своих тайных свадебных путешествий (Анастасия – в Гельсингфорс, Марина – в Уфу), они обнаружили, что отец лежит в постели с приступом грудной жабы. Пока восемнадцатилетний Сережа, еще учившийся в гимназии, на досуге сочинял стихи, Марина, свободная от всяких школьных обязанностей, собирала и правила по частям свои произведения, предназначенные для второго сборника – будущего «Волшебного фонаря». Чтобы вернее подготовить его публикацию, она, победив в себе врожденную застенчивость, согласилась участвовать в литературных вечерах, которые устраивал Валерий Брюсов.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева

​СТРАШНЫЙ СОН КНИГОЛЮБА! 🫣

Доброго воскресного дня, дорогие мои!

В такое прекрасное утро мне не хочется серьезного контента, поэтому извиняюсь перед Мариной Цветаевой, с биографией которой продолжим знакомство завтра!

А сегодня расскажу о необычном сне, который я смотрела субботним утром, сладко почивая до 10 часов.
Никогда за всю жизнь мне не снились книги и истории о них, и вот час настал!

Представьте себе загородный дом в викторианском стиле с огромной библиотекой, в которой представлены книги с цветными корешками различной фактуры: от гладкой и рифленой кожи до ласкающего руки бархата; с произведениями классиков и современных авторов различных стран, уютно живущих за стеклянными дверками старинных шкафов из инкрустированного дерева, высотой до самого потолка.

В этой библиотеке я проводила самые приятные полуденные часы, читая в лучах приглушенного солнечного света, мягко проникающего из-за полуопущенных век старинных портьер, устроившись в мягком кресле, которое всегда раскрывало свои щедрые объятия, обещая уютные мгновения единения с героями прекрасных историй. Неспешно тянулись дни и размеренная жизнь казалась райской.

В одно чудесное утро на пороге дома появилась женщина, с которой все и началось. Я уже не помню, как она предоставилась. Мы прошли в мой книжный храм, обсудили за чашечкой дымящегося кофе интересные новинки, которые должны были занять свободные места на полочках и, спустя некоторое время, машина уже мчала меня в город по каким-то срочным делам.

Буквально через пару часов, по дороге в очередной книжный магазин в поисках желанных томиков, мне позвонили на мобильный телефон и сообщили, что в доме сработала сигнализация. Сотрудники охраны обнаружили, что украдена ценная книга и оперативно прислали фотографии книжных полочек, попросив определить какой из фолиантов был украден.
Только представьте уровень напряжения и стресса, который я испытала, пытаясь вспомнить пропавшую книгу во сне.
Невозможно же помнить все; оставалась надежда на каталог, в котором были записаны все ценные книги и их расположение.

Стремглав, я побежала к машине и помчалась домой, по пути обгоняя шаловливый ветерок, который нашептывал какие-то нежные слова дремлющим березкам, шаловливо трепал их спутанные косы, путаясь в выбившихся прядях.

Каково же было удивление, когда вернувшись в свой книжный оазис, я обнаружила, что каталог тоже исчез, а на одной из любимых полочек зияет черная дыра, как будто поглотившая волшебную книгу.
Ужас охватил все мое естество, не давая возможности пошевелиться. Так и стояла я перед шкафом, лихорадочно перебирая в памяти мои любимые книги «в поисках утраченного фолианта».

На этом моменте меня разбудил сын и вернул в реальность.
Сон оборвался, но в памяти эти ощущения останутся еще надолго.

❓А Вам снились страшные или необычные сны? Запомнили их?
❓❓Как Вы считаете, стоит ли каталогизировать книги в домашней библиотеке? А может у Вас уже есть каталоги?
❓❓❓Сколько примерно книг у Вас дома?
Делитесь своими книжными полочками на фото, буду рада.

#мыслиокнигах #книги #книжныесны

​Всем доброго утра! 📕

Наши разговоры о семейной жизни и творчестве Марины Цветаевой продолжаются.

Роды стали для Марины более чем облегчением, даже больше чем открытием: они стали для нее откровением. Она была потрясена тем, что подарила жизнь ребенку. Дочь казалась ей самым красивым, самым смышленым существом на земле. Девочка всегда была разряжена в пух и прах, она осыпала дочку поцелуями, чуть ли не пожирая ими, она приходила в восторг от любой гримаски, агуканья, от пока еще неуверенных движений ручками и ножками и комментировала малейшее продвижение в развитии Ариадны (для близких – Али) в своем Дневнике. А когда наступило время первых шагов и первых еще не слов даже! – слогов, молодая мама возмечтала завладеть ребенком одна, не деля ни с кем своей вдохновленной страстной любовью власти. Заметив, как малышка начинает улыбаться при появлении на пороге тети Лили (Елизаветы, сестры Сергея Эфрона), Марина с трудом пыталась подавить в себе подозрительность, раздражение и ревность. 5 мая 1913 года она записала в своем «судовом журнале», притворяясь, будто обращается к маленькой девочке, как ко взрослому человеку:

«Аля, ты, может быть, прочтешь это взрослой – и невзрослой, как я сейчас, и тебе будет странно и смешно и очень трогательно читать об этом маленьком, очень горьком горе, причиненном тобою, ребенком одного года мне (кому?), двадцати одного. Так слушай же:  
Ты всё время повторяешь: «Лиля, Лиля, Лиля», даже сейчас, когда я пишу. Я оскорблена в моей гордости, я забываю, что ты еще не знаешь и еще долго не будешь знать, кто я, я молчу, даже не смотрю на тебя и чувствую, что в первый раз – ревную. 
Раньше, когда я ревновала к людям, я не ревновала. Это было очень сладко и немного грустно. И на вопрос, ревнива ли я, я всегда отвечала: «К книгам – да, к людям – нет».
Теперь же в этой смеси гордости, оскорбленного самолюбия, горечи, мнимого безразличия и глубочайшего протеста, я ясно вижу – ревность. Чтобы понять всю необычайность для меня этого чувства, нужно было бы знать меня… лично до 30-го сентября 1913 г. 
Ялта, 1913 г., понедельник» .

Такая захватническая и абсолютно животная любовь к дочери еще и удваивалась в связи с ее покровительственно-любовным отношением к мужу. Ее беспокоили бледность Сергея, его хрупкое здоровье, тонкость его художественного чутья и снисходительность, с которой он принимал все фантазии своей пылкой, изменчивой и капризной жены. Иногда она думала, что у нее на попечении двое детей: маленькая дочка Ариадна и вечный студент Сережа. А он восхищался ею, он понимал ее, он только улыбался в ответ на все ее выходки.

Полная свобода для обоих, о которой они договорились, делала эту совсем юную пару современной… И ни секунды она не пожалела о том, что связала свою жизнь с жизнью этого мальчика, который пока не знал ни того, что собою представляет на самом деле сейчас, ни того, что станет делать потом, но зато сердца и ума у него хватало с избытком, и это совершенно точно, раз уж она выбрала именно его: интуиция еще никогда ее не подводила. Спустя два года после свадьбы Марина пошлет в письме писателю и христианскому философу Василию Розанову нечто вроде исповеди, и там будут такие строки: «Я никогда бы не могла любить кого-нибудь другого, у меня слишком много тоски и протеста».

И она гордо провозглашает в стихах, посвященных Сергею Эфрону:

«Я с вызовом ношу его кольцо.
Да, в Вечности – жена, не на бумаге».

Материнское счастье, умноженное на счастье в браке, делали Марину совершенно равнодушной к судьбам других членов семьи. Ее настолько мало интересовали единокровные сестра и брат, словно в ее глазах они сливались с толпой чужих людей, совсем ей не знакомых. Если она и принимала какое-то участие в любовных делах Анастасии, так же, как и она сама, недавно вышедшей замуж и ставшей матерью, то встречаться с нею, быть с нею вместе вовсе не стремилась. Что же до отца, то, говоря по-прежнему, что очень к нему привязана, на самом деле Марина была уверена, что он существует не только в прошлом веке, но и на иной планете.

📕Продолжение в комментариях ⬇️

#мыслиокнигах #книги #Цветаева