Всем привет! 📕
Продолжаем знакомиться с биографией Анны Ахматовой.
Если годы жизни Ахматовой в Царском Селе, история отношений с Гумилёвым и другие события того раннего времени нашли отражение в мемуарах Срезневской, то о других не менее важных страницах детства и юности, связанных с Херсонесом, воспоминаний не оставлено. Здесь мы слышим только голос Анны Андреевны.
Значительное место в ее рабочих тетрадях, на страницах автобиографической прозы занимают заметки о Херсонесе. Сама она называла себя «Последней херсонидкой». В одном из писем иностранному корреспонденту, отвечая на вопрос о ее увлечениях видами искусства, Ахматова пишет:
«М. б., Вы знаете, что я последняя херсонидка, т. е. росла у стен древнего Херсонеса (т. е. с 7–ми до 13 лет проводила там каждое лето), и мои первые впечатления от изобразительных искусств тесно связаны с херсонесскими раскопками и херсонесским музеем, а так как все это находится на самом морском берегу, античность для меня неотделима от моря. Все это в какой—то мере отразилось в моей ранней поэме «У самого моря». Там меня называли «дикая девчонка» и считали чем—то средним между русалкой и щукой за необычайное умение нырять и плавать.
А в Царском была другая античность и другая вода. Там кипели, бушевали или о чем—то повествовали сотни парковых водопадов, звук которых сопровождал всю жизнь Пушкина («сии живые воды», 1836), а статуи и храмы дружбы свидетельствовали о иной «гиперборейской» античности» (Ахматова А. Собрание сочинений. Т. 5. С. 211).
В заметке «Дикая девочка» она пишет: «Языческое детство. В окрестности этой дачи («Отрада», Стрелецкая бухта, Херсонес. Непосредственно отсюда античность – эллинизм) я получила прозвище «дикая девочка».
В «Отраде» Горенко несколько лет снимали маленький домик на самом берегу моря. Как—то еще совсем маленькая Аня, роясь в песке и гальке, нашла обломок мрамора с греческими письменами. Ее одели, причесали, завязали бант и отвели в краеведческий музей, в который и отдали найденную ею реликвию.
Херсонес, с его живой античностью, полуразрушенными архитектурными памятниками, знаменитым херсонесским храмом, вошел в ее поэзию, придав ей особый смысловой и эмоциональный оттенок. Херсонес – особая страница жизни и творчества, скрывающая в себе ахматовские тайны. Один из биографов Ахматовой, общавшийся с ней в ее последние годы, «по секрету» рассказывал мне, будто бы с ее слов, что стихотворение «Рыбак» о страдающей в любовной тоске приморской девчонке и «опрокинутые лодки» в поэме «У самого моря» – автобиографичны, как раз и подводят к «тайне» о ее первом мужчине. Правда, некоторые толкователи стихов Ахматовой видят в «рыбаке» портретное сходство с Блоком, похожем на «шкипера»:
«Руки голы выше локтя,
И глаза синей, чем лед.
Едкий, душный запах дегтя,
Как загар, тебе идет.
И всегда, всегда распахнут
Ворот куртки голубой,
И рыбачки только ахнут,
Закрасневшись пред тобой.
Даже девочка, что ходит
В город продавать камсу,
Как потерянная бродит
Вечерами на мысу.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской».
(1911)
В последних строфах легко узнается лирическая героиняя ранних любовных стихов Ахматовой. Вместе с тем в «девочке» проступают черты «девчонки» из поэмы «У самого моря», которая ловила крабов и дружила с рыбаками.
Поэма «У самого моря» завершает эпопею о детстве, в ней Ахматова прощается с Херсонесом. Поэма совместила в себе разные временные пласты: от детских воспоминаний до философского осмысления вопросов бытия – жизни и смерти, формирования религиозного сознания.
Размышляя о своеобразии биографической прозы, она заглядывает в прошлое, где видит уже как бы не себя, а оставшуюся там далекую «девочку»: «Говорить о детстве и легко и трудно. Благодаря его статичности его легко описывать, но в это описание слишком часто проникает слащавость, которая совершенно чужда такому важному и глубокому периоду жизни, как детство.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Продолжаем знакомиться с биографией Анны Ахматовой.
Если годы жизни Ахматовой в Царском Селе, история отношений с Гумилёвым и другие события того раннего времени нашли отражение в мемуарах Срезневской, то о других не менее важных страницах детства и юности, связанных с Херсонесом, воспоминаний не оставлено. Здесь мы слышим только голос Анны Андреевны.
Значительное место в ее рабочих тетрадях, на страницах автобиографической прозы занимают заметки о Херсонесе. Сама она называла себя «Последней херсонидкой». В одном из писем иностранному корреспонденту, отвечая на вопрос о ее увлечениях видами искусства, Ахматова пишет:
«М. б., Вы знаете, что я последняя херсонидка, т. е. росла у стен древнего Херсонеса (т. е. с 7–ми до 13 лет проводила там каждое лето), и мои первые впечатления от изобразительных искусств тесно связаны с херсонесскими раскопками и херсонесским музеем, а так как все это находится на самом морском берегу, античность для меня неотделима от моря. Все это в какой—то мере отразилось в моей ранней поэме «У самого моря». Там меня называли «дикая девчонка» и считали чем—то средним между русалкой и щукой за необычайное умение нырять и плавать.
А в Царском была другая античность и другая вода. Там кипели, бушевали или о чем—то повествовали сотни парковых водопадов, звук которых сопровождал всю жизнь Пушкина («сии живые воды», 1836), а статуи и храмы дружбы свидетельствовали о иной «гиперборейской» античности» (Ахматова А. Собрание сочинений. Т. 5. С. 211).
В заметке «Дикая девочка» она пишет: «Языческое детство. В окрестности этой дачи («Отрада», Стрелецкая бухта, Херсонес. Непосредственно отсюда античность – эллинизм) я получила прозвище «дикая девочка».
В «Отраде» Горенко несколько лет снимали маленький домик на самом берегу моря. Как—то еще совсем маленькая Аня, роясь в песке и гальке, нашла обломок мрамора с греческими письменами. Ее одели, причесали, завязали бант и отвели в краеведческий музей, в который и отдали найденную ею реликвию.
Херсонес, с его живой античностью, полуразрушенными архитектурными памятниками, знаменитым херсонесским храмом, вошел в ее поэзию, придав ей особый смысловой и эмоциональный оттенок. Херсонес – особая страница жизни и творчества, скрывающая в себе ахматовские тайны. Один из биографов Ахматовой, общавшийся с ней в ее последние годы, «по секрету» рассказывал мне, будто бы с ее слов, что стихотворение «Рыбак» о страдающей в любовной тоске приморской девчонке и «опрокинутые лодки» в поэме «У самого моря» – автобиографичны, как раз и подводят к «тайне» о ее первом мужчине. Правда, некоторые толкователи стихов Ахматовой видят в «рыбаке» портретное сходство с Блоком, похожем на «шкипера»:
«Руки голы выше локтя,
И глаза синей, чем лед.
Едкий, душный запах дегтя,
Как загар, тебе идет.
И всегда, всегда распахнут
Ворот куртки голубой,
И рыбачки только ахнут,
Закрасневшись пред тобой.
Даже девочка, что ходит
В город продавать камсу,
Как потерянная бродит
Вечерами на мысу.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их протянутой рукой.
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской».
(1911)
В последних строфах легко узнается лирическая героиняя ранних любовных стихов Ахматовой. Вместе с тем в «девочке» проступают черты «девчонки» из поэмы «У самого моря», которая ловила крабов и дружила с рыбаками.
Поэма «У самого моря» завершает эпопею о детстве, в ней Ахматова прощается с Херсонесом. Поэма совместила в себе разные временные пласты: от детских воспоминаний до философского осмысления вопросов бытия – жизни и смерти, формирования религиозного сознания.
Размышляя о своеобразии биографической прозы, она заглядывает в прошлое, где видит уже как бы не себя, а оставшуюся там далекую «девочку»: «Говорить о детстве и легко и трудно. Благодаря его статичности его легко описывать, но в это описание слишком часто проникает слащавость, которая совершенно чужда такому важному и глубокому периоду жизни, как детство.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Доброе утро, друзья! 📕
Наконец-то пятница и впереди длинные выходные.
А мы продолжаем обсуждать подробности из жизни Анны Ахматовой. Буквально вчера она приняла предложение руки и сердца Николая Гумилева, все еще страдая от неразделенной любви к Голенищеву-Кутузову.
А о том, что случилось дальше, мы узнаем сегодня.
В письме от 2 февраля 1907 года Анна пишет фон Штейну: «Милый Сергей Владимирович, это четвертое письмо, которое я пишу Вам за эту неделю. Не удивляйтесь, с упрямством, достойным лучшего применения, я решила сообщить Вам о событии, которое должно коренным образом изменить мою жизнь, но это оказалось так трудно, что до сегодняшнего вечера я не могла решиться послать это письмо. Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилёва. Он любит меня уже 3 года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю.
Помните у Брюсова:
«Сораспятая на муку,
Враг мой давний и сестра!
Дай мне руку! дай мне руку!
Меч взнесен! Спеши! Пора!»
И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный, дорогой Сережа. Оставим это
…всем судило Неизбежное,
Как высший долг – быть палачом.
Меня бесконечно радуют наши добрые отношения и Ваши письма, светлые желанные лучи, которые так нежно ласкают мою больную душу.
Не оставляйте меня теперь, когда мне особенно тяжело, хотя я знаю, что мой поступок не может не поразить Вас.
Хотите знать, почему я не сразу ответила Вам: я ждала карточку Г. – К., и только после получения ее я хотела объявить Вам о моем замужестве. Это гадко, и, чтобы наказать себя за такое малодушие, я пишу сегодня, и пишу все, как мне это ни тяжело. …Не говорите никому о нашем браке. Мы еще не решили, ни где, ни когда он произойдет. Это – тайна».
Получив, наконец, фотографию Голенищева—Кутузова, Анна пишет фон Штейну:
«Мой дорогой Сергей Владимирович, не знаю как выразить бесконечную благодарность, которую я чувствую к Вам. Пусть Бог пошлет Вам исполнения Вашего самого горячего желания… Отчего Вы думали, что я замолчу после получения карточки? О нет! Я слишком счастлива, чтобы молчать. Я пишу Вам и знаю, что он здесь со мной, что я могу его видеть, – это так безумно хорошо. Сережа! Я не могу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилёв – моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной».
Глядя на фотографию Голенищева—Кутузова, Анна как бы успокаивается, прекрасно понимая всю эфемерность своей неразделенной любви. По—видимому, они больше не встретились. Придуманная любовь отступает под напором Гумилёва, наконец вырвавшего у Анны согласие стать его женой. Анне все же льстила любовь к ней уже настоящего поэта, автора двух книг, посвящающего ей стихи. В Париже он издает журнал «Сириус», во втором номере которого за 1907 год помещено ее стихотворение «На руке моей много блестящих колец…», подписанное «Анна Г.». Тоже не шутка – ее стихи в парижском журнале, пусть и однодневке. Она знает, что Гумилёв переписывается с самим Брюсовым. Конечно же, при всем ироническом отношении к Миколе, затеявшем журнал, как и следовало ожидать, иссякнувший на втором номере (денег не хватило), не лишенная тщеславия Анна была горда.
В том же феврале 1907 года она пишет фон Штейну:
«Мой дорогой Сергей Владимирович, я еще не получила ответа на мое письмо и уже снова пишу. Мой Коля собирается, кажется, приехать ко мне – я так безумно счастлива. Он пишет мне непонятные слова, и я хожу с письмом к знакомым и спрашиваю объяснение. Всякий раз, как приходит письмо из Парижа, его прячут от меня и передают с великими предосторожностями. Затем бывает нервный припадок, холодные компрессы и общее недомогание. Это от страстности моего характера, не иначе. Он так любит меня, что даже страшно. Как Вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Наконец-то пятница и впереди длинные выходные.
А мы продолжаем обсуждать подробности из жизни Анны Ахматовой. Буквально вчера она приняла предложение руки и сердца Николая Гумилева, все еще страдая от неразделенной любви к Голенищеву-Кутузову.
А о том, что случилось дальше, мы узнаем сегодня.
В письме от 2 февраля 1907 года Анна пишет фон Штейну: «Милый Сергей Владимирович, это четвертое письмо, которое я пишу Вам за эту неделю. Не удивляйтесь, с упрямством, достойным лучшего применения, я решила сообщить Вам о событии, которое должно коренным образом изменить мою жизнь, но это оказалось так трудно, что до сегодняшнего вечера я не могла решиться послать это письмо. Я выхожу замуж за друга моей юности Николая Степановича Гумилёва. Он любит меня уже 3 года, и я верю, что моя судьба быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но кажется мне, что люблю.
Помните у Брюсова:
«Сораспятая на муку,
Враг мой давний и сестра!
Дай мне руку! дай мне руку!
Меч взнесен! Спеши! Пора!»
И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный, дорогой Сережа. Оставим это
…всем судило Неизбежное,
Как высший долг – быть палачом.
Меня бесконечно радуют наши добрые отношения и Ваши письма, светлые желанные лучи, которые так нежно ласкают мою больную душу.
Не оставляйте меня теперь, когда мне особенно тяжело, хотя я знаю, что мой поступок не может не поразить Вас.
Хотите знать, почему я не сразу ответила Вам: я ждала карточку Г. – К., и только после получения ее я хотела объявить Вам о моем замужестве. Это гадко, и, чтобы наказать себя за такое малодушие, я пишу сегодня, и пишу все, как мне это ни тяжело. …Не говорите никому о нашем браке. Мы еще не решили, ни где, ни когда он произойдет. Это – тайна».
Получив, наконец, фотографию Голенищева—Кутузова, Анна пишет фон Штейну:
«Мой дорогой Сергей Владимирович, не знаю как выразить бесконечную благодарность, которую я чувствую к Вам. Пусть Бог пошлет Вам исполнения Вашего самого горячего желания… Отчего Вы думали, что я замолчу после получения карточки? О нет! Я слишком счастлива, чтобы молчать. Я пишу Вам и знаю, что он здесь со мной, что я могу его видеть, – это так безумно хорошо. Сережа! Я не могу оторвать от него душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви! Смогу ли я снова начать жить? Конечно, нет! Но Гумилёв – моя Судьба, и я покорно отдаюсь ей. Не осуждайте меня, если можете. Я клянусь Вам всем для меня святым, что этот несчастный человек будет счастлив со мной».
Глядя на фотографию Голенищева—Кутузова, Анна как бы успокаивается, прекрасно понимая всю эфемерность своей неразделенной любви. По—видимому, они больше не встретились. Придуманная любовь отступает под напором Гумилёва, наконец вырвавшего у Анны согласие стать его женой. Анне все же льстила любовь к ней уже настоящего поэта, автора двух книг, посвящающего ей стихи. В Париже он издает журнал «Сириус», во втором номере которого за 1907 год помещено ее стихотворение «На руке моей много блестящих колец…», подписанное «Анна Г.». Тоже не шутка – ее стихи в парижском журнале, пусть и однодневке. Она знает, что Гумилёв переписывается с самим Брюсовым. Конечно же, при всем ироническом отношении к Миколе, затеявшем журнал, как и следовало ожидать, иссякнувший на втором номере (денег не хватило), не лишенная тщеславия Анна была горда.
В том же феврале 1907 года она пишет фон Штейну:
«Мой дорогой Сергей Владимирович, я еще не получила ответа на мое письмо и уже снова пишу. Мой Коля собирается, кажется, приехать ко мне – я так безумно счастлива. Он пишет мне непонятные слова, и я хожу с письмом к знакомым и спрашиваю объяснение. Всякий раз, как приходит письмо из Парижа, его прячут от меня и передают с великими предосторожностями. Затем бывает нервный припадок, холодные компрессы и общее недомогание. Это от страстности моего характера, не иначе. Он так любит меня, что даже страшно. Как Вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Доброе утро, дорогие друзья!
Наступила долгожданная суббота и впереди еще два выходных.
На пороге май с его пышным и ярким цветением, солнечными днями, первыми грозами и радугами, а также заморозками.
Давненько я не делилась видео с пернатыми с нашей дачной камеры.
За это время брат сделал еще кормушки (теперь их 3). За зимние месяцы пичуги съели 5 кг проса и 5 кг семечек, а с приходом весны начали осваивать новую партию корма.
Из новостей:
Активно стали прилетать воробьи, которые распугали всех соек. В кормушках дело частенько доходит междоусобных войн и агрессии в сторону синичек. Испуганные сойки прилетают теперь крайне редко.
В самом начале ролика можно увидеть пестрых чижей, которые похожи на воробьев, но украшены зеленым оперением. Эти бравые ребята тоже очень активны и обожают семечки.
Пестрый дятел осмелел, по - прежнему конопатит бедную черешню семечками из кормушек. Правда подсолнухи пока расти не начали.
Зеленая птичка на жердочке, которую Вы увидите на ролике - зеленушка. Она совсем недавно к нам пожаловала и тоже лакомится семечками.
Моя мечта сбылась - несколько дней назад, как ни странно, прилетел красногрудый красавец - снегирь. Удалось поймать этот момент на камере, смотрите внимательно. Но, наглый воробей его спугнул.
Вот такие у нас дачные новости.
В честь праздника хочу порадовать одного из Вас, самого быстрого и находчивого.
Ролик озвучен известной композицией.
Первый, кто верно отгадает и напишет в комментариях название песни и автора (имя и фамилию), получит от меня небольшой сувенир!
P.S. Я планирую отдохнуть от канала до 2 мая.
Не теряйте меня.
Всех с наступающим праздником!
❓У Вас дома есть птицы или животные? Делитесь фото своих питомцев в комментариях.
❓❓Каких птичек или животных Вы встречаете весной?
❓❓❓Приходилось ли Вам встречаться с дикими животными в природе?
#мыслиоприроде #весна #птицы
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Всем привет! 📕
Сегодня я слегка изменю привычный ход событий и вместо разговора об Анне Ахматовой, которая в скором времени нас непременно посетит, предлагаю немного погрузиться в орбиту Пруста.
За время праздников я подготовила небольшое эссе, посвященное второй части романа «В сторону Свана», которая называется «Любовь Свана».
Все предыдущие впечатления от этого произведения и мои размышления можно найти по тегу #ВСторонуСвана.
Если в первой части романа мы отправились вместе с маленьким Марселем в путешествие по улочкам Комбре, чередуя прогулки «в сторону Свана» со «стороной Германтов» под неусыпным оком, взирающей из спальни тетушки Леонии, в компании готического шпиля колокольни Сент Илер, то вторая часть переносит нас в прошлое, в котором Пруст разыгрывает мелодраматический сюжет с участием одного из главных героев книги.
С первых строк автор представляет нам «светское общество», не случайно взятое мной в кавычки, ведь здесь мы встречаем очень разношерстную публику: и буржуазию, и молодого пианиста, и художника, и врача с супругой, и главную героиню, молодую женщину «полусвета», которая не брезгует находиться на содержании одновременно даже у нескольких мужчин. Этот «маленький клан», «кружок», как называет его Пруст, включает в себя верных обожателей его хозяев, которые считаются «друзьями», а по сему не нуждаются в особых приглашениях к обеду, ведь для них всегда сервирован стол. Однако, в обмен на такое расположение «мнимые друзья» должны были жертвовать своей личной свободой и возможностью посвящать время другим делам. В этой «кучке» не было места «скучным людям» светского общества в мрачных фраках, все и вся подчинялись правилам, установленным держательницей этого салона, властной и хитрой паучихой, умело играющей кончиком мохнатой лапки на тонких струнах своих сетей, создавая нужные колебания для придворных мушек, исполняющих танец поклонения в угоду повелительнице. Даже ее супруг полностью находился во власти паучьих чар и манипуляций.
Именно в этом «салоне», как на сцене, разворачивается театральное представление, которое постепенно, по спирали, раскрывает основную тему взаимоотношений двух героев, мужчины и женщины, наглядно подсвечивающих нравы и обычаи буржуазного общества.
Перед нами предстает достаточно состоятельный герой (Сван), который вращается в аристократическом светском обществе, завтракает в компании принца, «на короткой ноге» с принцессой, является знатоком и ценителем искусства, увлечен исследованием работ Вермеера. Эти салонные встречи и разговоры давно наскучили ему, но он предпочитает поддерживать связи со светом, чтобы иметь возможность блеснуть элегантностью перед провинциальной красоткой, дочерью местного дворянчика или судьи. Герой уже вполне пресыщен женским внимание и имеет большую склонность к «здоровому, изобильному, розовому телу» горничной по сравнению с меланхоличным выражением и глубоким взглядом герцогини. Он не гнушается мимолетными романами с дамами различных слоев общества, которых может встретить в поезде, на кухне, в экипаже.
Знакомство с героиней (Одеттой) в театре первоначально не произвело на него особого впечатления. И несмотря на то, что она показалась «не лишенной красоты, но…красота этого типа не пробуждала в нем никакого желания и даже вызывала нечто вроде физического отвращения…».
Эта девушка, напротив, говоря современным языком, в совершенстве владела навыками пикапа, заманивая мужчин в ловко расставленные сети. Если понаблюдать за ней чуть внимательнее, то вскоре можно убедиться, что ее очарование не оставляло шансов на равнодушие как у мужчин, так и у женщин. Ведь сама владелица буржуазного салона ловко заманила ее в свои сети и, как мне кажется, имела определенные «виды» на эту кокотку.
Поэтому Сван легко попадает в сладостный плен томных взглядов, изящных движений, неподдельного интереса к его работе, всей блестящей игры главной героини.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #МарсельПруст #ВСторонуСвана
Сегодня я слегка изменю привычный ход событий и вместо разговора об Анне Ахматовой, которая в скором времени нас непременно посетит, предлагаю немного погрузиться в орбиту Пруста.
За время праздников я подготовила небольшое эссе, посвященное второй части романа «В сторону Свана», которая называется «Любовь Свана».
Все предыдущие впечатления от этого произведения и мои размышления можно найти по тегу #ВСторонуСвана.
Если в первой части романа мы отправились вместе с маленьким Марселем в путешествие по улочкам Комбре, чередуя прогулки «в сторону Свана» со «стороной Германтов» под неусыпным оком, взирающей из спальни тетушки Леонии, в компании готического шпиля колокольни Сент Илер, то вторая часть переносит нас в прошлое, в котором Пруст разыгрывает мелодраматический сюжет с участием одного из главных героев книги.
С первых строк автор представляет нам «светское общество», не случайно взятое мной в кавычки, ведь здесь мы встречаем очень разношерстную публику: и буржуазию, и молодого пианиста, и художника, и врача с супругой, и главную героиню, молодую женщину «полусвета», которая не брезгует находиться на содержании одновременно даже у нескольких мужчин. Этот «маленький клан», «кружок», как называет его Пруст, включает в себя верных обожателей его хозяев, которые считаются «друзьями», а по сему не нуждаются в особых приглашениях к обеду, ведь для них всегда сервирован стол. Однако, в обмен на такое расположение «мнимые друзья» должны были жертвовать своей личной свободой и возможностью посвящать время другим делам. В этой «кучке» не было места «скучным людям» светского общества в мрачных фраках, все и вся подчинялись правилам, установленным держательницей этого салона, властной и хитрой паучихой, умело играющей кончиком мохнатой лапки на тонких струнах своих сетей, создавая нужные колебания для придворных мушек, исполняющих танец поклонения в угоду повелительнице. Даже ее супруг полностью находился во власти паучьих чар и манипуляций.
Именно в этом «салоне», как на сцене, разворачивается театральное представление, которое постепенно, по спирали, раскрывает основную тему взаимоотношений двух героев, мужчины и женщины, наглядно подсвечивающих нравы и обычаи буржуазного общества.
Перед нами предстает достаточно состоятельный герой (Сван), который вращается в аристократическом светском обществе, завтракает в компании принца, «на короткой ноге» с принцессой, является знатоком и ценителем искусства, увлечен исследованием работ Вермеера. Эти салонные встречи и разговоры давно наскучили ему, но он предпочитает поддерживать связи со светом, чтобы иметь возможность блеснуть элегантностью перед провинциальной красоткой, дочерью местного дворянчика или судьи. Герой уже вполне пресыщен женским внимание и имеет большую склонность к «здоровому, изобильному, розовому телу» горничной по сравнению с меланхоличным выражением и глубоким взглядом герцогини. Он не гнушается мимолетными романами с дамами различных слоев общества, которых может встретить в поезде, на кухне, в экипаже.
Знакомство с героиней (Одеттой) в театре первоначально не произвело на него особого впечатления. И несмотря на то, что она показалась «не лишенной красоты, но…красота этого типа не пробуждала в нем никакого желания и даже вызывала нечто вроде физического отвращения…».
Эта девушка, напротив, говоря современным языком, в совершенстве владела навыками пикапа, заманивая мужчин в ловко расставленные сети. Если понаблюдать за ней чуть внимательнее, то вскоре можно убедиться, что ее очарование не оставляло шансов на равнодушие как у мужчин, так и у женщин. Ведь сама владелица буржуазного салона ловко заманила ее в свои сети и, как мне кажется, имела определенные «виды» на эту кокотку.
Поэтому Сван легко попадает в сладостный плен томных взглядов, изящных движений, неподдельного интереса к его работе, всей блестящей игры главной героини.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #МарсельПруст #ВСторонуСвана
Всем доброе утро! 📕
Сегодня продолжим говорить о «Любви Свана» и интересных аллюзиях, обнаруженных мной в этой части романа.
Добившись расположения и безраздельной власти над героем, занимая полностью в течение дня его мысли, сердце, и душу, получая денежную помощь и бесконечные подарки, Одетта начала постепенно отстранять его от себя, отказывать в ежедневных встречах по вечерам, интимной близости.
Крошечные пятнышки подозрений в неверности героини стали омрачать светлые думы Свана, червячки лжи незаметно проникли в их отношения и начали подтачивать чувства героя. Но несмотря на это, он тешил себя бесплотными надеждами на взаимное чувство Одетты, подпитываемое редкими встречами наедине и «совершением катлей», находя оправдание ее поступкам:
«После таких спокойных вечеров подозрения Свана рассеивались; он благословлял Одетту, и на другой день, рано утром, посылал ей самые драгоценные подарки, потому что любезность, оказанная ему накануне, вызывала либо благодарность его, либо желание увидеть ее повторение, либо пароксизм любви, нуждавшейся в каком-нибудь выходе».
Любовь Свана превратилась в наркотическую зависимость, он жил в постоянном мучительном ожидании очередной дозы, тяжело перенося долгую разлуку со своей дамой сердца.
Временами чувство ревности настолько отравляло его сердце, что он отказывал ей в деньгах, визитах и старался в мыслях не возвращаться к любимому образу. Однако, наркотик крепко проник в мозг и герой вновь испытывал жалость и нежность к Одетте.
Учитывая, что Сван стал неугоден в салоне Вердюренов, где его стали считать «скучным снобом», он лишился возможности ежедневно встречаться с Одеттой, сопровождать ее вечерами домой и был вынужден ждать «особого приглашения», опасаясь даже уехать из города и пропустить долгожданное письмо.
Как изменилось отношение к превозносимому прежде «обществу верных»:
«Словом, жизнь, которую вели у Вердюренов и которую он так часто называл «настоящей жизнью», казалась ему теперь наихудшей из всех, а их «кружок» составленным из последних отбросов общества. «Поистине, — говорил он, — это самая нижняя ступень социальной лестницы, девятый круг Дантова ада. Нет никакого сомнения, что величественные стихи флорентийца относятся к Вердюренам! Когда начинаешь думать обо всем этом, то приходишь к убеждению, что люди общества — как их ни ругают, они все же стоят бесконечно выше этой банды хулиганов — обнаруживают глубокую мудрость, отказываясь водить знакомство с ними и даже пачкать свои пальцы прикосновением к ним».
Полностью подчинив свою жизнь интересам, удовольствиям и желаниям любовницы, Сван, лишь изредка уделявший внимание привычному кругу друзей и аристократическому обществу, отказывая себе во всем, растворился в чужой жизни и стал по-настоящему болен своей страстью. Пруст погружает читателя в бесконечный поток рефлексии героя, переживаний, граничащих с самоистязанием, страданий от неосознанной правдивости собственных подозрений и вынужденного отрицания очевидного драматизма собственного положения. Он больше не мог объективно смотреть на реальность и измерить глубину наступившей в Одетте перемены, ведь ее охлаждение происходило постепенно. Как ловко она все рассчитала и уже вполне открыто кокетничала с другими, специально дразня героя и разжигая пожар страстей.
❓Казалось бы, какие еще нужны доказательства?
❓Может быть, пришло время уже покончить с мытарствами и слезть с любовной иглы?
Но, даже получив анонимное письмо, в котором говорится, что Одетта была любовницей множества мужчин и женщин, Сван в первую очередь задумался о том, кто из его друзей мог так гадко поступить. Подозревая всех и каждого, он так и не нашел подтверждения своим гипотезам.
❓Могла ли Одетта сама быть автором этого письма, чтобы заставить его испытывать еще большие мучения?
Возможно это было частью ее игры, приближающей неминуемую развязку, учитывая, что герой ей порядком поднадоел, а проблем с финансами, получая поддержку от других кавалеров, она не испытывала.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #МарсельПруст #ВСторонуСвана
Сегодня продолжим говорить о «Любви Свана» и интересных аллюзиях, обнаруженных мной в этой части романа.
Добившись расположения и безраздельной власти над героем, занимая полностью в течение дня его мысли, сердце, и душу, получая денежную помощь и бесконечные подарки, Одетта начала постепенно отстранять его от себя, отказывать в ежедневных встречах по вечерам, интимной близости.
Крошечные пятнышки подозрений в неверности героини стали омрачать светлые думы Свана, червячки лжи незаметно проникли в их отношения и начали подтачивать чувства героя. Но несмотря на это, он тешил себя бесплотными надеждами на взаимное чувство Одетты, подпитываемое редкими встречами наедине и «совершением катлей», находя оправдание ее поступкам:
«После таких спокойных вечеров подозрения Свана рассеивались; он благословлял Одетту, и на другой день, рано утром, посылал ей самые драгоценные подарки, потому что любезность, оказанная ему накануне, вызывала либо благодарность его, либо желание увидеть ее повторение, либо пароксизм любви, нуждавшейся в каком-нибудь выходе».
Любовь Свана превратилась в наркотическую зависимость, он жил в постоянном мучительном ожидании очередной дозы, тяжело перенося долгую разлуку со своей дамой сердца.
Временами чувство ревности настолько отравляло его сердце, что он отказывал ей в деньгах, визитах и старался в мыслях не возвращаться к любимому образу. Однако, наркотик крепко проник в мозг и герой вновь испытывал жалость и нежность к Одетте.
Учитывая, что Сван стал неугоден в салоне Вердюренов, где его стали считать «скучным снобом», он лишился возможности ежедневно встречаться с Одеттой, сопровождать ее вечерами домой и был вынужден ждать «особого приглашения», опасаясь даже уехать из города и пропустить долгожданное письмо.
Как изменилось отношение к превозносимому прежде «обществу верных»:
«Словом, жизнь, которую вели у Вердюренов и которую он так часто называл «настоящей жизнью», казалась ему теперь наихудшей из всех, а их «кружок» составленным из последних отбросов общества. «Поистине, — говорил он, — это самая нижняя ступень социальной лестницы, девятый круг Дантова ада. Нет никакого сомнения, что величественные стихи флорентийца относятся к Вердюренам! Когда начинаешь думать обо всем этом, то приходишь к убеждению, что люди общества — как их ни ругают, они все же стоят бесконечно выше этой банды хулиганов — обнаруживают глубокую мудрость, отказываясь водить знакомство с ними и даже пачкать свои пальцы прикосновением к ним».
Полностью подчинив свою жизнь интересам, удовольствиям и желаниям любовницы, Сван, лишь изредка уделявший внимание привычному кругу друзей и аристократическому обществу, отказывая себе во всем, растворился в чужой жизни и стал по-настоящему болен своей страстью. Пруст погружает читателя в бесконечный поток рефлексии героя, переживаний, граничащих с самоистязанием, страданий от неосознанной правдивости собственных подозрений и вынужденного отрицания очевидного драматизма собственного положения. Он больше не мог объективно смотреть на реальность и измерить глубину наступившей в Одетте перемены, ведь ее охлаждение происходило постепенно. Как ловко она все рассчитала и уже вполне открыто кокетничала с другими, специально дразня героя и разжигая пожар страстей.
❓Казалось бы, какие еще нужны доказательства?
❓Может быть, пришло время уже покончить с мытарствами и слезть с любовной иглы?
Но, даже получив анонимное письмо, в котором говорится, что Одетта была любовницей множества мужчин и женщин, Сван в первую очередь задумался о том, кто из его друзей мог так гадко поступить. Подозревая всех и каждого, он так и не нашел подтверждения своим гипотезам.
❓Могла ли Одетта сама быть автором этого письма, чтобы заставить его испытывать еще большие мучения?
Возможно это было частью ее игры, приближающей неминуемую развязку, учитывая, что герой ей порядком поднадоел, а проблем с финансами, получая поддержку от других кавалеров, она не испытывала.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #МарсельПруст #ВСторонуСвана
Доброе утро, дорогие книголюбы! 📕
Продолжим знакомиться с биографией Анны Ахматовой.
В прошлый раз мы остановились на Киевском периоде жизни поэтессы и ее отношениях с Николаем Владимировичем Недоброво.
А сегодня перенесемся в «совсем другой Киев», город юности Ахматовой. В 1908 году оставшиеся члены семьи Горенко (не считая отца) в последний раз собрались в Киеве вместе. Анна уже не так тосковала. Она поселилась одна во флигеле дома номер 23/25 по улице Тарасовской (отсюда поедет и венчаться с Гумилёвым). Тарасовская улица имела среди киевской интеллигенции название «Латинский квартал», здесь селились литераторы, художники, университетские преподаватели. Сама Анна с увлечением занимается на Киевских Высших женских курсах. Они были основаны при Киевском университете Святого Владимира еще в 1870 году. Анна выбрала юридический факультет как обеспечивающий в будущем материальную независимость, в которой она так нуждалась. На курсах преподавали профессора университета, а слушательницы имели право выбирать как предметы, так и ведущих их преподавателей. К началу семестра заполнялась «Семестральная карточка» с указанием, что и у кого девушки желали слушать. Согласно сохранившимся документам, историю римского права Анна изучала у профессора Митюкова и сдала ему экзамен 21 мая 1909 года с оценкой «весьма удовлетворительно», с той же оценкой сдала латынь в феврале и 16 мая профессору Лациусу. В весеннем семестре 11 мая 1909 года сдала энциклопедию права профессору Демченко, а историю русского права 7 декабря 1909 года с той же оценкой. Весной 1910 года, 13 марта, ею заполнена «Семестральная карточка» и на новый весенний семестр. Однако в одном из набросков к автобиографии она признается: «Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела».
Продолжение учебы на Высших женских курсах происходило уже в Петербурге, после того как Анна вышла замуж за Николая Гумилёва и завершился киевский период ее жизни.
В жизни Анны 1909 год был годом определенной стабильности. Лето 1908–го, проведенное на море, явно укрепило ее здоровье. После успешного завершения гимназии она хотела продолжить учебу на Киевских Высших женских курсах. Однако тогда доктор сказал, что это опасно для ее здоровья. Она смирилась – «маму жалко». Теперь, с осени 1908 года, Анна с интересом занимается на юридическом факультете Высших женских курсов. Истерическое увлечение эфемерным возлюбленным Голенищевым—Кутузовым, казалось, иссякло после его отъезда за границу, как она слышала, с миссией Красного Креста. Кроткая Инна Эразмовна как—то сказала иронически: «Невеста ты моя неневестная», едва ли поняв, что глубоко задела христианские чувства дочери.
Последние несколько лет, предшествовавшие жизни в Киеве, были для Ахматовой одними из самых бесприютных. Она тяжело переживала муку матери, оставленной мужем, и болезнь старшей сестры Инны.
Еще в апреле 1905 года у Инны Андреевны обострился туберкулез легких и она уехала к родственникам в Евпаторию. В августе Инна Эразмовна с детьми – Андреем, Виктором, Анной и бонной Моникой двинулись туда же.
Андрей Антонович Горенко к тому времени открыто связал свою жизнь с Еленой Ивановной Страннолюбской, вдовой контр—адмирала, и жил в Петербурге, а для Инны Эразмовны и детей началась пора скитаний по чужим углам. Вначале они жили в Евпатории, где Анна самостоятельно прошла курс седьмого класса гимназии.
Позже Ахматова писала, что с Киевом она связана много меньше, чем об этом думают. Тем не менее киевский период ее жизни интересен и значителен как в бытовом, так и в бытийном плане, проливая свет на обстоятельства жизни семьи и ряд знаковых событий.
О сестрах Ахматовой осталось мало сведений, кроме того, что они были очень хороши собой. Как говорила Ахматова, «настоящие греческие царицы».
📕Продолжение следует…
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Продолжим знакомиться с биографией Анны Ахматовой.
В прошлый раз мы остановились на Киевском периоде жизни поэтессы и ее отношениях с Николаем Владимировичем Недоброво.
А сегодня перенесемся в «совсем другой Киев», город юности Ахматовой. В 1908 году оставшиеся члены семьи Горенко (не считая отца) в последний раз собрались в Киеве вместе. Анна уже не так тосковала. Она поселилась одна во флигеле дома номер 23/25 по улице Тарасовской (отсюда поедет и венчаться с Гумилёвым). Тарасовская улица имела среди киевской интеллигенции название «Латинский квартал», здесь селились литераторы, художники, университетские преподаватели. Сама Анна с увлечением занимается на Киевских Высших женских курсах. Они были основаны при Киевском университете Святого Владимира еще в 1870 году. Анна выбрала юридический факультет как обеспечивающий в будущем материальную независимость, в которой она так нуждалась. На курсах преподавали профессора университета, а слушательницы имели право выбирать как предметы, так и ведущих их преподавателей. К началу семестра заполнялась «Семестральная карточка» с указанием, что и у кого девушки желали слушать. Согласно сохранившимся документам, историю римского права Анна изучала у профессора Митюкова и сдала ему экзамен 21 мая 1909 года с оценкой «весьма удовлетворительно», с той же оценкой сдала латынь в феврале и 16 мая профессору Лациусу. В весеннем семестре 11 мая 1909 года сдала энциклопедию права профессору Демченко, а историю русского права 7 декабря 1909 года с той же оценкой. Весной 1910 года, 13 марта, ею заполнена «Семестральная карточка» и на новый весенний семестр. Однако в одном из набросков к автобиографии она признается: «Пока приходилось изучать историю права и особенно латынь, я была довольна; когда же пошли чисто юридические предметы, я к курсам охладела».
Продолжение учебы на Высших женских курсах происходило уже в Петербурге, после того как Анна вышла замуж за Николая Гумилёва и завершился киевский период ее жизни.
В жизни Анны 1909 год был годом определенной стабильности. Лето 1908–го, проведенное на море, явно укрепило ее здоровье. После успешного завершения гимназии она хотела продолжить учебу на Киевских Высших женских курсах. Однако тогда доктор сказал, что это опасно для ее здоровья. Она смирилась – «маму жалко». Теперь, с осени 1908 года, Анна с интересом занимается на юридическом факультете Высших женских курсов. Истерическое увлечение эфемерным возлюбленным Голенищевым—Кутузовым, казалось, иссякло после его отъезда за границу, как она слышала, с миссией Красного Креста. Кроткая Инна Эразмовна как—то сказала иронически: «Невеста ты моя неневестная», едва ли поняв, что глубоко задела христианские чувства дочери.
Последние несколько лет, предшествовавшие жизни в Киеве, были для Ахматовой одними из самых бесприютных. Она тяжело переживала муку матери, оставленной мужем, и болезнь старшей сестры Инны.
Еще в апреле 1905 года у Инны Андреевны обострился туберкулез легких и она уехала к родственникам в Евпаторию. В августе Инна Эразмовна с детьми – Андреем, Виктором, Анной и бонной Моникой двинулись туда же.
Андрей Антонович Горенко к тому времени открыто связал свою жизнь с Еленой Ивановной Страннолюбской, вдовой контр—адмирала, и жил в Петербурге, а для Инны Эразмовны и детей началась пора скитаний по чужим углам. Вначале они жили в Евпатории, где Анна самостоятельно прошла курс седьмого класса гимназии.
Позже Ахматова писала, что с Киевом она связана много меньше, чем об этом думают. Тем не менее киевский период ее жизни интересен и значителен как в бытовом, так и в бытийном плане, проливая свет на обстоятельства жизни семьи и ряд знаковых событий.
О сестрах Ахматовой осталось мало сведений, кроме того, что они были очень хороши собой. Как говорила Ахматова, «настоящие греческие царицы».
📕Продолжение следует…
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Друзья! 🤗
Если кто не в курсе, мои фото-работы можно найти на новостном канале «Москва.Сегодня».
Вот так выглядит раннее весеннее утро в Тропарево сегодня.⬇️
#мыслиоприроде #весна
Если кто не в курсе, мои фото-работы можно найти на новостном канале «Москва.Сегодня».
Вот так выглядит раннее весеннее утро в Тропарево сегодня.
#мыслиоприроде #весна
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Forwarded from Москва сегодня
Солнечный день в Тропарево
📸 Марина Филиппова
📸 Марина Филиппова
Всем привет! 📕
Сегодня мы коснемся знакомства и романтических отношений Анны Ахматовой и Николая Гумилева.
С Гумилёвым Анна Горенко впервые встретилась в Сочельник 1903 года, как уже говорилось. Познакомила их Валерия Тюльпанова, ее ближайшая подруга и соседка по царскосельскому дому, учившаяся в той же гимназии, классом старше. В этот день девочки вместе с младшим братом Валерии Сережей отправились в магазин за игрушками для елки, которую каждый год устраивали Тюльпановы в первый день Рождества. У Гостиного двора они встретили братьев Гумилёвых – старшего Митю, учившегося в Петербурге в Морском кадетском корпусе, и младшего Колю, гимназиста седьмого класса Царскосельской Императорской Николаевской гимназии. Валерия, или Валя, как ее тогда называли, была знакома с молодыми людьми через свою учительницу музыки Е. М. Баженову, которая занималась и с Гумилёвыми. Елизавете Михайловне очень нравились «мальчики Гумилёвы», совсем недавно поселившиеся в Царском Селе в собственном доме и, как ей казалось, выгодно отличавшиеся от их царскосельских сверстников. Она привела в дом Тюльпановых своего любимца Митю, а позже познакомила Валерию с Колей.
Немного поговорив, все четверо пошли выбирать игрушки уже вместе – Валерия с Митей, а Аня с Колей, после чего молодые люди проводили их до дому и церемонно распрощались. Надо сказать, что ни тот ни другой не произвели впечатления на девочек.
По—другому воспринял встречу и знакомство Коля Гумилёв.
Недавно появившийся в Царском Селе и не признанный за «своего», Николай Гумилёв на самом деле был самым что ни на есть царскоселом, хотя родился в Кронштадте, в семье морского врача Степана Яковлевича Гумилёва и Анны Ивановны, урожденной Львовой. Обряд крещения совершил священник Кронштадтского военного госпиталя на дому, в пятый день от рождения. Крестным отцом был Лев
Иванович Львов (брат А. И. Гумилёвой), крестной матерью – Александра Степановна Сверчкова (сводная сестра будущего поэта). В том же 1886 году, в середине мая, когда мальчику еще не было месяца, семья Гумилёвых переезжает в Царское Село, в только что купленный дом на Московской улице. С 1886 по 1895 год Гумилёвы с перерывами живут в Царском Селе. Родители очень заботились о здоровье детей и в 1890 году приобрели небольшую усадьбу в Поповке по Николаевской железной дороге, где семья проводит значительную часть времени. На шестом году жизни Николай сам учится читать, сочиняет басни, которые еще не в состоянии самостоятельно записывать. В 1893 году он поступает в приготовительный класс Царскосельской гимназии, однако осенью заболевает бронхитом и переходит на домашнее обучение. Много читает: Лермонтова, Пушкина, приключенческую литературу – Жюль Верна и Майн Рида, навсегда влюбляется в сказки Андерсена. Интересуется зоологией и создает у себя в комнате «живой уголок» с морскими свинками и лягушками.
В 1895–1900 годах Коля Гумилёв прилежно учится в Петербургской гимназии Гуревича. Однако у брата Мити обнаруживают туберкулез, Гумилёвы продают Поповку, оставляют петербургскую квартиру и уезжают на Кавказ, где с четвертого по шестой класс Коля учится в 1–й Тифлисской гимназии, которая считалась лучшей. Он уже всерьез интересуется литературой. Тифлис в то время был городом русской культуры, будившим интерес к искусству. 8 сентября 1902 года происходит знаменательное событие – в газете «Тифлисский листок» (№ 211) напечатано стихотворение Николая Гумилёва «Я в лес бежал из городов…». Этой своей первой публикацией он очень гордился. Хотя в среде тифлисских читателей больший интерес вызвало сентиментально—романтическое
«Нэт умерла в начале мая,
Ей было девятнадцать лет.
Как жаль, веселая такая,
Беспечная такая Нэт…».
По—видимому, в определенных кругах знали, кого имел в виду юный поэт. Одновременно с пробуждением творческой энергии приходит явное охлаждение к занятиям в гимназии.
Летом 1903 года Гумилёвы навсегда покидают Тифлис и возвращаются в Царское Село. Юноше явно не хотелось садиться за школьную парту, и он пытается зачислиться в гимназию экстерном.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Сегодня мы коснемся знакомства и романтических отношений Анны Ахматовой и Николая Гумилева.
С Гумилёвым Анна Горенко впервые встретилась в Сочельник 1903 года, как уже говорилось. Познакомила их Валерия Тюльпанова, ее ближайшая подруга и соседка по царскосельскому дому, учившаяся в той же гимназии, классом старше. В этот день девочки вместе с младшим братом Валерии Сережей отправились в магазин за игрушками для елки, которую каждый год устраивали Тюльпановы в первый день Рождества. У Гостиного двора они встретили братьев Гумилёвых – старшего Митю, учившегося в Петербурге в Морском кадетском корпусе, и младшего Колю, гимназиста седьмого класса Царскосельской Императорской Николаевской гимназии. Валерия, или Валя, как ее тогда называли, была знакома с молодыми людьми через свою учительницу музыки Е. М. Баженову, которая занималась и с Гумилёвыми. Елизавете Михайловне очень нравились «мальчики Гумилёвы», совсем недавно поселившиеся в Царском Селе в собственном доме и, как ей казалось, выгодно отличавшиеся от их царскосельских сверстников. Она привела в дом Тюльпановых своего любимца Митю, а позже познакомила Валерию с Колей.
Немного поговорив, все четверо пошли выбирать игрушки уже вместе – Валерия с Митей, а Аня с Колей, после чего молодые люди проводили их до дому и церемонно распрощались. Надо сказать, что ни тот ни другой не произвели впечатления на девочек.
По—другому воспринял встречу и знакомство Коля Гумилёв.
Недавно появившийся в Царском Селе и не признанный за «своего», Николай Гумилёв на самом деле был самым что ни на есть царскоселом, хотя родился в Кронштадте, в семье морского врача Степана Яковлевича Гумилёва и Анны Ивановны, урожденной Львовой. Обряд крещения совершил священник Кронштадтского военного госпиталя на дому, в пятый день от рождения. Крестным отцом был Лев
Иванович Львов (брат А. И. Гумилёвой), крестной матерью – Александра Степановна Сверчкова (сводная сестра будущего поэта). В том же 1886 году, в середине мая, когда мальчику еще не было месяца, семья Гумилёвых переезжает в Царское Село, в только что купленный дом на Московской улице. С 1886 по 1895 год Гумилёвы с перерывами живут в Царском Селе. Родители очень заботились о здоровье детей и в 1890 году приобрели небольшую усадьбу в Поповке по Николаевской железной дороге, где семья проводит значительную часть времени. На шестом году жизни Николай сам учится читать, сочиняет басни, которые еще не в состоянии самостоятельно записывать. В 1893 году он поступает в приготовительный класс Царскосельской гимназии, однако осенью заболевает бронхитом и переходит на домашнее обучение. Много читает: Лермонтова, Пушкина, приключенческую литературу – Жюль Верна и Майн Рида, навсегда влюбляется в сказки Андерсена. Интересуется зоологией и создает у себя в комнате «живой уголок» с морскими свинками и лягушками.
В 1895–1900 годах Коля Гумилёв прилежно учится в Петербургской гимназии Гуревича. Однако у брата Мити обнаруживают туберкулез, Гумилёвы продают Поповку, оставляют петербургскую квартиру и уезжают на Кавказ, где с четвертого по шестой класс Коля учится в 1–й Тифлисской гимназии, которая считалась лучшей. Он уже всерьез интересуется литературой. Тифлис в то время был городом русской культуры, будившим интерес к искусству. 8 сентября 1902 года происходит знаменательное событие – в газете «Тифлисский листок» (№ 211) напечатано стихотворение Николая Гумилёва «Я в лес бежал из городов…». Этой своей первой публикацией он очень гордился. Хотя в среде тифлисских читателей больший интерес вызвало сентиментально—романтическое
«Нэт умерла в начале мая,
Ей было девятнадцать лет.
Как жаль, веселая такая,
Беспечная такая Нэт…».
По—видимому, в определенных кругах знали, кого имел в виду юный поэт. Одновременно с пробуждением творческой энергии приходит явное охлаждение к занятиям в гимназии.
Летом 1903 года Гумилёвы навсегда покидают Тифлис и возвращаются в Царское Село. Юноше явно не хотелось садиться за школьную парту, и он пытается зачислиться в гимназию экстерном.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Всем привет! 📕
Сегодня Анна Ахматова немного побудет наедине с Николаем Гумилевым, поскольку внезапно вчера ко мне прилетел челлендж.
Я приняла эстафету от Марии (канал Заяц прочитал) с рассказом о своих любимых книгах.
И, честно говоря, призадумалась.
В условиях сказано, что нужно выбрать любимую книгу:
📕 ту, которую перечитаешь
✍️ ту, которую перепишешь
🔥 ту, которую сожжешь
Наверное сейчас многие удивятся, но я еще не перечитывала книги. Только, в лучшем случае, вспоминала краткое содержание.
Исключение составляет поэзия, ведь стихи подобны музыке, к которой мы возвращаемся даже сквозь года.
❓ Итак, что же получилось?
📕 ту, которую перечитаешь
На эту роль я выбрала двух прекрасных кандидатов: «Божественная комедия» Данте Алигьери и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.
Поскольку я не могу сделать выбор сама, то, попрошу Вас помочь мне определить какую книгу стоит перечитать в первую очередь.
«Божественную комедию» я прочитала в 19 лет в Сочи. Дантовский «Ад», мучеников чистилища и красоту небесных сфер мне уже никогда забыть. Эта книга разделила мой мир на «до» и «после».
Булгаков тоже занимает особое место в моем сердце с невероятным, многослойным, как торт «Крепвиль», сюжетом, с яркими и неповторимыми героями, с гуманизмом и справедливостью «зла». Он напоминает дорогое вино, опьяняющее воздействие которого остается на долгие годы.
✍️ ту, которую перепишешь
Мой первый вопрос: «А кто я такая, чтобы вмешиваться в идею творца?»
Поэтому на этот вопрос, отвечу - никакую книгу переписывать я не в праве.
Но, благодаря «Уникальному роману» Милорада Павича я смогла написать свой воображаемый финал. Автор настолько позаботился о своих читателях, что предложил им эту исключительную возможность, которой я воспользовалась.
🔥 ту, которую сожжешь
Как писал в своем бессмертном романе Михаил Афанасьевич: «Рукописи не горят!»
Но, я подойду к этому вопросу с другой стороны. Мне давно пора открыть свое сердце Федору Михайловичу Достоевскому и, поэтому, готова сжечь все школьные воспоминания о нем, которые до сих пор при упоминании автора разрывают мои мысли вопросом: «Зачем Раскольников убил старушку?». Очень надеюсь, что среди произведений Достоевского у меня тоже появятся любимые.
Эту эстафету я с удовольствием передаю Элис, Ирине, Антону, Наташе, Вете и Юлии и всем желающим.
Мне будет очень интересно узнать Ваше мнение о любимых книгах.
❗️ Прошу написать в комментариях и помочь мне определиться с книгой, которую я буду перечитывать! ❤️
❓А какие Ваши любимые книги?
❓❓Смогли бы сжечь книгу, которая вызвала неприятные эмоции?
❓❓❓Часто ли перечитываете книги и какие?
#мыслиокнигах #книги #челлендж
Сегодня Анна Ахматова немного побудет наедине с Николаем Гумилевым, поскольку внезапно вчера ко мне прилетел челлендж.
Я приняла эстафету от Марии (канал Заяц прочитал) с рассказом о своих любимых книгах.
И, честно говоря, призадумалась.
В условиях сказано, что нужно выбрать любимую книгу:
Наверное сейчас многие удивятся, но я еще не перечитывала книги. Только, в лучшем случае, вспоминала краткое содержание.
Исключение составляет поэзия, ведь стихи подобны музыке, к которой мы возвращаемся даже сквозь года.
На эту роль я выбрала двух прекрасных кандидатов: «Божественная комедия» Данте Алигьери и «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова.
Поскольку я не могу сделать выбор сама, то, попрошу Вас помочь мне определить какую книгу стоит перечитать в первую очередь.
«Божественную комедию» я прочитала в 19 лет в Сочи. Дантовский «Ад», мучеников чистилища и красоту небесных сфер мне уже никогда забыть. Эта книга разделила мой мир на «до» и «после».
Булгаков тоже занимает особое место в моем сердце с невероятным, многослойным, как торт «Крепвиль», сюжетом, с яркими и неповторимыми героями, с гуманизмом и справедливостью «зла». Он напоминает дорогое вино, опьяняющее воздействие которого остается на долгие годы.
Мой первый вопрос: «А кто я такая, чтобы вмешиваться в идею творца?»
Поэтому на этот вопрос, отвечу - никакую книгу переписывать я не в праве.
Но, благодаря «Уникальному роману» Милорада Павича я смогла написать свой воображаемый финал. Автор настолько позаботился о своих читателях, что предложил им эту исключительную возможность, которой я воспользовалась.
Как писал в своем бессмертном романе Михаил Афанасьевич: «Рукописи не горят!»
Но, я подойду к этому вопросу с другой стороны. Мне давно пора открыть свое сердце Федору Михайловичу Достоевскому и, поэтому, готова сжечь все школьные воспоминания о нем, которые до сих пор при упоминании автора разрывают мои мысли вопросом: «Зачем Раскольников убил старушку?». Очень надеюсь, что среди произведений Достоевского у меня тоже появятся любимые.
Эту эстафету я с удовольствием передаю Элис, Ирине, Антону, Наташе, Вете и Юлии и всем желающим.
Мне будет очень интересно узнать Ваше мнение о любимых книгах.
❓А какие Ваши любимые книги?
❓❓Смогли бы сжечь книгу, которая вызвала неприятные эмоции?
❓❓❓Часто ли перечитываете книги и какие?
#мыслиокнигах #книги #челлендж
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Доброе утро, дорогие книголюбы! 📕
Возвращаемся к Анне Ахматовой.
Сегодня мы поговорим о том, кто занимал сердце поэтессы в студенческие годы и продолжим тему отношений с Николаем Гумилевым.
Тайной страстью Анны стал уже упоминавшийся студент третьего курса арабо—персидско—турецкого факультета восточных языков Санкт—Петербургского университета, с элегантной внешностью, с прекрасными манерами и звучной фамилией Голенищев—Кутузов. Его младшие братья, судя по составленным П. Н. Лукницким «Трудам и дням», учились в одном классе с Гумилёвым и бывали у него дома. Сам же Владимир Викторович Голенищев—Кутузов был, видимо, близко знаком с мужем старшей сестры Анны Инны Андреевны, Сергеем Владимировичем фон Штейном (как помним, отозвавшись на мольбу Ани, он послал ей в Киев, где она кончала гимназию, фотографию ее избранника). По—видимому, Анна встречала его главным образом на «журфиксах» по четвергам в квартирке фон Штейнов. Сергей, судя по письмам Анны к нему из Киева, знал о ее страстном увлечении, однако нет никаких оснований считать, что о пылкости ее чувств было известно самому предмету.
«Роман», как можно полагать, развертывался главным образом в Анином воображении. В 1907 году, когда она закончила гимназию, Голенищев—Кутузов окончил университет. В Центральном государственном архиве Санкт—Петербурга хранится свидетельство об окончании им университета. В ежегоднике МИД за 1908 год он упомянут среди причисленных к 1–му департаменту.
Владимир Викторович Голенищев—Кутузов уехал на дипломатическую работу, вроде бы в Стамбул, и о дальнейшей его судьбе ничего не известно.
В пору зенита славы Ахматовой, – после того как в Мюнхене был опубликован «Реквием», а в Соединенных Штатах «Поэма без героя», – когда о знакомстве с ней вспомнило все русское зарубежье и каждый готов был рассказать о своих встречах, голос Голенищева—Кутузова никак не прорезался. Возможно, если он был еще жив, в его памяти имя Анны Ахматовой никак не связывалось с той далекой Аней Горенко, сестрой Андрея и свояченицей Сергея фон Штейна, если он ее вообще помнил. В фолиантах «Незабытые могилы», вышедших в Москве в последние годы, среди Голенищевых—Кутузовых он не числится.
В поздних биографических заметках Ахматовой и в ее беседах с биографами фамилия эта не встречается. Равно нет ее и среди адресатов стихов. Едва ли к нему может быть отнесено ее признание Лукницкому:
«В течение своей жизни любила только один раз. Только один раз. «Но как это было!»
В Херсонесе три года ждала от него письма. Три года каждый день, по жаре, за несколько верст ходила на почту, и письма так и не получила».
Однако, по—видимому, это самое никогда не пришедшее письмо встречается и в поздних биографических заметках Ахматовой. Она пишет, что много раз видела письмо во сне, уже вынутым из конверта, но так никогда ею и не прочитанным.
В одном из откровенных разговоров с Павлом Лукницким (январь—март 1925 года) она сказала:
«Закинув голову на подушку и прижав ко лбу ладони, – с мукой в голосе:
«И путешествия, и литература, и война, и подъем, и слава – всё, всё, всё, решительно всё – только не любовь… Как проклятье! …И потом эта, одна—единственная – как огнем сожгла всё, и опять ничего, ничего…»».
Вряд ли другим исследователям и биографам Ахматовой доведется с достоверностью установить, кто он, кого она любила. Ахматова не захотела раскрыть эту тайну, окрасившую, однако, в трагические тона ее любовную лирику.
Знойным июлем 1907 года, когда мысли Анны все еще были заняты ее неостывшей любовью к Голенищеву—Кутузову, Гумилёв, державший путь в Париж, заезжает в Севастополь, где она живет с матерью при водолечебнице Шмидта. Как помним, он гостит у них две недели, вернее, селится рядом, зовет ее с собой в Париж, снова просит стать его женой и снова получает отказ. Анна ведет себя неровно, то обнадеживает, то смеется. Она не хочет слушать привезенную ей в дар пьесу «Шут короля Батиньоля», и расстроенный Гумилёв рвет рукопись. Они много разговаривают, он делится планами издания журнала.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Возвращаемся к Анне Ахматовой.
Сегодня мы поговорим о том, кто занимал сердце поэтессы в студенческие годы и продолжим тему отношений с Николаем Гумилевым.
Тайной страстью Анны стал уже упоминавшийся студент третьего курса арабо—персидско—турецкого факультета восточных языков Санкт—Петербургского университета, с элегантной внешностью, с прекрасными манерами и звучной фамилией Голенищев—Кутузов. Его младшие братья, судя по составленным П. Н. Лукницким «Трудам и дням», учились в одном классе с Гумилёвым и бывали у него дома. Сам же Владимир Викторович Голенищев—Кутузов был, видимо, близко знаком с мужем старшей сестры Анны Инны Андреевны, Сергеем Владимировичем фон Штейном (как помним, отозвавшись на мольбу Ани, он послал ей в Киев, где она кончала гимназию, фотографию ее избранника). По—видимому, Анна встречала его главным образом на «журфиксах» по четвергам в квартирке фон Штейнов. Сергей, судя по письмам Анны к нему из Киева, знал о ее страстном увлечении, однако нет никаких оснований считать, что о пылкости ее чувств было известно самому предмету.
«Роман», как можно полагать, развертывался главным образом в Анином воображении. В 1907 году, когда она закончила гимназию, Голенищев—Кутузов окончил университет. В Центральном государственном архиве Санкт—Петербурга хранится свидетельство об окончании им университета. В ежегоднике МИД за 1908 год он упомянут среди причисленных к 1–му департаменту.
Владимир Викторович Голенищев—Кутузов уехал на дипломатическую работу, вроде бы в Стамбул, и о дальнейшей его судьбе ничего не известно.
В пору зенита славы Ахматовой, – после того как в Мюнхене был опубликован «Реквием», а в Соединенных Штатах «Поэма без героя», – когда о знакомстве с ней вспомнило все русское зарубежье и каждый готов был рассказать о своих встречах, голос Голенищева—Кутузова никак не прорезался. Возможно, если он был еще жив, в его памяти имя Анны Ахматовой никак не связывалось с той далекой Аней Горенко, сестрой Андрея и свояченицей Сергея фон Штейна, если он ее вообще помнил. В фолиантах «Незабытые могилы», вышедших в Москве в последние годы, среди Голенищевых—Кутузовых он не числится.
В поздних биографических заметках Ахматовой и в ее беседах с биографами фамилия эта не встречается. Равно нет ее и среди адресатов стихов. Едва ли к нему может быть отнесено ее признание Лукницкому:
«В течение своей жизни любила только один раз. Только один раз. «Но как это было!»
В Херсонесе три года ждала от него письма. Три года каждый день, по жаре, за несколько верст ходила на почту, и письма так и не получила».
Однако, по—видимому, это самое никогда не пришедшее письмо встречается и в поздних биографических заметках Ахматовой. Она пишет, что много раз видела письмо во сне, уже вынутым из конверта, но так никогда ею и не прочитанным.
В одном из откровенных разговоров с Павлом Лукницким (январь—март 1925 года) она сказала:
«Закинув голову на подушку и прижав ко лбу ладони, – с мукой в голосе:
«И путешествия, и литература, и война, и подъем, и слава – всё, всё, всё, решительно всё – только не любовь… Как проклятье! …И потом эта, одна—единственная – как огнем сожгла всё, и опять ничего, ничего…»».
Вряд ли другим исследователям и биографам Ахматовой доведется с достоверностью установить, кто он, кого она любила. Ахматова не захотела раскрыть эту тайну, окрасившую, однако, в трагические тона ее любовную лирику.
Знойным июлем 1907 года, когда мысли Анны все еще были заняты ее неостывшей любовью к Голенищеву—Кутузову, Гумилёв, державший путь в Париж, заезжает в Севастополь, где она живет с матерью при водолечебнице Шмидта. Как помним, он гостит у них две недели, вернее, селится рядом, зовет ее с собой в Париж, снова просит стать его женой и снова получает отказ. Анна ведет себя неровно, то обнадеживает, то смеется. Она не хочет слушать привезенную ей в дар пьесу «Шут короля Батиньоля», и расстроенный Гумилёв рвет рукопись. Они много разговаривают, он делится планами издания журнала.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Доброе утро, дорогие друзья! 📕
Продолжаем знакомиться с биографией Анны Андреевны Ахматовой и ее личной жизнью.
Отправляясь с Елизаветой Дмитриевой в Коктебель, Гумилёв не прекращает переписки с Андреем Горенко и Анной. Оттуда он пишет Андрею: «Анна Андреевна написала мне в Коктебель, что вы скоро туда переезжаете, обещала выслать новый адрес и почему—то не сделала этого. Я ответил ей в Киев заказным письмом, но ответа не получаю… Если Анна Андреевна не получила моего письма, не откажите передать ей, что я всегда готов приехать по первому ее приглашению, телеграммой или письмом».
Поступило ли такое предложение, нам не известно. Однако из Коктебеля он заехал к Анне в Лустдорф и настойчиво звал ее с собой в новое африканское путешествие. От путешествия, как и от очередного предложения руки и сердца, она отказалась. Однако провожала его из Лустдорфа в Одессу. Ахматова рассказывала, что в этой их долгой трамвайной поездке Гумилёв все спрашивал, любит ли она его. Анна ответила: ««Не люблю, но считаю Вас выдающимся человеком» Н. С. улыбнулся и спросил: «Как Будда или как Магомет?»».
Елизавета Ивановна Дмитриева явно обольщалась, уверяя себя и других в роковой любви к ней Гумилёва. В своих фантазиях она пошла так далеко, что приписывала себе и стихотворение «Отказ» («Царица, иль, может быть, только печальный ребенок…»). Написанные ею после смерти Гумилева воспоминания едва ли могли встретить сочувствие Ахматовой. Не вызвало у Ахматовой добрых чувств и, как она его определила, «надрывное письмо» Елизаветы Ивановны, которое та ей прислала вскоре после казни Гумилёва. «Из нашей встречи ничего не вышло», – замечает Ахматова в поздних записках.
Однако, неожиданно для себя самой, малозаметная, чуть прихрамывающая девица сыграла роковую роль в жизни и самого Анненского, приблизив, как была уверена Ахматова, его смерть. Дело в том, что, после отъезда Гумилёва из Коктебеля, великий мистификатор Волошин, на гребне своего чувства к Лиле (как по—домашнему звали Елизавету Дмитриеву), «сочинил» Черубину де Габриак.
С некоторых пор в редакцию журнала «Аполлон» стали поступать изящные конверты с гербом испанской аристократки. На бумаге с траурным обрезом изысканным почерком были написаны элегические стихи юной, как можно было полагать, красавицы, которой строгой католической семьей была уготована едва ли не монастырская келья. Редакция журнала и его главный редактор Сергей Константинович Маковский были всерьез заинтригованы. Дело дошло до того, что из очередного номера журнала были вынуты уже подготовленные к публикации стихи Иннокентия Анненского и вместо них срочно помещены стихи Черубины де Габриак (под именем которой скрывалась Елизавета Дмитриева), заочно пленившей редакцию «Аполлона». Неожиданную смерть Анненского от сердечного приступа на пороге Царскосельского вокзала не без оснований связывали с его обидой на журнал. Для Ахматовой Дмитриева и Волошин навсегда остались связанными с оскорблением двух самых дорогих ей людей – Гумилёва и Анненского.
Оскорбление, нанесенное Гумилёву Волошиным, и грустная, как считала Ахматова, мистификация, предпринятая Волошиным и Дмитриевой, причинившая боль И. Ф. Анненскому, выявляют ее подлинное отношение к Гумилёву, открыто никогда ею не высказываемое. Инцидент с пощечиной не отделил Анну от Гумилёва, встретив с ее стороны сочувственно—дружеское понимание. Она осознает глубину его уязвленного самолюбия и чувство своей вины. В сложном контексте своих отношений с Анной Гумилёв не ошибся в одном – она была ему «товарищем от Бога» и, как показала его посмертная судьба, никогда его не предавала. Даже ее решение, наконец уже всерьез и окончательно принять предложение Гумилёва выйти за него замуж, совпало с не совсем удачным его выступлением в Киеве.
В конце ноября 1909 года в Киев приехали Гумилёв, Михаил Кузмин, Алексей Толстой, участники вновь организованного ежемесячного журнала современной поэзии «Остров». Денег, выпрошенных Гумилёвым у мецената, хватило на издание первого номера.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
Продолжаем знакомиться с биографией Анны Андреевны Ахматовой и ее личной жизнью.
Отправляясь с Елизаветой Дмитриевой в Коктебель, Гумилёв не прекращает переписки с Андреем Горенко и Анной. Оттуда он пишет Андрею: «Анна Андреевна написала мне в Коктебель, что вы скоро туда переезжаете, обещала выслать новый адрес и почему—то не сделала этого. Я ответил ей в Киев заказным письмом, но ответа не получаю… Если Анна Андреевна не получила моего письма, не откажите передать ей, что я всегда готов приехать по первому ее приглашению, телеграммой или письмом».
Поступило ли такое предложение, нам не известно. Однако из Коктебеля он заехал к Анне в Лустдорф и настойчиво звал ее с собой в новое африканское путешествие. От путешествия, как и от очередного предложения руки и сердца, она отказалась. Однако провожала его из Лустдорфа в Одессу. Ахматова рассказывала, что в этой их долгой трамвайной поездке Гумилёв все спрашивал, любит ли она его. Анна ответила: ««Не люблю, но считаю Вас выдающимся человеком» Н. С. улыбнулся и спросил: «Как Будда или как Магомет?»».
Елизавета Ивановна Дмитриева явно обольщалась, уверяя себя и других в роковой любви к ней Гумилёва. В своих фантазиях она пошла так далеко, что приписывала себе и стихотворение «Отказ» («Царица, иль, может быть, только печальный ребенок…»). Написанные ею после смерти Гумилева воспоминания едва ли могли встретить сочувствие Ахматовой. Не вызвало у Ахматовой добрых чувств и, как она его определила, «надрывное письмо» Елизаветы Ивановны, которое та ей прислала вскоре после казни Гумилёва. «Из нашей встречи ничего не вышло», – замечает Ахматова в поздних записках.
Однако, неожиданно для себя самой, малозаметная, чуть прихрамывающая девица сыграла роковую роль в жизни и самого Анненского, приблизив, как была уверена Ахматова, его смерть. Дело в том, что, после отъезда Гумилёва из Коктебеля, великий мистификатор Волошин, на гребне своего чувства к Лиле (как по—домашнему звали Елизавету Дмитриеву), «сочинил» Черубину де Габриак.
С некоторых пор в редакцию журнала «Аполлон» стали поступать изящные конверты с гербом испанской аристократки. На бумаге с траурным обрезом изысканным почерком были написаны элегические стихи юной, как можно было полагать, красавицы, которой строгой католической семьей была уготована едва ли не монастырская келья. Редакция журнала и его главный редактор Сергей Константинович Маковский были всерьез заинтригованы. Дело дошло до того, что из очередного номера журнала были вынуты уже подготовленные к публикации стихи Иннокентия Анненского и вместо них срочно помещены стихи Черубины де Габриак (под именем которой скрывалась Елизавета Дмитриева), заочно пленившей редакцию «Аполлона». Неожиданную смерть Анненского от сердечного приступа на пороге Царскосельского вокзала не без оснований связывали с его обидой на журнал. Для Ахматовой Дмитриева и Волошин навсегда остались связанными с оскорблением двух самых дорогих ей людей – Гумилёва и Анненского.
Оскорбление, нанесенное Гумилёву Волошиным, и грустная, как считала Ахматова, мистификация, предпринятая Волошиным и Дмитриевой, причинившая боль И. Ф. Анненскому, выявляют ее подлинное отношение к Гумилёву, открыто никогда ею не высказываемое. Инцидент с пощечиной не отделил Анну от Гумилёва, встретив с ее стороны сочувственно—дружеское понимание. Она осознает глубину его уязвленного самолюбия и чувство своей вины. В сложном контексте своих отношений с Анной Гумилёв не ошибся в одном – она была ему «товарищем от Бога» и, как показала его посмертная судьба, никогда его не предавала. Даже ее решение, наконец уже всерьез и окончательно принять предложение Гумилёва выйти за него замуж, совпало с не совсем удачным его выступлением в Киеве.
В конце ноября 1909 года в Киев приехали Гумилёв, Михаил Кузмин, Алексей Толстой, участники вновь организованного ежемесячного журнала современной поэзии «Остров». Денег, выпрошенных Гумилёвым у мецената, хватило на издание первого номера.
📕Продолжение в комментариях ⬇️
#мыслиокнигах #книги #Ахматова
