Заметила, что почти два месяца белых ночей всё-таки дались непросто, и с каждым утром всё сложнее вытаскивать себя из кровати. На сегодняшнюю службу тащила себя за шкирку. К концу. На Соловках сегодня праздник – память свщмч. Илариона (Троицкого).
Захожу в храм, а там – Пасха. Даже не сразу поняла, только удивилась, что с любимыми святыми здороваюсь возгласом "Христос воскресе!". Ну, думаю, не выспалась, так не выспалась.
А потом отцы вынесли Чашу, и вместе с ней пришла Пасха. Люди текли ко Христу воскресшему ровным тихим потоком, а Пасхальное присутствие наполняло, переполняло, исполняло собой пространство (храма? душ? этого мира?).
Как обычно, не хватит ни души, ни ума, ни слов, чтобы сказать о Воскресении. Одно только ясно, как свет: эта Пасха никогда не будет повержена. Людей, стоящих у Чаши, повергнуть можно, открывая им прямой путь в этот Свет. А Пасху – нет.
Она останется, даже если когда-нибудь от этого собора не останется ничего.

И очень ясно вспоминаются строки Анны Долгаревой, посвящённые как раз свщмч. Илариону:

Иларион вязал сети на Филимоновой тоне.
Был архиепископом, рыбарем стал.
Чему же ты благодарен, Иларионе,
Лишенный митры своей и креста?

Тут на крыльцо выходишь - вокруг тишина и лес,
Мрак, и только звезды сияют в нем,
Но сияют тем ярче, чем гуще темень небес,
Светят ярким, живым голубым огнем.

Тут такие морозы, что замерзает гортань,
Посреди ночных бесконечных бдений.
Но чудо - это на Крещенье выйти на иордань
И увидеть у неё замерших трех оленей.

Так почти он дошел до самой земной двери,
До самых небесных ворот.
Заболевши тифом, он говорил:
«Вот теперь я свободен, никто меня не возьмет».

Штош

Голго, но зато..)