Сегодня в аптеке на районе. Делаю заказ, собираюсь расплачиваться, но тут мигает свет — и, насколько я понимаю, вырубается кассовый компьютер. Провизорица извиняется и убегает в заднюю комнату. Дверь открыта, поэтому я вижу, как она сперва включает бесперебойник, потом какую-то башню, потом возвращается к кассе, нажимает что-то под ней и начинает ждать, нервничая и ежесекундно умоляя не сердиться.
— Простите, — говорю, — что лезу не в своё дело, но правильно ли я понял, что у вас бесперебойник был выключен?
— Что? — спрашивает.
— Бесперебойник. Вон та штуковина слева, что на столе пониже. Вы его только сейчас включили?
— А, — отвечает, — да, мы его включаем, когда что-то случается. Вот как сейчас.
— Прошу, — продолжаю, — меня ещё раз извинить, но, если позволите мне объяснить, это не так работает...
В общем, за пару минут рассказал и даже несколько раз повторил.
Она на меня смотрит-смотрит — и вдруг аж всхлипнула.
— Ой, — говорит, — мужчина, спасибо вам большущее! А то у нас этот, знаете, который компьютеры настраивает... он с нами вообще не разговаривает! Цедит что-то через губу и ничего не объясняет! Поставили этот ящик, сказали, что теперь лучше будет... Ну теперь я понимаю, почему лучше... Но никто же не объяснил!
Расплатился, поблагодарил, ушёл и теперь весь день пытаюсь успокаивать себя мыслью, что когда сам был когда-то эникейщиком в краевой библиотеке, вёл себя получше, чем упомянутый "этот, знаете, который компьютеры настраивает". Я вроде обычно старался всё объяснять, быть понятным и терпеливым, даже занятия проводил, но ручаться, что никогда не выступал, как мудак, не могу: не помню. Наверняка были случаи.
— Простите, — говорю, — что лезу не в своё дело, но правильно ли я понял, что у вас бесперебойник был выключен?
— Что? — спрашивает.
— Бесперебойник. Вон та штуковина слева, что на столе пониже. Вы его только сейчас включили?
— А, — отвечает, — да, мы его включаем, когда что-то случается. Вот как сейчас.
— Прошу, — продолжаю, — меня ещё раз извинить, но, если позволите мне объяснить, это не так работает...
В общем, за пару минут рассказал и даже несколько раз повторил.
Она на меня смотрит-смотрит — и вдруг аж всхлипнула.
— Ой, — говорит, — мужчина, спасибо вам большущее! А то у нас этот, знаете, который компьютеры настраивает... он с нами вообще не разговаривает! Цедит что-то через губу и ничего не объясняет! Поставили этот ящик, сказали, что теперь лучше будет... Ну теперь я понимаю, почему лучше... Но никто же не объяснил!
Расплатился, поблагодарил, ушёл и теперь весь день пытаюсь успокаивать себя мыслью, что когда сам был когда-то эникейщиком в краевой библиотеке, вёл себя получше, чем упомянутый "этот, знаете, который компьютеры настраивает". Я вроде обычно старался всё объяснять, быть понятным и терпеливым, даже занятия проводил, но ручаться, что никогда не выступал, как мудак, не могу: не помню. Наверняка были случаи.
26 февраля, уже две недели идёт снег, мороз 14 градусов, женщина идёт по улице и громко говорит в телефон:
— Ну купила солнечные очки — и что? Да знаю я, какое число! И что теперь — солнца никогда больше не будет? Нет... Нет... Нет, это не дорого! Нет, у тебя не очки, а кусок пластика с помойки, а это очки!
— Ну купила солнечные очки — и что? Да знаю я, какое число! И что теперь — солнца никогда больше не будет? Нет... Нет... Нет, это не дорого! Нет, у тебя не очки, а кусок пластика с помойки, а это очки!
Ранний весенний вечер, окраина Ставрополя, две ученицы средней школы стоят у поворота с тихой узкой улочки в ещё более тихий и глухой тупик и тупят в смартфоны. Вдруг одна отвлекается от экрана, суетливо вертит головой туда-сюда, потом резво вскарабкивается на толстенную, выше её роста, трубу канализационного коллектора и, заглянув с неё за сплошной металлический забор частного участка, говорит подруге:
— Это... Там уже закат. Нам, наверно, домой пора.
— Это... Там уже закат. Нам, наверно, домой пора.