Комментируя один там чужой псто, вспомнил прекрасную историю.

Как, примерно, 51 процент моих прекрасных историй, она про армию. Потому что для любого домашнего человека армия — это приключение, запоминающееся на всю жизнь. А уж если хватило ума подписать контракт и остаться там на три года, да ещё и в центре Санкт-Петербурга в середине 90-х, в окружении поэтов, бандитов, программистов (очень редких в те времена, но очень частых вокруг меня), а также анархистов с монархистами, — тем более.

В общем, служил я в чертёжке оперативного управления штаба ЛенВО, и был у меня сослуживец Олег Метёлкин. Мы уже давно в чертёжке все были на контракте, т.е. считали себя, по тем временам, вольными стрелками, свободными художниками и романтическими наёмниками одновременно. И вот Олега стал у нас сманивать городской военком. Мол, ты сержант на солдатской должности, а работы у тебя, как у тринадцати полковников и трёх генералов. А ты иди к нам: останешься сержантом, но должность будет ефрейторская, т.е. зарплата чуть больше, а работы меньше, чем у пулемётчика в мирное время. Олег и пошёл. И некоторое время мы его не видели.

И вдруг он приходит к нам в чертёжку утром, в начале рабочего дня, заваривает чай, закуривает, садится в кресло и начинает демонстративно отдыхать. И мы такие:

— Э, Олежка, у вас там, в военкомате, совсем охерели, что ли? Что это ты к нам отдыхать приехал, когда мы тут из последних сил в мыле родину защищаем?

А Олег и рассказывает...

Накануне подошёл к нему его новый начальник и сказал:

— Мы тут завтра сдаём физические нормативы... За тебя я не волнуюсь, ты сержант молодой, бодрый... Вот сколько раз на турнике подтянешься?

— Если постараться? — спросил Олег.

— Ну да, — подтвердил военком.

— Если очень-очень постараться? — продолжил уточнять Олег.

— Ну да, — сказал военком. — Если изо всех сил.

— Тогда, — ответил Олег, — один.

Про патриотов и "Беломор".

Тоже история времён службы в чертёжке. Во время очередных длительных КШУ мы с коллегами вышли на сорок минут подышать воздухом и подошли к Гостиному двору, возле которого тогда кучковались всякие политически экзальтированные люди.

Мы прошли вдоль всех человеческих кучек, прислушались и остановились возле той, где были чёрно-жёлто-белый флаг и выкрики про патриотизм. В кучке было человек двенадцать-пятнадцать, нас было пятеро, но мы были в военной форме и глубоко отморожены, как службой, так и иными жизненными приключениями, так что смогли впятером вполне убедительно и угрожающе эту группу окружить. Вернее, окружили её четверо, а я подошёл к паре, которая эту тусовку держала: у одного в руках был флаг, который теперь называют "имперкой", второй вещал.

Первым делом я забрал у чувака флаг. Просто забрал. Он долю секунды посопротивлялся, но застеснялся прямого взгляда в глаза и отдал. Я взял флаг и передал его одному из сослуживцев.

— Господа, — спросил я собравшихся, — правильно ли мы с коллегами понимаем, что вы тут все патриоты?

Чуваки закивали и робко подтвердили вслух.

— Тогда, — сказал я, — у нас к вам дело. Мы — те самые люди, что прямо сейчас защищают ту самую родину, что вам дорога. Мы военные. У нас проходят серьёзные командно-штабные учения, решающие много разных проблем, в которые наша с вами родина так или иначе вписалась. Мы несколько дней не выходили из штаба, но вот сейчас выдалось несколько свободных минут. Подышать. Но есть проблема: мы все курящие. А табак у нас кончился. И денег нет. И нам надо в течение ближайших двадцати минут вернуться в штаб. У вас есть прекрасная возможность доказать, что вы не пиздаболы, а правда патриоты. За пять-десять минут принесите нам упаковку "Беломора" фабрики Урицкого. И Родина вас не забудет.

Неожиданным образом главный патриотический вещатель выразил сомнение:

— А по каким мы, — спросил он, — признакам можем узнать, что вы не просто какие-нибудь гопники?

— Гопники, по-твоему, — спросил Саша Путра, — станут в такой безупречной военной форме по центру Питера гулять?

— Не такая уж она у вас безупречная. — Возразил "патриот". — Эмблемы в петлицах у вас вообще какие-то старинные...

— Что-то ты дохуя прошаренный для уличного пиздабола! — взвился Саша, — Я эти эмблемы в антикварном магазине купил! За большие деньги! Чем они тебе не безупречные?!

— А что-то вы, — отвечал уличный заводила, — Не очень похожи на тех, кто и правда защищает Родину! То есть я не утверждаю, но вдруг вы какие-то просто ряженые?

— Господи, — спросил я, — Вы, такой патриот, в самом деле станете доёбываться до формы одежды военных, только чтобы не купить им папирос?

Мы скупо и бестолково переругивались с организатором "патриотской" тусовки минут пять, когда вдруг один из простых зрителей этого представления у Гостинки вручил мне огромную бумажную упаковку "Беломора". Фабрики Урицкого. Видимо, пока мы увлеклись срачем, этот добрый человек сбегал в магаз.

— Вот, — сказал он. — Возьмите. Мы патриоты. И всегда будем поддерживать ратный труд нашей армии.

Нам с чуваками было даже немного неудобно потом. Как всегда бывает циникам, когда им неожиданно помогают наивные романтики. Но упаковка "Беломора" пришлась нам тогда очень кстати в любом случае. До сих пор вспоминаю ту историю и тех двух парней: один сомневался и дерзил, второй принёс папиросы. Оба, в общем, молодцы.

Флаг мы, кстати, забрали с собой, но забыли где-то по дороге.

Так в чертёжном бюро имени Нестора Ивановича не случилось появиться имперскому флагу.

В "Пятёрочке" молодые женщины подкатывают заполненную пивом тележку к полке со снеками.

— Так, — говорит одна, — Сейчас надо вспомнить, кто какие читос любит.
— Что-о?! — гневно вступает вторая. — Все будут любить одинаковые! Бери первые попавшиеся одинаковые на всех — и всё.
— Почему??? — удивляется первая.
— Потому что нельзя позволять садиться себе на шею!
— Но если... — первая пытается возразить.
— И никаких если. И вообще. Если просили читос, лучше чипсов взять.
— Чипсов-то почему?
— Потому что нехуй.

Очередное погружение в дивный мир пользователей Авито. Выставил два стареньких самсунговских планшета, один за 1200, другой за 400 р.

С первым же написавшим договорился, что человек заедет на следующий день вечером и, если сочтёт, что всё ок, заберёт. Ну, объявления пока не убираю, потому что непонятно пока, возьмёт или нет. И, разумеется, люди объявление видят и продолжают писать. И среди этих сообщений масса просто изумительных. Во-первых, конечно, нескончаемые ожидаемые "Скажите, возможен ли торг" и "За 200 возьму". Но это ладно, понятно. Один спросил, чокак, я ответил, что уже договорился, пусть мол чекнет через день и, если объявление не исчезнет, напишет опять. А он в ответ:

— Готов взять сегодня за 450!

Да что ты говоришь, дорогой, блять, осчастливил.

Перед кафешкой с бабатями юный мальчик метёт веником асфальт. Выходит чувак постарше, с бородой, забирает у него веник и, изобразив назидательное выражение лица, водит этим подметальным орудием над асфальтом, но последнего не касается. Видимо, показывает направление или ещё что-то, по его мнению, важное. Потом спрашивает:

— Понял?

Мальчик пожимает плечами.

— Ну что я сейчас делал?

— Водил веником в воздухе.

Бородатый чувак машет рукой, качает головой, отдаёт веник мальчику и, недовольно бормоча, скрывается в бабатишной.

Очередь на кассу. Две женщины показывают друг другу покупки и комментируют их.

— Ой... А зачем такие конфеты? Ты же их не любишь?
— Даша любит...

И тут молодая кассирша, сидящая спиной к ним на кассе, смежной с той, в очереди к которой они стояли, вдруг разворачивается и говорит:

— Где конфеты? Я тоже Даша и тоже люблю конфеты.

Женщины сразу затихли и стали обеспокоенно переглядываться. Казалось, думают, должны ли они и правда отдать этой девушке конфеты, раз она тоже Даша.

Минут за десять до эта же кассирша, после того как мужчина с жутким акцентом поднял шум, возмущаясь, что работает мало касс, и отказался пользоваться "этеме вашеме самоблужини", триумфально шла мимо очереди, воздев над головой пачку чипсов и возглашая:

— Идёт покупатель единственного товара и все пропускают его без очереди!

Очередь взирала на неё с бессильной растерянностью.

— Да шучу! Я кассир, — успокоила она собравшихся. — Просьба в мою кассу не занимать, я работать не хочу... Господи, ну что вы встали? Ну что за люди, честное слово... идите сюда, конечно! Как дети...

Ставропольские корейцы пытаются идти в ногу со временем и теперь предлагают не только соленья, характерные для их локальной популяции, но и кимчи. В субботу я на базаре пробовал кимчи у двух продавцов. На кимчи это не похоже, как и год назад. Не удержался, спросил у торговки:

— Что вы в него кладёте?

— Как что? — переспрашивает. — Как все — аджику.

(Тут нужна драматическая пауза).

В этот момент я представил, как выглядели бы лица иных кулинарных пуристов, будь они сейчас рядом, и аж порадовался.

Веселья ситуации добавляет то, что аджикой у нас тут называется не то, что называют ею те, кто это слово придумал, а смесь томатов, свежего стручкового красного перца и чеснока. Иногда без томатов, но редко. Вообще томаты там основа, как правило. Собственно, насколько я знаю, это же называется аджикой от Кипра до Ростова. В Краснодаре в неё ещё иногда морковку добавляют и, вы не поверите, тёртое яблочко.

Для кулинарных пуристов это ж получается целая симфония: неправильное кимчи делают с применением неправильной аджики.

Сегодня кое-что потерял. Обнаружил пропажу уже вечером, подумал и предположил, что мог забыть в такси. Позвонил таксисту, да, говорит, было такое, находил, только я, мол, уже дома. Ок, дома так дома, спросил адрес и послал к нему курьера.

Через несколько минут глянул в приложение, написано: "Курьер забрал посылку и через 36 минут будет у вас".

Ну и отлично, думаю. И занялся своими делами, полагая, что курьер, когда приедет, позвонит.

И вот вдруг слышу я, что собаки внизу слишком уж разлаялись. Я на лестницу вышел, прикрикнул на них, а они пуще прежнего, да с подвываниями и поскуливаниями. Выглядываю в окно и вижу, что за воротами машина стоит, а рядом с ней человек.

Вышел, открываю, стоит совсем молоденький юноша, улыбается, протягивает посылку.

— Давно, — спрашиваю, — ждёте?
— Минуты три.
— А что ж вы не позвонили? Или хоть бы в калитку постучали.
— Да я, — говорит, — подумал, что поздно уже. Решил шум не поднимать.
— Знаете, — поясняю, — если бы у меня не было собак и они не подняли бы шум за вас, я бы и не узнал, что вы приехали.
— Ну как же, — смущенно возражает курьер. — Я же вам сообщение написал.

Хотел ответить что-нибудь в духе "Вы бы ещё картинку на асфальте мелом нарисовали", но воздержался. Просто поблагодарил.

Вы вот часто проверяете сообщения? Я, если не считать рабочие чаты и ситуации, когда жду верификационный код от какого-нибудь банка или маркетплейса, почти никогда.

Общественные лавочки в торговом центре перед хипстерской кофейней-с-собой.

На лавочке пара молодых пенсионеров с двумя картонными стаканам кофе, судя по всему, люди непривычные к таким удовольствиям и даже излишествам. Что-то не так с заказом, поэтому женщина отделяется от мужчины и идет в кофейню выяснять. Возвращается, что-то неразборчиво говорит мужчине. Он в ответ:

- Я думал, она помешает. Я же сказал, мне с сахаром!
- Ну, у тебя с сахаром.

Раз завтра голова болит, пьют сладкое, предполагаю.

Лавочка в парке. На ней сидит женщина пенсионного возраста, горячо и возмущённо говорит по телефону:

- Она из-за какой-то книги прекратила с тобой общение?!

В гастрономе маленький ребёнок теребит одежду сопровождающего его взрослого и многозвучно что-то требует.

— Что? — спрашивает взрослый. — Чего ты хочешь?

— Атисаяй, — говорит ребёнок. — Аякат!

— Что-что-о-о? — переспрашивает взрослый.

— Атисаяй! — настаивает ребёнок. — Аякат!

— Ой, — отмахивается взрослый, — я не понимаю, пошли...

Мне почему-то кажется, что взрослый слукавил. Я общаюсь с детьми, мягко говоря, не каждый год, а с такими маленькими даже не каждое десятилетие, и я тоже не понимаю, что такое "атисаяй", но, думаю, в слове "аякат", произнесённом в продуктовом магазине, можно легко опознать шоколад. Ну не самокат же? Самокатов в "Пятёрочке" нет.

Про кровельщика и страховку.

Сегодня кровельщик чинил кровлю. Был морозец, на крыше случались островки наледи.

Кровельщик, прежде чем взобраться на крышу, с земли, сильно не с первого раза, закинул наверх толстую длинную верёвку, предварительно привязав её конец к стволу вишни. Потом он, всё ещё с земли, долго передавал верёвке руками всякие колебания, чтобы постепенно перекинуть её через половину дома, поближе к тому месту, где он собрался ставить лестницу.

Когда ему удалось, он продел петельку где-то из середины верёвки в отверстие в лестнице и закрепил эту петельку внушительным болтом.

Потом залез на крышу и подволок край верёвки собственно к тому месту, где собирался работать.

Ну и начал работать. Верёвкой он не обвязался. Не пристегнулся к ней. Даже не держался за неё. Когда закончил, он просто сбросил её вниз, потом слез, отвязал её от ствола вишни, сложил и унёс в машину.

Я не решился спросить, зачем всё это было.

Может, ему просто было спокойнее знать, что верёвка рядом.

Кстати, про страховку при работе на высоте.

И опять про армию, да.

Однажды, когда я служил в чертёжке, полковник Драгущак, начальник второго отдела оперативного управления штаба округа, пригласил в свой кабинет меня и моего сослуживца Андрея и спросил, понимаем ли мы что-нибудь в перфораторах и балконных козырьках. Мы, как настоящие чертёжники, обязанные понимать во всём, в чём понимает стрелок стрелковой роты умножить на, примерно, сто тринадцать, ответили, что да, конечно. И он предложил нам присобачить над его балконом козырёк. За деньги. Была питерская зима, а жил полковник на шестнадцатом этаже. Мы согласились.

Так вот, когда я первый раз полез на обледенелые перила его балкона, я обвязался верёвкой, другой её конец привязал к батарее и велел Андрею ещё держать эту верёвку обеими руками очень крепко, уперевшись плечом в коробку балконной двери. И всё равно очень волновался. В этом положении/состоянии я сделал половину работы.

Потом полковник Драгущак позвал нас ужинать. Накормил борщом, картошкой, котлетами, напоил водкой. И после этого я полез на перила доделывать работу. Андрей стоял рядом и подавал мне инструменты и метизы. И только когда я слез, все вдруг заметили, что в этот раз мы забыли про страховку.

Причём чисто ощущенчески было даже легче и веселее. А всё потому что, во-первых, я там уже был, и, во-вторых, борщ, котлеты, картошка, водка. Чего и вам.

Стою у входа в магазин, жду такси. Подходит плохо одетый мужчина и спрашивает:

— Есть сигарета, это... б-брат? Э-э... отец?
— Нет, — говорю, — нету.

Извиняется и отходит на несколько шагов.

Мимо идут двое подростков. Один, поравняшись с этим чуваком, подаёт ему согнутую в локте руку, тот отвечает, подросток хлопает его второй рукой по локтю.

— Уважение, брат.
— У тебя сигареты нет? — спрашивает мужчина.
— Не, брат. Только уважение, — отвечает подросток.