В ПЕСКАХ НА СОКОЛЕ. КСАНЫЧ И СТАРЫЙ ДОМ.
Наш канал продолжает публикацию отрывков из сборника рассказов Валерия Сурикова "В песках на Соколе".
" Большую часть своей жизни Ксаныч прожил на Новокузнецкой, недалеко от старого метро, совсем рядом с домом, где размещалось радио. Оказался же он в самом центре Москвы, пусть в коммунальной, но очень просторной квартире ( одни потолки под четыре метра) совершенно случайно - по прихоти Хрущева. Да, именно Хрущева, хотя какое-то отношение у этому переселению имел и Булганин, бывший тогда главой правительства.
Два вождя очень любили ездить по свету (в те времена даже загадка такая существовала: титан, тиран и два туриста) и как-то возвращались в Москву под самые майские праздники.
Посадили их почему-то на Центральном аэродроме, то бишь на Ходынке. День был жаркий, и, выйдя из самолета Хрущев возьми да скажи: « А не махнуть ли нам на дачку. В Москву же - утром, прямо на демонстрацию». Булганин возражать не стал, и кортеж их направился не к центру, а к Соколу, свернул на Новопесчаную и далее— на Хорошёвку. Проезжая по Песчаным и увидев неподалеку от новенькой с иголочки 144-ой школы, рядом с величественными семиэтажками две деревенских избы, Хрущев взял да фыркнул: «А эти халупы здесь откуда?»…
В одной из халуп и жил Ксаныч. Ксанычем его тогда никто еще не называл - молодой и красивый, он учился на втором курсе Геологоразведочного института и подавал очень большие надежды.
Хрущев сказал свою фразу 30 апреля. А уже 1 мая к ним с матерью явились из райисполкома - с ордером и предложением осмотреть комнату в доме на Новокузнецкой. Сегодня же, сразу, как окончится демонстрация и откроют метро в Центре.
Переезжать они вообще-то не собирались.У них был пусть старый, но просторный дом, срубленный еще дедом. Дед, хотя и преподавал словесность в гимназии (существовала такая во Всехсвятском, и переулок даже имелся Гимназический, переименованный потом в Чапаевский), был мастером на все руки. Ксаныч родился здесь, отсюда ушел на войну его отец. Именно здесь Ксаныч, двухлетний мальчишка, перекидал когда-то с верхней ступеньки входной лестницы целую тарелку макарон, подгоняя их воинственным кличем «Акамоны, вперед!» (Рядом с домом находилась площадка, где тренировали собак, и, наслушавшись команд, юный Ксаныч поспешил проверить их силу на макаронах). Здесь мать учила его музыке на старинном дореволюционном рояле— строивший дом дед сначала инструмент для дочери поставил, а уж потом начал возводить стены вокруг него. Мать обучали нанятые дедом мастера, и играла она прекрасно. И Ксаныча выучила — «Лунную сонату» он, во всяком случае, играл в школе – сначала на всех сборах, а затем и на вечерах.
...
Да мало ли чего было связано с этим домом такого, по сравнению с чем и газ, и отопление и горячая вода с телефоном не представляли для них с матерью никакой ценности. Но они тогда, первого мая все-таки съездили на Новокузнецкую.
Мать Ксаныча была потрясена – им предлагали просторную комнату, во второй проживала какая-то тихонькая, очень улыбчивая старушка.
«Давай согласимся, Юра»,— сказал неожиданно мать,-« дом наш все равно снесут, а вот что предложат ...Да и стареть я стала. Тяжело все это — дрова, печка, вода …».
Ксаныч перечить не стал. Дом ему было жалко, но теперь ему в институт можно было бегать пешком — одна остановка на метро.
Они переехали и даже отстояли свой рояль –дом на Новопесчаной ломали осторожно и инструмент небольшим краном вытащили через крышу."
Фото с сайта Pastvu.com
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
Наш канал продолжает публикацию отрывков из сборника рассказов Валерия Сурикова "В песках на Соколе".
" Большую часть своей жизни Ксаныч прожил на Новокузнецкой, недалеко от старого метро, совсем рядом с домом, где размещалось радио. Оказался же он в самом центре Москвы, пусть в коммунальной, но очень просторной квартире ( одни потолки под четыре метра) совершенно случайно - по прихоти Хрущева. Да, именно Хрущева, хотя какое-то отношение у этому переселению имел и Булганин, бывший тогда главой правительства.
Два вождя очень любили ездить по свету (в те времена даже загадка такая существовала: титан, тиран и два туриста) и как-то возвращались в Москву под самые майские праздники.
Посадили их почему-то на Центральном аэродроме, то бишь на Ходынке. День был жаркий, и, выйдя из самолета Хрущев возьми да скажи: « А не махнуть ли нам на дачку. В Москву же - утром, прямо на демонстрацию». Булганин возражать не стал, и кортеж их направился не к центру, а к Соколу, свернул на Новопесчаную и далее— на Хорошёвку. Проезжая по Песчаным и увидев неподалеку от новенькой с иголочки 144-ой школы, рядом с величественными семиэтажками две деревенских избы, Хрущев взял да фыркнул: «А эти халупы здесь откуда?»…
В одной из халуп и жил Ксаныч. Ксанычем его тогда никто еще не называл - молодой и красивый, он учился на втором курсе Геологоразведочного института и подавал очень большие надежды.
Хрущев сказал свою фразу 30 апреля. А уже 1 мая к ним с матерью явились из райисполкома - с ордером и предложением осмотреть комнату в доме на Новокузнецкой. Сегодня же, сразу, как окончится демонстрация и откроют метро в Центре.
Переезжать они вообще-то не собирались.У них был пусть старый, но просторный дом, срубленный еще дедом. Дед, хотя и преподавал словесность в гимназии (существовала такая во Всехсвятском, и переулок даже имелся Гимназический, переименованный потом в Чапаевский), был мастером на все руки. Ксаныч родился здесь, отсюда ушел на войну его отец. Именно здесь Ксаныч, двухлетний мальчишка, перекидал когда-то с верхней ступеньки входной лестницы целую тарелку макарон, подгоняя их воинственным кличем «Акамоны, вперед!» (Рядом с домом находилась площадка, где тренировали собак, и, наслушавшись команд, юный Ксаныч поспешил проверить их силу на макаронах). Здесь мать учила его музыке на старинном дореволюционном рояле— строивший дом дед сначала инструмент для дочери поставил, а уж потом начал возводить стены вокруг него. Мать обучали нанятые дедом мастера, и играла она прекрасно. И Ксаныча выучила — «Лунную сонату» он, во всяком случае, играл в школе – сначала на всех сборах, а затем и на вечерах.
...
Да мало ли чего было связано с этим домом такого, по сравнению с чем и газ, и отопление и горячая вода с телефоном не представляли для них с матерью никакой ценности. Но они тогда, первого мая все-таки съездили на Новокузнецкую.
Мать Ксаныча была потрясена – им предлагали просторную комнату, во второй проживала какая-то тихонькая, очень улыбчивая старушка.
«Давай согласимся, Юра»,— сказал неожиданно мать,-« дом наш все равно снесут, а вот что предложат ...Да и стареть я стала. Тяжело все это — дрова, печка, вода …».
Ксаныч перечить не стал. Дом ему было жалко, но теперь ему в институт можно было бегать пешком — одна остановка на метро.
Они переехали и даже отстояли свой рояль –дом на Новопесчаной ломали осторожно и инструмент небольшим краном вытащили через крышу."
Фото с сайта Pastvu.com
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
В ПЕСКАХ НА СОКОЛЕ. РАССКАЗ ГРОМОВА.
Наш канал продолжает публикацию отрывков из сборника рассказов Валерия Сурикова " В песках на Соколе".
"Ильин в этих местах Москвы никогда не был и мгновенно потерял ориентацию. Громов же тем временем лихо крутил по переулкам и, в конце концов резко повернул вправо.
— А вот и Таракановка, впадает в Москва- реку прямо напротив Шелепихи. Всехсвятское, и Сокол, считай, на ее берегах…
—Ты что жил здесь что ли?
—Жить не жил, а бывать приходилось. Во Всехсвятском тетка моя жила, и меня на каникулы каждое лето сюда отправляли. Мы с двоюродным братом тут все окрестности облазили. А Таракановку всю прошли —от истока до устья ….
—Так,— оглядываясь по сторонам, оборвал свой рассказ Громов.— Хорошевку мы пересекли…Лесной массив справа — это граница аэродрома. Там, впереди на краю леска стояла раньше, а, может, и сейчас стоит, конюшня армейская— нас тетка гоняла туда за навозом для своих огурцов. Смотри, смотри вправо, вон то строение и есть конюшня, стоит родимая… А нам влево, затем направо, и прямо по курсу у нас еще одна речка — Ходынка…
Тут раздался несильный хлопок, и машина резко сбавила скорость.
Громов выскочил из кабины—левое заднее колесо было спущено, надо былоставить запаску. От помощи Громов решительно отказался:
— Нет, нет, тут и одному нечего делать, только мешать будем друг другу. Я тебе пока лучше о местах этих расскажу— ведь надо же было поймать гвоздь именно здесь. Мы с братом это место стрелкой называли.
Впереди Ходынка, она из- за шоссе течет и сюда сворачивает недалеко от той самой конюшни. Под улочкой, где мы стоим, река в трубе и дальше почти сразу же, как видишь, впадает в Таракановку. По переулку, что уходит влево до поселка Сокол метров пятьсот — выскакиваем прямо на улицу Левитана. Слева от этого переулка видишь крепкий забор и вроде как сад за ним. Это место очень знаменитое— сиреневый сад Колесникова. В мае отсюда знаешь какой вид открывается — он только махровую разводит. Все, что на том берегу Таракановки справа — бывшее братское кладбище, хоронили там с 15- го года всех, даже немцев. Была часовня. Я еще захватил кладбище, его начали срывать году в 26- м. Все, включая часовню, — под нуль. Осталась лишь одна гранитная глыба. То ли слишком велика была, то ли фамилия спасла эту могилу— Шлихтер, погиб в 16- м под Барановичами, его отец после революции большим партийным начальником был в Москве. Да еще стена западная осталась, местами просматривается, как видишь. А сразу за стеной вдоль нее идет Песчаная улица, на ней тетка моя и жила. Улица эта кладбище огибает и справа от той церкви с чуть наклонившейся колокольней выходит на Ленинградское. Церковь «Всех святых» зовется, ее еще при Алексей Михайловиче строить начали. А до нее чуть ли не с 14- го века здесь стоял монастырь. Намоленные в общем места. Бабка моя родом отсюда, и молельницей была страсть какой отчаянной — по два раза на день в церковь бегала. От церкви той, может, и померла. В 39- м, когда ее закрыли, через две недели и померла. Соседи говорили тосковала очень.
Громов немного помолчал, вздохнул, ткнул ногой колесо и, обтирая ветошью руки, добавил, указывая в сторону церкви.
—Около каланчи пожарной, рядом рыжеватое здание — это Песчаные бани, из-за них Таракановка и не замерзала зимой. Перелезем мы, бывало, с братом через кладбищенскую стену и сюда в Таракановский овраг. Прыжки через речку и на островки было любимым занятием зимой. В воду проваливались по пояс, а морозы такие, что портки бывало каменели, пока добежишь до теткиного дома. А то лазили по этим кручам — как альпинисты, с веревками...
Ну что, я готов, сворачиваем, и короткой дорогой – к посёлку?..
Как ни странно, но Ильин с удовольствием слушал рассказ Громова".
Фото с сайта pastvu.com
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
Наш канал продолжает публикацию отрывков из сборника рассказов Валерия Сурикова " В песках на Соколе".
"Ильин в этих местах Москвы никогда не был и мгновенно потерял ориентацию. Громов же тем временем лихо крутил по переулкам и, в конце концов резко повернул вправо.
— А вот и Таракановка, впадает в Москва- реку прямо напротив Шелепихи. Всехсвятское, и Сокол, считай, на ее берегах…
—Ты что жил здесь что ли?
—Жить не жил, а бывать приходилось. Во Всехсвятском тетка моя жила, и меня на каникулы каждое лето сюда отправляли. Мы с двоюродным братом тут все окрестности облазили. А Таракановку всю прошли —от истока до устья ….
—Так,— оглядываясь по сторонам, оборвал свой рассказ Громов.— Хорошевку мы пересекли…Лесной массив справа — это граница аэродрома. Там, впереди на краю леска стояла раньше, а, может, и сейчас стоит, конюшня армейская— нас тетка гоняла туда за навозом для своих огурцов. Смотри, смотри вправо, вон то строение и есть конюшня, стоит родимая… А нам влево, затем направо, и прямо по курсу у нас еще одна речка — Ходынка…
Тут раздался несильный хлопок, и машина резко сбавила скорость.
Громов выскочил из кабины—левое заднее колесо было спущено, надо былоставить запаску. От помощи Громов решительно отказался:
— Нет, нет, тут и одному нечего делать, только мешать будем друг другу. Я тебе пока лучше о местах этих расскажу— ведь надо же было поймать гвоздь именно здесь. Мы с братом это место стрелкой называли.
Впереди Ходынка, она из- за шоссе течет и сюда сворачивает недалеко от той самой конюшни. Под улочкой, где мы стоим, река в трубе и дальше почти сразу же, как видишь, впадает в Таракановку. По переулку, что уходит влево до поселка Сокол метров пятьсот — выскакиваем прямо на улицу Левитана. Слева от этого переулка видишь крепкий забор и вроде как сад за ним. Это место очень знаменитое— сиреневый сад Колесникова. В мае отсюда знаешь какой вид открывается — он только махровую разводит. Все, что на том берегу Таракановки справа — бывшее братское кладбище, хоронили там с 15- го года всех, даже немцев. Была часовня. Я еще захватил кладбище, его начали срывать году в 26- м. Все, включая часовню, — под нуль. Осталась лишь одна гранитная глыба. То ли слишком велика была, то ли фамилия спасла эту могилу— Шлихтер, погиб в 16- м под Барановичами, его отец после революции большим партийным начальником был в Москве. Да еще стена западная осталась, местами просматривается, как видишь. А сразу за стеной вдоль нее идет Песчаная улица, на ней тетка моя и жила. Улица эта кладбище огибает и справа от той церкви с чуть наклонившейся колокольней выходит на Ленинградское. Церковь «Всех святых» зовется, ее еще при Алексей Михайловиче строить начали. А до нее чуть ли не с 14- го века здесь стоял монастырь. Намоленные в общем места. Бабка моя родом отсюда, и молельницей была страсть какой отчаянной — по два раза на день в церковь бегала. От церкви той, может, и померла. В 39- м, когда ее закрыли, через две недели и померла. Соседи говорили тосковала очень.
Громов немного помолчал, вздохнул, ткнул ногой колесо и, обтирая ветошью руки, добавил, указывая в сторону церкви.
—Около каланчи пожарной, рядом рыжеватое здание — это Песчаные бани, из-за них Таракановка и не замерзала зимой. Перелезем мы, бывало, с братом через кладбищенскую стену и сюда в Таракановский овраг. Прыжки через речку и на островки было любимым занятием зимой. В воду проваливались по пояс, а морозы такие, что портки бывало каменели, пока добежишь до теткиного дома. А то лазили по этим кручам — как альпинисты, с веревками...
Ну что, я готов, сворачиваем, и короткой дорогой – к посёлку?..
Как ни странно, но Ильин с удовольствием слушал рассказ Громова".
Фото с сайта pastvu.com
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
В ПЕСКАХ НА СОКОЛЕ. ХОДЫНКА И ТАРАКАНОВКА.
Из книги Валерия Сурикова "В песках на Соколе":
"Летом 1951 года Ильин получил двухкомнатную квартиру на Ново-песчаной улице. Он узнал эти места сразу же, хотя многое изменилось.
Речка Ходынка исчезла, её полностью заключили в трубу, русло ее было засыпано. На огромном пустыре, образовавшемся на её месте, позже разобьют шикарный сквер с каштанами и фонтаном.
Громовская стрелка еще существовала и Ходынка, пусть из трубы, но по-прежнему вырывалась в свою Таракановку.
А вот у нее самой ничего не изменилось, она все также шустро неслась от Песчаных бань по дну своего глубокого оврага. И то, что напротив бывшего братского кладбища, на ее левом берегу возник большой жилой массив ее, кажется, мало волновало. Она принимала вырвавшуюся из трубы Ходынку и уже вместе с ней, поднырнув под Песчаной улицей, мимо колесниковского сада неслась к окружной железной дороге.
Но дни этой речонки уже тогда были сочтены, и Ильин будет свидетелем её последних всхлипов. Речку заключат в большую трубу, овраг постепенно засыпят, и лишь точно над руслом поставленный кинотеатр «Ленинград» зафиксирует место упокоения речки.
А на стрелке возведут девятиэтажный дом с магазином «МЯСО» в первом этаже. Ю. Трифонов в одной своей повести поместит этот дом на место колесниковского сада, и это будет единственным местом в трифоновской прозе, которое Ильин откажется принять категорически... Он ничего не мог с собой поделать – он почему-то видел в этой вольности неуважение к памяти Громова."
Фото с сайта pastvu.com
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
Из книги Валерия Сурикова "В песках на Соколе":
"Летом 1951 года Ильин получил двухкомнатную квартиру на Ново-песчаной улице. Он узнал эти места сразу же, хотя многое изменилось.
Речка Ходынка исчезла, её полностью заключили в трубу, русло ее было засыпано. На огромном пустыре, образовавшемся на её месте, позже разобьют шикарный сквер с каштанами и фонтаном.
Громовская стрелка еще существовала и Ходынка, пусть из трубы, но по-прежнему вырывалась в свою Таракановку.
А вот у нее самой ничего не изменилось, она все также шустро неслась от Песчаных бань по дну своего глубокого оврага. И то, что напротив бывшего братского кладбища, на ее левом берегу возник большой жилой массив ее, кажется, мало волновало. Она принимала вырвавшуюся из трубы Ходынку и уже вместе с ней, поднырнув под Песчаной улицей, мимо колесниковского сада неслась к окружной железной дороге.
Но дни этой речонки уже тогда были сочтены, и Ильин будет свидетелем её последних всхлипов. Речку заключат в большую трубу, овраг постепенно засыпят, и лишь точно над руслом поставленный кинотеатр «Ленинград» зафиксирует место упокоения речки.
А на стрелке возведут девятиэтажный дом с магазином «МЯСО» в первом этаже. Ю. Трифонов в одной своей повести поместит этот дом на место колесниковского сада, и это будет единственным местом в трифоновской прозе, которое Ильин откажется принять категорически... Он ничего не мог с собой поделать – он почему-то видел в этой вольности неуважение к памяти Громова."
Фото с сайта pastvu.com
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
"В ПЕСКАХ НА СОКОЛЕ": "ДОМ"
Из сборника рассказов Валерия Сурикова "В песках на Соколе":
"В те дни я жил на Ново-песчаной улице, в большом и очень приметном доме.
Если двигаться по правой стороне к Песчаной площади, то сразу за «Ленинградом», но уже на левой стороне, нельзя не заметить разлапистое семиэтажное строение, углом выходящее на 2-ю Песчаную. Это дом 17/7. А по- старому – корпуса девятнадцатый, двадцатый (центральный), двадцать первый. В центральном, в мансарде, которую зачем-то взгромоздили над седьмым этажом, я и жил тогда.
И сегодня непременно обратишь внимание на размеры окон этой мансарды. А о потолках лучше не говорить – за четыре метра. В громадной квартире мы обитали тогда вдвоём с моей бабушкой.
Отец, дождавшись, когда я защищу диплом, выписал из деревни бабушку и дал, наконец, согласие на долгую зарубежную командировку.
Они с матушкой никак не хотели оставлять меня, студента, одного без их присмотра, и отец категорически отказывался куда-либо ехать. Хотя я, если разобраться, не давал никаких поводов для такой осторожности.
Но, отец, видимо, знал обо мне что-то такое, о чём я пока и не догадывался."
Фото с сайта pastvu.com.
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол
Из сборника рассказов Валерия Сурикова "В песках на Соколе":
"В те дни я жил на Ново-песчаной улице, в большом и очень приметном доме.
Если двигаться по правой стороне к Песчаной площади, то сразу за «Ленинградом», но уже на левой стороне, нельзя не заметить разлапистое семиэтажное строение, углом выходящее на 2-ю Песчаную. Это дом 17/7. А по- старому – корпуса девятнадцатый, двадцатый (центральный), двадцать первый. В центральном, в мансарде, которую зачем-то взгромоздили над седьмым этажом, я и жил тогда.
И сегодня непременно обратишь внимание на размеры окон этой мансарды. А о потолках лучше не говорить – за четыре метра. В громадной квартире мы обитали тогда вдвоём с моей бабушкой.
Отец, дождавшись, когда я защищу диплом, выписал из деревни бабушку и дал, наконец, согласие на долгую зарубежную командировку.
Они с матушкой никак не хотели оставлять меня, студента, одного без их присмотра, и отец категорически отказывался куда-либо ехать. Хотя я, если разобраться, не давал никаких поводов для такой осторожности.
Но, отец, видимо, знал обо мне что-то такое, о чём я пока и не догадывался."
Фото с сайта pastvu.com.
#Сокол
#ЖивойСокол
#историяСокола
#нашСокол