Как рассказать минувшую весну,
Забытую, далёкую, иную,
Твоё лицо, прильнувшее к окну,
И жизнь свою, и молодость былую?..
Была весна, которой не вернуть...
Коричневые, голые деревья.
И полых вод особенная муть,
И радость птиц, меняющих кочевья.
Апрельский холод. Серость. Облака.
И ком земли, из-под копыт летящий,
И этот тёмный глаз коренника,
Испуганный, и влажный, и косящий.
О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.
Запахло мятой, копотью и дымом.
Тем запахом, волнующим до слёз,
Единственным, родным, неповторимым.
Той свежестью набухшего зерна
И пыльною уездною сиренью,
Которой пахнет русская весна,
Приученная к позднему цветенью.
Дон Аминадо
Забытую, далёкую, иную,
Твоё лицо, прильнувшее к окну,
И жизнь свою, и молодость былую?..
Была весна, которой не вернуть...
Коричневые, голые деревья.
И полых вод особенная муть,
И радость птиц, меняющих кочевья.
Апрельский холод. Серость. Облака.
И ком земли, из-под копыт летящий,
И этот тёмный глаз коренника,
Испуганный, и влажный, и косящий.
О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.
Запахло мятой, копотью и дымом.
Тем запахом, волнующим до слёз,
Единственным, родным, неповторимым.
Той свежестью набухшего зерна
И пыльною уездною сиренью,
Которой пахнет русская весна,
Приученная к позднему цветенью.
Дон Аминадо
На новостройках в эти годы
Кипела главная страда:
Вставали в заревах заводы,
Росли под небо города.
И в отдалённости унылой
За той большой страдой село,
Как про себя ни гомонило,
Уже угнаться не могло.
Там жизнь неслась в ином разгоне,
И по окраинам столиц
Вовсю играли те гармони,
Что на селе перевелись.
А тут - притихшие подворья,
Дворы, готовые на слом,
И где семья, чтоб в полном сборе
Хоть в редкий праздник за столом?
И не свои друзья-подружки,
А, доносясь издалека,
Трубило радио частушки
Насчёт надоев молока…
Земля родная, что же сталось,
Какая странная судьба:
Не только юность, но и старость -
Туда же, в город, на хлеба.
Туда на отдых норовила
Вдали от дедовских могил…
Давно, допустим, это было,
Но ты-то сам когда там был?
А. Твардовский 1965
Кипела главная страда:
Вставали в заревах заводы,
Росли под небо города.
И в отдалённости унылой
За той большой страдой село,
Как про себя ни гомонило,
Уже угнаться не могло.
Там жизнь неслась в ином разгоне,
И по окраинам столиц
Вовсю играли те гармони,
Что на селе перевелись.
А тут - притихшие подворья,
Дворы, готовые на слом,
И где семья, чтоб в полном сборе
Хоть в редкий праздник за столом?
И не свои друзья-подружки,
А, доносясь издалека,
Трубило радио частушки
Насчёт надоев молока…
Земля родная, что же сталось,
Какая странная судьба:
Не только юность, но и старость -
Туда же, в город, на хлеба.
Туда на отдых норовила
Вдали от дедовских могил…
Давно, допустим, это было,
Но ты-то сам когда там был?
А. Твардовский 1965
«Головинка», 1900-1927
Художник / Сергей Арсеньевич Виноградов
(1869-1938)
В 1900-е и 1910-е годы Сергей Арсеньевич Виноградов был частым гостем в имении Головинка Тульской губернии. Вот как вспоминал это имение художник:
«Головинка – красивейшая усадьба, поэтическое дворянское гнездо со всем укладом настоящего барства. Перед домом чудесный цветник, много роз, за которыми, помимо садовника, ухаживала красивейшая из женщин – хозяйка, сама похожая на розу. Сад кончался газонами и переходил в живописный парк с длинными липовыми и еловыми аллеями. А при самом выходе из цветника в парк, по обе стороны дорожки были большие ряды с цветами-маттиолами, совсем днем невидными, начинающими жить только с вечера до утра. В сумерки вдруг они посылают такой волнующий аромат и такой сильный, что приносится издалека он к дому, к балкону, на котором сидишь в обществе очаровательной женщины-розы».
Художник / Сергей Арсеньевич Виноградов
(1869-1938)
В 1900-е и 1910-е годы Сергей Арсеньевич Виноградов был частым гостем в имении Головинка Тульской губернии. Вот как вспоминал это имение художник:
«Головинка – красивейшая усадьба, поэтическое дворянское гнездо со всем укладом настоящего барства. Перед домом чудесный цветник, много роз, за которыми, помимо садовника, ухаживала красивейшая из женщин – хозяйка, сама похожая на розу. Сад кончался газонами и переходил в живописный парк с длинными липовыми и еловыми аллеями. А при самом выходе из цветника в парк, по обе стороны дорожки были большие ряды с цветами-маттиолами, совсем днем невидными, начинающими жить только с вечера до утра. В сумерки вдруг они посылают такой волнующий аромат и такой сильный, что приносится издалека он к дому, к балкону, на котором сидишь в обществе очаровательной женщины-розы».
"В то же лето (1891 - Т.В.) в Петергофе праздновалось двадцатипятилетие зачисления в Преображенский полк Государя. Полк был приведён на этот день из Красного в Петергоф, где состоялся блестящий парад...
Этот парад был один из самых красивых, кои мне пришлось видеть. Утро было летнее, светлое, яркое. Парад происходил на красивой площадке перед "министерскими домами", у ворот Большого дворца, въезда на террасу, на фоне чудного петергофского парка. Здесь были все Великие Князья в преображенских мундирах и все старые преображенцы в мундирах времени их службы в полку.
Государь пешком Сам вёл полк церемониальным маршем перед Императрицей и салютовал Ей. На фланге проходил Главнокомандующий В. К. Владимир Александрович, в роте Его Величества - Наследник Цесаревич, в строю были почти все Великие Князья. Шёл Государь впереди Своей роты, в которой люди были ростом не меньше Его - это были самые рослые люди во всей русской армии - почти великаны.
Государь шёл по всем правилам церемониального марша, широким шагом, сильно вытягивая носок на старый николаевский лад и красиво салютуя шашкой; полк в приподнятом настроении под личным предводительством своего державного шефа и Верховного Вождя армии проходил блестяще.
Получалось удивительное впечатление - шёл какой-то полк титанов с повелителем великой России впереди; чувствовалась мощь, которую могла проявить только великанша Россия, со своим великаном-Царём и со своими великанами солдатами; было красиво и внушительно - это проходили представители великой России Императора Александра III..."
Вельяминов Н. Воспоминания об Императоре Александре III.
Этот парад был один из самых красивых, кои мне пришлось видеть. Утро было летнее, светлое, яркое. Парад происходил на красивой площадке перед "министерскими домами", у ворот Большого дворца, въезда на террасу, на фоне чудного петергофского парка. Здесь были все Великие Князья в преображенских мундирах и все старые преображенцы в мундирах времени их службы в полку.
Государь пешком Сам вёл полк церемониальным маршем перед Императрицей и салютовал Ей. На фланге проходил Главнокомандующий В. К. Владимир Александрович, в роте Его Величества - Наследник Цесаревич, в строю были почти все Великие Князья. Шёл Государь впереди Своей роты, в которой люди были ростом не меньше Его - это были самые рослые люди во всей русской армии - почти великаны.
Государь шёл по всем правилам церемониального марша, широким шагом, сильно вытягивая носок на старый николаевский лад и красиво салютуя шашкой; полк в приподнятом настроении под личным предводительством своего державного шефа и Верховного Вождя армии проходил блестяще.
Получалось удивительное впечатление - шёл какой-то полк титанов с повелителем великой России впереди; чувствовалась мощь, которую могла проявить только великанша Россия, со своим великаном-Царём и со своими великанами солдатами; было красиво и внушительно - это проходили представители великой России Императора Александра III..."
Вельяминов Н. Воспоминания об Императоре Александре III.
А все случилось очень просто...
Открылась дверь, и мне навстречу
Девчурка маленького роста,
Девчурка, остренькие плечи!
И котелок упал на камни.
Четыре с лишним дома не был...
А дочка, разведя руками,
Сказала: «Дядя, нету хлеба!»
А я ее схватил — и к звездам!
И целовал в кусочки неба.
Ведь это я такую создал.
Четыре с лишним дома не был...
Виктор Гончаров, 1945
Открылась дверь, и мне навстречу
Девчурка маленького роста,
Девчурка, остренькие плечи!
И котелок упал на камни.
Четыре с лишним дома не был...
А дочка, разведя руками,
Сказала: «Дядя, нету хлеба!»
А я ее схватил — и к звездам!
И целовал в кусочки неба.
Ведь это я такую создал.
Четыре с лишним дома не был...
Виктор Гончаров, 1945