Хотелось бы прервать молчание по другому поводу, но увы: у моего хорошего друга и товарища Сергея Алушкина диагностировали рак. Он молодой крепкий парень, и я не сомневаюсь, что с болезнью он справится. Нужно лишь немного ему в этом помочь.
Forwarded from Воинствующая полноценность
Аспиранту КПИ Сергею Алушкину нужна помощь
Сергей закончил ИХФ, а потом поступил в аспирантуру на кафедре философии. И это момент, когда совпадает призвание, образ жизни и деятельность. Я даже боюсь представить, на скольких людей он повлиял своими лекциями и восхищенными рассказами, скольких обучил и насколько изменил к лучшему этот далеко не самый лучший из миров.
Сергею диагностировали рак щитовидной железы, вторая стадия. Нужны деньги на операцию, лечение и кто знает что еще. Если вы поможете – Сергей вернется к нормальной жизни.
Карта для помощи:
Горькая ирония: вся деятельность Сережи была подчинена тому, чтобы никто больше не нуждался в таком грустном краудфандинге. Но мы окажемся сильнее этой горькой иронии. Любая сумма поможет.
Сергей закончил ИХФ, а потом поступил в аспирантуру на кафедре философии. И это момент, когда совпадает призвание, образ жизни и деятельность. Я даже боюсь представить, на скольких людей он повлиял своими лекциями и восхищенными рассказами, скольких обучил и насколько изменил к лучшему этот далеко не самый лучший из миров.
Сергею диагностировали рак щитовидной железы, вторая стадия. Нужны деньги на операцию, лечение и кто знает что еще. Если вы поможете – Сергей вернется к нормальной жизни.
Карта для помощи:
5168 7573 4851 7006 (Сергей Алушкин)Горькая ирония: вся деятельность Сережи была подчинена тому, чтобы никто больше не нуждался в таком грустном краудфандинге. Но мы окажемся сильнее этой горькой иронии. Любая сумма поможет.
В последнее время почти всё свободное время провожу в библиотеке, зачитываясь мемуарами, монографиями, сборниками документов, материалов и сочинений, посвящённых истории Китая. Пытаюсь понять, каким образом страна, ещё полтора века назад прозябавшая в средневековой и феодальной отсталости, сегодня удивляет весь мир скоростью своего развития и усвоения передовых технологий. Ведь изначально это и было главной целью моей поездки, но оказавшись в самом Китае, я быстро потерял исследовательский интерес: мне не хотелось понимать Китай, мне хотелось занять в нём своё место.
Что касается долгого молчания в канале, то причина весьма банальна – мне не о чем больше писать. Первые полгода-год в новой стране воспринимались как затянувшееся путешествие полное новых и ярких впечатлений, которыми хотелось поделиться. Со временем я здесь окомфортился, жизнь рутинизировалась, вкус приключения испарился, и совсем пропало желание писать.
Не знаю, на как долго хватит моего вновь вспыхнувшего интереса - последовательность и доведение начатого до конца не моя сильная сторона, - но пока меня не оторвать от книг, решил ловить момент и делиться здесь всякими интересностями. Начну с мемуаров С.Далина и работ Сунь Ятсена.
Что касается долгого молчания в канале, то причина весьма банальна – мне не о чем больше писать. Первые полгода-год в новой стране воспринимались как затянувшееся путешествие полное новых и ярких впечатлений, которыми хотелось поделиться. Со временем я здесь окомфортился, жизнь рутинизировалась, вкус приключения испарился, и совсем пропало желание писать.
Не знаю, на как долго хватит моего вновь вспыхнувшего интереса - последовательность и доведение начатого до конца не моя сильная сторона, - но пока меня не оторвать от книг, решил ловить момент и делиться здесь всякими интересностями. Начну с мемуаров С.Далина и работ Сунь Ятсена.
Сергей Алексеевич Далин родился в Кретинге (Литва), вырос в Минске. Первая мировая занесла его в Казахстан, а Гражданская война – на Дальний восток, откуда Коминтерн в 1921 году отправил девятнадцатилетнего парня в Китай помогать созданной в том же году КПК организовывать комсомол. «Китайские мемуары» Далина – увлекательнейшее чтиво, эдакая смесь личного дневника, учебника по истории и остросюжетного детектива. По ходу чтения буду делиться его интересными наблюдениями, начну же с языкового вопроса.
"Северяне и южане говорят на совершенно отличных диалектах. Иероглифы общие для всего Китая, их понимают все грамотные китайцы, но они произносятся совершенно иначе в разных областях, особенно на юге. На небольших заседаниях, в которых участвовали и северяне и южане, беседы велись зачастую на английском языке, если его знали все участники. На помощь нередко приходили бумага, тушь и кисточка, которой выводился нужный иероглиф". И уже в другом месте он продолжает тему: "Были случаи, когда мне приходилось быть переводчиком в разговоре между Цюй Цюбо (московский корреспондент китайской газеты – прим.) с кантонцами, знавшими английский язык. Цюй Цюбо говорил в этих случаях по-русски, а я переводил на английский и наоборот".
Советский комсомолец переводит с русского на английский разговор двух китайцев где-то в кантонских тропиках. Звучит как завязка сюрреалистического сюжета. Но на самом деле, в существовании множества диалектов китайского языка нет ничего удивительного, это свойственно многим странам. Куда интереснее то, каким образом решение проблемы языкового многообразия с помощью идеографической письменности, иероглифов то есть, повлияло на развитие языка. В “Программе строительства государства” Сунь Ятсена есть интересные замечания на этот счёт.
“После династии Хань, - пишет главный (после Мао, конечно) китайский революционер и первый президент Китайской республики, - письменный язык продолжал совершенствоваться, чего нельзя сказать о разговорных наречиях Китая. В результате разрыв между письменным языком и живой речью, который первоначально был весьма незначительным, увеличился и с течением времени стал весьма ощутимым. Устная речь изменялась, но не двигалась вперёд в своём развитии, в письменном же языке, напротив, сохранялись старые нормы, но стилистика совершенствовалась с каждым днём. Вот почему китайская разговорная речь – одна из самых примитивных в мире, вот почему многое из того, что легко передать с помощью иероглифов, не всегда удаётся выразить устно. Именно поэтому китайцу, как правило, легче объясниться письменно, чем устно.
Добавим к этому, что письменные памятники сохраняются долго, поэтому заимствовать лучшее у древних авторов совсем не трудно. И хотя в устной речи были, конечно, выдающиеся мастера, прекрасно владевшие словом, но не было средства, при помощи которого можно было бы сохранить для потомков изящный стиль и благозвучность этих речей. Искусство великих ораторов умерло вместе с ними, не оставив памятников последующим поколениям. Именно поэтому письменный язык развивался, в то время как устная речь регрессировала».
Не знаю, насколько с Сунь Ятсеном согласятся современные лингвисты, особенно с тезисом о примитивности китайской разговорной речи, но разница между письменным и разговорным языком остаётся существенной по сей день. И это несмотря на принятие пекинского диалектика за общую для всего Китая норму, упрощение иероглифов, повсеместного всеобщего образования и значительно выросшей мобильности китайцев, которые зачастую школу заканчивают в одной провинции, универ в другой, а работают в третей, что не оставляет другого выбора, кроме как переходить на путунхуа.
"Северяне и южане говорят на совершенно отличных диалектах. Иероглифы общие для всего Китая, их понимают все грамотные китайцы, но они произносятся совершенно иначе в разных областях, особенно на юге. На небольших заседаниях, в которых участвовали и северяне и южане, беседы велись зачастую на английском языке, если его знали все участники. На помощь нередко приходили бумага, тушь и кисточка, которой выводился нужный иероглиф". И уже в другом месте он продолжает тему: "Были случаи, когда мне приходилось быть переводчиком в разговоре между Цюй Цюбо (московский корреспондент китайской газеты – прим.) с кантонцами, знавшими английский язык. Цюй Цюбо говорил в этих случаях по-русски, а я переводил на английский и наоборот".
Советский комсомолец переводит с русского на английский разговор двух китайцев где-то в кантонских тропиках. Звучит как завязка сюрреалистического сюжета. Но на самом деле, в существовании множества диалектов китайского языка нет ничего удивительного, это свойственно многим странам. Куда интереснее то, каким образом решение проблемы языкового многообразия с помощью идеографической письменности, иероглифов то есть, повлияло на развитие языка. В “Программе строительства государства” Сунь Ятсена есть интересные замечания на этот счёт.
“После династии Хань, - пишет главный (после Мао, конечно) китайский революционер и первый президент Китайской республики, - письменный язык продолжал совершенствоваться, чего нельзя сказать о разговорных наречиях Китая. В результате разрыв между письменным языком и живой речью, который первоначально был весьма незначительным, увеличился и с течением времени стал весьма ощутимым. Устная речь изменялась, но не двигалась вперёд в своём развитии, в письменном же языке, напротив, сохранялись старые нормы, но стилистика совершенствовалась с каждым днём. Вот почему китайская разговорная речь – одна из самых примитивных в мире, вот почему многое из того, что легко передать с помощью иероглифов, не всегда удаётся выразить устно. Именно поэтому китайцу, как правило, легче объясниться письменно, чем устно.
Добавим к этому, что письменные памятники сохраняются долго, поэтому заимствовать лучшее у древних авторов совсем не трудно. И хотя в устной речи были, конечно, выдающиеся мастера, прекрасно владевшие словом, но не было средства, при помощи которого можно было бы сохранить для потомков изящный стиль и благозвучность этих речей. Искусство великих ораторов умерло вместе с ними, не оставив памятников последующим поколениям. Именно поэтому письменный язык развивался, в то время как устная речь регрессировала».
Не знаю, насколько с Сунь Ятсеном согласятся современные лингвисты, особенно с тезисом о примитивности китайской разговорной речи, но разница между письменным и разговорным языком остаётся существенной по сей день. И это несмотря на принятие пекинского диалектика за общую для всего Китая норму, упрощение иероглифов, повсеместного всеобщего образования и значительно выросшей мобильности китайцев, которые зачастую школу заканчивают в одной провинции, универ в другой, а работают в третей, что не оставляет другого выбора, кроме как переходить на путунхуа.
Если бы я учился в Ухане чуть более ста лет назад, а именно в октябре 1911-го года, то стал бы свидетелем весьма интересного события – Синьхайской революции. Зачинателями её были солдаты и офицеры «Новой армии» - модернизированных по европейскому образцу войск. Получившие европейское или чаще японское образование, владевшие иностранными языками, эти ребята были весьма восприимчивыми к революционным идеям, которые будоражили головы китайских интеллигентов ещё с конца XIX-го века.
Переход от идей к их осуществлению, то есть свержение монархии и установление республики, уханьские революционеры запланировали на 11-е октября. Правительство знало о восстании, но кем именно, когда и где не было известно. Удача улыбнулась жандармам за два дня до восстания: на одной из тайных квартир юные бойцы революции занимались кустарным производством ручных гранат, одна из которых решила осуществить своё предназначение раньше срока и взорвалась. Явившиеся на место полицаи к радости своей обнаружили не только склад оружия, но и списки членов всех тайных организаций, адреса явочных квартир и пароли. Лидеры «преступников и заговорщиков» в большинстве своём были вскоре арестованы, самые дерзкие казнены. К этому большинству не принадлежали солдаты и офицеры 8-го сапёрного батальона и 8-го артиллерийского полка, которые и подняли восстание. К ним присоединились другие части «Новой армии» и широкие массы населения. Вскоре они захватили весь город на южном берегу Янцзы и образовали там своё правительство. Возглавить же новое правительство поручили старшему военачальнику «Новой армии» Ли Юань-хуну.
Проблема заключалась в том, что Юань-хун к революционерам не имел никакого отношения, политикой особо не интересовался и был типичным военным карьеристом. Офицер высокого звена понадобился восставшим для успокоения «умеренных кругов», которые перемен тоже хотели, но революции боялись. Юань-хуну о планах на его счёт никто не сообщил, а потому, когда к нему явились бойцы революции, он немножко испугался, прострелил одному из них голову и затем то ли спрятался под кроватью у жены, то ли сверкая пятками побежал куда глаза глядят. Революционеры не растерялись, схватили его и под дулом пистолета заставили стать их главарём. Наглядная иллюстрация известного высказывания то ли Перикла, то ли Бисмарка, то ли Черчилля: «Если вы не интересуетесь политикой, то это ещё не значит, что политика не интересуется вами».
Первые дни революции преподали китайцам два урока. Во-первых, хранить взрывчатку и секретные документы в одном и том же месте – так себе идея. Во-вторых, если вы являетесь уважаемым человеком, например, чиновником или военачальником, и вас врасплох застала революция, то не нужно паниковать, нужно сначала разобраться. Если смена формы власти является главной целью революционеров, а вся их позитивная программа сводится к положению «мы за всё хорошее, против всего плохого», то бояться вообще нечего, ведь быстренько освоив нужную риторику и нацепив новую маску, вполне спокойно можно не только влиться в движение, но и возглавить его. Но если же заявившиеся на порог к уважаемому человеку революционеры рассматривают смену формы власти как инструмент для преобразования отношений собственности, то есть в край угла ставят вопрос о бабле, способах его производства и распределения, то это уже другая история, в которой разобраться куда сложнее, а потому вариант бегства может оказаться для уважаемых людей самым верным. Собственно, история Китая первой половины XX-го века – это болезненное развитие от первого типа революции ко второму.
Переход от идей к их осуществлению, то есть свержение монархии и установление республики, уханьские революционеры запланировали на 11-е октября. Правительство знало о восстании, но кем именно, когда и где не было известно. Удача улыбнулась жандармам за два дня до восстания: на одной из тайных квартир юные бойцы революции занимались кустарным производством ручных гранат, одна из которых решила осуществить своё предназначение раньше срока и взорвалась. Явившиеся на место полицаи к радости своей обнаружили не только склад оружия, но и списки членов всех тайных организаций, адреса явочных квартир и пароли. Лидеры «преступников и заговорщиков» в большинстве своём были вскоре арестованы, самые дерзкие казнены. К этому большинству не принадлежали солдаты и офицеры 8-го сапёрного батальона и 8-го артиллерийского полка, которые и подняли восстание. К ним присоединились другие части «Новой армии» и широкие массы населения. Вскоре они захватили весь город на южном берегу Янцзы и образовали там своё правительство. Возглавить же новое правительство поручили старшему военачальнику «Новой армии» Ли Юань-хуну.
Проблема заключалась в том, что Юань-хун к революционерам не имел никакого отношения, политикой особо не интересовался и был типичным военным карьеристом. Офицер высокого звена понадобился восставшим для успокоения «умеренных кругов», которые перемен тоже хотели, но революции боялись. Юань-хуну о планах на его счёт никто не сообщил, а потому, когда к нему явились бойцы революции, он немножко испугался, прострелил одному из них голову и затем то ли спрятался под кроватью у жены, то ли сверкая пятками побежал куда глаза глядят. Революционеры не растерялись, схватили его и под дулом пистолета заставили стать их главарём. Наглядная иллюстрация известного высказывания то ли Перикла, то ли Бисмарка, то ли Черчилля: «Если вы не интересуетесь политикой, то это ещё не значит, что политика не интересуется вами».
Первые дни революции преподали китайцам два урока. Во-первых, хранить взрывчатку и секретные документы в одном и том же месте – так себе идея. Во-вторых, если вы являетесь уважаемым человеком, например, чиновником или военачальником, и вас врасплох застала революция, то не нужно паниковать, нужно сначала разобраться. Если смена формы власти является главной целью революционеров, а вся их позитивная программа сводится к положению «мы за всё хорошее, против всего плохого», то бояться вообще нечего, ведь быстренько освоив нужную риторику и нацепив новую маску, вполне спокойно можно не только влиться в движение, но и возглавить его. Но если же заявившиеся на порог к уважаемому человеку революционеры рассматривают смену формы власти как инструмент для преобразования отношений собственности, то есть в край угла ставят вопрос о бабле, способах его производства и распределения, то это уже другая история, в которой разобраться куда сложнее, а потому вариант бегства может оказаться для уважаемых людей самым верным. Собственно, история Китая первой половины XX-го века – это болезненное развитие от первого типа революции ко второму.
В 1926 году упомянутый несколькими постами выше С.Далин стал участником перехода южного правительства с Кантона (Гуанчжоу) в Ухань. Поскольку ни железных, ни автомобильных дорог между городами тогда не было, то переход частично осуществлялся пешком, частично на лодках (сампанах) по Янцзы. С одной стороны, такой переход занял целый месяц (сегодня с одного города в другой можно доехать за четыре-пять часов на скоростном поезде), с другой же, это позволило Далину познакомиться с жизнью китайской деревни того времени, что очень редко удавалось иностранцам из-за логистической неразвитости страны. Сегодня поделюсь одним из его интереснейших наблюдений.
«Я говорил уже, что с нами ехала семья хозяина сампана — его жена и пятилетний мальчик. Было прохладно, и мать одела сына в теплый ватный костюм. Как-то мальчик бегал по палубе сампана, оступился и упал в воду. Упал и даже не вскрикнул. Отец стоял рядом и что-то громко сказал. Прибежала мать. Ватник, пока он еще не пропитался водой, держал мальчика на воде, но было ясно, что как только одежда промокнет, ребенок пойдет ко дну. Течение реки было здесь быстрое, и мальчика стало относить от сампана. Родители стояли на палубе и не шелохнулись. На лицах у обоих было выражение сожаления, печального прощания, но не ужаса. Спасти своего ребенка они даже не пытались. Спасли его мы и, когда подняли мальчика на борт сампана, не услышали от родителей ни слова благодарности. Они были даже как-то ошарашены.
Все это было так непонятно, что мы попросили нашего китайского товарища объяснить поведение родителей. Он сказал нам, что спасать утопающего — грех».
Размышляя об этом случае, Далин пришёл к такому выводу: «Китай всегда был страной с самым большим населением и с быстрым его приростом. Стихийные бедствия— засухи и наводнения — еще недавно, даже в начале XX столетия, уносили десятки миллионов человеческих жизней. В течение тысячелетий стихийные бедствия регулярно повторялись. Постоянно повторяющееся явление входит в религиозные представления как веление неба, которому нельзя сопротивляться. Поэтому спасать тонущего ребенка — грех, поэтому за тысячелетия сложилось отсутствие инстинкта самосохранения. И может быть, стихийные бедствия являлись в древнем Китае регулятором роста населения».
Несопротивление судьбе, абсолютная покорность «воле неба» как результат слабости человека перед природной стихией - весьма интересная, но не доведённая до конца, идея. Древний Китай, как и Древний Египет или Месопотамия – страна ирригационного земледелия. Когда система ирригации успешно управлялась государством – наводнения не приносили катастрофического ущерба. Что касается засухи, то в каждой деревне на этот случай существовали амбары с запасом зерна, принадлежащего всей деревне. Но все эти системы приходили в негодность в период смуты – кризиса государственного управления, который был одновременно и причиной, и следствием перенаселения страны и вызванного им безземелья. В эти периоды ирригационные системы приходили в негодность, а запасы на случай засухи было некому и нечем пополнять. Вот тогда в результате засух, наводнений и войн вымирало до тридцати процентов населения страны. Покорность судьбе – это, в первую очередь, проявление слабости человека не перед природной стихией, а перед стихией социальной, то есть слабость человека перед самим собой, неспособность человечества обуздать свою собственную стихию. Но даже понимая это, не могу не удивляться, насколько же беспомощными должны чувствовать себя люди, чтобы эта беспомощность оформилась в религиозные верования в силе, способной удержать родителей от спасения собственного ребёнка.
«Я говорил уже, что с нами ехала семья хозяина сампана — его жена и пятилетний мальчик. Было прохладно, и мать одела сына в теплый ватный костюм. Как-то мальчик бегал по палубе сампана, оступился и упал в воду. Упал и даже не вскрикнул. Отец стоял рядом и что-то громко сказал. Прибежала мать. Ватник, пока он еще не пропитался водой, держал мальчика на воде, но было ясно, что как только одежда промокнет, ребенок пойдет ко дну. Течение реки было здесь быстрое, и мальчика стало относить от сампана. Родители стояли на палубе и не шелохнулись. На лицах у обоих было выражение сожаления, печального прощания, но не ужаса. Спасти своего ребенка они даже не пытались. Спасли его мы и, когда подняли мальчика на борт сампана, не услышали от родителей ни слова благодарности. Они были даже как-то ошарашены.
Все это было так непонятно, что мы попросили нашего китайского товарища объяснить поведение родителей. Он сказал нам, что спасать утопающего — грех».
Размышляя об этом случае, Далин пришёл к такому выводу: «Китай всегда был страной с самым большим населением и с быстрым его приростом. Стихийные бедствия— засухи и наводнения — еще недавно, даже в начале XX столетия, уносили десятки миллионов человеческих жизней. В течение тысячелетий стихийные бедствия регулярно повторялись. Постоянно повторяющееся явление входит в религиозные представления как веление неба, которому нельзя сопротивляться. Поэтому спасать тонущего ребенка — грех, поэтому за тысячелетия сложилось отсутствие инстинкта самосохранения. И может быть, стихийные бедствия являлись в древнем Китае регулятором роста населения».
Несопротивление судьбе, абсолютная покорность «воле неба» как результат слабости человека перед природной стихией - весьма интересная, но не доведённая до конца, идея. Древний Китай, как и Древний Египет или Месопотамия – страна ирригационного земледелия. Когда система ирригации успешно управлялась государством – наводнения не приносили катастрофического ущерба. Что касается засухи, то в каждой деревне на этот случай существовали амбары с запасом зерна, принадлежащего всей деревне. Но все эти системы приходили в негодность в период смуты – кризиса государственного управления, который был одновременно и причиной, и следствием перенаселения страны и вызванного им безземелья. В эти периоды ирригационные системы приходили в негодность, а запасы на случай засухи было некому и нечем пополнять. Вот тогда в результате засух, наводнений и войн вымирало до тридцати процентов населения страны. Покорность судьбе – это, в первую очередь, проявление слабости человека не перед природной стихией, а перед стихией социальной, то есть слабость человека перед самим собой, неспособность человечества обуздать свою собственную стихию. Но даже понимая это, не могу не удивляться, насколько же беспомощными должны чувствовать себя люди, чтобы эта беспомощность оформилась в религиозные верования в силе, способной удержать родителей от спасения собственного ребёнка.
Продолжу тему природных катастроф. Китай страдает не только от наводнений и засух, но и землетрясений. В новейшей истории два землетрясения занимают особое место - Таншаньское землетрясение 1976 года и Сычуаньское землетрясение 2008 года.
Землетрясение в городе Таншан унесло жизни ~242 тысяч человек (по неофициальным данным - более полумиллиона). Такое количество жертв объясняется тремя причинами:
1) Сила землетрясения - 7,6 магнитуд. В городе образовались трещины шириной в несколько метров, "проглатывавшие" здания целиком.
2) Плохое качество строений, построенных без элементов сейсмозащиты, и их перенаселённость. Более 80% построек обрушилось сразу после первого толчка.
3) Время землетрясения. Оно началось в 3:42 утра, когда большинство жителей города находились дома.
Землетрясение в Таншане - второе по количеству жертв в истории человечества. Первое в списке тоже произошло в Китае, в провинции Шэньси в 1556 году. Тогда в результате катастрофы погибло ~820 тысяч человек.
После Таншана, самым крупным по количеству жертв стало землетрясение 2008 года в провинции Сычуань, в результате которого погибло ~87 тысяч человек, ~374 тысячи были ранены, более 18 тысяч пропали без вести, от 6 до 11 миллионов человек остались без жилья, а суммарный материальный урон составил 150 миллиардов долларов. Среди разрушенных зданий непропорционально большое количество пришлось на школы, под завалами которых погибло множество детей. Родители погибших, блогеры, активисты, инженеры и иностранные медиа обвинили министерство образования в коррупции и экономии на постройке зданий школ, что и привело к большому количеству детских жертв. Бурное обсуждение в интернете ввело в оборот фразу "tofu-dreg schoolhouses" (豆腐渣校舍), буквально "построенные из тофу школы". В общем, большое население и его высокая плотность в сочетании с низким качеством гражданского строительства являются главными причинами выской смертности при землетрясениях в Китае.
Кому интересна эта тема, советую посмотреть художественный фильм "Землетрясение". В результате Таншанского землетрясения брат и сестра оказываются придавленными одной плитой. Если приподнять плиту со стороны девочки, то раздавит мальчика, и наоборот. Мать делает выбор. Фильм рассказывает о дальнейшей судьбе героев вплоть до землетрясения 2008 года, которое вновь меняет их жизни. С русскими сабами можно посмотреть здесь https://youtu.be/9afrnBVxs1w
Землетрясение в городе Таншан унесло жизни ~242 тысяч человек (по неофициальным данным - более полумиллиона). Такое количество жертв объясняется тремя причинами:
1) Сила землетрясения - 7,6 магнитуд. В городе образовались трещины шириной в несколько метров, "проглатывавшие" здания целиком.
2) Плохое качество строений, построенных без элементов сейсмозащиты, и их перенаселённость. Более 80% построек обрушилось сразу после первого толчка.
3) Время землетрясения. Оно началось в 3:42 утра, когда большинство жителей города находились дома.
Землетрясение в Таншане - второе по количеству жертв в истории человечества. Первое в списке тоже произошло в Китае, в провинции Шэньси в 1556 году. Тогда в результате катастрофы погибло ~820 тысяч человек.
После Таншана, самым крупным по количеству жертв стало землетрясение 2008 года в провинции Сычуань, в результате которого погибло ~87 тысяч человек, ~374 тысячи были ранены, более 18 тысяч пропали без вести, от 6 до 11 миллионов человек остались без жилья, а суммарный материальный урон составил 150 миллиардов долларов. Среди разрушенных зданий непропорционально большое количество пришлось на школы, под завалами которых погибло множество детей. Родители погибших, блогеры, активисты, инженеры и иностранные медиа обвинили министерство образования в коррупции и экономии на постройке зданий школ, что и привело к большому количеству детских жертв. Бурное обсуждение в интернете ввело в оборот фразу "tofu-dreg schoolhouses" (豆腐渣校舍), буквально "построенные из тофу школы". В общем, большое население и его высокая плотность в сочетании с низким качеством гражданского строительства являются главными причинами выской смертности при землетрясениях в Китае.
Кому интересна эта тема, советую посмотреть художественный фильм "Землетрясение". В результате Таншанского землетрясения брат и сестра оказываются придавленными одной плитой. Если приподнять плиту со стороны девочки, то раздавит мальчика, и наоборот. Мать делает выбор. Фильм рассказывает о дальнейшей судьбе героев вплоть до землетрясения 2008 года, которое вновь меняет их жизни. С русскими сабами можно посмотреть здесь https://youtu.be/9afrnBVxs1w
YouTube
землетрясение 2010
кинофильм режиссёра Фэн Сяогана, вышедший на экраны в 2010 годуФильм рассказывает о судьбе Ли Юаньни и её семьи на протяжении нескольких десятилетий. В 1976 ...
Фотка внизу – это известная французская карикатура конца XIX века. На ней с лева на право изображены лидеры основных империалистических держав на то время: королева Виктория (Англия), Вильгельм II (Германия), Николай II (Россия), Марианна (Франция) и император Мэйдзи (Япония). Эта весёлая компания разделяет Китай на зоны своих интересов, превращая его в полуколонию, а цинский чиновник Ли Хунчжан беспомощно пытается остановить этот дерибан. Из описания ниже попробуйте угадать, о какой из этих стран идёт речь.
«Деятельность [вашей страны], в моих глазах, ничуть не отличается от деятельности любой державы в пограничных областях Китая. Скажу даже больше; то, что вы делаете или собираетесь делать в [зоне ваших интересов], делается не только в Маньчжурии, Тибете, Юннани и Шандуне, но происходит в самом сердце Китая, на глазах у всех – в Ханьяне. Не сегодня – завтра протянется рука к лучшим, единственным заводам в Китае, к богатейшим рудникам Да-е, – и все это, самый переход их в руки иностранцев, окажется… ради пользы и благоденствия Китая. Только вот в чем разница. Одни умеют отнимать так, что этого не чувствуешь. Они сжимают в своих когтях наше сердце, и мы не осязаем боли. Ваше же одно прикосновение к пальцу на ноге ощущается нами как жестокий удар».
Это цитата из интервью Хуан Сина – одного из лидеров Синьхайской революции, А. Н. Вознесенскому – вице-консулу царского консульства в Шанхае. «Деятельность [вашей страны]» в оригинале выглядит как «деятельность русских», а «в [зоне ваших интересов]» – «в Монголии». Под шумок революции и вызванной ей гражданской войны, Российская империя решила прибрать к своим рукам Монголию и ввела туда войска. Китайская общественность потребовала от Юань Шикая – президента Китая, дать отпор, но ему было не до Монголии: он готовил свою армию к походу на Юг против парламента, в котором засели революционеры, сопротивлявшиеся его попыткам восстановить монархию.
Что касается места «Одни умеют отнимать так, что этого не чувствуешь», то здесь в первую очередь имеется ввиду Англия, которая и начала серию неравноправных договоров после победы в Опиумной войне. Под её контролем находился почти весь Южный Китай, который был куда богаче Северного. Англия выкачивала из Китая больше прибыли, чем все остальные страны вместе взятые, но при этом встречала наименьшее сопротивление. Больше всего недовольства и опасения у китайцев вызывали действия России и Японии. Причин на то много, но самую основную ещё в 1861-м году указал князь Гун: «И тайпины, и няньцюни ( крупные крестьянские восстания того времени – прим.), действуя весьма победоносно, представляют собой врожденную болезнь. Соседняя с нашими территориями Россия, стремящаяся отгрызть наши земли, как шелковый червь, фактически наносит нам удар в грудь. Что касается Англии, то ее целью является установление торговли, чего она добивается крайне жестокими мерами, без учета каких-либо человеческих приличий. Если ее не удержать в рамках, мы не сможем устоять на ногах. Она наносит удар по нашим конечностям. Поэтому мы должны в первую очередь подавить тайпинов и няньцзюней, затем поставить под контроль русских, а потом заняться Англией».
Ключевое отличие империалистической политики Российской империи от стран Западной Европы – сухопутная, а не морская, колонизация путём присоединения новых земель к основной территории страны. Китайцы боялись, что если русские придут, то уже на долго, тогда как «дальние варвары» – явление временное, хоть и в данный момент времени вреда от них куда больше, чем от России.
«Деятельность [вашей страны], в моих глазах, ничуть не отличается от деятельности любой державы в пограничных областях Китая. Скажу даже больше; то, что вы делаете или собираетесь делать в [зоне ваших интересов], делается не только в Маньчжурии, Тибете, Юннани и Шандуне, но происходит в самом сердце Китая, на глазах у всех – в Ханьяне. Не сегодня – завтра протянется рука к лучшим, единственным заводам в Китае, к богатейшим рудникам Да-е, – и все это, самый переход их в руки иностранцев, окажется… ради пользы и благоденствия Китая. Только вот в чем разница. Одни умеют отнимать так, что этого не чувствуешь. Они сжимают в своих когтях наше сердце, и мы не осязаем боли. Ваше же одно прикосновение к пальцу на ноге ощущается нами как жестокий удар».
Это цитата из интервью Хуан Сина – одного из лидеров Синьхайской революции, А. Н. Вознесенскому – вице-консулу царского консульства в Шанхае. «Деятельность [вашей страны]» в оригинале выглядит как «деятельность русских», а «в [зоне ваших интересов]» – «в Монголии». Под шумок революции и вызванной ей гражданской войны, Российская империя решила прибрать к своим рукам Монголию и ввела туда войска. Китайская общественность потребовала от Юань Шикая – президента Китая, дать отпор, но ему было не до Монголии: он готовил свою армию к походу на Юг против парламента, в котором засели революционеры, сопротивлявшиеся его попыткам восстановить монархию.
Что касается места «Одни умеют отнимать так, что этого не чувствуешь», то здесь в первую очередь имеется ввиду Англия, которая и начала серию неравноправных договоров после победы в Опиумной войне. Под её контролем находился почти весь Южный Китай, который был куда богаче Северного. Англия выкачивала из Китая больше прибыли, чем все остальные страны вместе взятые, но при этом встречала наименьшее сопротивление. Больше всего недовольства и опасения у китайцев вызывали действия России и Японии. Причин на то много, но самую основную ещё в 1861-м году указал князь Гун: «И тайпины, и няньцюни ( крупные крестьянские восстания того времени – прим.), действуя весьма победоносно, представляют собой врожденную болезнь. Соседняя с нашими территориями Россия, стремящаяся отгрызть наши земли, как шелковый червь, фактически наносит нам удар в грудь. Что касается Англии, то ее целью является установление торговли, чего она добивается крайне жестокими мерами, без учета каких-либо человеческих приличий. Если ее не удержать в рамках, мы не сможем устоять на ногах. Она наносит удар по нашим конечностям. Поэтому мы должны в первую очередь подавить тайпинов и няньцзюней, затем поставить под контроль русских, а потом заняться Англией».
Ключевое отличие империалистической политики Российской империи от стран Западной Европы – сухопутная, а не морская, колонизация путём присоединения новых земель к основной территории страны. Китайцы боялись, что если русские придут, то уже на долго, тогда как «дальние варвары» – явление временное, хоть и в данный момент времени вреда от них куда больше, чем от России.
Китайские работники, особенно в ИТ индустрии, зачастую работают с 9 утра до 9 вечера 6 дней в неделю. Это явление называется “996”. Недавно на Github анонимный пользователь создал репозиторий “996.ICU”, в котором ICU означает “отделение интенсивной терапии”, намекая, что работа по графику 996 приводит к тяжелому ухудшению здоровья. Китайские пользователи Github стали жаловаться на личный опыт работы в таком режиме, и вскоре репозиторий “996.ICU” стал самым популярным на сайте, набрав на сегодня 198 тыс. звезд (гитхабовских лайков).
Ряд китайских браузеров, как то QQ Browser от Tencent, Qihoo’s 360 Browser и встроенный браузер Xiaomi, заблокировали доступ к репозиторию. Я проверил на своем Xiaomi, выдает сообщение “согласно государственным законам, доступ к странице заблокирован”. Другие страницы Github открываются, через Chrome никаких проблем с доступом нет. Github, как и другие сервисы Microsoft, на государственном уровне в Китае не заблокирован, хотя в 2013 году были попытки, что вызвало крупный протест ИТ сообщества.
Не смотря на то, что режим 996 нарушает трудовое законодательство КНР, никаких официальных заявлений по данной теме не было. Но сегодня Global Times - англоязычное подразделение официальной газеты КПК People’s Daily, - вышла заметка - “‘996’ debate does not point to social crisis”. Автор заметки, отвечая всем иностранным медиа сразу, говорит, что движение 996 - это не общественный конфликт, а нормальное явление рыночной конкуренции, которое через эту же конкуренцию и разрешится: “When more employees quit because of the long work hours, large corporations will begin to reverse the competition by reducing work hours”. Что касается трудового законодательства, то оно, по мнению автора, было создано для защиты промышленных рабочих и уязвимых групп и не подходит для рынка высоких технологий: “Computer programmers at high-tech companies get to pick and choose their jobs. Aside from the Labor Law protection, they have more leeway to resign from jobs that offer low salaries and longer working hours and have an advantage with their employers that industrial workers and grass-roots civil servants do not have”.
Если бы автор удосужился даже поверхностно разобраться в истории трудового законодательства, то он бы обнаружил, что оно именно потому и возникло, что конкуренция сама по себе не способна решить рабочий вопрос. Рыночная экономика с необходимостью порождает кризис перепроизводства, рано или поздно предложение превышает спрос. На рынке труда это приводит к безработице. В 2018 году Alibaba сократили набор выпускников вузов, Tencent заявили о сокращении 6 тыс. сотрудников, Baidu остановили рекрутинг в отдел социальных медиа, а крупнейшее рекрутинговое онлайн-агентство Zhaopin говорит о сокращении открытых вакансий в интернет-индустрии на 27 процентов (подробнее тут). Ничем особенным программисты от работников других сфер не отличаются, просто длительное время на рынке труда в них был недостаток, что и породило иллюзии об особенно хороших условиях работы в сфере ИТ.
Движение 996 разрушает эти иллюзии, говорит о системных проблемах в индустрии, но вместо того, чтобы разобраться в этом вопросе, автор пытается выдать двенадцатичасовой рабочий день за норму: “In China, working overtime is commonplace and includes police officers and other civil servants, media personnel, taxi drivers, and so on”. Это, видимо, и есть те самые характеристики социализма с китайской спецификой.
Ряд китайских браузеров, как то QQ Browser от Tencent, Qihoo’s 360 Browser и встроенный браузер Xiaomi, заблокировали доступ к репозиторию. Я проверил на своем Xiaomi, выдает сообщение “согласно государственным законам, доступ к странице заблокирован”. Другие страницы Github открываются, через Chrome никаких проблем с доступом нет. Github, как и другие сервисы Microsoft, на государственном уровне в Китае не заблокирован, хотя в 2013 году были попытки, что вызвало крупный протест ИТ сообщества.
Не смотря на то, что режим 996 нарушает трудовое законодательство КНР, никаких официальных заявлений по данной теме не было. Но сегодня Global Times - англоязычное подразделение официальной газеты КПК People’s Daily, - вышла заметка - “‘996’ debate does not point to social crisis”. Автор заметки, отвечая всем иностранным медиа сразу, говорит, что движение 996 - это не общественный конфликт, а нормальное явление рыночной конкуренции, которое через эту же конкуренцию и разрешится: “When more employees quit because of the long work hours, large corporations will begin to reverse the competition by reducing work hours”. Что касается трудового законодательства, то оно, по мнению автора, было создано для защиты промышленных рабочих и уязвимых групп и не подходит для рынка высоких технологий: “Computer programmers at high-tech companies get to pick and choose their jobs. Aside from the Labor Law protection, they have more leeway to resign from jobs that offer low salaries and longer working hours and have an advantage with their employers that industrial workers and grass-roots civil servants do not have”.
Если бы автор удосужился даже поверхностно разобраться в истории трудового законодательства, то он бы обнаружил, что оно именно потому и возникло, что конкуренция сама по себе не способна решить рабочий вопрос. Рыночная экономика с необходимостью порождает кризис перепроизводства, рано или поздно предложение превышает спрос. На рынке труда это приводит к безработице. В 2018 году Alibaba сократили набор выпускников вузов, Tencent заявили о сокращении 6 тыс. сотрудников, Baidu остановили рекрутинг в отдел социальных медиа, а крупнейшее рекрутинговое онлайн-агентство Zhaopin говорит о сокращении открытых вакансий в интернет-индустрии на 27 процентов (подробнее тут). Ничем особенным программисты от работников других сфер не отличаются, просто длительное время на рынке труда в них был недостаток, что и породило иллюзии об особенно хороших условиях работы в сфере ИТ.
Движение 996 разрушает эти иллюзии, говорит о системных проблемах в индустрии, но вместо того, чтобы разобраться в этом вопросе, автор пытается выдать двенадцатичасовой рабочий день за норму: “In China, working overtime is commonplace and includes police officers and other civil servants, media personnel, taxi drivers, and so on”. Это, видимо, и есть те самые характеристики социализма с китайской спецификой.