Весна, наконец, обнаглела. Солнце вальяжно прогуливалось вдоль Патриарших прудов, заигрывая с местными блядями и лебедями. Я сидел у открытого окна «Маргариты» и пожирал водку со льдом. Юная девица напротив пожирала глазами меня.
⁃ Чем сегодня займёмся?
⁃ Тобой.
Инфантильный смех ударил током прямо в кончик носа. Я выдохнул и попытался вновь влюбиться глазами. 21 год, телом в «нефти и газа», судьбой в вечной Барвихе. Папа научил её играть в большой теннис с нужными людьми, способными трахаться лишь глазами. Золотистые волосы струились по угловато-сладким плечам, прикрывая нежный румянец. Карие глаза пробивать сквозь великоватые очки Prada, пальчики крутили хит от Tiffany, точёная фигура пряталась в мешковатом худи Balenciaga. Кажется, я влюбился в алые губы, которые постоянно рожали хуйню:
⁃ Если бы у тебя сейчас было две лошадки, что бы мы делали?
⁃ Конину.
И снова хи-хи, ха-ха-ха. За соседними столами сидели особи, списанные с картин Босха. Школьницы и студентки, с накачанными губами и пустыми глазами, миловидно толстые и аристократически худые, но непременно укутанные в кольчуги ЦУМа. Они ели круассаны, роняя на столы капли крема и собственной глупости. От них пахло клубникой и чем-то совсем не родным. Каждая должна была родиться в Лондоне или Ницце, но Господь управил в путы Садового, которое убивает в людях людей.
Между девицами ползали молодящиеся мужички. Их грязные мысли прятались под вьющимися волосами, засаленными маслом Zelinski&Rosen. Их толстые животы и вялые сиськи скрывались под футболками Armani и куртками D&G, сшитыми то ли из телят, то ли из нищих младенцев. Их маленькие жадные глаза бегали вдоль столов в поисках доступных юных вагин, готовых намокнуть двумя бокалами Ruinart. В своей мерзости они сливались со школьницами и студентками, взывая Воланда вернуться на пруды.
Я глотал водку и мечтал поблевать. Неожиданно в зал ворвался бомжовый мужик с большим рюкзаком и рваными башмаками.
⁃ Люди добрые, пощадите. Я очень хочу есть. Люди добрые, умоляю.
Толпа прекратила жевать и замерла от испуга. Их мир пошатнулся, стены слабых умов затрещали по швам, а желание слиться в бесполезной ебле спряталось в дорогих ширинках. Я дал нищему денег и сел в лужу всеобщего недовольства. Спутница фыркнула не по годам:
⁃ Папа говорил, что таких людей быть не должно...
⁃ Вот пусть он тебя и ебёт.
Я дал официанту денег и покинул зал под аплодисменты собственной души. По лицу стучал дождь, посланный за гордыню. Под ногами хлюпала Москва, затоптанная злыми людьми. На Пушкинской исчезли птицы, у Петровки рыдал пьяный мент. Я вымок и прыгнул в Горыныч.
Пустоватый зал кутался в пламя свечей. У окна мерцал стол с женщиной наперевес. Она пила вино, похожее на пьяную кровь. На плечах по-солдатски висел чёрный пиджак, достойная грудь лежала в вырезе платья Tom Ford. На приятных ногах качались красные туфли, отражая маникюр и помаду. Я немедленно подсел на её иглу:
⁃ Вы можете отменить дождь?
⁃ Нет, но я заставлю его играть за нашу команду.
Теперь смеялся я. Даму назвали Лизой, ей стукнуло 42 и она научилась ничего чересчур не хотеть. Дочка болталась в колледже Амстердама, муж умел выживать в общем режиме. Красивые руки гладили мочку сладкого уха, уголок туфли рисовал в атмосфере восьмёрку. Я всё понял и вызвал дорогое такси.
Оперевшись на умную подушку, принимавшую позу владельца, Лиза шепнула:
⁃ Я совсем старая, правда?
⁃ Нет. Ты взрослая.
⁃ А ты?
⁃ И я.
Мы пили кофе с ликёром в постели и смотрели «Друзей». Долго трахались, катались на велотренажере, а после занимались любовью. Она сдалась первой и скуксилась:
⁃ Когда-то ты тоже состаришься!
⁃ Никогда. У меня рак.
⁃ И у меня.
Я впервые радовался приговору врачей. Она сушила шикарные чёрные волосы, травя байки про минувшую терапию. Наконец, я напялил кеды и прощался навсегда. Лиза вкусно шепнула:
⁃ Надеюсь, мы окажемся в одном хосписе.
⁃ Уж там-то я тебе задам!
Я шёл по набережной, улыбался башням Кремля и радовался тому, что дожил до Placebo.
Every me and every you
Every me and every you
⁃ Чем сегодня займёмся?
⁃ Тобой.
Инфантильный смех ударил током прямо в кончик носа. Я выдохнул и попытался вновь влюбиться глазами. 21 год, телом в «нефти и газа», судьбой в вечной Барвихе. Папа научил её играть в большой теннис с нужными людьми, способными трахаться лишь глазами. Золотистые волосы струились по угловато-сладким плечам, прикрывая нежный румянец. Карие глаза пробивать сквозь великоватые очки Prada, пальчики крутили хит от Tiffany, точёная фигура пряталась в мешковатом худи Balenciaga. Кажется, я влюбился в алые губы, которые постоянно рожали хуйню:
⁃ Если бы у тебя сейчас было две лошадки, что бы мы делали?
⁃ Конину.
И снова хи-хи, ха-ха-ха. За соседними столами сидели особи, списанные с картин Босха. Школьницы и студентки, с накачанными губами и пустыми глазами, миловидно толстые и аристократически худые, но непременно укутанные в кольчуги ЦУМа. Они ели круассаны, роняя на столы капли крема и собственной глупости. От них пахло клубникой и чем-то совсем не родным. Каждая должна была родиться в Лондоне или Ницце, но Господь управил в путы Садового, которое убивает в людях людей.
Между девицами ползали молодящиеся мужички. Их грязные мысли прятались под вьющимися волосами, засаленными маслом Zelinski&Rosen. Их толстые животы и вялые сиськи скрывались под футболками Armani и куртками D&G, сшитыми то ли из телят, то ли из нищих младенцев. Их маленькие жадные глаза бегали вдоль столов в поисках доступных юных вагин, готовых намокнуть двумя бокалами Ruinart. В своей мерзости они сливались со школьницами и студентками, взывая Воланда вернуться на пруды.
Я глотал водку и мечтал поблевать. Неожиданно в зал ворвался бомжовый мужик с большим рюкзаком и рваными башмаками.
⁃ Люди добрые, пощадите. Я очень хочу есть. Люди добрые, умоляю.
Толпа прекратила жевать и замерла от испуга. Их мир пошатнулся, стены слабых умов затрещали по швам, а желание слиться в бесполезной ебле спряталось в дорогих ширинках. Я дал нищему денег и сел в лужу всеобщего недовольства. Спутница фыркнула не по годам:
⁃ Папа говорил, что таких людей быть не должно...
⁃ Вот пусть он тебя и ебёт.
Я дал официанту денег и покинул зал под аплодисменты собственной души. По лицу стучал дождь, посланный за гордыню. Под ногами хлюпала Москва, затоптанная злыми людьми. На Пушкинской исчезли птицы, у Петровки рыдал пьяный мент. Я вымок и прыгнул в Горыныч.
Пустоватый зал кутался в пламя свечей. У окна мерцал стол с женщиной наперевес. Она пила вино, похожее на пьяную кровь. На плечах по-солдатски висел чёрный пиджак, достойная грудь лежала в вырезе платья Tom Ford. На приятных ногах качались красные туфли, отражая маникюр и помаду. Я немедленно подсел на её иглу:
⁃ Вы можете отменить дождь?
⁃ Нет, но я заставлю его играть за нашу команду.
Теперь смеялся я. Даму назвали Лизой, ей стукнуло 42 и она научилась ничего чересчур не хотеть. Дочка болталась в колледже Амстердама, муж умел выживать в общем режиме. Красивые руки гладили мочку сладкого уха, уголок туфли рисовал в атмосфере восьмёрку. Я всё понял и вызвал дорогое такси.
Оперевшись на умную подушку, принимавшую позу владельца, Лиза шепнула:
⁃ Я совсем старая, правда?
⁃ Нет. Ты взрослая.
⁃ А ты?
⁃ И я.
Мы пили кофе с ликёром в постели и смотрели «Друзей». Долго трахались, катались на велотренажере, а после занимались любовью. Она сдалась первой и скуксилась:
⁃ Когда-то ты тоже состаришься!
⁃ Никогда. У меня рак.
⁃ И у меня.
Я впервые радовался приговору врачей. Она сушила шикарные чёрные волосы, травя байки про минувшую терапию. Наконец, я напялил кеды и прощался навсегда. Лиза вкусно шепнула:
⁃ Надеюсь, мы окажемся в одном хосписе.
⁃ Уж там-то я тебе задам!
Я шёл по набережной, улыбался башням Кремля и радовался тому, что дожил до Placebo.
Every me and every you
Every me and every you
Пельмени.
Солнце взялось по утру дразнить в прятки. Я проснулся с лучами, встретил на балконе дождь и вновь припал лицом в подушку - светит. Кофейник срыгнул на плиту, а творог пах убиенным телёнком. Водица из крана лилась ключевая, но грязная - рожа горела в морозе. Штруксы упорно не сохли со стирки и я напялил как есть, с мокрой жопой. В соседней квартире упорно сношали бабу, а может она и сама. Пока вязал шнурки, охал в такт - для мелодии.
Уличные кошки ожирели до сих, что не двинулись жрать тот творог. Возле посольства Швеции милиционер надувал жвачку и чертил мысом ношеной туфли восьмёрку. Вороватый цыган клянчил у православной лавки - пришлось трижды плевать от греха. На Гоголевском торговали свистками и я снял пробу, забыв о приметах. От такого беднеет русский народ.
На Патриарших всюду сидели красивые жопы. Длинные ноги ходили меж кабаков, улыбаясь большим кошелькам. Загорелые уши ловили пустое, а губы напрочь измазались блеском для глаз. Носы нюхали в туалетах, чтобы рты улыбались. Воздух пах дешёвым табаком и дорогим мудаком. Ревели моторы блаженных. Я жевал осьминога и жутко хотел чак-чак.
Поглядев на девиц, решил обрести друзей. Справился об одном - молится на Всенощной. Другой пил на Рубле, третий нёс герберы для престарелой Розы. Подруга хлестала абсент в океане, любовница выбрала хуй побогаче. Остальные вовсе не казались родными и я отложил телефон, роняя слёзы в стакан. А бляди?
Вызвонил на Арбат - семь штук млеют от безделья и любви. Не медля, ринулся в бой, будто к свадьбе. Переулки мелькали за спиной, лишь на Поварской выкурил сигарету, наблюдая за пьяной певицей. Она голосила и падала с ног, но тембр держался как стрелка адмиральских часов под водой. С таким ртом она рисковала не стать матерью во век...Впрочем, к чему пошлые мысли, когда есть такие дела.
В борделе пахло детским кремом и водкой. Мордатая мамка описывала девиц как родных дочерей: та худая, эта голодна, а третья с умелой пиздой. Я по-крестьянски любил глазами и требовал лёгкий кордебалет как прелюдию. Вот выперлись:
⁃ Нина
⁃ Алиса
⁃ Зоя
⁃ Венера
⁃ Хлоя
⁃ Жанна
⁃ Афина
Меня тянуло к предкам и я ухватился за ноги последней:
⁃ Я твой Геркулес!
Повела за мизинец, будто слепого котёнка. В нумерах огляделся - с шиком шторы, да ещё и купальня. Вот и помоюсь...
⁃ Раздевайся, Геркулес!
Запомнила. Ноги росли от ушей, как у любой богини. Уши те тоже ничего, мягкие, как булка в хорошей кофейне. Глаза хитрые, но мудрые по годам - без лишнего интеллекта. Грудь прямо под руку, словно сплавляли из сахарной ваты. Фигура хороша, как у ферзя на доске. Пальцы длинные и видно, что любящие. На подобных бабах стояла Россия.
⁃ Мыться будешь?
⁃ Буду!
Мочалила нежно, как в Сандунах, но с подтекстом. Позже делала то, о чём вслух и не шепчут. Я же только лежал и смотрел на звёзды из глаз. Вот малая Медведица, вот большая, чуть дальше Кассиопея. И всех я ебу...
⁃ Покурим?
⁃ Покурим!
Лежали чуть дыша, попивая игристое для бедных.
⁃ Ты меня любишь?
⁃ Ещё минут пять как да...
⁃ А потом?
⁃ А потом деньги...
Я судорожно перебрал гроши и выдал оброк душегубке.
⁃ Довольна? А как же любовь?
⁃ Прости, без монет не кончаю...
Я понял, но не простил. Мы слушали Дидюлю и пытались любить, а после я мылся впрок. Москва засыпала, Арбат чуть гудел. Ну где-то же, чёрт возьми, подают пельмени с бульоном?
Солнце взялось по утру дразнить в прятки. Я проснулся с лучами, встретил на балконе дождь и вновь припал лицом в подушку - светит. Кофейник срыгнул на плиту, а творог пах убиенным телёнком. Водица из крана лилась ключевая, но грязная - рожа горела в морозе. Штруксы упорно не сохли со стирки и я напялил как есть, с мокрой жопой. В соседней квартире упорно сношали бабу, а может она и сама. Пока вязал шнурки, охал в такт - для мелодии.
Уличные кошки ожирели до сих, что не двинулись жрать тот творог. Возле посольства Швеции милиционер надувал жвачку и чертил мысом ношеной туфли восьмёрку. Вороватый цыган клянчил у православной лавки - пришлось трижды плевать от греха. На Гоголевском торговали свистками и я снял пробу, забыв о приметах. От такого беднеет русский народ.
На Патриарших всюду сидели красивые жопы. Длинные ноги ходили меж кабаков, улыбаясь большим кошелькам. Загорелые уши ловили пустое, а губы напрочь измазались блеском для глаз. Носы нюхали в туалетах, чтобы рты улыбались. Воздух пах дешёвым табаком и дорогим мудаком. Ревели моторы блаженных. Я жевал осьминога и жутко хотел чак-чак.
Поглядев на девиц, решил обрести друзей. Справился об одном - молится на Всенощной. Другой пил на Рубле, третий нёс герберы для престарелой Розы. Подруга хлестала абсент в океане, любовница выбрала хуй побогаче. Остальные вовсе не казались родными и я отложил телефон, роняя слёзы в стакан. А бляди?
Вызвонил на Арбат - семь штук млеют от безделья и любви. Не медля, ринулся в бой, будто к свадьбе. Переулки мелькали за спиной, лишь на Поварской выкурил сигарету, наблюдая за пьяной певицей. Она голосила и падала с ног, но тембр держался как стрелка адмиральских часов под водой. С таким ртом она рисковала не стать матерью во век...Впрочем, к чему пошлые мысли, когда есть такие дела.
В борделе пахло детским кремом и водкой. Мордатая мамка описывала девиц как родных дочерей: та худая, эта голодна, а третья с умелой пиздой. Я по-крестьянски любил глазами и требовал лёгкий кордебалет как прелюдию. Вот выперлись:
⁃ Нина
⁃ Алиса
⁃ Зоя
⁃ Венера
⁃ Хлоя
⁃ Жанна
⁃ Афина
Меня тянуло к предкам и я ухватился за ноги последней:
⁃ Я твой Геркулес!
Повела за мизинец, будто слепого котёнка. В нумерах огляделся - с шиком шторы, да ещё и купальня. Вот и помоюсь...
⁃ Раздевайся, Геркулес!
Запомнила. Ноги росли от ушей, как у любой богини. Уши те тоже ничего, мягкие, как булка в хорошей кофейне. Глаза хитрые, но мудрые по годам - без лишнего интеллекта. Грудь прямо под руку, словно сплавляли из сахарной ваты. Фигура хороша, как у ферзя на доске. Пальцы длинные и видно, что любящие. На подобных бабах стояла Россия.
⁃ Мыться будешь?
⁃ Буду!
Мочалила нежно, как в Сандунах, но с подтекстом. Позже делала то, о чём вслух и не шепчут. Я же только лежал и смотрел на звёзды из глаз. Вот малая Медведица, вот большая, чуть дальше Кассиопея. И всех я ебу...
⁃ Покурим?
⁃ Покурим!
Лежали чуть дыша, попивая игристое для бедных.
⁃ Ты меня любишь?
⁃ Ещё минут пять как да...
⁃ А потом?
⁃ А потом деньги...
Я судорожно перебрал гроши и выдал оброк душегубке.
⁃ Довольна? А как же любовь?
⁃ Прости, без монет не кончаю...
Я понял, но не простил. Мы слушали Дидюлю и пытались любить, а после я мылся впрок. Москва засыпала, Арбат чуть гудел. Ну где-то же, чёрт возьми, подают пельмени с бульоном?
Вопрос от налоговой: сколько вы зарабатываете?
Anonymous Poll
26%
Ни-ху-я
4%
10-20К
13%
30-50К
16%
60-100К
14%
100-250К
4%
250-500К
2%
Больше 500К
20%
А это в рублях или в долларах?:)
Forwarded from РИА Новости
Жара в Москве (+29,2) уже установила исторический рекорд, но будет еще жарче, сказал РИА Новости Вильфанд
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Когда с другом собрались в ночной клуб на «охоту».
Боже, как же я горжусь Манижей.
Смелая, яркая, настоящая. Глазастая судьба, сложенная по ступенькам от безнадёги и Строгино до признания и главной сцены мира. Всё это - результат труда двух невероятно сильных женщин: Манижи и её мамы. Двух настоящих русских женщин.
И, да, именно так выглядит «слабый пол» и «прекрасная половина» нашей страны. Несгибаемые, сильные, разрушающие любые стены. Стоит только поверить в себя и отмахнуться от злых ворон, каркающих вдогонку. Ведь именно под крики недоёбанных консервативных активисток и унылых мужиков, ненавидящих самодостаточных девиц, Манижа поднялась на свой Олимп.
Я хочу, чтобы каждая девушка сказала себе слова этой песни: «я вас не виню, но себя я чертовски люблю». И побеждала, как делает это наша любимая русская таджичка.
Мои молитвы с тобой, Манижа Сангин!
Смелая, яркая, настоящая. Глазастая судьба, сложенная по ступенькам от безнадёги и Строгино до признания и главной сцены мира. Всё это - результат труда двух невероятно сильных женщин: Манижи и её мамы. Двух настоящих русских женщин.
И, да, именно так выглядит «слабый пол» и «прекрасная половина» нашей страны. Несгибаемые, сильные, разрушающие любые стены. Стоит только поверить в себя и отмахнуться от злых ворон, каркающих вдогонку. Ведь именно под крики недоёбанных консервативных активисток и унылых мужиков, ненавидящих самодостаточных девиц, Манижа поднялась на свой Олимп.
Я хочу, чтобы каждая девушка сказала себе слова этой песни: «я вас не виню, но себя я чертовски люблю». И побеждала, как делает это наша любимая русская таджичка.
Мои молитвы с тобой, Манижа Сангин!