С фронтов борьбы с мошенниками
За последние месяцы государство сделало несколько серьезных шагов в борьбе:
1. приняло закон о заморозке кредитов наличными, чтобы за 48 часов у родственников и близких появился шанс вывести жертву из под давления мошенников. Очень хорошая мера, жаль что в последней редакции закона из него вывели автокредиты - на них приходится большая часть мошеннических схем. Возможно удастся отбить эту историю на уровне ПА — чтобы на покупки авто в салонах не было заморозки, а вот для покупки с рук - таки была.
2. Пошли движения по закону об аннулирование кредитов, взятых под давлением мошенников. То есть решить законом то, что мы и сотни тысяч жертв сейчас делают по суду. Мой прогноз положительный - суды в России сейчас просто умерли под завалами этих дел, и государство максимально заинтересовано в том чтобы эти вопросы решались в не судебном порядке. Банковское лобби попытается максимально усложнить процесс аннулирования и сузить круг тех кто сможет его сделать, наша позиция неизменна - по решению психологической экспертизы и приобщению ее следователем к делу. Никаких больше запросов и дополнительных ограничений.
3. Министерство Цифрового Развития обещает с помощью AI создать базу голосов мошенников чтобы далее их блокировать. Тоже хорошая история, вопрос в том насколько министерство должно заниматься разработкой программных продуктов само. Я считаю что это просто неверное распределение обязанностей, и в результате - то что бизнес и волонтеры сделали бы за 3-6 месяцев и Х денег, министерство будет выкатывать полтора года, потратит в 10-100 раз больше и к тому времени все это уже будет неактуально.
4. Не вижу пока серьезных разговоров о самой важной на самом деле мере, которая реально может снизить обьем скама НА ПОРЯДОК: ввести на уровне регулятора требование для всех мессенджеров запрещать звонки пользователям от людей не из их списка контактов. Эта функция уже есть во всех тг и вотсап, но она базово отключена и ее нужно включать самому руками. Необходимо обязать мессенджеры держать эту функцию базово включенной для пользователей из России - и больше не будет никаких звонков от копий ваших начальников и «следователей ФСБ».
Продолжаем борьбу, результаты есть и будет больше. Вижу что проблемой реально озабочены в высоких кабинетах, и стараются оперативно с ней справиться.
За последние месяцы государство сделало несколько серьезных шагов в борьбе:
1. приняло закон о заморозке кредитов наличными, чтобы за 48 часов у родственников и близких появился шанс вывести жертву из под давления мошенников. Очень хорошая мера, жаль что в последней редакции закона из него вывели автокредиты - на них приходится большая часть мошеннических схем. Возможно удастся отбить эту историю на уровне ПА — чтобы на покупки авто в салонах не было заморозки, а вот для покупки с рук - таки была.
2. Пошли движения по закону об аннулирование кредитов, взятых под давлением мошенников. То есть решить законом то, что мы и сотни тысяч жертв сейчас делают по суду. Мой прогноз положительный - суды в России сейчас просто умерли под завалами этих дел, и государство максимально заинтересовано в том чтобы эти вопросы решались в не судебном порядке. Банковское лобби попытается максимально усложнить процесс аннулирования и сузить круг тех кто сможет его сделать, наша позиция неизменна - по решению психологической экспертизы и приобщению ее следователем к делу. Никаких больше запросов и дополнительных ограничений.
3. Министерство Цифрового Развития обещает с помощью AI создать базу голосов мошенников чтобы далее их блокировать. Тоже хорошая история, вопрос в том насколько министерство должно заниматься разработкой программных продуктов само. Я считаю что это просто неверное распределение обязанностей, и в результате - то что бизнес и волонтеры сделали бы за 3-6 месяцев и Х денег, министерство будет выкатывать полтора года, потратит в 10-100 раз больше и к тому времени все это уже будет неактуально.
4. Не вижу пока серьезных разговоров о самой важной на самом деле мере, которая реально может снизить обьем скама НА ПОРЯДОК: ввести на уровне регулятора требование для всех мессенджеров запрещать звонки пользователям от людей не из их списка контактов. Эта функция уже есть во всех тг и вотсап, но она базово отключена и ее нужно включать самому руками. Необходимо обязать мессенджеры держать эту функцию базово включенной для пользователей из России - и больше не будет никаких звонков от копий ваших начальников и «следователей ФСБ».
Продолжаем борьбу, результаты есть и будет больше. Вижу что проблемой реально озабочены в высоких кабинетах, и стараются оперативно с ней справиться.
Рабочие будни
Зарисовка из жизни: вчера ночью захожу в поезд, звонит коллега родителей и просит совета - приехала к сестре и выяснила что та уже месяц общается со «следователями ФСБ», которые помогли ей «аннулировать» кредиты, взятые на ее имя мошенниками (путем оформления новых кредитов в тех же банках и переводом наличных на «сохранные счета»), прямо сейчас сестра пытается продать квартиру и требует от сестры подписи в нотариалке (владеют совместно долями в квартире). Из необычного — мошенники встретили ее в каком то кабинете в офисе на Лубянке и там с ней подписали какие то «подписки» (пока не было возможности узнать подробности, но это новый уровень).
Попытка поговорить с женщиной по громкой связи провалилась - она в истерике буквально выбила телефон из рук сестры. Слушать доводы сестры она тоже не стала.
Предложил вызвать полицию и объяснить им ситуацию — чтобы они попытались вывести женщину из-под гипноза.
Получилось! Сегодня едут писать заявление.
Вывод — если близких разводят мошенники и нет возможности достучаться до них — вызывайте ментов, образ полицейского все таки имеет мощное воздействие на психику.
Зарисовка из жизни: вчера ночью захожу в поезд, звонит коллега родителей и просит совета - приехала к сестре и выяснила что та уже месяц общается со «следователями ФСБ», которые помогли ей «аннулировать» кредиты, взятые на ее имя мошенниками (путем оформления новых кредитов в тех же банках и переводом наличных на «сохранные счета»), прямо сейчас сестра пытается продать квартиру и требует от сестры подписи в нотариалке (владеют совместно долями в квартире). Из необычного — мошенники встретили ее в каком то кабинете в офисе на Лубянке и там с ней подписали какие то «подписки» (пока не было возможности узнать подробности, но это новый уровень).
Попытка поговорить с женщиной по громкой связи провалилась - она в истерике буквально выбила телефон из рук сестры. Слушать доводы сестры она тоже не стала.
Предложил вызвать полицию и объяснить им ситуацию — чтобы они попытались вывести женщину из-под гипноза.
Получилось! Сегодня едут писать заявление.
Вывод — если близких разводят мошенники и нет возможности достучаться до них — вызывайте ментов, образ полицейского все таки имеет мощное воздействие на психику.
Медитация глазами неомарксистов
Очень понравилась статья в The Guardian с марксисткой критикой западного увлечения медитацией и прочим mindfulness:
Медитация, освободившись от буддийских корней, превратилась в мейнстримный тренд, напоминающий фитнес для ума. Ее коммерциализация привела к формированию рынка на миллиарды долларов, где продаются десятки тысяч книг и курсов. Под лозунгами “революции сознания” предлагаются простые техники концентрации, адаптированные для любой сферы жизни — от воспитания до финансов и даже ухода за собаками.
Основная идея этой версии медитации — поиск причин страданий внутри себя, а не в окружающем мире. Практикующие учат игнорировать внешние обстоятельства и сосредотачиваться на моменте “здесь и сейчас”, обещая трансформацию сознания. Однако такой подход приводит к замене социальной ответственности магическим мышлением — вере в то, что мысли и намерения могут напрямую менять реальность.
Проблема не в самих практиках, а в их подаче. Капитализм продает не решение социальных проблем, а способ изменить к ним отношение. Корпорации вроде Google, Facebook и Apple монополизируют внимание людей, а затем предлагают им инфопродукты, помогающие бороться с прокрастинацией и стрессом. В результате медитация становится средством адаптации, а не инструментом изменений.
Учителя осознанности редко признают, что стресс — это не только вопрос восприятия, но и следствие реальных экономических и социальных факторов. Вместо того чтобы бороться с несправедливостью, людям предлагают просто принять ее. Поддержанная философией социальных сетей, осознанность превращается в культ себя, подталкивая людей к нарциссизму и самопрезентации вместо диалога с миром.
Буддистский философ и психотерапевт Майлз Нил сравнивает современные курсы осознанности с фастфудом: они дают быстрый эффект, но не обеспечивают долгосрочной устойчивости. Популярные сервисы вроде Calm и Headspace делают медитацию доступной миллионам, но в упрощенном формате, лишенном глубины.
В конечном счете, осознанность сводит на нет естественное чувство раздражения и несправедливости перед лицом социального неравенства. История показывает, что религия часто служила инструментом власти — сегодня ее место может занять индустрия осознанности. Корпорации активно внедряют такие программы в школы, университеты и даже армию, подменяя поддержку и справедливые условия труда призывами “просто дышать”.
Французский социолог Пьер Бурдье отмечал, что неолиберализм уничтожает коллективные структуры, мешающие рыночным интересам. А философ Славой Жижек называл осознанность “гегемонистской идеологией глобального капитализма”, которая помогает людям сохранять работоспособность, оставаясь при этом “здравомыслящими”.
В новом дискурсе счастье и устойчивость объявляются личной ответственностью каждого. Гуру убеждают, что, как мышцы в спортзале, эти качества можно “прокачать”, игнорируя внешние обстоятельства. Социальные и политические проблемы сводятся к индивидуальному восприятию: “Важно не что происходит, а как ты к этому относишься”.
Любые попытки коллективных изменений воспринимаются с подозрением. Вместо массовых протестов поощряются индивидуальные практики. Хорошая иллюстрация — проблема загрязнения планеты. Главный источник пластиковых отходов — корпорации, но людей убеждают, что все зависит от их личного экологического выбора. Примером может служить рекламная кампания “Сохраним красивую Америку”, финансируемая крупными корпорациями и пропагандирующая идею, что “люди создают загрязнение, люди же могут его остановить”.
Насаждается мысль: ответственность за все, что происходит, лежит на отдельном человеке. Главное — быть осознанным. И, конечно, не забывать дышать.
Осознанность сама по себе не зло, но ее фетишизация делает ее удобным инструментом для власти. Массовые движения несут риски, но будущее, возможно, за малыми сообществами, способными противостоять доминирующей идеологии. Истинная осознанность — это не только концентрация на моменте, но и способность задавать неудобные вопросы себе и окружающему миру.
Очень понравилась статья в The Guardian с марксисткой критикой западного увлечения медитацией и прочим mindfulness:
Медитация, освободившись от буддийских корней, превратилась в мейнстримный тренд, напоминающий фитнес для ума. Ее коммерциализация привела к формированию рынка на миллиарды долларов, где продаются десятки тысяч книг и курсов. Под лозунгами “революции сознания” предлагаются простые техники концентрации, адаптированные для любой сферы жизни — от воспитания до финансов и даже ухода за собаками.
Основная идея этой версии медитации — поиск причин страданий внутри себя, а не в окружающем мире. Практикующие учат игнорировать внешние обстоятельства и сосредотачиваться на моменте “здесь и сейчас”, обещая трансформацию сознания. Однако такой подход приводит к замене социальной ответственности магическим мышлением — вере в то, что мысли и намерения могут напрямую менять реальность.
Проблема не в самих практиках, а в их подаче. Капитализм продает не решение социальных проблем, а способ изменить к ним отношение. Корпорации вроде Google, Facebook и Apple монополизируют внимание людей, а затем предлагают им инфопродукты, помогающие бороться с прокрастинацией и стрессом. В результате медитация становится средством адаптации, а не инструментом изменений.
Учителя осознанности редко признают, что стресс — это не только вопрос восприятия, но и следствие реальных экономических и социальных факторов. Вместо того чтобы бороться с несправедливостью, людям предлагают просто принять ее. Поддержанная философией социальных сетей, осознанность превращается в культ себя, подталкивая людей к нарциссизму и самопрезентации вместо диалога с миром.
Буддистский философ и психотерапевт Майлз Нил сравнивает современные курсы осознанности с фастфудом: они дают быстрый эффект, но не обеспечивают долгосрочной устойчивости. Популярные сервисы вроде Calm и Headspace делают медитацию доступной миллионам, но в упрощенном формате, лишенном глубины.
В конечном счете, осознанность сводит на нет естественное чувство раздражения и несправедливости перед лицом социального неравенства. История показывает, что религия часто служила инструментом власти — сегодня ее место может занять индустрия осознанности. Корпорации активно внедряют такие программы в школы, университеты и даже армию, подменяя поддержку и справедливые условия труда призывами “просто дышать”.
Французский социолог Пьер Бурдье отмечал, что неолиберализм уничтожает коллективные структуры, мешающие рыночным интересам. А философ Славой Жижек называл осознанность “гегемонистской идеологией глобального капитализма”, которая помогает людям сохранять работоспособность, оставаясь при этом “здравомыслящими”.
В новом дискурсе счастье и устойчивость объявляются личной ответственностью каждого. Гуру убеждают, что, как мышцы в спортзале, эти качества можно “прокачать”, игнорируя внешние обстоятельства. Социальные и политические проблемы сводятся к индивидуальному восприятию: “Важно не что происходит, а как ты к этому относишься”.
Любые попытки коллективных изменений воспринимаются с подозрением. Вместо массовых протестов поощряются индивидуальные практики. Хорошая иллюстрация — проблема загрязнения планеты. Главный источник пластиковых отходов — корпорации, но людей убеждают, что все зависит от их личного экологического выбора. Примером может служить рекламная кампания “Сохраним красивую Америку”, финансируемая крупными корпорациями и пропагандирующая идею, что “люди создают загрязнение, люди же могут его остановить”.
Насаждается мысль: ответственность за все, что происходит, лежит на отдельном человеке. Главное — быть осознанным. И, конечно, не забывать дышать.
Осознанность сама по себе не зло, но ее фетишизация делает ее удобным инструментом для власти. Массовые движения несут риски, но будущее, возможно, за малыми сообществами, способными противостоять доминирующей идеологии. Истинная осознанность — это не только концентрация на моменте, но и способность задавать неудобные вопросы себе и окружающему миру.
Экономика войны или как нам сделать военный венчур
Послушал несколько выступлений и почитал разное про интеграцию военных и гражданских экономик в Китае, США и у в перспективе - у нас. Сейчас собираю некий собственный взгляд, а пока набросаю несколько тезисов.
Задачей интеграции военной и гражданской промышленности сейчас занимаются все крупные игроки. В США это движение драйвится новой администрацией и ее бролигархами, для которых это возможность залезть в бездонные карманы Department of Defence и потеснить оттуда старых тигров - большую шестерку главных военных подрядчиков Пентагона. В Китае эта интеграция давно дошла до уровня полного неразличения военных и гражданских производств — но столкнулась с той же проблемой, которая есть и у нас. Выглядит примерно так:
Военным нужно подстраиваться под быстро меняющиеся технологии войны, сделать это собственными силами они не могут - нет ни таких компетенций, ни процессов внутри их структуры (война дронов тому яркий пример). Военные идут на гражданский рынок и предлагают компаниям разработать для них эти решения и поставить опытные партии или даже первые серийные образцы. Для этого изобретаются какие то гражданско-военные фонды, способные давать деньги и принимать технику в обход всего адского цикла ГосОборонЗаказа. Но тут же появляется проблема - военные не могут себе позволить быть зависимыми от внешних подрядчиков(хотя они зависимы от основных монстров ВПК, но об этом потом), поэтому условием их финансирования является передача им РИДов (то есть всех прав на изделия). Бизнес смотрит на это и думает - а нафига мне напрягаться, если все права у меня заберут военные, а значит с продажей этих технологий на гражданском или международном рынке я заведомо обречен? В результате мотивацией для бизнеса является только за максимальную сумму разработать для военных максимально бесполезную технологию. Все сломалось.
Мое видение такое — необходимо пересматривать саму экономику войны.
Приведу пример. Сейчас при выборе между конкурентными поставщиками условный Военный заказчик сравнивает просто их стоимость изделия. Кто даст дешевле - тот и молодец. Из этой же чисто рыночной парадигмы пытаются придумать военный венчур.
Но оружие не зарабатывает деньги - оно уничтожает ресурсы свои и ресурсы противника.
Поэтому считать цену каждого конкретного оружия нужно так: соотношение стоимости изделия нужно разделить на тот ущерб, который оно наносит противнику. И сравнить получившиеся число с соотношением военных бюджетов нас и противника. Вот эта формула - основа решений при выборе средств нападения и защиты (для них чуть другая формула, но суть та же).
Если в военный венчур приходит стартап, предлагающий лучшую экономику чем та, что есть сейчас в его нише - нужно его поддерживать. Пусть часть этой разницы стартап заберет себе - отлично, это и есть мотивация бизнеса приходить в военную сферу. Если посмотреть, какую дельту цены создают условно наши КВНы, уничтожающие немецкие Леопарды за 6,8 млн $ и сравнить их цену с тем, чем воевали до появления дронов на оптоволокне — вот и скорринг инвестиционного проекта.
Что касается РИДов - тут нужно разделять риски армии не получить нужные ей средства и связку военного министерства и крупных игроков ВПК. Грубо говоря, задачу гарантий поставок можно решить СП с бизнесом и обязывающими контрактами поставок, со сменой руководства компании, не справившейся с ГОЗом (менять менеджеров, а не собственников). Сейчас же ГОЗ во многом нужен скорее для решения социальной, а не военной задачи: гарантировать стабильную работу сотням тысяч работников крупных предприятий ВПК, для чего нужно гарантировать что все что пройдёт через ГОЗ дойдет в виде ТТЗ именно до них (а не потребует например пересборки военных производств с перепрофилированием сотрудников на действительно нужную продукцию).
Можно ли изменить эту структуру? Я думаю что потенциально возможно, но для этого нужно начать с пересборки самой логики расчёта экономики войны и того что вообще такое деньги в приложение к войне.
Послушал несколько выступлений и почитал разное про интеграцию военных и гражданских экономик в Китае, США и у в перспективе - у нас. Сейчас собираю некий собственный взгляд, а пока набросаю несколько тезисов.
Задачей интеграции военной и гражданской промышленности сейчас занимаются все крупные игроки. В США это движение драйвится новой администрацией и ее бролигархами, для которых это возможность залезть в бездонные карманы Department of Defence и потеснить оттуда старых тигров - большую шестерку главных военных подрядчиков Пентагона. В Китае эта интеграция давно дошла до уровня полного неразличения военных и гражданских производств — но столкнулась с той же проблемой, которая есть и у нас. Выглядит примерно так:
Военным нужно подстраиваться под быстро меняющиеся технологии войны, сделать это собственными силами они не могут - нет ни таких компетенций, ни процессов внутри их структуры (война дронов тому яркий пример). Военные идут на гражданский рынок и предлагают компаниям разработать для них эти решения и поставить опытные партии или даже первые серийные образцы. Для этого изобретаются какие то гражданско-военные фонды, способные давать деньги и принимать технику в обход всего адского цикла ГосОборонЗаказа. Но тут же появляется проблема - военные не могут себе позволить быть зависимыми от внешних подрядчиков(хотя они зависимы от основных монстров ВПК, но об этом потом), поэтому условием их финансирования является передача им РИДов (то есть всех прав на изделия). Бизнес смотрит на это и думает - а нафига мне напрягаться, если все права у меня заберут военные, а значит с продажей этих технологий на гражданском или международном рынке я заведомо обречен? В результате мотивацией для бизнеса является только за максимальную сумму разработать для военных максимально бесполезную технологию. Все сломалось.
Мое видение такое — необходимо пересматривать саму экономику войны.
Приведу пример. Сейчас при выборе между конкурентными поставщиками условный Военный заказчик сравнивает просто их стоимость изделия. Кто даст дешевле - тот и молодец. Из этой же чисто рыночной парадигмы пытаются придумать военный венчур.
Но оружие не зарабатывает деньги - оно уничтожает ресурсы свои и ресурсы противника.
Поэтому считать цену каждого конкретного оружия нужно так: соотношение стоимости изделия нужно разделить на тот ущерб, который оно наносит противнику. И сравнить получившиеся число с соотношением военных бюджетов нас и противника. Вот эта формула - основа решений при выборе средств нападения и защиты (для них чуть другая формула, но суть та же).
Если в военный венчур приходит стартап, предлагающий лучшую экономику чем та, что есть сейчас в его нише - нужно его поддерживать. Пусть часть этой разницы стартап заберет себе - отлично, это и есть мотивация бизнеса приходить в военную сферу. Если посмотреть, какую дельту цены создают условно наши КВНы, уничтожающие немецкие Леопарды за 6,8 млн $ и сравнить их цену с тем, чем воевали до появления дронов на оптоволокне — вот и скорринг инвестиционного проекта.
Что касается РИДов - тут нужно разделять риски армии не получить нужные ей средства и связку военного министерства и крупных игроков ВПК. Грубо говоря, задачу гарантий поставок можно решить СП с бизнесом и обязывающими контрактами поставок, со сменой руководства компании, не справившейся с ГОЗом (менять менеджеров, а не собственников). Сейчас же ГОЗ во многом нужен скорее для решения социальной, а не военной задачи: гарантировать стабильную работу сотням тысяч работников крупных предприятий ВПК, для чего нужно гарантировать что все что пройдёт через ГОЗ дойдет в виде ТТЗ именно до них (а не потребует например пересборки военных производств с перепрофилированием сотрудников на действительно нужную продукцию).
Можно ли изменить эту структуру? Я думаю что потенциально возможно, но для этого нужно начать с пересборки самой логики расчёта экономики войны и того что вообще такое деньги в приложение к войне.