В Вышке, среди прочего, я веду курс «Современные проблемы мировой экономики». Одна из его важнейших задач – научить студентов грамотно управляться со стилизованными фактами. Это статистические эмпирические закономерности, описывающие глобальные процессы. Мировая экономика оперирует ими все время: «Развивающиеся страны растут быстрее, чем развитые». «Международная торговля способствует экономическому росту». «Миграция идет из относительно бедных стран в относительно богатые».
Часто стилизованные факты приводят к неоправданным упрощениям, а также имеют тенденцию устаревать. Роберт Солоу едко резюмировал проблему стилизованных фактов так: «никаких сомнений в том, что они стилизованы, хотя можно усомниться в том, что они являются фактами». Однако без стилизованных фактов в мировой экономике никуда – иначе все мы запутаемся в хитросплетениях мира. Что же остается делать экономистам? Во-первых, проверять стилизованные факты эмпирически. Во-вторых, декомпозировать их, разделять на компоненты.
Пример простейшей эмпирической проверки стилизованного факта приведен вот здесь. Оказывается тезис о том, что расширение роли государства в экономике подрывает работу рынка – не более чем миф.
Пример декомпозиции вот здесь. Часто можно услышать, что неравенство в мире растет. Это неверно, как впрочем и обратное утверждение. Динамика неравенства в мире за последние 20 лет определяется семью разнородными тенденциями, складывающимися в общую запутанную картину. Неравенство все больше политизируется - вот верное утверждение
Часто стилизованные факты приводят к неоправданным упрощениям, а также имеют тенденцию устаревать. Роберт Солоу едко резюмировал проблему стилизованных фактов так: «никаких сомнений в том, что они стилизованы, хотя можно усомниться в том, что они являются фактами». Однако без стилизованных фактов в мировой экономике никуда – иначе все мы запутаемся в хитросплетениях мира. Что же остается делать экономистам? Во-первых, проверять стилизованные факты эмпирически. Во-вторых, декомпозировать их, разделять на компоненты.
Пример простейшей эмпирической проверки стилизованного факта приведен вот здесь. Оказывается тезис о том, что расширение роли государства в экономике подрывает работу рынка – не более чем миф.
Пример декомпозиции вот здесь. Часто можно услышать, что неравенство в мире растет. Это неверно, как впрочем и обратное утверждение. Динамика неравенства в мире за последние 20 лет определяется семью разнородными тенденциями, складывающимися в общую запутанную картину. Неравенство все больше политизируется - вот верное утверждение
Еще один пример полезности декомпозиции – динамика международной торговли. В общем-то уже стало общим местом, что пик торговой глобализации пройден. Отношение мирового экспорта к мировому ВВП (данные Всемирного банка) достигло максимума в 2007 г. (см. первый рисунок, на котором показана динамика этого соотношения относительно 1990 г.). Дальше – общая стагнация с периодами падения.
Но все не так просто. Если посмотреть чуть глубже, то становится очевидно, что мы наблюдаем не просто торможение глобализации (хотя оно тоже происходит), но и ее структурную трансформацию.
С одной стороны, затормозился товарный экспорт (см. синюю линию на втором рисунке). Более 60% этого эффекта обусловлено падением цен на сырье в 2014 г. и в 2023 г., а также в период коронавируса). Оставшаяся часть – конвергенцией трудовых издержек в ведущих производящих регионах, вхождением Китая в ловушку среднего уровня дохода, а также растущим протекционизмом всех типов.
Во-вторых, резко выросла торговля услугами (зеленая линия на втором рисунке). За считанные годы их доля в мировом экспорте увеличилась с привычных 20% до почти 25% (столбики и правая ось второго рисунка). Единственное торможение по услугам – период коронавируса, когда встали транспорт (он тесно привязан к товарной торговле) и туризм (из-за локдаунов). Они важны численно, но основной прирост за последнее десятилетие – не за счет них, а за счет телекома, финансов, консалтинга, профессиональных услуг и продукции интеллектуальной собственности. Это все растет взрывными темпами.
Есть ряд причин, по которым можно ожидать, что услуги постепенно станут новым ядром международных взаимодействий.
1. Современные технологии сделали возможным массовый перенос за рубеж многих видов услуг. Пандемия, рутинизировавшая онлайн-взаимодействия, стала дополнительным толчком к этому.
2. Последнее десятилетие происходит конвергенция зарплат в промышленности между развитыми и развивающимися странами, что сужает возможности арбитража за счет разницы в трудовых издержках. Конвергенция же зарплат в услугах только-только начинается.
3. Спрос на многие виды услуг, в отличие от товаров, может расти бесконечно.
4. Многие виды услуг спрятаны (очевидно, что и данные по ним занижены) и с трудом поддаются таможенному контролю со стороны государств (хотя они будут пытаться), а значит и торговым войнам.
Будет ли этого достаточно, чтобы вернуть нам уровень глобальной взаимозависимости 2000-х гг.? Пока, очевидно, нет. Но в будущем, когда начнется следующая волна глобализации (а она неизбежно наступит, если человечество себя не перебьет), вероятно, это будет глобализация услуг.
Но все не так просто. Если посмотреть чуть глубже, то становится очевидно, что мы наблюдаем не просто торможение глобализации (хотя оно тоже происходит), но и ее структурную трансформацию.
С одной стороны, затормозился товарный экспорт (см. синюю линию на втором рисунке). Более 60% этого эффекта обусловлено падением цен на сырье в 2014 г. и в 2023 г., а также в период коронавируса). Оставшаяся часть – конвергенцией трудовых издержек в ведущих производящих регионах, вхождением Китая в ловушку среднего уровня дохода, а также растущим протекционизмом всех типов.
Во-вторых, резко выросла торговля услугами (зеленая линия на втором рисунке). За считанные годы их доля в мировом экспорте увеличилась с привычных 20% до почти 25% (столбики и правая ось второго рисунка). Единственное торможение по услугам – период коронавируса, когда встали транспорт (он тесно привязан к товарной торговле) и туризм (из-за локдаунов). Они важны численно, но основной прирост за последнее десятилетие – не за счет них, а за счет телекома, финансов, консалтинга, профессиональных услуг и продукции интеллектуальной собственности. Это все растет взрывными темпами.
Есть ряд причин, по которым можно ожидать, что услуги постепенно станут новым ядром международных взаимодействий.
1. Современные технологии сделали возможным массовый перенос за рубеж многих видов услуг. Пандемия, рутинизировавшая онлайн-взаимодействия, стала дополнительным толчком к этому.
2. Последнее десятилетие происходит конвергенция зарплат в промышленности между развитыми и развивающимися странами, что сужает возможности арбитража за счет разницы в трудовых издержках. Конвергенция же зарплат в услугах только-только начинается.
3. Спрос на многие виды услуг, в отличие от товаров, может расти бесконечно.
4. Многие виды услуг спрятаны (очевидно, что и данные по ним занижены) и с трудом поддаются таможенному контролю со стороны государств (хотя они будут пытаться), а значит и торговым войнам.
Будет ли этого достаточно, чтобы вернуть нам уровень глобальной взаимозависимости 2000-х гг.? Пока, очевидно, нет. Но в будущем, когда начнется следующая волна глобализации (а она неизбежно наступит, если человечество себя не перебьет), вероятно, это будет глобализация услуг.
Принял участие в дебютном выпуске программы "Дробышевский+", посвященном изменению климата. Получилось, кажется, с огоньком. В качестве главной звезды там выступает замдиректора Института физика атмосферы РАН Александр Чернокульский, а я оказываю ему посильную поддержку с позиций экономиста. Еще одна роль принадлежит Борису Ревичу из Института народнохозяйственного прогнозирования
YouTube
Дробышевский + Климат: изменения неизбежны — что делать?
Станислав Дробышевский примеряет новое амплуа — теперь он интервьюер! В первом выпуске нового проекта разбираемся, как меняется климат и как он меняет нас. Вместе с ученым-климатологом Александром Чернокульским, доктором медицинских наук Борисом Ревичем и…
🌇 Выступил на Форуме «Зеленые города БРИКС» о том, как вовлечение городов в борьбу с изменением климата сказывается на их экономике.
1. Города ответственны за 60-70% мировых выбросов парниковых газов. Но в городах во многом кроется и решение этой проблемы.
2. Оценка выбросов в городах – не то же самое, что в странах. Значительная часть инфраструктуры, обслуживающей города (энергетической, транспортной, мусорной) находится за их формальными границами, а значит в случае городов некорректно оценивать только территориальные выбросы. Надо оценивать выбросы по потреблению. И многие города уже начинают это делать.
3. Государства привыкли регулировать выбросы со стороны предложения (цена на углерод, поддержка ВИЭ и т.д.). Но в городах главные меры сосредоточены на стороне спроса: это то, что касается инфраструктуры, строительства, городского транспорта, ЖКХ и потребительского поведения. По оценкам МГЭИК, потенциал сокращения выбросов за счет таких мер – от 40 до 70%.
4. Наносят ли такие меры ущерб экономике? Конечно нет. Наоборот, возникают новые ее сегменты. Можно провести аналогию со здоровым образом жизни. Мода на ЗОЖ за последние пару десятилетий создала сектор wellness-экономики объемом 5-6 трлн долл. – от йоги и спа-центров до фитнес-трекеров и смузи.
5. Потенциал зеленого образа жизни как драйвера городской экономики еще выше. Некоторые крупные сектора типа шеринга или рециклинга уже очевидны. Но будут и другие. Мощный импульс дает цифровизация. В одной только Индии официально зарегистрировано более 60 тыс. стартапов, добрая половина из которых направлена на решение экологических проблем городов. Отдельная революция в потребительском поведении, а затем и в производственных практиках произойдет, когда распространится маркировка углеродного следа товаров. Думаю, это вопрос 5-6 лет.
Так что решение экологических проблем городов – это не просто снижение расходов на здравоохранение и рост привлекательности для жилья и туризма. Это новая городская экономика, которую города только начинают осознавать.
1. Города ответственны за 60-70% мировых выбросов парниковых газов. Но в городах во многом кроется и решение этой проблемы.
2. Оценка выбросов в городах – не то же самое, что в странах. Значительная часть инфраструктуры, обслуживающей города (энергетической, транспортной, мусорной) находится за их формальными границами, а значит в случае городов некорректно оценивать только территориальные выбросы. Надо оценивать выбросы по потреблению. И многие города уже начинают это делать.
3. Государства привыкли регулировать выбросы со стороны предложения (цена на углерод, поддержка ВИЭ и т.д.). Но в городах главные меры сосредоточены на стороне спроса: это то, что касается инфраструктуры, строительства, городского транспорта, ЖКХ и потребительского поведения. По оценкам МГЭИК, потенциал сокращения выбросов за счет таких мер – от 40 до 70%.
4. Наносят ли такие меры ущерб экономике? Конечно нет. Наоборот, возникают новые ее сегменты. Можно провести аналогию со здоровым образом жизни. Мода на ЗОЖ за последние пару десятилетий создала сектор wellness-экономики объемом 5-6 трлн долл. – от йоги и спа-центров до фитнес-трекеров и смузи.
5. Потенциал зеленого образа жизни как драйвера городской экономики еще выше. Некоторые крупные сектора типа шеринга или рециклинга уже очевидны. Но будут и другие. Мощный импульс дает цифровизация. В одной только Индии официально зарегистрировано более 60 тыс. стартапов, добрая половина из которых направлена на решение экологических проблем городов. Отдельная революция в потребительском поведении, а затем и в производственных практиках произойдет, когда распространится маркировка углеродного следа товаров. Думаю, это вопрос 5-6 лет.
Так что решение экологических проблем городов – это не просто снижение расходов на здравоохранение и рост привлекательности для жилья и туризма. Это новая городская экономика, которую города только начинают осознавать.
Написал для "Валдая" короткую заметку о перспективах российско-африканского сотрудничества и о том, как России эффективно выстроить взаимодействия с африканскими странами. Нужны три компонента:
1️⃣ Проактивная стратегия, стыкующая ключевые вызовы, которые стоят перед африканскими странами, с российскими возможностями - в привязке к каждому конкретному субрегиону.Пора переставать воспринимать Африку как пространство единых проблем и возможностей. Настало время осваивать колоссальное разнообразие континента.
2️⃣ Новые инструменты взаимодействия. Ранее российско-африканская торговля зависела от глобальных трейдеров, сейчас нужно организовывать логистику, страхование и финансовое обеспечение сделок самостоятельно. Необходимо создавать условия для расчётов в национальных валютах, подписания двусторонних соглашений о свободной торговле и организации «точек входа» в африканское экономическое пространство.
3️⃣ Культурно-гуманитарная и кадровая основа долгосрочного взаимодействия с африканскими странами. Во многих из них ещё остался пласт представителей политической и интеллектуальной элиты, тесно связанных с Советским Союзом и традиционно симпатизирующих России, но он постепенно исчезает. Выстраивание нового через расширение научного, образовательного и культурного взаимодействия – это задача государственного масштаба.
1️⃣ Проактивная стратегия, стыкующая ключевые вызовы, которые стоят перед африканскими странами, с российскими возможностями - в привязке к каждому конкретному субрегиону.Пора переставать воспринимать Африку как пространство единых проблем и возможностей. Настало время осваивать колоссальное разнообразие континента.
2️⃣ Новые инструменты взаимодействия. Ранее российско-африканская торговля зависела от глобальных трейдеров, сейчас нужно организовывать логистику, страхование и финансовое обеспечение сделок самостоятельно. Необходимо создавать условия для расчётов в национальных валютах, подписания двусторонних соглашений о свободной торговле и организации «точек входа» в африканское экономическое пространство.
3️⃣ Культурно-гуманитарная и кадровая основа долгосрочного взаимодействия с африканскими странами. Во многих из них ещё остался пласт представителей политической и интеллектуальной элиты, тесно связанных с Советским Союзом и традиционно симпатизирующих России, но он постепенно исчезает. Выстраивание нового через расширение научного, образовательного и культурного взаимодействия – это задача государственного масштаба.
Клуб «Валдай»
Россия – Африка: будет ли использован импульс последних лет для системного расширения сотрудничества
Африка – это олицетворение мирового большинства, которое Россия видит в качестве центрального субъекта нового мирового порядка. И страны континента (не все, но многие) постепенно обретают эту субъектность, развивая отношения с теми, кто важен для их социального…
Вышел очередной мониторинг мировой экономики HSE GlobBaro - за август-первую половину сентября 2024 г.
Глобальная экономическая активность продолжает расширяться за счет сектора услуг, поддержанного сезоном отпусков, однако в глобальной промышленности закрепились негативные тенденции: впервые с декабря 2023 г. она стала вносить отрицательный вклад в общую глобальную динамику. В первую очередь это связано с замедлением промышленного сектора в США и КНР.
В динамике мировой торговли пока сохраняются позитивные тенденции, но вероятно замедление динамики в будущем. Риски в глобальной логистике остаются повышенными, но пока не сопряжены с критическими сбоями: логистическая система адаптировалась к снижению роли Суэцкого канала в мировых морских перевозках ценой кратного увеличения стоимости транспортных издержек.
С сентября центральные банки большинства развитых стран перешли к смягчению ДКП. ФРС США впервые за 4,5 года снизила ставку на 0,5 п.п., также замедлив скорость количественного ужесточения в последние 3 месяца. ЕЦБ в сентябре пошел уже на второе снижение ставки. Осенью и в 2025 г. ожидается продолжение смягчения ДКП в США, Еврозоне и Великобритании. Это несколько смягчит условия заимствований для реального и госсектора в ближайшие годы, будет оказывать поддержку фондовому рынку, но эти условия все еще будут более жесткими, чем в 2009-2021 гг.
Об этих сюжетах, а кроме них - о влиянии геополитики и других факторов на изменение роли Швейцарии в качестве мирового финансового центра, о динамике привлечения инвестиций в специальные административные районы России, об изменении страновой структуры населения мира к 2100 г., динамике сырьевых рынков, а также о новых рисках эскалации конфликта на Украине, обострении на Ближнем Востоке и выборах в США – см. основной текст выпуска.
Текст выпуска доступен на странице проекта: https://wec.hse.ru/globbarohse
Глобальная экономическая активность продолжает расширяться за счет сектора услуг, поддержанного сезоном отпусков, однако в глобальной промышленности закрепились негативные тенденции: впервые с декабря 2023 г. она стала вносить отрицательный вклад в общую глобальную динамику. В первую очередь это связано с замедлением промышленного сектора в США и КНР.
В динамике мировой торговли пока сохраняются позитивные тенденции, но вероятно замедление динамики в будущем. Риски в глобальной логистике остаются повышенными, но пока не сопряжены с критическими сбоями: логистическая система адаптировалась к снижению роли Суэцкого канала в мировых морских перевозках ценой кратного увеличения стоимости транспортных издержек.
С сентября центральные банки большинства развитых стран перешли к смягчению ДКП. ФРС США впервые за 4,5 года снизила ставку на 0,5 п.п., также замедлив скорость количественного ужесточения в последние 3 месяца. ЕЦБ в сентябре пошел уже на второе снижение ставки. Осенью и в 2025 г. ожидается продолжение смягчения ДКП в США, Еврозоне и Великобритании. Это несколько смягчит условия заимствований для реального и госсектора в ближайшие годы, будет оказывать поддержку фондовому рынку, но эти условия все еще будут более жесткими, чем в 2009-2021 гг.
Об этих сюжетах, а кроме них - о влиянии геополитики и других факторов на изменение роли Швейцарии в качестве мирового финансового центра, о динамике привлечения инвестиций в специальные административные районы России, об изменении страновой структуры населения мира к 2100 г., динамике сырьевых рынков, а также о новых рисках эскалации конфликта на Украине, обострении на Ближнем Востоке и выборах в США – см. основной текст выпуска.
Текст выпуска доступен на странице проекта: https://wec.hse.ru/globbarohse
wec.hse.ru
Ежемесячный мониторинг мировой экономики
Факультет мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ представляет ежемесячные мониторинги мировой экономики «GlobBaro HSE: Барометр мировой экономики»
Дарон Ацемоглу уже давно наработал на Нобелевскую премию. Причем он мог ее получить и за исследования в области экономического роста (теория направленных технологических изменений), и в области политической экономики, и в области институциональной экономики. Получил за последнюю, а значит безальтернативно вместе со своими постоянными соавторами Саймоном Джонсоном и Джеймсом Робинсоном.
«Почему одни страны богатые, а другие бедные?» – один из самых интригующих вопросов в экономической науке. Неудивительно, что именно так перевели на русский главный бестселлер Ацемоглу и Робинсона «Why nations fail?». Но исходное название точнее. Развивающиеся страны в теории должны догонять развитые – это следует из теории экономического роста Солоу. Но не догоняют. А почему? А потому что государства проваливаются, будучи неспособны сделать то, что современные развитые страны сделали в прошлом: выстроить институты, способствующие экономическому росту.
Методологическая рамка современной институциональной экономики, выстроенная Ацемоглу, Джонсоном и Робинсоном, интуитивно предельно понятна.
Экономические институты имеют ключевое значение для экономического роста. Тот или иной набор институтов – это выбор общества, совершаемый в условиях конфликта интересов между различными политическими группами. Когда баланс сил смещается в пользу групп, заинтересованных в защите прав собственности и ограничениях рентоориентированного поведения, рождаются инклюзивные экономические институты, способствующие развитию предпринимательства, инноваций и технологического прогресса. Если баланс политических сил смещается в пользу тех, кто заинтересован лишь в защите своих привилегий, рождаются экстрактивные экономические институты, которые могут обеспечить быстрый экономический рост лишь временно, за счет экстенсивных факторов типа эксплуатации труда или вооружения его капиталом. Возможен и третий крайний вариант: когда конфликт интересов приобретает постоянный характер и построить централизованное управление в стране не получается, возникают failed states в духе Сомали или Афганистана.
На основе этой методологической рамки можно бесконечно заниматься классификациями государств современных и прошлых и проводить исторические мысленные эксперименты (от сравнения двух Корей до рассуждений о том, почему испанские колонии в Америке, в момент завоевания бывшие гораздо более богатыми, оказались затем далеко позади британских колоний).
Современная институциональная экономика набрала огромную популярность в последние десятилетия (в том числе благодаря активной популяризации новоиспеченными лауреатами), особенно в западных странах, где она широко используется в дискуссии о пользе демократии. И все же я вижу в ней два крупных изъяна (с которыми, кстати, и сами институциональные экономисты обычно не спорят).
Первый – феномен Китая. Конечно, авторы пишут, что и экстрактивные институты могут давать экономический рост, а в Китае при Дэн Сяопине институты были не в пример более инклюзивными, чем при Мао Цзэдуне, а сейчас экономический рост логично замедляется… И все же, почти 50 лет экономического роста в среднем по 10% в год требуют более фундаментального объяснения, чем констатация того, что это временно.
Второй – переход от позитивной к нормативной составляющей: а что собственно надо делать? Все согласны с тем, что инклюзивные институты хороши, но переход к ним должны по идее осуществлять те самые элиты, которые эксплуатируют для своей выгоды экстрактивные институты. Боязнь революции, мобилизация масс и внешнее вмешательство – вот каналы изменения институтов, которые рассматривают авторы, но взгляд в прошлое говорит о том, что на каждую историю успеха применения каждого из этих каналов приходится десяток провалов. Когда современные институционалисты ответят на вопрос, как целенаправленно изменить институты к лучшему, это будет Нобелевская премия на все времена.
«Почему одни страны богатые, а другие бедные?» – один из самых интригующих вопросов в экономической науке. Неудивительно, что именно так перевели на русский главный бестселлер Ацемоглу и Робинсона «Why nations fail?». Но исходное название точнее. Развивающиеся страны в теории должны догонять развитые – это следует из теории экономического роста Солоу. Но не догоняют. А почему? А потому что государства проваливаются, будучи неспособны сделать то, что современные развитые страны сделали в прошлом: выстроить институты, способствующие экономическому росту.
Методологическая рамка современной институциональной экономики, выстроенная Ацемоглу, Джонсоном и Робинсоном, интуитивно предельно понятна.
Экономические институты имеют ключевое значение для экономического роста. Тот или иной набор институтов – это выбор общества, совершаемый в условиях конфликта интересов между различными политическими группами. Когда баланс сил смещается в пользу групп, заинтересованных в защите прав собственности и ограничениях рентоориентированного поведения, рождаются инклюзивные экономические институты, способствующие развитию предпринимательства, инноваций и технологического прогресса. Если баланс политических сил смещается в пользу тех, кто заинтересован лишь в защите своих привилегий, рождаются экстрактивные экономические институты, которые могут обеспечить быстрый экономический рост лишь временно, за счет экстенсивных факторов типа эксплуатации труда или вооружения его капиталом. Возможен и третий крайний вариант: когда конфликт интересов приобретает постоянный характер и построить централизованное управление в стране не получается, возникают failed states в духе Сомали или Афганистана.
На основе этой методологической рамки можно бесконечно заниматься классификациями государств современных и прошлых и проводить исторические мысленные эксперименты (от сравнения двух Корей до рассуждений о том, почему испанские колонии в Америке, в момент завоевания бывшие гораздо более богатыми, оказались затем далеко позади британских колоний).
Современная институциональная экономика набрала огромную популярность в последние десятилетия (в том числе благодаря активной популяризации новоиспеченными лауреатами), особенно в западных странах, где она широко используется в дискуссии о пользе демократии. И все же я вижу в ней два крупных изъяна (с которыми, кстати, и сами институциональные экономисты обычно не спорят).
Первый – феномен Китая. Конечно, авторы пишут, что и экстрактивные институты могут давать экономический рост, а в Китае при Дэн Сяопине институты были не в пример более инклюзивными, чем при Мао Цзэдуне, а сейчас экономический рост логично замедляется… И все же, почти 50 лет экономического роста в среднем по 10% в год требуют более фундаментального объяснения, чем констатация того, что это временно.
Второй – переход от позитивной к нормативной составляющей: а что собственно надо делать? Все согласны с тем, что инклюзивные институты хороши, но переход к ним должны по идее осуществлять те самые элиты, которые эксплуатируют для своей выгоды экстрактивные институты. Боязнь революции, мобилизация масс и внешнее вмешательство – вот каналы изменения институтов, которые рассматривают авторы, но взгляд в прошлое говорит о том, что на каждую историю успеха применения каждого из этих каналов приходится десяток провалов. Когда современные институционалисты ответят на вопрос, как целенаправленно изменить институты к лучшему, это будет Нобелевская премия на все времена.
В открытый доступ выложен новый номер журнала "Современная мировая экономика". Вячеслав Кулагин с коллегами (ИНЭИ РАН) дают прогноз развития ключевых энергетических технологий. Андрей Гнидченко (ЦМАКП и НИУ ВШЭ) протоколирует перемены в торговых потоках Китая и США в пятилетку бурных перемен. Иван Тимофеев и Полина Чуприянова (РСМД) описывают специфику и эволюцию европейских санкций против России после начала СВО. Полина Носко (НИУ ВШЭ) сравнивает между собой ESG-рейтинги, существующие на российском рынке. Егор Сергеев (МГИМО) демонстрирует трансформацию внешнеэкономического инструментария Европейского союза. Наконец, Илья Орлов (ИВ РАН и НИУ ВШЭ) и Андрей Уфимцев (Институт Африки РАН и НИУ ВШЭ) рассматривают иностранное участие в египетских инфраструктурных мегапроектах.
Кстати, это первый номер, который выпущен нашим журналом после вхождения в РИНЦ.
Кстати, это первый номер, который выпущен нашим журналом после вхождения в РИНЦ.
Выпустили мониторинг климатического регулирования за третий квартал 2024 г. Как всегда, мониторинг охватывает российские и международные нормативные документы, касающиеся климатической проблематики, акты в разработке, результаты важных форумов и конференций.
Все предыдущие выпуски мониторинга можно найти здесь
Все предыдущие выпуски мониторинга можно найти здесь