📣✝️ Отмечу, что первым теологическую риторику в современной российской политике начал использовать (если не брать Кадырова, это отдельная история) даже не Навальный, а Светов. Вот здесь, например, он ссылается на Нагорную проповедь, рассуждая о патриотизме. Да и в принципе его видео прошлых лет часто напоминали экзальтированные проповеди с самим Световым в роли то ли пророка, то ли даже нового Христа. Мессианский совершенно дискурс.

Ещё, кстати, теологическим инструментарием пользовался Егор Жуков (помните такого?) во время суда в 2019 г. У него, правда. было куда меньше непримиримости, чем у Светова, и куда больше слов о любви, доверии и ответственности. То есть тренд на христианский символизм в российской политической риторике существует уже несколько лет. Навальный, Медведев и Путин лишь следуют ему, но едва ли могут считаться его родоначальниками.

#религия #медиа
@verdachtig

На меня как-то ругались за то, что я указал на генеалогическую связь между тоталитаризмом и либерализмом. Я тогда дал ссылку на Милбанка, а вот ещё один автор пишет о том же — Эмилио Джентиле, «Политические религии: между демократией и либерализмом».

Отмечу отдельно, что я привёл эту цитату вовсе не с той целью, чтобы в очередной раз пнуть либерализм. Это прекрасно сделают и без меня более красноречивые авторы. Дело в ином.

Свято место пусто не бывает. И коль скоро вы отводите религии место всего лишь «одного из институтов», наряду с институтами семьи, экономики, образования, да ещё и в процентном соотношении института не самого важного, в перспективе — и вовсе ничтожного, как любят указывать нам социологи и религиоведы, то не стоит удивляться, если потребность во священном, точнее — в нуминозном будет принимать самые уродливые формы.

И это та проблема, с которой либерализм — или, шире, современный миропорядок — не сумели справиться. Отказывая человеку в возможности установления универсального смысла жизни, либерализм тем самым ставит запрет на самый поиск этого смысла: когда я ем я глух и нем.

Как указано в той же книге Джентиле, «трагедия не в том, что Гитлер выдаёт себя за Бога и воспринимается в качестве такового, но в том, что существуют миллионы людей, настолько отчаявшихся, что они готовы поверить в него, как в бога».

Безотносительно содержания, полагаю, что само это видео имеет большую художественную ценность. Оно сделано с великим вкусом к реальности.

Эта теснота, этот адский свет, взятый в фиолетовых тонах, этот ошалелый молодой человек, размахивающий кровавым цветком, эти застывшие улыбки, эти девушки в открытых платьях с приклеенным к руке телефоном, этот важный господин в обтягивающей футболке, его спутник с пацанской челочкой, наконец, герой вечера, Олег Михайлович, в рубашке на два размера меньше, с совершенно осоловелым взглядом…

Серьезно, я бы показывал это в школах лет через пятьдесят — как ярчайший документ времени.

Ближайшая ассоциация — полотна Босха. От них точно так же кровь пульсирует в висках.

Ровно о том же — Андрей Иванов не даст соврать — рассуждает Евгений Авдеенко в своих лекциях о книге Бытия.

При мысли об отношении Творца к творению перед христианином встаёт два соблазна: соблазн добром, который ведёт к расколу мира на две половины, добрую и злую, поскольку добро не терпит в себе никакого зла; и соблазн красотой — то самое растворение Бога в мире, обожествление каждой отдельной частицы Творения и как итог — устранение трансцендентного за ненадобностью.

Христианин в своём миросозерцании должен пройти между Сциллой и Харибдой, гностицизмом и пантеизмом, должен преодолеть соблазн добром и соблазн красотой.

Как кажется, первый соблазн распространён сильнее. И, что интересно, одолевается он вторым соблазном, то есть красота торжествует над злом. И потому соблазн красотой — куда более изощренный и опасный.

P.S. В общем-то, здесь обсуждается основной вопрос софиологии, как он был сформулирован Булгаковым: в каком отношении находится творение ко Творцу, т.е. как нам следует мыслить это отношение?

Замечательны два мнения: у нас утверждают мудрые до сих пор, что без вмешательства русских болгарин жил бы как у Христа за пазухой и что русские — причина всех его несчастий. А вот известный своими прекрасными и обстоятельными статьями с поля битвы, из нашего лагеря, англичанин Форбес, корреспондент газеты «Daily News», кончил тем, что высказал наконец всю свою английскую правду откровенно. Он искренно признает, что турки имели «полное право» истребить всё болгарское население к северу от Балкан, в то время, когда русская армия перешла через Дунай. Форбес почти жалеет (политически, конечно), что этого не случилось, и выводит, что болгаре должны быть обязаны вечною благодарностью туркам за то, что те их тогда не прирезали всех поголовно, как баранов.

Вспомнив наше русское мнение о «болгарине как у Христа за пазухой» и сопоставив его с мнением Форбеса, можно прямо обратиться к болгарину с таким увещанием: «Как же ты после того не у Христа за пазухой, если тебя поголовно всего не прирезали?» Но странно тут и еще одно, и в глаза бросается, и в истории останется: «Неужели, в самом деле, такое право турков может так спокойно и безмятежно признавать столь образованный, как Форбес, член столь просвещенной и великой нации, как Англия? Неужели это последние цветы и плоды английской цивилизации?»

Но, заметьте себе, он, конечно, бы так не выразился, если б вместо болгар дело шло о французах или об итальянцах. Он потому только выразился так, что это были всего только славяне-болгары. Какое же после этого у них у всех в Европе родовое, кровяное презрение к славянам и славянскому племени! Считаются всё равно что за собак! Допускается возможность и разумность прирезать всех до единого, всё племя, с женами и детьми. И заметьте еще (это очень важно), это не граф Биконсфильд говорит: тот может выразить такие же разбойничьи и зверские убеждения, принужденный к тому политикой, «английскими интересами», а ведь Форбес — частный человек, не государственный, на которого соблюдение интересов Англии во что бы ни стало и чего бы ни стоило не возложено, да еще человек-то какой: честный, талантливый, правдивый, гуманный, по прежним письмам своим. Тут именно, именно причиною какая-то западно-европейская гадливость ко всему, что носит имя славянства. Этих болгар можно заваривать кипятком, как гнезда клопов в старушечьих деревянных кроватях!

Нет ли тут именно какого-нибудь инстинкта, предчувствия, что все эти славянские восточные племена, освободясь, займут когда-нибудь огромную роль в новом грядущем человечестве, вместо сбившейся с правого пути старой цивилизации, и станут на ее место? Сознательно западные люди, конечно, это не могут теперь представить и допустить даже, точно так же как нельзя им представить гнезда клопов — за что-то высшее и грядущее сменить их.

Но тут Россия, тут, очевидно, поднята идея совершенно новая, всем на соблазн, на гнев и удивление, тут показалось уже знамя будущего, а так как Россия не «гнездо клопов», как для них болгары, а гигант и сила, не признать которую невозможно, и так как Россия тоже славянская нация, то как, должно быть, эти западные люди ненавидят теперь и Россию в сердцах своих даже инстинктивно, безотчетно, радуясь всякому ее неуспеху и всякой беде ее! Именно тут инстинкт, тут предчувствие будущего...

Достоевский. Дневник писателя за ноябрь 1877 года.

Призыв Патриарха услышан. Слава Богу!

https://yangx.top/news_kremlin/1340

Вижу, предложение Патриарха у многих вызвало непонимание. Чаще всего ссылаются на якобы антихристианскую сущность современной Украины (в кою я, к слову, совсем не верю): мол, чего это к нехристям проявлять христианское милосердие, оно ведь только для христиан предназначается.

Смею полагать, что Украина тут вовсе ни при чем. Действия, связанные со священными событиями — в данном случае с Рождеством, — не могут быть подвержены релятивизации. Мы не можем сказать, что это перемирие бесполезно, поскольку есть некая сторона, которая делает его таковым, т.е. дезактивирует его священное значение. Перемирие, освященное чудом Рождества, не может быть соотнесено ни с каким иным историческим и уж тем более политическим феноменом. Оно происходит во славу Христа — и только в Его славу.

Еще раз: Украина, будь она тысячу раз языческой, тут совершенно ни при чем.

Пишут также, что русским людям-де чужда идея перемирия. И что они на Рождество предпочли бы увидеть публичную казнь кого-нибудь из язычников. Опять, пускай так, хоть и в это я слабо верю. Но это лишь говорит о том, что русские вовсе забыли себя, что десятилетия жизни по принципу «хлеба и зрелищ» заставили их подвергнуть забвению свою христианскую природу.

Ведь публичная казнь под крики «гойда!» — это именно «хлеба и зрелищ». Евангелист же Лука, описывая чудо Рождества, прибегает, напомню, к совсем иным словам: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк 2:14).

🌿Рождественское "перемирие" можно понимать двояко:

1. Как инициативу Церкви, поддержанную государством, адресованную - в первую очередь Богу - меру самоограничения, ради того чтобы почтить святость праздника. В конечном счете Бог дарует победу тому, кто чтит Его и его Церковь, и защищает Россия глобально вроде как "традиционные ценности". И во вторую очередь, как инициативу, адресованную православным на Украине. На фоне преследований со стороны официальной украинской власти, забранных храмов и арестованных священников, Россия и Русская Церковь показывают, что только нам есть дело до украинских православных, как бы они ни накручивали себя по теме украинского патриотизма. Что как и в XVII веке, только Царь Московский, православный может защитить веру.

2. Но можно понимать происходящее как очередной "жест доброй воли", нацеленный на то, чтобы удовлетворить то ли друга-Эрдогана, то ли генсека ООН, то есть как бессмысленную уступку противнику. Само выражение "Рождественское перемирие" - из лексикона западной популярной культуры и отсылает к событиям Первой мировой преимущественно на западном фронте, то есть должно зацепить кого-то там. Но зацепит оно лишь немногочисленных искренних "борцов за мир", и уж конечно не правящие элиты.

Как правильно понимать? Может быть верно и то и другое. Мне, хотелось бы верить, что преобладают соображения, обозначенные под номером 1. #Геополитика

Патриарх и президент, которые перешли от слов к делу — все такие плохие и неискренние, но зато вот я, рассуждающая о мире на словах («ах, какая это простая, органическая вещь!»), но никак не стремящаяся к нему на деле — очень искренняя и хорошая! Или ещё одна грань светозарного лика российского либерализма.

https://yangx.top/rusbrief/81799

Сообщают, что покойный Папа Бенедикт XVI запретил Джо Байдену присутствовать на своих похоронах. Тем самым выдал последнюю, сокрушительную базу.

Младенец родился в пещере, чтоб мир спасти

Пазолини в своём «Евангелии от Матфея» предваряет явление Иосифу ангела Господня интересной психологической деталью: перед тем, как впасть в сон, Иосиф наблюдает за игрой детей. Тем самым сердце праведника как бы смягчается и предуготовляется к восприятию заповеданной ему доли: взрастить и воспитать Сына Божия. И дальше в фильме дети всегда выступают образцом чистоты и подлинности: экранный Христос любуется ими, и с Его лица не сходит улыбка.

Вот и Рождество, как кажется — очень детский праздник. Не громогласное торжество, каковая Пасха, но тихое и светлое радование (уже слышу смех родителей, мол детский праздник и тишина — две вещи несовместные, но я ведь совсем о другом роде тишины). В Рождество мы чевствуем Христа не как мужа, но именно как младенца. Путь Спасителя в этом мире начинается точно так же, как и путь всякого из нас: в яслях, да ещё и сооружённых из воловьей кормушки. «Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар из воловьих ноздрей»…

И все же истина уже тогда была с Ним, в яслях, в Его младенческом лепете, а это значит, что истина не заключена в многознании и мудроствовании, что каждый из нас с самого рождения обладает семенами этой истины, и что дело нашего земного пути — взрастить эти семена, не дать им погибнуть.

В Рождественском гимне поётся: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся». Здесь почти что Гегель — вот этот вот «возсия мирови свет разума» — но все же только почти. Гегелю не хватает этой детской непосредственности Рождества. Кажется, Пикассо говорил, что он всю жизнь учился для того, чтобы рисовать как ребёнок; вот и мы всю жизнь учимся для того, чтобы мыслить как младенец: ясно, просто и радостно, во всем вокруг обнаруживая чудо.

С Рождеством, дорогие друзья!

Ну и в честь праздника — позволю себе немного личного.

Для русской религиозной философии довольно типична ситуация религиозного обращения. Об этом есть замечательное исследование Константина Антонова. Так вот сразу и не припомнишь русского философа, который не переживал религиозного обращения, внешне резкого и радикального, а на самом деле вполне естественного перехода от разных форм нигилизма к христианству. Разве что Хомяков и Флоренский приходят на ум.

В этом смысле с русской философией я себя соотношу слабо. У меня никогда не было ни религиозного обращения, ни религиозного кризиса. Впрочем, я никогда и не горел религией. Христианству меня никто никогда не учил, в церковь на службу не водил. Даже детской Библии у меня, кажется, не было. Единственные предметы христианской атрибутики моего детства — крестик на груди да маленький деревянный складень, с которым я ложился спать. Крестик давно утерян, взамен него на шее висит другой, отцовский, а вот складень по прежнему со мной.

При этом сколько себя помню, я всегда понимал, что истина со Христом. Понимал ясно и отчётливо. Мне это казалось настолько очевидным, что даже тень сомнения в существовании Бога никогда не касалась моего ума. Но это было именно знание, не вера; наверное, так оно и сейчас, хотя, пожалуй, и вовсе незачем строго отделять знание от веры.

В то же время я всегда понимал, что в нынешнюю эпоху иметь веру — задача не из легких. Не для меня, для других — поди попробуй утверди веру в нечто невидимое, сирень абсурдное. Этим другим, которые все же решались вопреки духу времени обнаружить свою веру, я всегда очень сопереживал.

Выше я написал, что никогда не переживал религиозного кризиса. Собственно, именно безверие мне всегда казалось одним из самых абсурдных состояний человека. «Несчастное сознание», прочёл я впоследствии у Гегеля об атеизме. Но было нечто похожее на кризис — когда я впервые познакомился с Ницше. Было это в Америке, в пору студенчества я работал там несколько месяцев на пляже, разносил гамаки и зонтики. И между исполнением своих рабочих обязанностей я почитывал «Заратустру». Мысль о том, что христианство выродилось в религию смерти и упадничества меня, признаюсь, пошатнула. Не нравственно, а именно рационально — я не мог не согласиться с витализмом Ницше, хотя сам себя человеком витальным или особо жизнелюбивым я назвать не могу. Ну вот и помучался я с Заратустой пару месяцев, а потом весь этот ницшеанский морок как рукой сняло. Стало как-то само собой понятно, что Ницше спорит не с Христом, а с христианством, что Ницше точно также пленён Христом, как им был пленён и Достоевский.

С тех пор я с каждым новым днём все больше и больше убеждаюсь в истинности Христа. Все мои треволнения никогда не касаются самого Христа, но только тех в сущности глубоко вторичных обстоятельств, что иногда докатываются до подножия веры.

Интересно взглянуть на эту классическую дихотомию «вера/религия» с точки зрения социологии.

Вот есть люди, которые утверждают, что признают веру, но не признают религию, поскольку религия есть производное от человеческих отношений, то бишь социальный институт. Так вот этой идентификацией себя как «внеинституционального верующего» они на деле вписывают себя в тот самый очевидно презираемый ими институт, в конкретную структуру общественных отношений. В частности потому, что эта структура подразумевает наличие в себе ролей, суть которых — противопоставление себя институту, его как бы «внешняя» критика.

Короче говоря, противопоставление себя некоторыми участниками института самому этому институту есть необходимое условие существования института. Чем усерднее вы выписываете себя из Церкви как института, тем прочнее вы себя к нему привязываете. Подчеркну, именно к институту, то есть к сложившейся системе общественных отношений, которой принято противопоставлять «духовность» и «Бога в сердце».

P.S. Это ещё и реакция на интервью Николая Солодникова на канале «Серафим», где Николай, которого я уважаю безмерно и даже немного люблю, заявляет, что церковь для него — это Уминский, Митрофанов, Мещеринов и Седакова, а остальные — сбоку-припёку.

https://yangx.top/eto_b/4880

Дихотомия веры и религии — глупейшая производная теософского монистического пантеизма, помноженного на превратно понятую теологию Дитриха Бонхёффера. И это чудище ещё ушло в народ интернет, где продолжает размножаться в комментариях под каждым вторым роликом о христианстве, буддизме, индуизме...

https://yangx.top/hungryphil/1950

В последние несколько месяцев участились публичные нападки на Русскую Православную Церковь -- вот на днях Артемий Лебедев отличился. Прежде всего нападки идут со стороны системных либералов и некоторых радикальных («рассерженных») патриотов.

Мне кажется, что это часть общего тренда борьбы за метафизический язык, куда, само собой, включен и язык религиозный. 22 год вынудил политиков и иже с ними достать из пыльного чулана такие предельные понятия, как смерть, геройство, мужество, истина, добро, зло. Те же либералы, которым по самой своей природе вроде как заповедано быть максимально осторожными в подборе слов, вдруг загорланили о некоем «абсолютном зле».

Конечно, подобный дискурс требует и соответствующего содержания, которое будет заполнять пустоты между громкими лозунгами. Вот здесь как раз и разворачивается борьба за метафизический язык, т.е. за логику связи предельных понятий.

В публичном пространстве России практически эксклюзивное право на подобный язык имела Русская Православная Церковь. Это право подкреплялась как исторически — Церковь все же консервативный институт, которому можно простить милое ретроградство в мире торжествующего постмодерна, так и политически — кажется, что даже государство, желая прибегнуть к какому-нибудь очередному слову с большой буквы, так или иначе ждало санкцию -- или хотя бы отсутствие возражений -- со стороны Церкви.

Соответственно для того, чтобы перехватить метафизический дискурс, идейным оппонентам необходимо прежде всего оспорить эксклюзивное право на оный у Церкви. Тут-то и включается помянутое деление на «веру/религию», включаются языки секуляризированного богословия («абсолютное зло»), и, наконец, включаются традиционные нападки конкретно на Русскую Православную Церковь.

В общем-то России не впервой сталкиваться с подобным. На ум сразу приходит спор осифлян и заволжских старцев по поводу методов борьбы с ересью жидовствующих -- одним из первых образцов секуляризированного богословия в нашем отечестве. Осифляне тогда предлагали максимально топорный метод -- рубку голов. Заволжские старцы же считали, что действовать необходимо чуть изящней -- при помощи совершенствования богословской грамотности. В т.ч. предполагалось, что православным можно было бы пучиться у своих братьев во Христе, уже имевшим богатый опыт борьбы с ересями -- у католиков.

Полагаю, что и для нас сегодня богословский опыт пускай модерного, но все же консервативного католицизма был бы небесполезен -- взять ту же теоэстетику или радикальную ортодоксию. Но и слабой, и темной, и многими-многими другими -- и, надо сказать, интереснейшими --теологическими проектами "слева" брезговать тоже не стоит -- в конце-концов, врага нужно знать в лицо.

О соотношении веры и религии

Этот вопрос весьма интересен. Соглашусь с Никитой Сюндюковым в том, что если под религией понимается институт Церкви, а под верой - христианская вера, то отделить  веру от религии будет практически невозможно. Даже в том случае, если человек ставит себя в оппозицию к церкви, он все равно имеет фундаментальное отношение к институтам (вплоть до формирования своего собственного института). Даже антиклерикализм - это всегда явно религиозная позиция.

Я бы сказал даже больше: и внецерковный антиклерикализм (то есть критика со стороны условных атеистов) тесным образом связан с верой и религией. В нем уже встроена определенная теистическая позитивность. Ведь когда внешние критики говорят о том, какой Церковь должна была бы быть, они таким образом уже принимают некоторую околохристианскую нормативную базу, пусть и, зачастую, в собственной интерпретации. Но ведь нельзя нарушать нормативные обязательства, которых нет. С другой стороны, в критике со стороны антиклерикализма нет никакой сущностно атеистической негативности. Антиклерикализм не влечет атеизм. Это даже не критика Церкви как таковой, скорее это критика каких-то отдельных личностей, обрядов или даже сугубо бюрократических процедур. Поэтому я всегда настаиваю на том, что атеизм и антиклерикализм - это принципиально разные явления, которые оказались по недоразумению соединены в рамках Нового Атеизма.

Я также полагаю, что к антиклерикалистам вполне можно было бы быть снисходительнее и в дискуссиях использовать скорее поучительный тон, чем тон критический. Во многом именно неадекватная реакция христиан на Новых Атеистов позволила их пастырям вроде Докинза обрести силу, не имея на руках каких-либо существенных аргументов. Деконструкция претензий оппонента - важный этап дискуссии и тут он был попросту проигнорирован. И банальной терпимости не хватило, ведь Церковь критикуют, чаще всего, люди не особенно сведущие в вопросах религии. Кроме того, прежде, чем указать на то, в чем вы с оппонентом несогласны, задумайтесь о том, что вас объединяет.

Возвращаясь к вопросу о соотношении веры и религии, хотелось бы сказать ещё о том, что они могут быть прекрасно разделены в контексте философского теизма. Для принятия теистической веры совершенно не обязательно быть христианином или сторонником какой бы то ни было религии. Вероятно, это не самая частая ситуация, но она имеет место. Здесь я могу говорить о своем примере: мой теизм имеет исключительно философские корни. Моё знакомство с религиями привело меня к скептицизму, а знакомство с философией - к теизму. Естественно, мой теизм имеет свою специфику. Одна из них в том, что он никак не связан ни с какой религией. Тут у меня, конечно, есть некоторые предпочтения. К тому же я христианин по своей культуре. Но к теизму это не имеет прямого отношения. Если отрицать возможность такого пути или обобщать его с атеизмом - это та же самая ошибка, о которой я говорил выше. Я полагаю, что там, где есть основание для согласия - не надо изобретать разногласий. Это просто ещё один способ говорить о Боге.

#мнение #теизм

Осифляне и «нестяжатели» - действительно хороший пример. Но несколько по другой причине. Во-первых, потому что именно осифляне, точнее святитель Геннадий Новгородский, переводивший Библию на славянский с Вульгаты, в оправдание жёстких мер против «жидовствующих» ссылался на самый передовой опыт Запада того времени — испанскую инквизицию и деятельность «католических королей» Фердинанда и Изабеллы по борьбе с тайными иудеями. И он, и Иосиф Волоцкий, и ученики последнего не были просто сторонниками «рубки голов», выступая в том числе за просвещение духовенства. Рубку голов они видели как крайнюю меру в борьбе с идеологическим течением, которое подразумевало возможность внешней мимикрии под православие и внешний же отказ от своих взглядов. А учитывая, что оно пустило корни, прежде всего в элитах, можно сказать, что это был аналог нынешней «шестой колонны», надеяться на деятельное покаяние которой - ну такое.

⚔️А во вторых, борьба «осифлян» и нестяжателей, равно как и борьба «заволжских старцев» с «осифлянами» - во многом — историографический миф XIX века, основанный на некритическом рассмотрении русской публицистики начала XVI века. В эту борьбу объединили и возможные противоречия между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким (неподтверждённые хотя бы потому, что сейчас известно, что Нил Сорский как минимум переписывал те части «Просветителя», где речь шла о казнях еретиков, если не был их автором) и явные противоречия и яростные споры между близким к московским еретикам Вассианом (Патрикеевым) и учениками Иосифа (Волоцкого) . Инок Вассиан, вероятнее всего был автором анонимного «Послания заволжских старцев» и ряда других документов эпохи. То есть о некоем «евангельском гуманизме» заволжских старцев, мы знаем преимущественно благодаря ему.

👺То есть к гуманному отношению к еретикам, к «диалогу», и убеждению призывал человек, который сам вызывал подозрения в ереси (и в конце концов был осужден, был лидером церковной фронды, принадлежал к правящей элите, проживал (роскошно) в московском Симонове монастыре, пользовался известным покровительством властей (преподобному Иосифу даже воспрещали отвечать на обвинения Вассиана). И эксплуатировал в своих играх память о Ниле Сорском.

💒Собственно с чем-то похожим мы имеем дело и сейчас, когда ряд церковных и обласканных вниманием (в том числе «начальства») деятелей призывают к пониманию и прощению прежде всего либералов (патриотов понимать и прощать не предполагается, только полемически «давить»), обвиняют официальную иерархию в жестокосердии или иных видимых грехах, ссылаются на почивших праведников, которые уже не могут ничего возразить, собирают и преподносят как истину внутрицерковные сплети и т. д. и т. п.
То, что всё это произрастает само по себе, без всякого внешнего покровительства и резонирует с прямыми атаками на Церковь со стороны «патриотов госзаказа» как-то не верится.

Не хотелось бы переводить все в драку, но поскольку я взял себе за правило репостить все содержательные реплики, то и здесь не смогу удержаться, тем более что автор действительно специализируется именно на Иосифе Волоцком, незаслуженно оболганном в отечественной историографии:

https://yangx.top/jewshit/125

Некий неизвестный автор блога «Поцелуй архангела» решил разоблачить мое невежество. Что ж, смиряюсь, раз уважаемый Никита считает, что под маской анонимного блогера скрывается кто-то важный, доверюсь его мнению.

Отмечу, однако, что аргументы в пользу моего невежества весьма странные:

1. Геннадий Новгородский переводил не всю Библию — а где у меня написано, что всю? Ну то есть зачем было переводить её всю в XV веке?

2. Почему меня должно смущать «сотрудничество с клятым Западом», если я и привожу пример Геннадия Новогородского, чтобы показать, что отсылка к западному опыту была со стороны непримиримых противников еретиков? У Никиты было в посте утверждение, что иосифляне не обращались к опыту Запада, а «нестяжатели», мол обращались. Ради того, чтобы показать некорректность этого утверждения и был приведен соответствующий пример.

3. «Факт тайного иудейства т. н. "жидовствующих" на Руси остаётся не доказанным» - так из тайного иудейства марранов на Пиренейском полуострове не следует тайного иудейства «жидовствующих на Руси». Ну и что, что их так называли. Я лишь о том говорю, что наши противники «жидовствующих» обращались к опыту Испании, так как видели свою ситуацию схожей. То же самое говорит (говорят) автор (авторы) «Поцелуя архангела». Вопрос, надо ли было было гнать марранов, остается за скобками.

4. Про переписывание Нилом Сорским "Книги на еретиков". Цитата: «Нил Сорский действительно переписывал рукопись "Книги на еретиков" (РНБ, Сол. 326/346), но есть, как говорится, нюанс. Нил переписал рукопись до л. 337 об., т. е. 11 Слов. А вот остальные 5 Слов, самые кровожадные, начиная с 12 дописаны рукой XVII в., а не рукой Нила». Так речь не идёт о самых кровожадных словах, но и из предыдущих «Слов», можно сделать вывод, который делает и Е.В. Романенко, что «самые острые разделы «Просветителя», «в которых доказывалось отступничество («жидовство») еретиков, дававшее… каноническое основание для их сожжения, даже если они покаются», были переписаны Нилом Сорским».

И кроме того, неверно утверждение, которое можно встретить у Романенко и ряда других авторов, что рукой Нила Сорского была написана вот эта фраза: «Аще бо кто обесчестить образъ Царевъ, главною казнию мучится. Колми паче Небеснаго Царя, или святыхъ его подобие, или церквы кто обесчестить, которые муки достоин есть? Но по божественных правшгѣхъ здѣ главною казнию казнится и проклятию въчному предасться, по смерти же, съ диаволомъ и съ распеншими Христа иудеи, рекшими: кровь его на нас и на наших, въ огнь вечный осудятся»? Тут не о казнях еретиков говорится?

По поводу же того, что соборное послание на Максима Грека и Вассиана (Патрикеева) - сомнительный источник, как и свидетельство Зиновия Отенского — это уже чистая вкусовщина и манипуляция. Это - «сомнительные источники», иерархов костерим почем зря («сервилизм митрополита Даниила»), зато, всё что исходило из круга «нестяжателей», видимо, источники бесспорные. Этому верю, тому не верю. Да и ересь, оказывается не совсем ересь, а так, несогласие с «рядом условно иосифлянских религиозных и экономических практик (поминание мертвых как способ получить грешнику спасение после смерти за деньги, вопрос вкладов по душу и церковная собственность)». Всего ничего, зачем только было огород городить.