Не могу налюбоваться на Херсонес

Кафа Генуэзская, вид на церковь Иверской иконы Божией Матери, бывшую армянскую церковь Иоанна Предтечи, XIV век

Когда твоё странствие подойдёт к концу
И закатный берег погаснет, пред невечерним,
Что ты увидишь, последним, лицом к лицу?
Что пропоет тебе отходную напевом древним?

Будет ли это белый, уступами, град
Камнем объят бастионов - розовым и песчаным;
Или гранитных набережных парад -
Невского вальса движеньем волны непрестанным?

Будет ли это студень Азовской воды
Чёрной золою окрашен в солнечный полдень;
Тихого океана - великого зверя, следы
Что отмечают рассвет тигриной пятою?
Полно!

Знаю я, что увижу предсмертным блеском среди ресниц
Переплетённых, словно влюблённых пальцы:
Серый Балтийский берег. И крики птиц.
Ветер тугой. Шиповника цвет сладчайший

...Край моря; дорога, церковь:
Что это - Византия или Италия
В бойнице, выбитой в форме сердца?...

Какие двигались катафракты
Блеща доспехом, по перевалам
Внедряя кодекс Юстиниана
В стране рассерженной диких тавров?

Какие дожи - из тех, что вхожи
В дома и замки седой Европы
Когда-то здесь торговали кожей
Живою - рабской, и кожей мертвой?...

Какие скифы носили злато
В звериной пляске, вокруг запястий?
Потом построили свой Неаполь -
И сгинул он в римской волчьей пасти.

Какие здесь прокатились орды
Чумой степной одарив Европу?
И двадцать веков отстоявший город
Стал город мертвых у моря мертвых.

Каким богам приносили жертвы?
Заветам Ветхим каким молились?
О том расскажут камни и церкви
И холм исчезнувших караимов.

Какая Русь, что была залетной -
Мечом наемным иль в рабской сбруе
Со скал золотистых глядела в море
Лазурным взглядом о нем тоскуя -

Теперь, о камень веков опершись
И оперившись свободной чайкой
Встаёт из моря, в его просторах
Их всех, погибнувших, отмечая.

Вечерняя нимфа Севастополя

Нашла несколько своих донбасских стихов до-СВО.
Не зет-поэзия, прямо скажем... Но дух времени и места, мне кажется, отражают вполне

***
Тихо плачут гирлянды над Невским
Угасают огни Тверской.

Год не самый злой
не сорок первый,
не тридцать седьмой;
четырнадцатый.

Тех же щей да пожиже влей.
Новогодие наступле...

Сколько было таких ура
на обоих брегах Днепра;
сколько русских лежит костей
одинаковых - чей-ничей;
ни прически, ни в чье одет
не понятно сквозь столько лет.
раскопает ученый: вот
тип - славянский, а лет - пятьсот
за кого воевал - спроси
то не ведомо на Руси
пуля-дура сидит в виске
кес ке се?

***
Тот город сумрачный и гордый
и черенки воздеты из газонов
как пальцы мертвых роз.

Устремлены воззваньем и проклятьем
к сырому небу,
где все будут братья
небратья - тож.

Небратья - что ж
Когда меня спросили
сколь много здесь грустят об Украине
о солнечной и налитой мякине
вишневой вышитой кипенной золотой
я б солгала, если бы сказала что никто.

Той Украины нет;
небратия сынов
в овраге доедает дохлый труп.

распертый газами, подрагивает круп
и движется нога, инерционно
копытом чертит подлый знак
сегодня - так.

А розы не мертвы, всего лишь спят
как город - дремлет в долгом карауле -
среди войны застигнутый солдат.
И шпиль собора задран в полнолунье.

***
...Короткая стрижка заходит в тему -
что под шапкой, что в шлеме
впрочем, у меня никогда не было лабутенов.

А в избе ижорской,
который год
болтается на тремпелях
весь мой гламурный дресс-код.

Здесь -
убитая хата, пыльная взвесь
через день приходится подметать
я пишу тебе, находясь,
что я счастлива снова поверить людям
только вот на позиции не попасть
командир морозится, но дожму его и тогда обсудим
как подобраться поближе к смерти.

и не то чтобы я желаю ее,
не то что я к ней стремлюсь
я здесь живу так как будто до этого не жила
боюсь?.. нет, наверное, не боюсь.
сегодня ночую в поселке где крест-накрест
звенящего на морозе стекла
наклеена полоса
скотча,
а дальше взлетка легла.

разбитого аэропорта.

каждую ночь снится как осыпается на меня стекло
как штурмовик снижается, атакуя
наверное, можно смыться и в ночь другую, но
Мне в этой ночи сколь страшно
столько же и светло.

Последние дни осени в Донецке. Сегодня ночью выпал первый снег

Ночной Севастополь из космоса. Фото космонавта Сергея Кудь-Сверчкова.

Осенний Луганск

...

***
в детстве пейзаж на сетчатку липнет
и до сих пор маячит кончик огромной липы
за таксопарком.
и серая кромка вдали - парковых сосен
пасмурный день, водяная пыль, осень.
так что сейчас, отводя взгляд к окну
видя из строя сосен всего одну, но близко
и горизонт, с холма уходящий низко
сразу и не поймешь - куда подевались все
люди, деревья, осень или висеть
яблоку, прямо перед окном качаясь
мир будто сердце.
неуклонно и бессмысленно сокращаясь.

Над Феодосией

***
Хочется гладить тебя по шерсти -
Мастер убийственных поражений.
Только усталость; и даже мести
Нету и тени.

Помню всегда твою улыбку -
А что там помнить, у нас похожи:
Весёлый знак допустивших ошибку
В самом трогательном межножье.

Нас предавали - мы, улыбнувшись
Шли, ускользая из ложных пут.
Нет нам прощения - те, кто предал
Ношу свою, не снимая, несут.

Нам же - свобода
Жить, как здрасьте
И - умереть за неё, если что.
Ветер -
Закручивая снасти,
Летит, расправляя своё крыло

МЕОТИДА

...- Что - местные? Ждуны?
- Ну, как сказать... У моря ждут погоды.
А нас - не ждали. И за теми не скучают.
Для местных эллинцев
что мы, и что они -
Как плётка молодого винограда.
Другим богам молчит степовая Эллада
Закинув в море пенную башку.

Христос у них - сын Бога:
В волны грянул!
Морским орлом с заоблачных высот
И тело пойманное трепетной наяды
Забилось, рассыпая по воде
Красы небесной солнечные блики.
Пока не успокоилось в когтях,
Железной нежностью тот стройный стан объявших.

И сын возрос - надежда и отрада,
Дум спиро сперо, огни сперанса
Людей ловил - что рыб,
И выпускал
В предвечных эйдосов чудные небеса.
И сам был - чудо:
Сын небес и моря
Сверкающий; и, чуточку - земли.
За ним отважные стремились корабли
И, парусами серебристыми блистая
В кильватер шли - как преданная стая
За полноправным светлым вожаком.

А что потом?
Да, что потом?
Потом его распяли.
Нелепой пышностью расшитые жрецы
И грубые солдаты из провинций.
И волны плакали, а боги замолчали.
Послушай: и сейчас они молчат.

Молчим и мы.
Покуда делят люди
Песок и море, словно битую посуду
Вперегонки считают после свадьбы -
Где кровь от драки, девственная кровь
А также та, что ляжет в корень рода
Смешались.
И славянская порода
Привьет на свой дичок лозу Причастья.
В краю, что унаследован, отчасти
И вами, будет -
вновь, и вновь, и вновь.

***
ведь убежать из запертого сада
что полон желтых слив и винограда
плодов земли настолько абсолютных
что превратятся походя друг в друга
или в зверей небесных и земных -
такое над собой свершить усилье
так увильнуть от счастья хитроумно
и много, много дней еще вилять
под парусом темнеющим грозы.
среди разрядов синих заверяя
себя - что ты от края и до края
приемлешь бури, смерть и волшебство
судьбы, где все, все вместо сада -
огромно-белая поляна
щетина ельника на склоне
метель, и чье-то Рождество.

***

…Start этой линии от каменистой ветки

Усаженной поездами по самый парус

До кронштадтской церкви, перепевающей красным

Кирпичи своего собрата через лужу, за океаном.

На пути вам встретится много покатых крыльев

Из самой земли, будто он -

Ледниковый камень

А не ангел, когда-то ткнувшийся носом

Довоенного истребителя в насыпь на позывные amen

Не менее, электричка уходит за поворотом

Но и не более, будто раскачиваемся мы сами

А не колеса, не рельсы, не родословный корень

Не города, где-то там поживающие

Укрывшись в озере, вместе с князем в храме

Возносишь надежды с меча на ладан -

на горизонте степь,

Зарождается дым и ладном

Всаднике, узнаешь взглядом

Ту же степь, остроносый драккар и танки

Штурмующие придуманный мир

Где-то на широте Ульянки.

1999

Космос как стремление