Бухта закрывается на закате, когда горы загораются вулканическим светом. Перед этим последние лодки совершают забег в гавань и затем над морем наступает тишина. Даже крики чаек стихают, лишь поскрипывают, остывая, сосны и снасти яхт, вставших на якоря в ночь, да в вышине на пределе взгляда нарезает круги стремительная скопа.
Коты крепости Чембалон
Они были везде.
В бухте, что в античные времена носила название Симбалон или Чембалон - бухта символов, они заглядывали в глаза рыбакам.
У ресторанчиков - караулили туристов.
Смирившись, люди даже поставили бронзового кота с рыбой в зубах близ воды, как признание духа места.
Но полную силу коты являли по дороге в крепость.
Целая стая проживала у источника, во главе прайда - одноглазый белесый самец, похожий на генуэзского пирата или торговца (смежные специальности).
Да и выше, на подступах к городу Святого Николая, коты выпрыгивали из колючих зарослей, сплетаясь хвостами и показывая уморительные трюки.
Каждый раз, поднимаясь к крепости с набережной или, напротив, спускаясь к ней с горной тропы, ведущей к пляжу, он обещал котам в следующий раз принести им рыбы или хотя бы колбасы. Но выполнил его лишь один раз - и то, по случаю, когда в рюкзаке завалялись бутерброды.
Крепость Чембало, или, как ему больше нравилось говорить - Чембалон, на античный манер, была построена в средние крымские века генуэзцами, подверглась атаке османов (они были стремительно выбиты), но в итоге пала, ослабленная усобицей с православным княжеством Феодоро - осколком Византии. Генуэзцы и феодориты так истрепали друг дружку походами золотых рыцарей и катафрактов по горным тропам, что оба государства были в итоге сокрушены османами и вассальными им крымскими татарами. Город Святого Николая, город Святого Георгия, крепость Каламита поначалу вместили чуждый говор и веру, а после и вовсе превратились в фигуры выветривания на приморских скалах, которые заселили коты.
Безусловно, это казалось странным - домашняя кошка, даже одичав, жмётся к человеческому жилью; оно - источник хотя бы крыс. Коты не живут среди леса, у источника, в заброшенных развалинах.
Эти - жили.
Даже не особо попрошайничая.
Они просто встречали каждого входящего в пределы крепости - и провожали его, будто напоминая о чем-то...
... Он приехал в Балаклаву - это уже османское название, в переводе - "рыбье гнездо" или "рыбный мешок" - казалось, достаточно очерствелым для того, чтобы реагировать только на красоту. Не на каких-то котов, которые бросались ему под ноги и в только что разбитых войной городах, а он спокойно проходил мимо - ведь на улицах еще лежали трупы людей, а выжившие ютились в подвалах, и надо было спасать в первую очередь людей, а не животных.
Но коты крепости Чембалон не бросались под ноги. Они спокойно смотрели на него со стен, из зарослей на месте жилищ, из проемов - будто и были теми самыми жителями, которых когда-то не сумели спасти.
И он покорно доставал им из рюкзака бутерброды и гладил по тонкой шерсти, под которой пылала нервная кожа.
Накануне возвращения в Донецк он шёл с пляжа и вспомнил, что в очередной раз забыл еду для крепостных котов. Они молча обступили его в сумерках у родника, и он в очередной раз поразился схожести чувства - будто жители дома, к которому они тогда подошли последним, и у них уже не осталось ни хлеба, ни воды, ни сухпайка... И старший дома сказал: у нас были старики, но они они уже умерли. Вы опоздали, - этого он не сказал, но это было ясно.
Тогда он поправил автомат, и все. Фельдшер - кивнул, а журналистка, что была с ними, кажется, шмыгнула носом. Но и то - скорее от гари.
А сейчас светящиеся глаза котов Чембалона рвали сердце. Он прошел мимо, спустился в бухту и сел на автобус. У парадной дома, где он снимал квартиру, в ноги бросились уже местные, прикормленные - трое котят, мистер Рыжий, мистер Блондин и Чебурашка, так он их про себя назвал. Чертыхаясь, он повернулся и побрел в ночной лабаз за колбасой хотя бы для них.
Ведь каждая вынужденная жестокость, совершенная на войне - будь то убийство врага или просто невозможность оказать помощь - делает в душе пробоину, которую не заполнить ничем, кроме милосердия.
Они были везде.
В бухте, что в античные времена носила название Симбалон или Чембалон - бухта символов, они заглядывали в глаза рыбакам.
У ресторанчиков - караулили туристов.
Смирившись, люди даже поставили бронзового кота с рыбой в зубах близ воды, как признание духа места.
Но полную силу коты являли по дороге в крепость.
Целая стая проживала у источника, во главе прайда - одноглазый белесый самец, похожий на генуэзского пирата или торговца (смежные специальности).
Да и выше, на подступах к городу Святого Николая, коты выпрыгивали из колючих зарослей, сплетаясь хвостами и показывая уморительные трюки.
Каждый раз, поднимаясь к крепости с набережной или, напротив, спускаясь к ней с горной тропы, ведущей к пляжу, он обещал котам в следующий раз принести им рыбы или хотя бы колбасы. Но выполнил его лишь один раз - и то, по случаю, когда в рюкзаке завалялись бутерброды.
Крепость Чембало, или, как ему больше нравилось говорить - Чембалон, на античный манер, была построена в средние крымские века генуэзцами, подверглась атаке османов (они были стремительно выбиты), но в итоге пала, ослабленная усобицей с православным княжеством Феодоро - осколком Византии. Генуэзцы и феодориты так истрепали друг дружку походами золотых рыцарей и катафрактов по горным тропам, что оба государства были в итоге сокрушены османами и вассальными им крымскими татарами. Город Святого Николая, город Святого Георгия, крепость Каламита поначалу вместили чуждый говор и веру, а после и вовсе превратились в фигуры выветривания на приморских скалах, которые заселили коты.
Безусловно, это казалось странным - домашняя кошка, даже одичав, жмётся к человеческому жилью; оно - источник хотя бы крыс. Коты не живут среди леса, у источника, в заброшенных развалинах.
Эти - жили.
Даже не особо попрошайничая.
Они просто встречали каждого входящего в пределы крепости - и провожали его, будто напоминая о чем-то...
... Он приехал в Балаклаву - это уже османское название, в переводе - "рыбье гнездо" или "рыбный мешок" - казалось, достаточно очерствелым для того, чтобы реагировать только на красоту. Не на каких-то котов, которые бросались ему под ноги и в только что разбитых войной городах, а он спокойно проходил мимо - ведь на улицах еще лежали трупы людей, а выжившие ютились в подвалах, и надо было спасать в первую очередь людей, а не животных.
Но коты крепости Чембалон не бросались под ноги. Они спокойно смотрели на него со стен, из зарослей на месте жилищ, из проемов - будто и были теми самыми жителями, которых когда-то не сумели спасти.
И он покорно доставал им из рюкзака бутерброды и гладил по тонкой шерсти, под которой пылала нервная кожа.
Накануне возвращения в Донецк он шёл с пляжа и вспомнил, что в очередной раз забыл еду для крепостных котов. Они молча обступили его в сумерках у родника, и он в очередной раз поразился схожести чувства - будто жители дома, к которому они тогда подошли последним, и у них уже не осталось ни хлеба, ни воды, ни сухпайка... И старший дома сказал: у нас были старики, но они они уже умерли. Вы опоздали, - этого он не сказал, но это было ясно.
Тогда он поправил автомат, и все. Фельдшер - кивнул, а журналистка, что была с ними, кажется, шмыгнула носом. Но и то - скорее от гари.
А сейчас светящиеся глаза котов Чембалона рвали сердце. Он прошел мимо, спустился в бухту и сел на автобус. У парадной дома, где он снимал квартиру, в ноги бросились уже местные, прикормленные - трое котят, мистер Рыжий, мистер Блондин и Чебурашка, так он их про себя назвал. Чертыхаясь, он повернулся и побрел в ночной лабаз за колбасой хотя бы для них.
Ведь каждая вынужденная жестокость, совершенная на войне - будь то убийство врага или просто невозможность оказать помощь - делает в душе пробоину, которую не заполнить ничем, кроме милосердия.
...Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
___
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
___
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.