***
Мне не нравится то, что ты пишешь
Но мне нравится, как
Остывая, степь тягостно дышит
После странных атак
Где соседи вчерашние
Ненароком сойдут
С рельсов в поле, где вешние
Травы к шахте ведут.
Мне не нравятся раны
В твоём языке
Они страшные, рваные
Будто в этой руке
Что обнимет тревожно
И укажет мне путь.
Вздохом русского слова
Целовать не забудь.
Мне не нравится то, что ты пишешь
Но мне нравится, как
Остывая, степь тягостно дышит
После странных атак
Где соседи вчерашние
Ненароком сойдут
С рельсов в поле, где вешние
Травы к шахте ведут.
Мне не нравятся раны
В твоём языке
Они страшные, рваные
Будто в этой руке
Что обнимет тревожно
И укажет мне путь.
Вздохом русского слова
Целовать не забудь.
Бухта закрывается на закате, когда горы загораются вулканическим светом. Перед этим последние лодки совершают забег в гавань и затем над морем наступает тишина. Даже крики чаек стихают, лишь поскрипывают, остывая, сосны и снасти яхт, вставших на якоря в ночь, да в вышине на пределе взгляда нарезает круги стремительная скопа.
Коты крепости Чембалон
Они были везде.
В бухте, что в античные времена носила название Симбалон или Чембалон - бухта символов, они заглядывали в глаза рыбакам.
У ресторанчиков - караулили туристов.
Смирившись, люди даже поставили бронзового кота с рыбой в зубах близ воды, как признание духа места.
Но полную силу коты являли по дороге в крепость.
Целая стая проживала у источника, во главе прайда - одноглазый белесый самец, похожий на генуэзского пирата или торговца (смежные специальности).
Да и выше, на подступах к городу Святого Николая, коты выпрыгивали из колючих зарослей, сплетаясь хвостами и показывая уморительные трюки.
Каждый раз, поднимаясь к крепости с набережной или, напротив, спускаясь к ней с горной тропы, ведущей к пляжу, он обещал котам в следующий раз принести им рыбы или хотя бы колбасы. Но выполнил его лишь один раз - и то, по случаю, когда в рюкзаке завалялись бутерброды.
Крепость Чембало, или, как ему больше нравилось говорить - Чембалон, на античный манер, была построена в средние крымские века генуэзцами, подверглась атаке османов (они были стремительно выбиты), но в итоге пала, ослабленная усобицей с православным княжеством Феодоро - осколком Византии. Генуэзцы и феодориты так истрепали друг дружку походами золотых рыцарей и катафрактов по горным тропам, что оба государства были в итоге сокрушены османами и вассальными им крымскими татарами. Город Святого Николая, город Святого Георгия, крепость Каламита поначалу вместили чуждый говор и веру, а после и вовсе превратились в фигуры выветривания на приморских скалах, которые заселили коты.
Безусловно, это казалось странным - домашняя кошка, даже одичав, жмётся к человеческому жилью; оно - источник хотя бы крыс. Коты не живут среди леса, у источника, в заброшенных развалинах.
Эти - жили.
Даже не особо попрошайничая.
Они просто встречали каждого входящего в пределы крепости - и провожали его, будто напоминая о чем-то...
... Он приехал в Балаклаву - это уже османское название, в переводе - "рыбье гнездо" или "рыбный мешок" - казалось, достаточно очерствелым для того, чтобы реагировать только на красоту. Не на каких-то котов, которые бросались ему под ноги и в только что разбитых войной городах, а он спокойно проходил мимо - ведь на улицах еще лежали трупы людей, а выжившие ютились в подвалах, и надо было спасать в первую очередь людей, а не животных.
Но коты крепости Чембалон не бросались под ноги. Они спокойно смотрели на него со стен, из зарослей на месте жилищ, из проемов - будто и были теми самыми жителями, которых когда-то не сумели спасти.
И он покорно доставал им из рюкзака бутерброды и гладил по тонкой шерсти, под которой пылала нервная кожа.
Накануне возвращения в Донецк он шёл с пляжа и вспомнил, что в очередной раз забыл еду для крепостных котов. Они молча обступили его в сумерках у родника, и он в очередной раз поразился схожести чувства - будто жители дома, к которому они тогда подошли последним, и у них уже не осталось ни хлеба, ни воды, ни сухпайка... И старший дома сказал: у нас были старики, но они они уже умерли. Вы опоздали, - этого он не сказал, но это было ясно.
Тогда он поправил автомат, и все. Фельдшер - кивнул, а журналистка, что была с ними, кажется, шмыгнула носом. Но и то - скорее от гари.
А сейчас светящиеся глаза котов Чембалона рвали сердце. Он прошел мимо, спустился в бухту и сел на автобус. У парадной дома, где он снимал квартиру, в ноги бросились уже местные, прикормленные - трое котят, мистер Рыжий, мистер Блондин и Чебурашка, так он их про себя назвал. Чертыхаясь, он повернулся и побрел в ночной лабаз за колбасой хотя бы для них.
Ведь каждая вынужденная жестокость, совершенная на войне - будь то убийство врага или просто невозможность оказать помощь - делает в душе пробоину, которую не заполнить ничем, кроме милосердия.
Они были везде.
В бухте, что в античные времена носила название Симбалон или Чембалон - бухта символов, они заглядывали в глаза рыбакам.
У ресторанчиков - караулили туристов.
Смирившись, люди даже поставили бронзового кота с рыбой в зубах близ воды, как признание духа места.
Но полную силу коты являли по дороге в крепость.
Целая стая проживала у источника, во главе прайда - одноглазый белесый самец, похожий на генуэзского пирата или торговца (смежные специальности).
Да и выше, на подступах к городу Святого Николая, коты выпрыгивали из колючих зарослей, сплетаясь хвостами и показывая уморительные трюки.
Каждый раз, поднимаясь к крепости с набережной или, напротив, спускаясь к ней с горной тропы, ведущей к пляжу, он обещал котам в следующий раз принести им рыбы или хотя бы колбасы. Но выполнил его лишь один раз - и то, по случаю, когда в рюкзаке завалялись бутерброды.
Крепость Чембало, или, как ему больше нравилось говорить - Чембалон, на античный манер, была построена в средние крымские века генуэзцами, подверглась атаке османов (они были стремительно выбиты), но в итоге пала, ослабленная усобицей с православным княжеством Феодоро - осколком Византии. Генуэзцы и феодориты так истрепали друг дружку походами золотых рыцарей и катафрактов по горным тропам, что оба государства были в итоге сокрушены османами и вассальными им крымскими татарами. Город Святого Николая, город Святого Георгия, крепость Каламита поначалу вместили чуждый говор и веру, а после и вовсе превратились в фигуры выветривания на приморских скалах, которые заселили коты.
Безусловно, это казалось странным - домашняя кошка, даже одичав, жмётся к человеческому жилью; оно - источник хотя бы крыс. Коты не живут среди леса, у источника, в заброшенных развалинах.
Эти - жили.
Даже не особо попрошайничая.
Они просто встречали каждого входящего в пределы крепости - и провожали его, будто напоминая о чем-то...
... Он приехал в Балаклаву - это уже османское название, в переводе - "рыбье гнездо" или "рыбный мешок" - казалось, достаточно очерствелым для того, чтобы реагировать только на красоту. Не на каких-то котов, которые бросались ему под ноги и в только что разбитых войной городах, а он спокойно проходил мимо - ведь на улицах еще лежали трупы людей, а выжившие ютились в подвалах, и надо было спасать в первую очередь людей, а не животных.
Но коты крепости Чембалон не бросались под ноги. Они спокойно смотрели на него со стен, из зарослей на месте жилищ, из проемов - будто и были теми самыми жителями, которых когда-то не сумели спасти.
И он покорно доставал им из рюкзака бутерброды и гладил по тонкой шерсти, под которой пылала нервная кожа.
Накануне возвращения в Донецк он шёл с пляжа и вспомнил, что в очередной раз забыл еду для крепостных котов. Они молча обступили его в сумерках у родника, и он в очередной раз поразился схожести чувства - будто жители дома, к которому они тогда подошли последним, и у них уже не осталось ни хлеба, ни воды, ни сухпайка... И старший дома сказал: у нас были старики, но они они уже умерли. Вы опоздали, - этого он не сказал, но это было ясно.
Тогда он поправил автомат, и все. Фельдшер - кивнул, а журналистка, что была с ними, кажется, шмыгнула носом. Но и то - скорее от гари.
А сейчас светящиеся глаза котов Чембалона рвали сердце. Он прошел мимо, спустился в бухту и сел на автобус. У парадной дома, где он снимал квартиру, в ноги бросились уже местные, прикормленные - трое котят, мистер Рыжий, мистер Блондин и Чебурашка, так он их про себя назвал. Чертыхаясь, он повернулся и побрел в ночной лабаз за колбасой хотя бы для них.
Ведь каждая вынужденная жестокость, совершенная на войне - будь то убийство врага или просто невозможность оказать помощь - делает в душе пробоину, которую не заполнить ничем, кроме милосердия.
...Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
___
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
___
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.