Кроличья нора сторителлинга. Часть первая — спящий дракон

В вводной части своего планируемого цикла я полагался на эмоциональный аспект повествования, рассчитывая одним постом хоть как-то обрисовать общую канву. Теперь же пришло время разбирать тему по существу, шаг за шагом. И начнем мы с вопроса о том, что сейчас происходит с рекламным рынком.

Рекламодателей, как инициаторов рекламного спроса, можно условно разделить на три категории:

1. Те, кто не нуждается в генерации новых продаж. Это компании, информация о которых передается от клиента к клиенту — они живут чисто на сарафанном радио и длинных контрактах. У них все может остаться прежним, если в цепочках взаимодействий никто не попал под санкции. То есть, на самом деле, вряд ли. Но количество таких компаний в общем зачете настолько мало, что эту категорию в принципе нет смысла обсуждать. Отметим только, что и у сарафанников теперь может возникнуть потребность таки начать поиск новых клиентов.

2. Те, кто живет чисто на лидгене — на новых заявках. Подавляющее большинство бизнесов относится к этой категории. У них всегда есть регулярные kpi, и, если они по каким-то причинам не выполняются, компания постепенно сваливается в штопор или кризисную ситуацию. Не касаясь возможных причин существования такой парадигмы, зафиксируем — спайс маст флоу.

3. Те, кто с разной степенью успешности комбинирует эти два подхода. У них, скорее всего, уже давно есть внедренная система коммуникации и менеджмента (CRM), причем не как IT-решение, но как бизнес-подход. Тем не менее, пула постоянных клиентов им недостаточно — например, из-за хронически низкого LTV. Если они находились в этой категории до 24 февраля, то сегодня наверняка пребывают как минимум в зоне жесткой турбулентности.

Я пишу это, чтобы продемонстрировать только одно — в России почти не осталось бизнесов, не затронутых текущей ситуацией.

Из онлайн-площадок для массового рекламодателя работают ТГ, ВК, ОК, Яндекс.Директ и нишевые маркетплейсы. SEO медленно удушается платным размещением на подобных площадках вне зависимости от их названия, и так происходит во всем мире. Арбитраж трафа постепенно дискредитирует сам себя из-за вечно ухудшающегося качества лида. Про остальные методы рекламы нет смысла и говорить, так как они даже не отраслевые, а ситуативные. Сегодня мы используем таргет через Wi-Fi, завтра повесим наружный баннер на главной площади города — это проходит по разряду экзотики, на такое системно опираются очень редкие рекламодатели.

Пометим себе — основной поток рекламных бюджетов подразумевает платное размещение в Интернете на вышеперечисленных площадках. В основном — по модели CPA (cost per action), когда рекламодатель платит площадке за некое целевое действие пользователя: клик, звонок, заявку на сайте или нечто подобное.

Теперь отмотаем время назад, чтобы глянуть, так ли уж СВО виновата в происходящем. Увы, нет.

Ведь что такое CPA для бизнесмена и его маркетолога? Это выбор — сесть ли на иглу быстрых продаж, начав обеспечивать их прямо со дня оплаты, или водить компанию сорок лет по пустыне органического роста путем сарафанного радио, отраслевого признания и позиций в бесплатной выдаче поисковиков.

Оставим за скобками плюсы и минусы таких вариантов, ибо выбор уже сделан техногигантами, предоставляющими доступ к платному размещению. Они никак не заинтересованы, чтобы вы генерировали уникальный контент у себя на сайте, повышали юзабилити, и, как следствие, росли самостоятельно. Просто заплати и веди пользователя хоть на кровавое месиво низкооплачиваемых креативов. Продажи у тебя пойдут чисто по закону больших чисел. Вот только цены растут вообще без отскоков. Так происходит монополизация рынка — под инфоцыганские песни о возможности открыть бизнес за один день.

Здесь мы приходим к выводу — рекламный кризис назревал давно. Совокупность всех факторов в любом случае привела бы нас в эту точку. Дракон существовал все время — просто он спал. А рост, как известно, происходит в основном во время сна. И теперь дракон начал пробуждаться.

Измеряющий пустыню @logosetferrum — для Холархии.

Страх и ненависть в блокчейне. Часть третья — влияние

Блокчейн — это новые крутые технологии. Сначала мы рассмотрим конкретные фичи, а ближе к концу поговорим об их проблемах.

Первая крутая и известная всем технология — конечно же, NFT. NFT — это невзаимозаменяемые токены. С их помощью можно создать систему, в которой невзаимозаменяемый токен будет исполнять роль той или иной награды.

Смарт-контракты — уникальный новый инструмент. Представьте, что у вас имеется электронный посредник, который может совершать копеечные сделки. Также у вас есть бизнес-партнер. Вы договорились, что поставите ему, предположим, десять тонн металла. За это он выплатит вам 100 000 долларов. Вы не хотите поставлять металл до предоплаты, а он боится оставлять предоплату без материала. Патовая ситуация, да?

Обычно в таких случаях идут к нужным людям, и они все решают. Однако в блокчейне можно совершить сделку при помощи смарт-контракта. Так, смарт-контракт проверит, есть ли на складе десять тонн металла. Потом проверит, есть ли на счету 100 000 долларов. Если оба варианта маркируются утвердительно, смарт-контракт запустит сделку. Вы начнете поставки, и, как только металл будет на месте, на вашем счете появятся 100 000 долларов. И овцы целы, и волки сыты.

DAO — децентрализованная автономная организация. Дает возможность проводить выборы, оставаясь анонимным. Голосом в таких выборах является токен. Вполне себе прорыв в демократии. Неиронично.

Метаверс — новая, прорывная, крутая и хайповая технология. Виртуальная реальность через блокчейн, взаимодействие с людьми через свои аватары. Воу. А еще ведь в будущем будет еще и Веб 3.0. Представьте — всю вашу информацию контролируете вы и только вы. Можете даже завернуть ее с собой. Как невероятно.

Блокчейн — это защита от государств. Ну куда же без этого? Сейчас государства не могут в полном смысле слова зарегулировать криптовалюты. Государства могут их ограничивать в рамках своей юрисдикции, запрещать и все такое прочее. Однако дело в том, что на криптовалютных кошельках не написано, кому они принадлежат. В отличие от банковского счета. Невозможно с точной уверенностью доказать, что кошелек 0x0123456789ABCDEF987654321FEDCAB принадлежит вам. Вообще невозможно это доказать. Такой опции не будет никогда.

Поэтому блокчейн является хорошей защитой от налоговой. От банков. От многих других институций. Кроме того, я лично знаю случаи, когда блокчейн был полезен в делах семейных и в бизнесе. Так, лично я переводил средства из одной страны в другую, минуя всю бюрократию. Купил USDT на нужную сумму, перевел в другой конец мира — и все это за жалкие пару долларов комиссии TRX. Точно так же некоторые мои знакомые бизнесмены высылали огромные суммы друг-другу, не отчитываясь перед налоговой. В противном случае их бы заставили немного отсыпать государству и подождать еще пару дней.

Нужна ли при таких раскладах та самая система SWIFT, от которой так легко можно отсоединить кого угодно? От блокчейна, хочу напомнить, отключить невозможно.

Блокчейн — это безопасность. Безопасность не только информационная, но и, конечно же, финансовая. Во-первых: никто и никогда не сможет подобрать seed-фразу к вашему кошельку. Сколько слов в английском языке? Ну, скажем, пусть будет около 30 000 активно используемых. Оксфордский словарь с нами бы поспорил, но на то он и словарь.

А теперь давайте представим, что мы можем использовать из них всего шестнадцать любых слов в рандомном порядке. Сколько займет перебор хотя бы одного кошелька? Ответ мы вряд ли найдем, поскольку это нецелесообразно.

Кроме того: если вы используете некастодиальный кошелек, то в ответе за свои средства вы и только вы. Если вы их потеряете — это ваша вина. Вам никто не может заблокировать кошелек. Как и средства на балансе. Сколько раз был взломан некастодиальный кошелек? О взломах бирж мы слышим, а вот о взломах того же Trust Wallet или Meta Mask — ни разу. Заставляет задуматься. Про банки и говорить нет смысла. Их, относительно блокчейна, часто ломают.

Продолжение следует.

Технологичный @hryhrykek — для Холархии.

К увядшим текстам. Эпитафия

Тексты — мелкая валюта. В эпоху инфляции контента это видно как никогда ясно. Текстов тонны, их тысячи, тысячи тысяч. Преимущественно — сор, пустые буквы, подкрепленные лишь обещаниями. Прямо как биткоины.

Тексты былых времен, отлежавшиеся в виде книг, обеспечены собственным культом на веки вечные. Они — своеобразный аналог «старых» денег; их ценность уже подкреплена поколениями благодарной публики, ордой исследователей и корпусом сопутствующей герменевтики. Деревья смыслов пролиферативно разрастаются из этих книжек, делятся на тысячи фрактальных отростков, и, наконец, раскрываются рваными пузырями. Из этих бутонов мы и черпаем мелкие, обесценивающиеся текстики. Это наш капитал.

Многого за такие буковки не купишь. Большинство скромно собирает подписчиков и их внимание — целые человекочасы, потраченные ради тени чужого тщеславия. Кто-то верит: такая валюта действительно способна что-то изменить в мире. Доселе получалось только у единиц, но самообман штука достаточно благородная. Иные поступают прагматичнее всех — берут деньгами. От рекламы, сомнительных лотерей, с донатов или наименее очевидными способами. Впрочем, такой обмен удается не всем.

Раньше текст был самоценен. Он умножал собственную суть — и, если в капле под микроскопом посвященным открывались миры, то в каждой литере таковые могли узреть промысел Божий. Теперь абзацы просто валяются под ногами. Они даже хрустят, как опавшие листья. Подними любой, взгляни на выгоревшие края, на ржавчину плохо старящихся идей. Смотри — а это ведь была мысль, уникальная и вечная. Она трепетала на ветру, была живой, яркой, подлинной.

Никто, конечно, не посмотрит. Куча обычных гнилых листьев под ногами — здесь и нагибаться-то жаль.

С тоской по опавшим буквам, @esxaton — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Метаксис утёк: что художнику хорошо, то политику — смерть

Пять лет назад я радостно изучал метамодернизм: читал, смотрел и слушал всё, до чего мог дотянуться на английском и русском, надеясь, что найду в этом выход из постмодернизма. Чересчур уж гордо этот «пост-» заявлял о своей всеобъемлемости, на мой вкус. Выяснил множество интересных вещей, но нас интересуют сегодня две: маятник и помотивность всего концепта.

Сначала про второе. Во-первых, метамодернизм — это зонтичный термин, объединяющий в себе все варианты развития философии и теории искусства в качестве следующего шага после постмодернизма. Просто именно это слово первым завирусилось, спасибо, Шайа ЛаБаф. Во-вторых, метамодернизм — это не манифесты начала ХХ века, когда приходила группа мечтателей и говорила:«Отныне будет так!» Это формулирование постфактум. Что-то уже вовсю происходит, это уже точно не постмодернизм, хоть и похоже, но новой концепции никто не выдвигал. Надо срочно её придумать, иначе как изучать явление? В целом, метамодернизм существует, как концепция ожидания. Постмодернизм навяз в зубах, он давно пережёван, нового ему на замену толком не народилось, но ведь вот-вот? Давайте пока постоим на границе и как-то её назовём.

Так, а при чём тут маятник? Он буквально в названии: «мета-» — это «метаксис», то есть одновременность нахождения в двух противоположных ментальных точках. Такая квантовая суперпозиция. Наивная откровенность под слоями иронии — её классический пример. Автор высмеивает и отдаёт дань уважения одним и тем же жестом. На самом деле, в последние двадцать лет такая модель поведения стала настолько привычной, что необходимость давать ей новое название удивляет.

Очень в духе метамодернизма то, что он меня одновременно и разочаровал, и обрадовал. С одной стороны, никакого выхода в нём нет, это просто логичное следствие того, что открытые постмодернистами философские проблемы перестали быть новостью. Люди продолжают творить, относясь к экзистенциальной неустойчивости, как к базовой ситуации. С другой стороны, мне стало гораздо понятнее всё, что происходит в современном искусстве: от андеграундных галерей до комфортабельных кинотеатров. Это кайфово.

Как человек искусства, я порадовался новообретённой ясности, написал охапку стихотворений, лучше понял себя, прочитал несколько лекций по теме и успокоился. Однако культура действительно нас определяет — к началу двадцатых люди настолько привыкли держать противоположные понятия в голове одновременно, что этот маятник с полной силой взрезал ткань политического. И туда просочился абсурд, лишённый когнитивного диссонанса.

Уверен, вы найдёте немало примеров в разных частях мира, но вот вам один красноречивый: в текущем году на пост нового верховного судьи США (высшая инстанция, члены выбираются пожизненно) предложили выбрать обязательно темнокожую и обязательно женщину. Очевидно, потому, что это уникальный взгляд и опыт, которого недостаёт на этой позиции. Подходящая кандидатура нашлась. 22 марта 2022 года на выступлении в Сенате она ответила на (согласен, провокационный) вопрос «Дайте определение понятию «женщина» — «Не могу, я же не биолог».

В этот момент вступили в противостояние две модные постмарксистские оптики: интерсек-феминистическая (долой угнетение, больше властных позиций женщинам, желательно — не-белым) и LGBTQ+нутая (гендер — спектр, биологический пол не важен, да и нет его толком). Поддержка второй логично вытекает из первой, так как к угнетённым относятся почти все меньшинства, в том числе самые громкие — сексуальные. Однако, если «женщина — это человек, который говорит, что он женщина», то за чьи права мы тогда боремся? Понятия превращаются в разнообразные сепульки, слова, лишённые значения.

Когда одну из высших должностей в главной стране мира подчёркнуто и с овациями отдают именно женщине, а она не может задать даже базовые понятия для начала любого плодотворного разговора, не говоря уже о дискуссии и принятии решений в масштабах государства — это логическое самоуничтожение. Которое, к сожалению, проходит незамеченным.

Верящий в культуру бесед @bitnevpoet — для Холархии.

Кроличья нора сторителлинга. Часть вторая — изгой

Прежде, чем мы погрузимся в дебри основного предмета моего цикла статей, хотелось бы немного поговорить о главном действующем лице этого повествования. О герое, чья жизнь наполнена удивительными событиями. Приключениями, далеко не всегда приятными. Оврагами и минами-ловушками.

Наш герой мало спит, редко отдыхает и через пару десятков лет своей деятельности стабильно приобретает нервный тик и различные фобии. Но вместе с тем в процессе у него вырабатывается железобетонная флегма, позволяющая с философским спокойствием смотреть на абсолютно любые мрачные повороты судьбы. Если по дороге он не сойдет с ума, конечно.

Речь пойдет о российском малом предпринимателе.

Почти в любом обществе принято говорить, что микро- и малый бизнес являются основой государственной экономики. И вроде бы все логично — мелкие предприятия создают в первую очередь среду, из которой могут произрастать компании покрупнее. Я не склонен огульно ругать все решения нашей власти, и, если сравнивать бизнес-климат с тем, что было лет десять назад, то прогресс сложно не заметить. Цифровизация, услуги открытия юр. лица под ключ — все это верный вектор. Но, если сопоставлять текущую атмосферу со здравым смыслом, то здесь не все так однозначно. Количество регулирующих органов, бесчисленных проверок и искусственных препятствий по-прежнему дает нам понять, что средний чиновник видит в коммерсе не основу экономики, а скорее досадную обузу, с которой нужно считаться чисто по необходимости. Буквально — их давишь, а они все равно лезут.

Опыт предпринимательства в России — это очень специфический навык, где ключевой компетенцией является не способность свободно говорить с рынком, а умение лететь ниже радаров, дружить с влиятельными людьми и заносить конверты в правильные кабинеты. В итоге жизнь заставляет приобретать опыт в режиме аврала и перманентного латания дыр.

Примерно такая же атмосфера царит и в узком вопросе рекламы и продаж, навыки которых обязательны для любого главы предприятия.

Вечно догоняющий рекламные тренды бизнесмен — наиболее популярный в нашей стране предпринимательский архетип, полный экзистенциального ужаса перед постоянной необходимостью в сжатые сроки (вчера) объять необъятное.

Среднестатистический предприниматель всегда не поспевает за острием прогресса. Автор этих строк начинал свою карьеру еще в середине нулевых через холодные продажи разработки сайтов и помнит, каких трудов стоило половине собеседников объяснить саму необходимость хотя бы простенькой веб-страницы для компании. После разработки сайтов таким же препятствием в дигитализации бизнеса стало SEO, чуть позже — SMM, а потом уже и бэкофис в виде CRM, ERP и других цифровых бизнесообразующих решений.

Отсюда неизбежная вера в чудо — сейчас мы наймем маркетолога/подпишемся с уважаемыми консалтерами и сразу заживем. Это попытка делегирования не только конкретных функций, но и ответственности за бизнес целиком. Я знаю свой товар, а продают его пускай умеющие люди. Не дергайте меня по этим вопросам, мне некогда разбираться в ваших айти-штучках.

И здесь упускается из вида смена глобальной парадигмы, по которой IT и маркетинг в бизнесе — больше не профессиональные навыки. Они социальные. Как десять лет назад уже предполагалось: чем бы ты ни занимался, но Ворд и Эксель ты обязан знать хотя бы на уровне пользователя.

А время ускоряется. Что произойдет еще через десять лет, когда 80% сегодняшних профессий просто вымрут? Актуально будет только умение адаптироваться. А в бизнесе, при всей элементарности создания СТМов и делегирования сложных компонентов производства, главный навык — умение удерживать внимание своего клиента.

Если начать гуглить методы, максимум того, что вы найдете по теме — узкие тактические кейсы, позволяющие в моменте решить какую-то задачу. Но как перейти на качественно иной уровень?

Здесь на помощь нам придет неочевидный рецепт, о котором мы будем много говорить в следующих частях — умение рассказывать истории.

Сторителлинг, старый, как сам мир.

Предрекающий перемены @logosetferrum — для Холархии.

А что Советы IV: как понимали интерфейсы в социалистическом мире?

Итак, развитие в советском социалистическом мире интерфейсов было связано с:

1). особой, недемократической ролью экспертов, выступающих в качестве хранителей знаний о промышленных, индустриальных, экономических эффектах, а также вооруженных идеологией научного материализма;

2). низким уровнем доверия к языку вообще и большой степенью доверия к интерлингвистике и визуальным языкам, как наиболее демократичным и соответствующим идее передачи знаний на заводах;

3). общим укладом социалистической экономики: в ней не было частного бизнеса, не было конкуренции с ее ролью рекламы и клиентоориентированности.

Но важно отметить определенные успехи, которые не были случайностью и не имели связи с конкретными именами или институтами. Речь идет о систематических достижениях социалистической идеологии. Так, в период НЭПа уже активно разрабатывают теорию труда: она опирается на успехи индустриальной и организационной психологии по Тэйлору. Ее назвали НОТ — научная организация труда.

Уже в 1918 году физиолог В.М. Бехтерев создал первый послереволюционный научный центр по изучению этой теории — Центральную лабораторию труда института по изучению мозга и психической деятельности, расположенную в Петрограде. В Москве был создан Центральный институт труда и некоторые организации профсоюзов, которые занимали позицию Тейлора: исследования рабочих операций должны быть систематизированы и изучены для дальнейшей передачи трудовым массам. Примером такого подхода был Алексей Гастев, который возглавлял Институт труда вплоть до своего ареста.

Вот несколько примеров лозунгов Гастева, обращенных к рабочим; они написаны в жанре белого стиха:

«Знающий, но не умеющий — это механизм без двигателя»;

«Научись хорошо исполнять — будешь хорошо распоряжаться»;

«Барчук-белоручка склонен бесконечно болтать. Упорный заводской организатор даже при бедном оборудовании победит своей организационной сноровкой»;

«Что такое научная организация труда? — Это организация, основанная на строго учтенном опыте. Прежде чем изменить способы работ, надо их тщательно изучить»;

«Смотри на машину — орудие. Создавай машину — организацию».

Продолжение следует.

Антропомеханистичный @gulagdigital — для Холархии.

А что Советы V: как понимали интерфейсы в социалистическом мире?

Описанные выше подходы были направлены на формирование мотивации сотрудников, хоть такая мотивация в дальнейшем и выродилась в движение сталинских ударников.

Одновременно распространение получили идеи рационализации труда, конструктивные предложения по улучшению процессов на местах, а также практики профподбора в РККА. В Красной Армии психофизиологические испытания пригодности к различным военным специальностям стали проводиться с 1921 года. Понятно, что система военкоматов и по сей день осуществляет определенные работы по типологизации призывников для родов войск, но в 30-е это носило скорее трагикомический характер:

«Примером может служить работа группы психологов под руководством И.Н. Шпильрейна, исследовавшей процесс обучения в школе военных летчиков в г. Ейске в 1934 году. В группу исследователей-психологов входили С.Г. Геллерштейн, В.М.Коган, Ротштейн, Э.Л.Лапан. Все они прошли цикл обучения летному делу в качестве курсантов и совершили свой первый полет с инструктором. По воспоминаниям В.М. Когана, до 90% курсантов оказывались непригодными к летному делу после того, как они, завершив цикл теоретического обучения, допускались к первому полету с инструктором. Учебный самолет был оборудован двумя местами с параллельным управлением. Радиосвязи не было, и контакт между курсантом, сидевшим впереди, и инструктором позади него осуществлялся жестами. Курсант видел в боковое зеркало, что инструктор, управляя самолетом, в определенный момент поднимал вверх обе руки. Это означало, что самолет лишился управления, и курсант должен взять его на себя.

Курсанты, плохо владевшие собой, не могли совладать со страхом, который приводил к полной парализации разумных действий. При этом курсанты зажимали руль управления, что нередко приводило к гибели экипажа. Для того, чтобы вывести курсанта из состояния ступора, инструктор брал заранее приготовленную палку и ударял курсанта по голове. Таким образом, некоторые курсанты приходили в сознание и начинали пробовать двигать руль управления».

(Носкова О. Г. «История психологии труда в России»).

Стоит ли говорить, что внедрение измененной системы обучения кардинально изменило показатели? Такой культ рационализации труда вкупе с эффектом низкоуровневой организации процессов положительно сказывался не на интерфейсах, а на том, что впоследствии спустя десятилетия назовут User Experience.

Антропомеханистичный @gulagdigital — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Кроличья нора сторителлинга. Часть третья — черный лебедь

Те, кто честно следил за ходом рассуждений в предыдущих статьях, вероятно, подумали, что мы добрались до кульминации цикла, где расскажем, как сторителлинг поможет бизнесу. Это не совсем так — мы лишь вскрываем тему и не добрались даже до половины. В каждой последующей части мы рассмотрим отдельный аспект этого многогранного вопроса и представим, какие долгоиграющие последствия поджидают нас впереди, и что они значат для нас.

Понятие сторителлинга уже применяется в бизнесе. Им называют любую двухходовочку в рекламной коммуникации, хоть немного отходящую от акта продажи в сторону чего-то отвлеченного и завлекательного. Мы пойдем дальше и будем использовать это понятие в максимально широком драматургическом смысле.

Во всем мире сейчас происходят два тектонических процесса. Бизнес планомерно приближается к операционному потолку классических рекламных коммуникаций, а технологии художественного продакшена становятся доступными каждому. Это значит, что скоро бизнес начнет вовлекаться в процесс создания художественного контента для клиента. Путь новых продаж будет пролегать в области «being in touch 24/7».

Держать руку на пульсе каждого клиента и поддерживать с ним диалог можно, например, в режиме горячей линии. Как в кейсе Zappos, которые продавали обувь, но легко могли и привезти пиццу среди ночи, превращая троллинг от клиентов в коммуникацию.

Но на длинной дистанции эффективнее не нанимать штат профессиональных собеседников для общения с клиентом за жизнь, но стать наставником и другом, который если и не поможет с конкретной проблемой, то воспитает в клиенте навыки для ее решения. Он поделится видением мира и привнесет в жизнь друга нечто ценное, через сделку подтвердив слова делом. Разговор взрослых друзей, у которых есть в том числе и финансовые отношения.

Проскочим промежуточные выводы в этой логике до отказа от CPA-модели и перераспределения бюджетов в сторону собственных активов.

Здесь коллеги скривятся — мол, это какой-то мутный долгосрок. И это нормально только, если у тебя есть излишки. И органика в целом мертва. И, по сравнению с логикой P&L, это все ловля на случайные шансы.

Но задумывались ли мы, чем все эти годы была для нас органика? Под ней подразумевался очередной рекламный канал, который приводит лида на верхние слои нашей воронки продаж. А потом лида обыкновенно пушили до «call to action». Катарсис закрытой сделки лежал вне этого термина, но именно его понимали, как сарафанное радио. Хорошо выполнил заказ — тебя порекомендуют.

Мы бросались сленговым понятием «сарафана», не задумываясь о сложности социальной механики, за ним стоящей. Мы не создавали клиентский многолетний нарратив. А это — ключ взаимоотношений компании с клиентом в контексте и циничного LTV, и дружеских отношений.

Сейчас мы с клиентами — случайные партнеры без длительных обязательств. Серьезные отношения практикуются в корпорациях с промышленным crm-подходом, но из-за прямоты рекламной коммуникации работает это на нижней планке конверсии. В таком диалоге нет нужной степени откровенности и сакральности. Зато они есть в художественных произведениях. Сравните цифры топовых инфопродуктов с рядовым художественным контентом. Может, не органика мертва, а мы излишне впаривали?

Художественному нарративу дозволена глубина, которой не хватает взаимоотношениям корпорации и клиентов. Но идеи отгружаются оптом, когда у тебя есть «портфель смыслов» и уже набита рука для их трансляции. Потребуются люди иных компетенций. Искра божья против sales kpi. Бизнес на высотах имеющегося коммерческого опыта будет вынужден с нуля осваивать креативные процессы индустрии развлечений.

Такого еще не было в истории — оказывается, чтобы продать товар, можно снять сериал или запилить игру. Эта область медиапродакшена традиционно была вне поля зрения обычной коммерции из-за дороговизны.

Теперь это становится реальным.

Но не подумайте, что все просто. Впереди — неожиданные и неприятные сложности, о которых мы поговорим в следующих частях.

С песнью о рекламе, @logosetferrum — для Холархии.

Страх и ненависть в блокчейне. Часть четвертая — фрагментация

Словом, мы наслушались интересностей. А теперь поговорим о проблемах и нюансах. Начнем с проблем старых и закончим проблемами, которые были обозначены в предыдущем тексте.

Проблема фрагментации. Если коротко, это причина, по которой криптовалюта вряд ли когда-то станет платежной единицей. Рынок криптовалют на данный момент разбит на различные блокчейны. Так, вы не можете напрямую конвертировать тот же ETH в BSC — поскольку это два разных, хоть и невероятно похожих блокчейна. По сути, Smart Chain — это тот же Ethereum, но работающий на том самом PoS.

Что говорить о транзакциях между сильно различающимися блокчейнами? Например, между BTC и SOL. Конечно, вы можете провести НЕКОТОРЫЕ подобные транзакции через Layer-2 решения. Например, ETH можно конвертировать в BTC через Lightning Network. Знаете, в чем минус? Транзакции внутри LN не записываются в блокчейн. В блокчейн все будет записано тогда, когда вы получите ваши условные 10 ETH, купленные за 0.5 BTC.

Это — существенная прореха в безопасности и прозрачности, как таковой.

Есть решения проблемы, вроде Polygon. Только вот вам придется пользоваться wrapped-версией все той же криптовалюты. Да, вы будете платить копейки за транзакции. Но это лишь порождает еще один уровень абстрактной пирамиды. Таким образом, рынок децентрализованных блокчейнов приходит к тому, что проектов становится все больше, а вот унификации между ними никакой нет. И никогда не будет — в противном случае это напрямую противоречит децентрализации.

Мы помним чудные грезы о цифровой «Табели о рангах», где каждый сможет хранить у себя приватный ключ с его NFT-регалией, чтобы потом, при желании, воспользоваться им. Представим следующую ситуацию: данная «регалия» была получена в BSC. Проходит пятнадцать лет, поддержка BSC уже вообще не осуществляется, зумеры и забыли, что были какие-то там «смарт чейны», что-то краем сознания помнят про «эфир» и немного знают про «биток».

Актуальный ныне блокчейн — ZoomerChain, который дает каждому безусловный базовый доход и штрафует за избыток привилегий. И работает он на таких технологиях, которые просто не позволят былому боярину «загрузить туда» свою информацию. Извини, у нас тут блокчейн-будущее.

Ты можешь сам выучить всю техдокументацию ZoomerChain, написать свое Layer-2 решение и все такое прочее. Но этот «слой-2», на то и «слой-2»: он является всего лишь надстройкой. Изменений никто не увидит. А без достаточных денежных вливаний в пиар никто о них даже и не узнает.

И тут мы подходим к другой актуальной проблеме. К рынку скама.

Продолжение следует.

Плавающий меж фрагментов @hryhrykek — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Культ наивности

Наивный человек доверяет другим, потому что сам не желает окружающим зла. Поэтому наивный чаще обжигается о несовершенство мира. Цвоньк! Левел-ап до циника. Так безопаснее, хоть и гораздо грустнее. Для следующего левел-апа нужно стать храбрым. Доверять аккуратно, зная об опасности, но всё же сохранять презумпцию невиновности.

Подобные эмоции можно познать до двадцати пяти лет. По естественным причинам этот период переживается относительно легко. Почти любые экспериментальные перегрузки можно стерпеть, а найти зону комфорта пока ещё достаточно просто. Однако глупо оставаться циником и ностальгировать по наивным временам, и не менее глупо оставаться в зоне комфорта. По тем же естественным причинам она будет только сужаться, как в королевской битве.

К тридцати становится очевидным не только то, что пить и курить довольно-таки неприятно (если только ты не заглушаешь этим иные проблемные ощущения), но и многое другое. Например, по-настоящему насладиться музыкой «как раньше» не выйдет, если не побыть какое-то время в тишине. Хорошо уяснить новую информацию получится только, если дать себе время её обдумать (а не вливать в себя один ролик с ютуба за другим). А физические упражнения по утрам и прочий ЗОЖ — это просто возможность нормально использовать всё оставшееся время дня.

Поэтому и возникает увлечение медитациями и иными духовными практиками: нужно вернуть цепкость внимания, чтобы восприятие оставалось приключением. Но приключение — это страшно, а быть храбрым — сложно. Нужна хорошая мотивация. Тем более, зона комфорта вроде как уже нашлась — пусть грязноватая, зато своя.

Да, циничность более безопасна, однако практически бессмысленна. Остаётся отыскивать прошлое мечтательным взглядом и возводить в культ наивные времена. Пока же круг огня плавно сужается и медленно пожирает воздух, к которому так тянутся лёгкие. Достаточно заманчивая перспектива, чтобы сбежать от неё без оглядки.

И, раз взгляд всё равно обращён к ностальгии, почему бы не вытащить её из влекущего прошлого в ближайшее настоящее? И единственный способ это сделать, когда годы биологической безответственности уже прошли — это ещё один левел-ап. Тот самый. Стать храбрым.

В романтических отношениях то же самое. Влюблённость — наивная безответственность — даёт замечательный пробник. Потом обжигаешься об реальность. Но настоящее приключение начинается только в лэйтгейме. Так достаточно ли я заряженный геймер, чтобы прокачаться?

Крути педали, чтоб не упали, @bitnevpoet — для Холархии и продолжения жизни.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Синдром дядюшки Рукуса: проклятье имперской идеи

Дядюшка Рукус — персонаж из мультика «Гетто», искренне презирающий негров (по его же словам) и склонный выражать рабскую покорность белым. Карикатурное изображение подобного ксенопатриотизма напоминает о философских конструктах, свойственных определенной прослойке российских правых. Таковые обычно любят крепкую руку в нужном месте: по мнению сторонников подобной концепции, в отсутствие длани кукловода государственность не способна к существованию. Подобные конструкты формируют карго-культ, типичным следствием которого является почитание «белых» — уходящих на пенсию иностранных знаменитостей, переехавших в запретные земли в поисках тихой гавани. Ну или для уменьшения налогов на высокие доходы.

Такая ментальность — характерная особенность народов, перешедших от аграрной экономики к индустриальной в ускоренном темпе (без прохождения сопутствующих стадий развития политического представительства среднего класса из мелкой буржуазии). В таких условиях активно развивается тяжелая промышленность, принадлежащая наследникам прежнего дворянства, формируются «дзайбатсу» — холдинги монополистов, контролирующие сразу несколько сфер экономики. Сверхцентрализация и монополизм в сочетании с высоким уровнем социального неравенства ведут к империализму, и, как результат, к империалистическим войнам.

Являются ли российские имперцы правыми? По общему правилу да, но есть нюансы. Для имперского нарратива характерна определенная смысловая синкрезия: панславизм без славян, национализм без нации, идеологизация без идеи. Интегральная, объединяющая общество идея отсутствует как таковая, зато ее заменяют «камышовые люди» — коварные и всегда готовые напасть. Это может быть ЛГБТ-движение, европейский интегрализм, глобализация или просто недостаточно почтительные соседи. Таким образом, ядро объединения формируется вокруг агрессии и страха, а не экономического процветания.

Как показывает пример развитых стран, нормальная, устойчивая правая идея (как и левая) всегда основывается на экономике — будь то национальное производство, низкие налоги или дешевые энергоресурсы. Так, возможность создать традиционную семью, подкрепленную достаточной жилой площадью и доходом отца семейства, что позволяет жене при желании вести домохозяйство — тоже идея, имеющая экономические корни. Но российские имперцы всегда воспринимали население, как свой личный ресурс, «новую нефть», с которой можно кормиться до бесконечности, попутно «утилизируя энтропию» излишков в бессмысленных мероприятиях.

В подобном подходе видится грех постсталинизма — теория подковы в очередной раз играет злую шутку с правыми, наделяя их чертами красно-коричневых. Без учета материальных потребностей и интересов граждан, а также борьбы с глубинным презрением к населению, правая идея нежизнеспособна и будет легко подавлена идеей левой, будь то классический коммунизм ХХ века или современная культура глобализма.

Однако многие процессы в современном обществе позволяют фиксировать слом рабского сознания и переход к гораздо более высокому уровню ответственности. Социальный дарвинизм последних тридцати лет формирует полноценную правую идею с определенной долей скептицизма к централизации — она способна заменить имперскую архаику.

Оптимистичный @greyshemes — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

О несуществующем всаднике — часть первая

Достаточно распространено мнение, что всадниками апокалипсиса являются Чума, Голод, Война и Смерть. Данная трактовка широко тиражируется во многих источниках, начиная от наиболее крупных и заканчивая каналами с мемами на полтора шизофреника. К этой легенде стараются подвести и текущие события: мол, великий и ужасный Ковид стал первым предшественником апокалипсиса, который поглотит всё человечество. Но что будет, если постараться рассмотреть данный вопрос чуть глубже?

Известно, что образы всадников берут своё начало из шестой главы Откровения Иоанна Богослова, в которой происходит снятие печатей Агнцем, а самому Иоанну говорят «Иди и смотри». Трое из четверых всадников хотя бы как-то, но соответствуют своему нынешнему значению: всадник на рыжем коне несёт с собой меч, у всадника на вороном коне есть мера для определения пищи, а имя всадника на бледном коне названо напрямую. А вот образ первого всадника никак не согласуется с его современным восприятием. Описание гласит: «конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить».

Как же вышло, что всадник на белом коне, который должен символизировать (лже)праведность, каким-то образом стал символом чумы, если это совершенно никак не выводится из текстов Священного Писания? Ответить на этот вопрос нам поможет английская википедия, так как в иных источниках найти такую информацию крайне затруднительно. В одной замечательной статье на этот счёт сказано следующее: «Under another interpretation, the first Horseman is called Pestilence, and is associated with infectious disease and plague. It appears at least as early as 1906, when it is mentioned in the Jewish Encyclopedia».

Сейчас в дорогом читателе явно проснулся конспиролог, который уже видит готовый заговор по изменению древней христианской традиции. Но я предлагаю вам окунуться в куда более глубокие пучины. Если посмотреть на историю создания Еврейской энциклопедии, то можно узнать, что основным идеологом её создания является некий Исидор Зингер. Что же это за человек? Биография у него крайне и крайне занимательная, смотрите сами.

Родился Зингер в Моравии, в Австрийской Империи. Он закончил Венский университет, после чего поехал получать PhD в Берлин, в университет имени Гумбольдта. Затем вернулся в Вену, где в течение двух лет издавал австрийскую литературную газету. Следом его судьба резко сделала кульбит, и он стал сотрудником французского посольства в Вене, где занимал должность секретаря и библиотекаря. После этого подданный Австро-Венгерской Империи отправился работать в Париж, где занимал должность пресс-секретаря в министерстве иностранных дел Франции. В той же Франции он начал издавать газету «La Vraie Libre Parole», которая должна была противостоять антисемитской газете «La Libre Parole».

Продолжение следует.

Апокалиптический конспиролог @mormangi — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

О несуществующем всаднике — часть вторая

Неожиданные повороты судьбы продолжают вести нашего героя, и в 1895 году он отправляется в Нью-Йорк, где начинает работать над делом всей своей жизни — Еврейской энциклопедией. Между прочим, именно эта книга пользуется большой популярностью у евреев США, которые считают её главным творением современности.

Надо понимать: если книга издавалась по большей части под редактурой данного человека, то достаточно очевидно, что его взгляды достаточно сильно определяли её общее направление. Воззрения Зингера являлись достаточно своеобразными для того времени, он был крайне либеральным человеком, считал религию не слишком важным делом и старался найти компромисс между христианами и иудеями, что даже сейчас вызовет достаточно яростные споры среди сторонников иудаизма.

Так в чём суть всей этой достаточно сложной запутанной истории? При чём тут вообще первый всадник и его именование Чумой? К концу XIX века Европа наблюдала, как в США переселяется огромное количество европейских эмигрантов — все они в итоге успешно ассимилировались в качестве американцев. США в то время были крайне пуританской страной, остро воспринимающей любые религиозные вопросы. В результате в американский религиозный дискурс вливались и новоприбывшие эмигранты, в особенности — их дети, которые становились своего рода религиозными фанатиками.

Задачей Зингера, таким образом, становилась трансформация пуританского общества США в секулярное, подобное европейскому. Сделать это можно было лучшим из возможных способов — обратив актуальный религиозный символ так, чтобы он давил «на больное» в политической повестке. Во время написания Еврейской энциклопедии как раз случилась история Тифозной Мэри — белая кухарка заражала людей тифом, а англосаксонским элитам приходилось скрывать этот и ряд подобных фактов от общественности. Всадник на белом коне, заражающий людей чумой — не лучший ли способ поставить пуритан в такое положение, что они сами начнут заметать собственные религиозные символы под ковёр? Здесь возникает и забавная перекличка с лозунгами современных американских левых, что белые и белизна — это болезнь, от которой стоит избавиться.

Но эта теория несколько спекулятивна. Белый всадник чумы мог быть и определённой дискурсивной местью за то, что континентальным элитам не давали закрепиться в американском обществе. В США в те годы прибывало достаточно много европейских иммигрантов, в особенности — евреи из Германии, России, Франции, Италии. Англосаксы относились к ним с некоторым пренебрежением, не впуская прибывших нуворишей в когорту правящего класса. Всадник Чума — своеобразная бомба замедленного действия, издёвка, положенная на рельсы религиозного толкования. Белые, пришедшие забрать у элит их положение и распространяющиеся со скоростью чумы, белые, занимающие важные посты и превращающие пуританство в пародию — чем не порождённая обидой аллюзия?

В фильме, созвучном нашей теме, значительная часть внутрисемейных проблем определяется отношением главы семьи к своим сыновьям. Сам глава семьи не оделяет благосклонностью всех одинаково, и это провоцирует внутренние раздоры — как их провоцируют и эпидемии, где общий плавильный котёл гибели людей служит лишь фоном дрязгам элит за самый высокий и неподвластный чуме трон. Да и общая канва фильма способствует такой трактовке: глава семьи — богатый аргентинский лендлорд из старого рода, Аргентина в те годы считалась «новыми США», словом, аллюзия достаточно явная.

P.S. Для любителей пущей конспирологии стоит сказать, что, если гуглить имя Isidore Singer, поисковик будет достаточно настойчиво предлагать другого человека, которого по удивительному совпадению зовут Isadore Singer.

Апокалиптический конспиролог @mormangi — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Кроличья нора сторителлинга. Часть четвертая — бутылочное горлышко

В утверждении «можно снять сериал, чтобы продать товар» есть доля футурологии, так как пока что такой сериал снять нельзя. Этот момент только назревает, и, отходя от темы, скажу, что главный вопрос — насколько мы окажемся к нему готовы. А потому обозначим две ключевых проблемы, способные побудить предпринимателя оборвать разговор в самом начале.

Возврат инвестиций

Многие бизнесы, особенно те, что в России, и те, что поменьше, мыслят категориями быстрого инвестирования. Вложил рубль — самое позднее через квартал вынул два, три, десять. Этой логике подчинено почти всё движение средств и людей внутри структуры, и большинство решений принимается на основе цифр с лучшим соотношением прибыли на единицу времени. Остальные возможности — не в фокусе.

По иной модели работают отрасли, где краткосрочного горизонта не существует — венчурный бизнес и индустрия развлечений. Есть два ключевых аспекта, не позволяющие им оперировать понятием ROI в том смысле, в котором его используют все остальные. Во-первых, и стартапы, и киносъемка — предприятия, реализация которых измеряется скорее в годах. Во-вторых, что еще более важно, прибыли может не быть вообще. Молодые предприниматели год пилили ультрамодное приложение под айфон, а оно оказалось никому не нужно. Гигантская толпа людей снимала многомиллионный фильм, а кассовый сбор по итогу составил пару сотен тысяч.

Чтобы не остаться у разбитого корыта после оглушительного провала, в обеих индустриях принято уравновешивать проект другим проектом. У стартапов это разные венчурные фонды, а в развлечениях есть некоторое количество мэйджоров, которые снимают одновременно ряд фильмов, распределяя их по мелким студиям. Идея в обоих случаях одинаковая — из условных десяти проектов стреляет один, покрывая убытки остальных.

Отрасль бизнеса также может иметь значение в вопросе сторителлинга. От продажи товаров народного потребления до монетизации художественного контента — плюс-минус один шаг. Снял удачный фильм — торгуй принтами персонажей, и это ещё скромный кейс. Но у остальных цепочка таких шагов может быть куда длиннее. Пойди, монетизируй сериал, если торгуешь гофрированными трубами в b2b. Гарантий и так нет, но здесь каждая компания должна будет выстроить собственный выход на регулярные доходы.

Чтоб бизнес начал массово перестраиваться на новые рельсы, необходимы звонкие истории успеха и прозрачный чеклист ключевых действий. И даже тогда риски провала не исчезают и не становятся меньше.

Репутация

Бренды привыкли общаться с клиентами через собственные страницы в соцсетях или отрабатывать негатив в комментариях пользовательских постов. Всё это, тем не менее, происходит на поле бренда — конфликт крутится вокруг товара, в котором производитель или дистрибьютор, как ни крути, является ведущим экспертом. Плюс скрипты таких диалогов давно выстроены, и нужно быть совсем уж тугодумом, чтобы запороть штатную в общем-то ситуацию. Это выяснение отношений со своей ЦА, которая имеет сформированный профиль, наработанный «tone of voice», деление на когорты и страты — словом, давно понятно, как с ней работать.

Когда же конфликт происходит вокруг абстрактных материй, не связанных с товарной матрицей, а предъявляют за них какие-то непонятные люди, которые и с брендом-то никогда не соприкасались, это может стать проблемой. Коммуникация «бренд — потребитель» должна выйти на более высокий уровень, когда компания умеет говорить на абсолютно любые темы и сохраняет лицо даже перед атакой интернет-легиона. В условиях существующей культуры отмены — это важно вдвойне. В условиях внешнего политического противостояния — втройне. Прогулка по минному полю в чистом виде.

Редкому бизнесу удастся в одиночку справиться с этими двумя проблемами, если он решит вступить в игру. Ему потребуется учитель и ментор, способный провести компанию по непознанной дороге приключений к финальному сокровищу. Таким учителем может стать пересобранное профсообщество. О нём и поговорим в следующей части.

Ультимативный @logosetferrum — для Холархии.

Страх и ненависть в блокчейне. Часть пятая — о скаме

Блокчейн питает собой триллионный рынок скама. Почти все выходящие ныне блокчейн-проекты — скам. Скам не в том смысле, что создатели хотят относительно честно осуществлять отъем средств у населения, а в том смысле, что эти проекты нужны только для отъема денег у богатеньких инвесторов.

Ethereum в свое время был невероятно прорывным блокчейном. Он сделал возможным смарт-контракты (описанные, правда, еще Ником Сабом лет так за десять до этого), невзаимозаменяемые токены и многое другое. Но в этом проекте ничего не осталось, и он, грубо говоря, скамнулся. На данный момент все ключевые фигуры Ethereum работают над своими собственными, куда более прорывными решениями.

Знаете, почему это так важно? Ну, представьте современную армию без ВВС и ВМФ. Остается только пехота. Отважная. Но совершенно неэффективная в наших условиях. Примерно такое же опустошение произошло и в данном кейсе.

Гэвин Вуд, один из троих соучредителей Эфира, создал Polkadot — едва ли не самый крутой с технической точки зрения блокчейн-проект. Чарльз Хоскинсон, второй соучредитель, создал Cardano. Я могу сказать о блокчейне Cardano почти то же, что и о Polkadot. Он принципиально другой в плане устройства, но, как и Полька — это потенциально топ-один проект на годы вперед.

Осталось только наше медийное лицо. Виталик Бутерин. Который все никак не может уже два года допилить новый алгоритм консенсуса, из-за чего те самые любимые NFT получают +200 долларов к комиссии, потому что «эфир» скамится.

А теперь скажите, вот те самые «американские аристократы» Уинклвоссы, они действительно хотят создать «метаверс», потому что их якобы кинул Цукерберг? Или им просто по кайфу навешать инвесторам лапши на уши, запилить «кое-как работающую версию» и озолотиться на уровне Марка-рептилоида? Ведь если бы они так хотели первого, они обратились бы к, как ни удивительно, Polkadot — там выдают Web3-гранты, которые могут получить прорывные в потенциальном Web3 проекты.

Но нет — на деле это все один огромный скам. Громкие фамилии, «прорывные технологии метавселенных» — только лапша на уши еще более богатым дядям, чтобы те дали денег. Мы ведь забываем, что весь этот список «богатейших персон всего мира» состоит из людей, у которых фактических денег и нет. Их капитал — акции, доли владения в компаниях. Наличман-то хранится у действительно интересных и никому не известных кадров, которые как раз дают «лавэху» на все это якобы перспективное будущее.

То-то Цукерберг из-за постоянных посадок в лужу (на клиент-серверной-то архитектуре!) сменил название холдинга на Meta. Видимо, богатые дядечки уже совсем не хотят инвестировать в Facebook, и Рептилоид имеет шансы выпасть из топ-10 богачей. Эх, в какой стране приходится работать! Нудаладно, я думаю, моя идея тут более чем ясна.

Продолжение следует.

Плывущий в скам-болоте @hryhrykek — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Страх и ненависть в блокчейне. Часть шестая — технологии

А точнее, вот эти ваши DAO, NFT, смарт-контракты. Я хотел разбить их по пунктам, но постараюсь пройтись кратко по всему и вся.

DAO — это уже севшая в лужу концепция. Не знаете, да? Советую почитать эту и эту статьи. TL;DR: первая статья о том, как продумывали большой размер блока в сети биткоина. Все, кто хотели оставить его таким, как есть (а их было большинство) — ПРОСТО ПОДВЕРГЛИСЬ БАНУ НА РЕДДИТЕ! Тут должно быть пять смайликов клоуна. Вторая статья — о том, как сел в лужу DAO от Эфира. Надо было срочно провести хардфорк (то есть осуществить кардинальные изменения в новой версии проекта), чтобы спасти кэш больших дядечек. Из-за этого и появился ETH Classic.

То есть DAO в принципе не стоит ничего. Потому что в любой момент, если что-то пойдет не так, фаундеры скажут: «А, ну у нас другой взгляд. Хардфоркайте ветку и катитесь к чертям».

А что, у нас блокчейн. Тут такие правила. NFT сейчас вообще выглядит, как отмыв кучи бабла при помощи технологий. Криптокотики в свое время положили сеть, криптопанки (NFT-коллекция на Эфире) сейчас стоят невероятных денег.

И все бы ничего, но те, кто на этом обогатился — и так богатые люди. Посмотрите на топовые кошельки в криптопанках, а также обратите внимание на историю их транзакций.

Вы всерьез верите в то, что случайный Ванька или Джон обогатится на таком? Не смешите. На криптовалюте — да. Но не на NFT. Потому что NFT — суть то же самое, что покупка дорогих картин. Такое себе могут позволить лишь очень богатые люди, для понтов. И так будет всегда.

Оформить в NFT госнаграды — вполне реально. Хотя бы на уровне ограниченного количества «чинов» из условной Табели о рангах. Однако вы уверены, что вы этого хотите? Ведь на госнаграде не написано, кому она принадлежит, а потому ее вполне реально и продать на стороне. И продать без записи в блокчейне — за наличку или за «пополнение баланса USDT на вашей любииииииииииимой бирже». Скажем, чин «третьего класса» перекочевывает от его непосредственного получателя к какому-нибудь махинатору. Все, махинатор может предъявлять этот чин и получать с него любые льготы и привилегии. Никто не выявит изначального получателя — какой невероятный простор для коррупционных схем.

Про Метаверс, исходя из предыдущего пункта, даже и говорить не хочется. Тоже самое, что и VR. Бесперспективняк. А вот смарт-контракты — это действительно будущее. И разработано, оно, что удивительно, не какими-то фриковатыми криптанами, а самыми настоящими учеными с PhD. Поэтому и работает.

Продолжение следует.

Развенчивающий мифы @hryhrykek — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Кроличья нора сторителлинга. Часть пятая — мутуализм

Эта часть цикла должна была начинаться иначе, но тут появились сразу два важнейших текста, которые затрагивают истоки того, о чем я говорю — «Культурная деоккупация будущего» и его дополнение о развитии русской культуры внутри страны. Потому не буду повторяться — в них многое сказано лучше, чем это могло бы получиться у меня. Просто дополню.

Ключевым тезисом культурного развития, на мой взгляд, является как раз отсутствие монополии. Это должна быть устойчивая структура, которая не зависит от Минкульта или иной надзорной организации, соединяющей все ниточки общим узлом. Бегство в зону комфорта, бюрократия, личные интересы — ну вы и сами понимаете. Потому «множество единых окон» и холоны, производящие культуру. На последних как раз остановимся подробнее.

Недавно мне на глаза попался текст, который сильно повлиял на мое визуальное представление о самостоятельной творческой единице. Это удобный, и, главное — автономный концепт работоспособного объединения. Попробуем его примерить.

Нам нужны люди, которые будут знать, что говорить, как именно это сказать и на какие деньги это сделать. Философы, креаторы и предприниматели. Простой принцип — каждый занят своим делом. Художник не должен страдать от творческих кризисов, работая на заказ. Не должен он думать и о том, где взять деньги, как написать отчет об их использовании. Он даже не должен качать софт-скиллы, если является по своей природе дремучим интровертом — возможно, именно это качество делает его художником.

Вот эта связка «философы-дельцы-творцы» уже становится вполне рабочей и автономной, но нам надо больше. Она нужна нам не на уровне конкретной команды, а как лайфстайл на уровне индустрий, и здесь есть две проблемы. Любая отрасль является закрытой тусовкой в силу личных интересов и профессиональной конкуренции. В особенности это относится к индустрии развлечений — творцам. Теперь в каждой из отраслей есть свои эскаписты. Это не значит, что западники саботируют патриотические процессы, просто люди предпочитают держаться подальше от бюрократии и отчетности — это уже в первую очередь относится к дельцам.

Возможно, чтобы побороть эти проблемы, нам как раз таки и нужно совершить сдвиг, превратив статичный треугольник в дискомфортный. Прикинем, кто есть кто в этой аналогии.

Философы. Интеллигенция, которая вполне довольна компанией себе подобных и изучает мир как бы свысока, стараясь лишний раз не спускаться к бренной повседневности.

Творцы. Пролетариат, который имеет возможность к существованию, покуда выполняет чужие заказы, пускай и отвратные для этих тонких натур.

Дельцы. Дети нуворишей, которым за пределами своего круга нет никакого дела до происходящего в мире.

Такая вот статика и зона комфорта. Что может сделать этот треугольник дискомфортным? В каком-то смысле его таковым делает сам факт СВО, являясь своеобразным кнутом. Но что может стать пряником дискомфорта? Стремление стать больше, чем ты есть сейчас. Выйти за знакомые рамки и примерить чужое амплуа. Такой сдвиг может происходить на уровне самовосприятия, оставляя ключевую функцию на месте.

Философам почувствовать себя пролетариатом. Взамен получить возможность практического применения своих трудов. Делать идейную красоту.

Творцам примерить роль детей нуворишей. Да, художник не обязан быть голодным. Он может делать красоту руками быстро и профессионально.

Дельцам дать возможность прикоснуться к высокому. Почувствовать вселенскую значимость своего дела, а не эти ваши бесконечные kpi, которые и так останутся в рамках административной функции.

Что это означает на практике? Возникновение межотраслевого коммьюнити, где каждая ветвь является одновременно и учителем, и учеником для других. С наработанными методами взаимодействия, с выработанными в процессе «tone of workable voice» и общим корпоративным лексиконом, а также с учетом чужих, ранее не понятных проблем и специфик.

Это образование новой крауд-индустрии, ядра той мягкой силы, которую все ждут. О практических шагах поговорим далее.

Смещающий точку сборки @logosetferrum — для Холархии.

Шатуны в мирах Егора Летова — часть первая

Что связывает песню Гражданской Обороны «Вселенская большая любовь» и роман Юрия Мамлеева «Шатуны»? На первый взгляд — немногое, но...

Читал ли Егор Летов «Шатунов»? Учитывая истории о том, как Летов, набирая кипы книг, убегал в коридоры межстрочья, вероятность знакомства с прозой Мамлеева высока. Верно и то, что в кругу Дугин-Лимонов-Курехин Юрий Мамлеев был высоко почитаем. «Кругом — необъятная, распухшая реальность Юрия Мамлеева», — сказал Летов в одном из своих интервью. Да и для летовской поэзии характерно пропускание прочитанного через песни: ОБЭРИУты, Маркес, Кундера, Ги Дебор и прочие видны там явно.

Стихотворение «Вселенская большая любовь» весьма отличается от многих летовских творений, но соответствует заданной в заглавной песне альбома «Долгая счастливая жизнь» схеме: центральный образ как бы вымещает весь негатив из содержания, мгновенность изменения («вдруг») — «маятник, качнувшийся в правильную сторону». И, на первый взгляд, он уносит от «неба пустого цвета», «пожирающего листопада», «дикого и лихорадочного похода», «оскаленной цепи», «ледяной раны» к самому главному — Вселенской большой любви, которая наполняет мир. Но Вселенская большая любовь — это еще и секретная калитка, копилка (сначала бездонная, а затем — голодная), волшебная игрушка в пустоте. И вот она уже не вытесняет пустоту, но даже погружает в неё. Такая амбивалентность характерна для поэзии Летова, но в данном случае можно предположить, что дело не только в оксюморонах поэтического мышления. Мне кажется, что именно связь с романом Ю. Мамлеева «Шатуны» придаёт тексту целостность содержания.

Чтобы не погружаться в сюжет романа целиком, стоит для начала узнать о его центральном персонаже: подмосковном жителе Фёдоре Соннове, который пытается найти душу человека, разрушая её телесную оболочку. Он встречает на своём пути московских метафизиков, проповедующих новую религию «Я», которая должна дать новую веру и желаемое бессмертие. Здесь важно то, что многие образы и мотивы, встречающиеся в романе Мамлеева, встречаются и у Летова.

«Небо пустого цвета». С первой же строчки «Вселенская большая любовь» проявляет тяготение к образной системе «Шатунов». Пустота — один из главных образов романа. Начинаясь с «пустых» вагонов, пустота растекается по всему пространству романа: герои «глядят перед собой в пустоту», пустота сгущается, пространство становится пустым. Толпа, кишащая вокруг героев, тоже превращается в пустое место: «...удар был сильный и парень свалился в канаву, сделано это было с таким внутренним безразличием, точно Соннов ткнул пустоту». Пустоту хотят узреть, она скрывает нечто очень важное — например, отлетевшую душу убиенного Фёдором. «И стало казаться мне, что он в пустоте вокруг покойника витает... А иногда просто ничего не казалось. Но смотреть я стал на покойников этих всегда, словно в пустоту хотел доглядеться», «на глазах видать как человек в пустоту уходит». Люди в мире Мамлеева стремительно опустошаются от пустых поисков своего пустого бытия.

«Пустое небо» у Летова — скорее образ, завершающий перспективу экспансии пустоты романа Мамлеева. Если небо в романе может рассматриваться, как нечто, противостоящее пустоте мира метафизиков, то Летов лишает свой поэтический мир этого начала.

«Нас пожирает листопад». Мотив «поглощения, пожирания» — один из важнейших в романе Мамлеева, и выражен он в Петеньке, который «отличался тем, что разводил на своём тощем, извилистом теле различные колонии грибков, лишаев и прыщей, а потом соскабливал их — и ел. Даже варил суп из них. И питался таким образом больше за счёт себя». У Егора Летова пожирание оказывается также одним из важнейших образов, указывающих на враждебность мира. В романе Мамлеева есть и пожирающий-умертвляющий листопад: Алёша, один из оппонентов «садистиков», противопоставляет веру в Бога «листопаду смертей». Эти два образа оказываются если не синонимичными, то очень близкими по значению.

Продолжение следует.

Препарирующий мамлеевскую метафизику @shizashiz — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Шатуны в мирах Егора Летова — часть вторая

Следующие строчки также дают возможность установить связь между двумя текстами. Время в тексте Летова движется по годовому циклу — от лета к зиме. «Исход из слепого лета и вслед погоня наугад». Исход-побег в романе может быть соотнесён главным образом с «побегом» «слепой» девочки Милы и старика Михея.

Слепота Милы была мнимой и связывалась прежде всего с домом Сонновых-Фомичёвых — оттуда Мила и скопец Михей бежали в конце лета, на протяжении которого происходит действие романа. Сюжет Летова в произведениях 2000-х годов — это сюжет бытия, словно бы главным героем Летова становится сам мир, а не лирический герой. Может быть, поэтому поэзии этого периода свойственно «лирическое мы», а не «я».

Движение мироздания — движение по дороге на север, к смерти и забвению. Там сливаются «колокольный лепет» и «забытые войска» — два образа, важные для систем координат Мамлеева и Летова. В романе Мамлеева церковь — единственное, что делает пространство романа не-пустым. В то же время этот образ крайне редко встречается в поэзии Летова — а вот милитаристская образность очень важна для летовских текстов вообще. В пространстве «Вселенской большой любви» в едином строю находятся живые и мёртвые, что тоже может быть интерпретировано, как аллюзия на роман Мамлеева. Там стремящиеся к бессмертию метафизики кажутся приехавшему в Москву Фёдору уже мёртвыми.

«Заглядывать в чужие окна, пытать счастливые дома». Подобную сцену мы видим и в финале романа: приехавший с желанием расправиться с метафизиками Фёдор будто бы замирает, наблюдая и вглядываясь в их жизнь. Сначала он «прощает» упивающегося актом самоудовлетворения Извицкого, потом откладывает убийство жаждущих вечности и бессмертия «метафизиков». Сюжет Фёдора, так же, как и сюжет массового героя Летова, останавливается на этой картине бессмысленного вглядывания в «другого».

«А вдруг всё то, что ищем / обретается при вскрытии / телесного родного дорогого себя». Итак, более очевидное: герои Мамлеева заняты болезненным изучением своего «Я». Они проповедуют «метафизическую любовь», обращающуюся в итоге лишь физиологическим самоудовлетворением. Каждый из «метафизиков» ищет вечность, веру и смысл жизни в самом себе.

Вселенская Большая Любовь скрывается не в религиозном экстазе, а в глубинах собственного материального тела. На физиологичность понятия указывает образ вскрытия. Именно так понимают душу и любовь герои Мамлеева: Фёдор убивает, чтобы обнаружить душу человека, которая, как ему кажется, прячется от убийцы, насмехаясь над ним. «Прижав парня к дереву, Федор пошуровал у него в животе ножом, как будто хотел найти и убить там ещё что-то, живое, но неизвестное».

Фёдор завидует Петеньке, который, поедая сам себя, ухватывает и свою метафизическую сущность — душу. Садистики связывают идею бессмертия с убийствами живых существ, бабка Мавка пьёт кровь убитых кошек, чтобы поддерживать свои жизненные силы. Наконец, один из главных «метафизиков» Извицкий в экстазе самоудовлетворения, пытаясь найти своё Я, хочет увидеть, что скрывается внутри его тела.

«Далеко за горизонтом на смертельной истребительной дороге всё на север». Вселенская Большая Любовь связана с образами смерти. Север — это сторона мёртвых, куда тянутся все герои романа. Мамлеев описывает культ, к которому причастен каждый, независимо от того, относит он себя к «метафизикам» или нет. Фёдор молится своим жертвам, прося у них помощи, Клавушка устраивает пир на трупе Петеньки, Андрей Никитич, размышляя над загробной жизнью, превращается в куро-трупа. Множество примеров указывают на то, что смысл жизни и поиски героев романа связаны с «дорогой на Север». Поиск высшего смысла для них сплетён с убийством, отнятием жизни. Вселенская Большая Любовь скрыта у Летова «далеко за горизонтом на смертельной истребительной дороге всё на север».

Продолжение следует.

Декодирующий мёртвые пространства @shizashiz — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Шатуны в мирах Егора Летова — часть третья

«А вдруг всё то, что ищем / прямо где-то здесь смеётся / например — внутри зеркально-новогоднего фонарика». Мотив зеркального отражения появляется в последней сцене с Извицким: «Вдруг Извицкий ринулся навстречу себе, в бездну; лицо его припало к своему отражению, а тело изогнулось». Именно эта сцена и заставляет Фёдора отказаться от убийства первого «метафизика»: «Но убить человека, который так любит себя. Сверхродного». Это же самообожание остановит Фёдора и в случае с Падовым, Анной и Реминым. Но зеркальная перверсия Извицкого будет кульминацией любви к своему «Я» в романе. Этот же образ завершает основной текст стихотворения.

В то же время нельзя сводить текст Летова лишь к интертекстуальности. При вписывании действия произведения в мамлеевские координаты задаётся конкретный образ чтения и слушания. В стихотворении развивается актуальная для Летова милитарная тема, при этом в контексте произведения она трактуется однозначно негативно. Кажется однозначным первый образ стихотворения — «Небо пустого цвета»: после «Войны и мира» Л. Н. Толстого небо становится, пожалуй, главным героем военных сцен в русской литературе. «Пустой цвет» у Летова — глубокий пессимистический образ, вбирающий в себя бессмысленность, безнадёжность продолжения боя. В то же время — это полное опустошение, экзистенциальная дыра, оставленная метафизической битвой, постоянно ведущейся в этом мире.

Все различия в художественном мире Летова стираются: рядом мёртвые и живые, толпа — единая масса, так же, как и в системе персонажей романа «Шатуны». Связь с романом усложняет образы стихотворения, к собственно милитаристской трактовке образов добавляется метафизическая, вполне характерная для Летова. Исход, описываемый Летовым — не только побег, но общечеловеческое шествие, потерявшее смысл поисков.

«Зашить ледяную рану и впредь давиться леденцом / шагать тяжело, упрямо или катиться колесом / заглядывать в чужие окна, пытать счастливые дома / а вдруг всё то, что ищем / прямо где-то здесь смеётся / например — внутри зеркально-новогоднего фонарика». Третья строфа подтверждает безрезультатность поисков: вместо победы, бессмертия, похода — леденец. Вот результат всех общечеловеческих усилий.

Зашитые раны возвращают к той пустоте, с которой всё начинается, замыкают круг: «Заглядывать в чужие окна, пытать счастливые дома». Поиски себя, борьба за победу завершены единственно возможным ощущением того, что счастлив кто-то другой, и кольцевая композиция опять катится в сторону дикого и лихорадочного похода с целью владеть этим счастьем. Эти поиски, так же, как в романе Мамлеева, оказываются бессмысленными.

Продолжение следует.

Отражающий холодную пустоту @shizashiz — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном

Шатуны в мирах Егора Летова — часть четвёртая

Выходом из этого порочного круга оказывается лишь сама Вселенская Большая Любовь. Несмотря на то, что выход из замкнутого круга якобы найден, пути к нему являются вариативными: «вскрытие телесного родного дорогого себя», «далеко за горизонт на смертельной истребительной дороге всё на север», «внутри зеркально-новогоднего фонарика». Первые два пути — это пути истребления, самоистребления. Пути, столь близкие мамлеевским метафизикам, которые готовы в своих исканиях души, бессмертия и божественности истреблять не только других, но и себя.

Вселенская Большая Любовь — суть то, что даётся в награду за пройденный путь самоискоренения, самокопания, дикий и лихорадочный поход, в котором нельзя разобрать, кто кого преследует и кто от кого бежит.

Третий путь, путь «копилки», скрыт в образе «зеркально-новогоднего фонарика» — образе праздничном и искажённом, как отражение на неровной зеркальной поверхности. Этот образ можно интерпретировать, как иронический, что в итоге обесценивает центральный троп текста.

Как и в романе Мамлеева, образ любви в стихотворении Летова окончательно дезавуируется. Определения, которые даются образу, понимаются иронически: «бездонная копилка» — в ней невозможно что-либо накопить, поэтому в конце она «голодная», поглощающая; «секретная калитка» — за ней также скрывается пустота.

А в конце — волшебная игрушка, явно соотносящаяся с зеркально-новогодним фонариком, искажающим отражение мира и тех, кто смотрит в него. Вселенская Большая Любовь у Летова превращается в чёрную дыру, и к ней движется мир.

Энигматический @shizashiz — для Холархии.

Подписаться | Написать нам | Стать патроном