Холархия делится каналами: подборка откликнувшихся
Вы ждали — это случилось. Холархия представляет список каналов, которые ответили на наш пост. Сюда затесались как наши авторы с иллюстраторами, так и много хороших постеров, делившихся публикациями Холархии со своей аудиторией. По понятным причинам мы не можем дать описание каждого канала, поэтому публикуем, как есть. Надеемся, вы охарактеризуете себя куда лучше нас.
@shikiuniverse — Shiki's universe.
@yctaxy — Диспетчер неизбежного
@sirniishe — СЫРНЕЙШЕ
@ITYunvrs — ITY universe
@shum_dney — Современное
@hubmeme — Вестник Мемов
@memetichazard — Memetic Hazard
@Remingtonbar — Ремингтон со скользящим затвором
@stakandada — Стакан Дада
@makedatbold — make it bold 💫
@prdpnr — Kali Yuga ⚫️ Sole Nero
@arisha_monika — Ариша и Моника
@res_ludens — Res Ludens
@sciencebitchesss — science bitches
@inspiration_lives_here — Здесь живёт вдохновение
@nudevoice — Паспорт и телефон
@citronian — Цитрусовая читальня
@fiumeco — Fiume
Не переживайте, если не успели попасть в этот список — будут еще. Делитесь собой, подписывайтесь на остальных, репостите друг друга и наращивайте обороты. Помните, экосистемы каналов нередко вырастают практически из ничего — так однажды выросла и Холархия.
Удачи вам на этом тернистом пути!
Вы ждали — это случилось. Холархия представляет список каналов, которые ответили на наш пост. Сюда затесались как наши авторы с иллюстраторами, так и много хороших постеров, делившихся публикациями Холархии со своей аудиторией. По понятным причинам мы не можем дать описание каждого канала, поэтому публикуем, как есть. Надеемся, вы охарактеризуете себя куда лучше нас.
@shikiuniverse — Shiki's universe.
@yctaxy — Диспетчер неизбежного
@sirniishe — СЫРНЕЙШЕ
@ITYunvrs — ITY universe
@shum_dney — Современное
@hubmeme — Вестник Мемов
@memetichazard — Memetic Hazard
@Remingtonbar — Ремингтон со скользящим затвором
@stakandada — Стакан Дада
@makedatbold — make it bold 💫
@prdpnr — Kali Yuga ⚫️ Sole Nero
@arisha_monika — Ариша и Моника
@res_ludens — Res Ludens
@sciencebitchesss — science bitches
@inspiration_lives_here — Здесь живёт вдохновение
@nudevoice — Паспорт и телефон
@citronian — Цитрусовая читальня
@fiumeco — Fiume
Не переживайте, если не успели попасть в этот список — будут еще. Делитесь собой, подписывайтесь на остальных, репостите друг друга и наращивайте обороты. Помните, экосистемы каналов нередко вырастают практически из ничего — так однажды выросла и Холархия.
Удачи вам на этом тернистом пути!
Вавилонское столпотворение и практическая демонолатрия
Есть некоторая вероятность, что структуралистский подход к философской мысли помирит всех, кого разъединило Вавилонское столпотворение концепций. Вы знаете эту историю — человечество строило башню к небесам, позарилось на божественную власть и было наказано смешением языков, да так, что с тех пор люди расселились по свету и так и не смогли полноценно понять друг друга.
Суть в том, что эта история размежевания легко переносится на любые идеи, как таковые — в том числе объясняющие мироздание и реальность. Известно, что до определенного времени в обществе господствовал политеистический, а позже — монотеистический религиозный дискурс. С приходом модерна появились светские идеологии, в той или иной мере «очищенные» от религиозного воздействия, а следом пришли богоборчество и условная буддистско-агностическая философия вещей. XX век прошел под гнетом квазирелигиозных идей, тоталитарных идеологем, и лишь ближе к нашему времени устаканилось что-то, похожее на усредненный научный дискурс — т.е. лишенная символической глубины опростившаяся картина мироздания, подогреваемая всяким разнообразным научпопом и психоложеством.
Но структурализм рад всем и каждому. Он учит нас, что лектоны и концепции могут звучать схоже во множестве символических «языков», а условная неолиберальная парадигма созвучна христианскому ригоризму в том же смысле, в котором возможен, скажем, перевод текста с английского на русский. Нюансы сохранить будет непросто, знатоки оригинала (читай — преданные и рьяные фанатики одной системы миропонимания) будут возмущены, но в целом многоголосье возможно. И, что наиболее важно — необходимо.
Разберем, например, взгляд на классическую демонолатрию — то бишь на любое взаимодействие с «духами». Там, где христианин будет говорить о демонолатрии в категориях греховного повреждения мира, происков Сатаны и одержимости, условный поклонник Шеллинга и Шлегеля узрит метания прекрасного человеческого Духа в его противоречивой искренности. Фрейдист заметит детскую травму и подавление сексуального влечения, современный психолог будет говорить что-то о принятии, неврозах и любви к себе, а психотерапевт молча выдаст направление на анализ и письменные рекомендации по таблеткам. Демонолатрия вроде бы одна и та же — но в различных системах взглядов она зовется то фаустианским бунтом, то практической деконструкцией, то пограничным расстройством, то чем только не. Вопрос лишь в глубине описательной модели — о каких-то явлениях, положим, уместнее говорить в неолиберальной рамке, для разговора об иных же придется обратиться к эсхатологическому символизму древности.
Говоря на разных языках, группы людей всего лишь разучились понимать друг друга. Мысля разными идеологиями, группы людей рискуют перейти от непонимания к открытой вражде во имя защиты своих символических паттернов. Философский структурализм не может стать идеальной панацеей. Но научить людей видеть, что языков для описания мира точно больше одного — может вполне.
Смотрящий в сторону земли Сеннаар @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — Влад.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Есть некоторая вероятность, что структуралистский подход к философской мысли помирит всех, кого разъединило Вавилонское столпотворение концепций. Вы знаете эту историю — человечество строило башню к небесам, позарилось на божественную власть и было наказано смешением языков, да так, что с тех пор люди расселились по свету и так и не смогли полноценно понять друг друга.
Суть в том, что эта история размежевания легко переносится на любые идеи, как таковые — в том числе объясняющие мироздание и реальность. Известно, что до определенного времени в обществе господствовал политеистический, а позже — монотеистический религиозный дискурс. С приходом модерна появились светские идеологии, в той или иной мере «очищенные» от религиозного воздействия, а следом пришли богоборчество и условная буддистско-агностическая философия вещей. XX век прошел под гнетом квазирелигиозных идей, тоталитарных идеологем, и лишь ближе к нашему времени устаканилось что-то, похожее на усредненный научный дискурс — т.е. лишенная символической глубины опростившаяся картина мироздания, подогреваемая всяким разнообразным научпопом и психоложеством.
Но структурализм рад всем и каждому. Он учит нас, что лектоны и концепции могут звучать схоже во множестве символических «языков», а условная неолиберальная парадигма созвучна христианскому ригоризму в том же смысле, в котором возможен, скажем, перевод текста с английского на русский. Нюансы сохранить будет непросто, знатоки оригинала (читай — преданные и рьяные фанатики одной системы миропонимания) будут возмущены, но в целом многоголосье возможно. И, что наиболее важно — необходимо.
Разберем, например, взгляд на классическую демонолатрию — то бишь на любое взаимодействие с «духами». Там, где христианин будет говорить о демонолатрии в категориях греховного повреждения мира, происков Сатаны и одержимости, условный поклонник Шеллинга и Шлегеля узрит метания прекрасного человеческого Духа в его противоречивой искренности. Фрейдист заметит детскую травму и подавление сексуального влечения, современный психолог будет говорить что-то о принятии, неврозах и любви к себе, а психотерапевт молча выдаст направление на анализ и письменные рекомендации по таблеткам. Демонолатрия вроде бы одна и та же — но в различных системах взглядов она зовется то фаустианским бунтом, то практической деконструкцией, то пограничным расстройством, то чем только не. Вопрос лишь в глубине описательной модели — о каких-то явлениях, положим, уместнее говорить в неолиберальной рамке, для разговора об иных же придется обратиться к эсхатологическому символизму древности.
Говоря на разных языках, группы людей всего лишь разучились понимать друг друга. Мысля разными идеологиями, группы людей рискуют перейти от непонимания к открытой вражде во имя защиты своих символических паттернов. Философский структурализм не может стать идеальной панацеей. Но научить людей видеть, что языков для описания мира точно больше одного — может вполне.
Смотрящий в сторону земли Сеннаар @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — Влад.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
Крабификация диктатур
Конвергентная эволюция, как независимое развитие схожих признаков у разных видов, может объяснить нам очень многие вещи — причем не только из эволюционной биологии. Отдельное ее проявление мы можем наблюдать в крабификации — эволюции ракообразной формы в крабообразную. Грубо говоря, природа адаптирует совершенно разные группы членистоногих к суровым условиям, всякий раз пытаясь сымитировать идеального Краба. Альтернативные примеры можно найти в адаптации к среде у рыб, ихтиозавров и дельфинов, а также угрей, червяг, змей и безногих ящериц.
Чем это интересно конкретно для нас? А тем, что краб, с его крепким панцирем, вдавленной головогрудью и железной хваткой — одна из самых приспособленных к выживанию в агрессивной среде форм жизни. Многие пластичные, изменчивые эволюционно существа в конечном итоге станут крабами, закоснеют в самой удобной для переживания катастроф оболочке. Подобное же происходит с системами мироустройства и идеалами — в особенности, конечно, политическими.
Любая сверхцентрализованная политико-экономическая система на определенном этапе развития начинает переживать своеобразную имперскую крабификацию. Имперская модель с экстенсивной распределительной экономикой вполне органична для древнейших государств, способных просуществовать в такой форме многие столетия. Однако она ведет к кризису в феодальных или более современных образованиях — исходно социалистических и капиталистических. Такие государства утрачивают свойства, характерные для моделей социализма и капитализма, по мере усиления диктатуры.
Хрупкость подобного строя в контексте современных государств вызвана конфликтом между герметичным режимом, опирающимся на вертикальные механизмы управления, и его мозаичной надстройкой. Надстройке в значительной мере свойственны как горизонтальные механизмы взаимодействия субъектов, так и система сдержек и противовесов. Немаловажно и нарастание классового конфликта. Оно происходит из-за несоответствия имперской политико-экономической модели запросам лишенного политической субъектности общества — в первую очередь, запросам низов, приведенных к правовому статусу рабов.
Архаизируется и духовная жизнь подобного государства. Абсолютная монархия, равно как левые и правые формы тоталитаризма, предполагает сакрализацию верховного лидера, что напоминает о роли царя-жреца или царя-бога в древнейших царствах. Официальные религиозные институты десакрализируются через прямое подчинение правящему режиму и встраивание в модель дворцовой экономики. Таким образом, церковь утрачивает доверие низов, и, что гораздо важнее, верхов: на высшем уровне зарождаются тайные общества, секретные секты с кровавыми ритуалами, появляются придворные колдуны, ведьмы и гадалки. Особенно ярко данная особенность проявляется в тоталитарных режимах с постницшеанской идеологией: на смену умершему богу приходят лемурийцы, 40-футовые гиганты и древние звездолеты гипербореев.
Замена коллективной диктатуры на личную влечет возрождение института шептунов: советчиков, входящих в доверие верховному правителю через манипуляции личностными особенностями любого тирана. Страх предательства, поиск заговоров, гордыня и стремление к вечной жизни, хотя бы на страницах истории — все это становится инструментами скрытого влияния.
При этом, как неоднократно показывала история, избыточная централизация приводит к ускоренной архаизации любой политико-экономической модели. Получившийся из пластичного и более универсального ракообразного краб слишком совершенен и специализирован для дальнейшей эволюции. Крабификация ведет к утрате связи режима с реальностью, и, как результат — краху.
Предапокалиптичный @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Конвергентная эволюция, как независимое развитие схожих признаков у разных видов, может объяснить нам очень многие вещи — причем не только из эволюционной биологии. Отдельное ее проявление мы можем наблюдать в крабификации — эволюции ракообразной формы в крабообразную. Грубо говоря, природа адаптирует совершенно разные группы членистоногих к суровым условиям, всякий раз пытаясь сымитировать идеального Краба. Альтернативные примеры можно найти в адаптации к среде у рыб, ихтиозавров и дельфинов, а также угрей, червяг, змей и безногих ящериц.
Чем это интересно конкретно для нас? А тем, что краб, с его крепким панцирем, вдавленной головогрудью и железной хваткой — одна из самых приспособленных к выживанию в агрессивной среде форм жизни. Многие пластичные, изменчивые эволюционно существа в конечном итоге станут крабами, закоснеют в самой удобной для переживания катастроф оболочке. Подобное же происходит с системами мироустройства и идеалами — в особенности, конечно, политическими.
Любая сверхцентрализованная политико-экономическая система на определенном этапе развития начинает переживать своеобразную имперскую крабификацию. Имперская модель с экстенсивной распределительной экономикой вполне органична для древнейших государств, способных просуществовать в такой форме многие столетия. Однако она ведет к кризису в феодальных или более современных образованиях — исходно социалистических и капиталистических. Такие государства утрачивают свойства, характерные для моделей социализма и капитализма, по мере усиления диктатуры.
Хрупкость подобного строя в контексте современных государств вызвана конфликтом между герметичным режимом, опирающимся на вертикальные механизмы управления, и его мозаичной надстройкой. Надстройке в значительной мере свойственны как горизонтальные механизмы взаимодействия субъектов, так и система сдержек и противовесов. Немаловажно и нарастание классового конфликта. Оно происходит из-за несоответствия имперской политико-экономической модели запросам лишенного политической субъектности общества — в первую очередь, запросам низов, приведенных к правовому статусу рабов.
Архаизируется и духовная жизнь подобного государства. Абсолютная монархия, равно как левые и правые формы тоталитаризма, предполагает сакрализацию верховного лидера, что напоминает о роли царя-жреца или царя-бога в древнейших царствах. Официальные религиозные институты десакрализируются через прямое подчинение правящему режиму и встраивание в модель дворцовой экономики. Таким образом, церковь утрачивает доверие низов, и, что гораздо важнее, верхов: на высшем уровне зарождаются тайные общества, секретные секты с кровавыми ритуалами, появляются придворные колдуны, ведьмы и гадалки. Особенно ярко данная особенность проявляется в тоталитарных режимах с постницшеанской идеологией: на смену умершему богу приходят лемурийцы, 40-футовые гиганты и древние звездолеты гипербореев.
Замена коллективной диктатуры на личную влечет возрождение института шептунов: советчиков, входящих в доверие верховному правителю через манипуляции личностными особенностями любого тирана. Страх предательства, поиск заговоров, гордыня и стремление к вечной жизни, хотя бы на страницах истории — все это становится инструментами скрытого влияния.
При этом, как неоднократно показывала история, избыточная централизация приводит к ускоренной архаизации любой политико-экономической модели. Получившийся из пластичного и более универсального ракообразного краб слишком совершенен и специализирован для дальнейшей эволюции. Крабификация ведет к утрате связи режима с реальностью, и, как результат — краху.
Предапокалиптичный @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Продолжая поиски смысла
Смысл — странная сущность. Притягательная и интересная, но ускользающая. Как счастье. Или взаимопонимание. Или мурашки. То есть смысл — это ощущение, и у нас есть чуйка на него, некое шестое чувство. Где мы его находим?
В прошлый раз мы уже говорили о том, что смысл точно есть в красоте. Мы ощущаем его интуитивно, в обход рационального. Будь то красота мира, п р и р о д ы — а то и искусства, более или менее глубинное устройство этого мира отражающего.
А если пойти через рациональное? Говорят, смысл есть там, где мы чувствуем ответственность, то есть наше прямое влияние. В целом, насколько я вижу, есть два взгляда на это. Возможно, вся Вселенная — цепочка случайностей, и нет в наших действиях никакого смысла, потому что мы тоже случайны и уйдем в никуда. Либо, что, по-моему, гораздо страшнее — каждое наше движение важно, потому что имеет последствия, раскатывающиеся как круги на воде, складывающиеся в судьбу мира. Второе звучит как-то правдивее. Хотя бы потому, что более осмысленно.
Недавно читал признание одного клинического психолога, что он не видел в своей практике ни одного человека, которому хоть что-то сошло с рук. И, если развить идею о важности каждого нашего действия (а значит, и каждой мысли, потому что они задают тон всей комнате — если вы понимаете, о чем я), то мы придем к классической концепции кармы. Что посеял, то и пожал. Однако концепция кармы не работает без концепции реинкарнации. Потому что откуда иначе все эти больные младенцы и прочие «невинно убиенные», а также успешные мерзавцы и паскудные красавцы? Не только гены говорят о том, что мы начинаем не с чистого листа. Но, если так рассуждать, значит и уходим мы не в никуда. То есть безответственность бессмысленна. Хех.
Так или иначе, от каждого действия у нас есть ожидания, а значит, страдания никто не отменял. Чтобы эти страдания пережить, нужен тот самый стабильно ощущаемый смысл. И, похоже, если принять на себя ответственность за свои поступки и начать выбирать их, исходя из нее, можно заполучить тот самый Грааль — смысл жизни.
Занудствующий об очевидном @bitnevpoet — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Смысл — странная сущность. Притягательная и интересная, но ускользающая. Как счастье. Или взаимопонимание. Или мурашки. То есть смысл — это ощущение, и у нас есть чуйка на него, некое шестое чувство. Где мы его находим?
В прошлый раз мы уже говорили о том, что смысл точно есть в красоте. Мы ощущаем его интуитивно, в обход рационального. Будь то красота мира, п р и р о д ы — а то и искусства, более или менее глубинное устройство этого мира отражающего.
А если пойти через рациональное? Говорят, смысл есть там, где мы чувствуем ответственность, то есть наше прямое влияние. В целом, насколько я вижу, есть два взгляда на это. Возможно, вся Вселенная — цепочка случайностей, и нет в наших действиях никакого смысла, потому что мы тоже случайны и уйдем в никуда. Либо, что, по-моему, гораздо страшнее — каждое наше движение важно, потому что имеет последствия, раскатывающиеся как круги на воде, складывающиеся в судьбу мира. Второе звучит как-то правдивее. Хотя бы потому, что более осмысленно.
Недавно читал признание одного клинического психолога, что он не видел в своей практике ни одного человека, которому хоть что-то сошло с рук. И, если развить идею о важности каждого нашего действия (а значит, и каждой мысли, потому что они задают тон всей комнате — если вы понимаете, о чем я), то мы придем к классической концепции кармы. Что посеял, то и пожал. Однако концепция кармы не работает без концепции реинкарнации. Потому что откуда иначе все эти больные младенцы и прочие «невинно убиенные», а также успешные мерзавцы и паскудные красавцы? Не только гены говорят о том, что мы начинаем не с чистого листа. Но, если так рассуждать, значит и уходим мы не в никуда. То есть безответственность бессмысленна. Хех.
Так или иначе, от каждого действия у нас есть ожидания, а значит, страдания никто не отменял. Чтобы эти страдания пережить, нужен тот самый стабильно ощущаемый смысл. И, похоже, если принять на себя ответственность за свои поступки и начать выбирать их, исходя из нее, можно заполучить тот самый Грааль — смысл жизни.
Занудствующий об очевидном @bitnevpoet — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
«Затухающий огонёк»: отправляясь на свидание с пулей
Самоубийство — ультимативный сценарный ход, который часто становится символом несгибаемой воли. Ронин вспарывает себе живот бамбуковым мечом в «Харакири» Кобаяси, а Делон в «Самурае» отправляется на операцию, где вынудит полицейских убить его, со словами: «Я никогда не проигрываю». Хотя я считаю «Самурая» мощнейшим фильмом про одиночество, значительно глубже психологические аспекты суицида раскрыты в другом фильме французской новой волны, «Затухающем огоньке» Луи Маля.
Маль не брезговал работой с правыми авторами, — сценаристом «Лифта на эшафот» был монархист Роже Нимье, — и обратился к рассказу Дриё ла Рошеля, убившего себя в предчувствии краха Третьего Рейха. Даже пройдя Первую мировую, даже участвуя в сражениях на одном фронте с Юнгером (по разные стороны), Рошель до конца жизни оставался аморфным романтиком из числа тех, кого его современник Карл Шмитт считал раковой опухолью политического. И всё же Дриё тяготел к фашистскому культу силы, так что в «Блуждающем огоньке» он отразил критику и анализ собственных упаднических настроений.
Фильм открывается сценой, где главный герой, Ален (Морис Роне), лежит в постели с подругой. Подруга просит Алена жениться на ней, на что тот отвечает: «Вы ничем не можете мне помочь. Слишком поздно». В самом деле, слишком поздно — у Алена назначено свидание с пулей, которая пронзит его сердце, как не смогла бы ни одна женщина. Несмотря на завершение терапии, он остаётся в клинике, потому что чёткий распорядок укрывает его от пугающей ответственности. Покинуть убежище он решается только ради одиссеи по старым знакомым, с призрачной надеждой зацепиться за жизнь, которая в конечном счёте лишь утвердит его волю к смерти.
В Париже Ален идёт к старому другу, ныне прилежному семьянину, пытающемуся оправдаться в его глазах: «Тебе кажется, что ты видишь покорного буржуа, но я сейчас живу куда насыщеннее, чем когда мы кутили и спали со всеми подряд». И действительно, его оптимизм Ален считает лицемерием, ведь размеренность и спокойствие для него — увядание, а никак не жизнь. Наконец, на робкие попытки переубеждения Ален отвечает: «Я хочу, чтобы ты помог мне умереть. Это всё».
«В один день я понял, что провёл всю свою жизнь в ожидании». Ален жил в убеждённости, что мир был должен ему великую любовь, наполняющую смыслом и чувством. По недоразумению судьбы ему не удалось погибнуть в бурной юности, а война (в соответствии со взглядами Дриё) обнажила для него позолоченную посредственность будней. Ален прав в стремлении считать своё окружение скучными мещанами, однако его реакция на бренность — лишь следствие неспособности справиться с личными ожиданиями.
«Когда я что-нибудь трогаю, я ничего не чувствую. Послушай, жизнь, я не могу до тебя дотронуться», — объясняет Ален своё состояние. Он привык гнаться за всё более яркими стимулами и со временем утратил чувствительность. В рассказе герой желает убить себя передозировкой, лишь в последний момент меняя выбор на револьвер: «Я мужчина. Я хозяин своего тела, я это доказываю», — и в этом его последнее (единственное?) волеизъявление.
Как было у классика:
— Доктор, я хочу покончить с собой. Я никому не нужен.
— Вот это правильно. Конечно, вы никому не нужны, а с чего вы взяли, что должны быть нужны?
Обращающаяся к предтечам sigma male cinema @kryptologie — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Самоубийство — ультимативный сценарный ход, который часто становится символом несгибаемой воли. Ронин вспарывает себе живот бамбуковым мечом в «Харакири» Кобаяси, а Делон в «Самурае» отправляется на операцию, где вынудит полицейских убить его, со словами: «Я никогда не проигрываю». Хотя я считаю «Самурая» мощнейшим фильмом про одиночество, значительно глубже психологические аспекты суицида раскрыты в другом фильме французской новой волны, «Затухающем огоньке» Луи Маля.
Маль не брезговал работой с правыми авторами, — сценаристом «Лифта на эшафот» был монархист Роже Нимье, — и обратился к рассказу Дриё ла Рошеля, убившего себя в предчувствии краха Третьего Рейха. Даже пройдя Первую мировую, даже участвуя в сражениях на одном фронте с Юнгером (по разные стороны), Рошель до конца жизни оставался аморфным романтиком из числа тех, кого его современник Карл Шмитт считал раковой опухолью политического. И всё же Дриё тяготел к фашистскому культу силы, так что в «Блуждающем огоньке» он отразил критику и анализ собственных упаднических настроений.
Фильм открывается сценой, где главный герой, Ален (Морис Роне), лежит в постели с подругой. Подруга просит Алена жениться на ней, на что тот отвечает: «Вы ничем не можете мне помочь. Слишком поздно». В самом деле, слишком поздно — у Алена назначено свидание с пулей, которая пронзит его сердце, как не смогла бы ни одна женщина. Несмотря на завершение терапии, он остаётся в клинике, потому что чёткий распорядок укрывает его от пугающей ответственности. Покинуть убежище он решается только ради одиссеи по старым знакомым, с призрачной надеждой зацепиться за жизнь, которая в конечном счёте лишь утвердит его волю к смерти.
В Париже Ален идёт к старому другу, ныне прилежному семьянину, пытающемуся оправдаться в его глазах: «Тебе кажется, что ты видишь покорного буржуа, но я сейчас живу куда насыщеннее, чем когда мы кутили и спали со всеми подряд». И действительно, его оптимизм Ален считает лицемерием, ведь размеренность и спокойствие для него — увядание, а никак не жизнь. Наконец, на робкие попытки переубеждения Ален отвечает: «Я хочу, чтобы ты помог мне умереть. Это всё».
«В один день я понял, что провёл всю свою жизнь в ожидании». Ален жил в убеждённости, что мир был должен ему великую любовь, наполняющую смыслом и чувством. По недоразумению судьбы ему не удалось погибнуть в бурной юности, а война (в соответствии со взглядами Дриё) обнажила для него позолоченную посредственность будней. Ален прав в стремлении считать своё окружение скучными мещанами, однако его реакция на бренность — лишь следствие неспособности справиться с личными ожиданиями.
«Когда я что-нибудь трогаю, я ничего не чувствую. Послушай, жизнь, я не могу до тебя дотронуться», — объясняет Ален своё состояние. Он привык гнаться за всё более яркими стимулами и со временем утратил чувствительность. В рассказе герой желает убить себя передозировкой, лишь в последний момент меняя выбор на револьвер: «Я мужчина. Я хозяин своего тела, я это доказываю», — и в этом его последнее (единственное?) волеизъявление.
Как было у классика:
— Доктор, я хочу покончить с собой. Я никому не нужен.
— Вот это правильно. Конечно, вы никому не нужны, а с чего вы взяли, что должны быть нужны?
Обращающаяся к предтечам sigma male cinema @kryptologie — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
When life gets longer, awful feels softer
Знаешь, мне было восемь лет, когда случилось 11 сентября. Помню отчётливо, как стоял в большой комнате родительской квартиры, и по телевизору сказали, что один из очевидцев скончался на месте от разрыва сердца. Потом я узнал, что это просто фигура речи, но тогда живо представил происходящее. Человек шёл по улице в обычное утро, увидел, как самолёт влетает в до боли знакомый небоскрёб, и был настолько сильно и внезапно поражён, что слабое сердце резко забилось быстрее, взорвавшись внутри грудной клетки. Этот образ засел в моей памяти — и возвращался не раз.
Да, были и Беслан (запомнившийся скорее пасмурными лицами преподавателей в школе — они несколько дней почти не могли разговаривать на уроках о своём предмете), и Норд-Ост, и взрывы в московском метро, но...
Чем старше я становился, тем плавнее стали входить подобные сотрясающие события в мою жизнь. То ли потому, что я стал привычнее, то ли потому, что сам начал следить за новостями — они всегда растягиваются полосой небольших сообщений, и ближе к 2022 году становятся всё более обрывочными.
Как бы я ни был уверен в пользе и необходимости правильного распорядка сна — ложись в 22, вставай в 6, — я не могу уложить себя в жизнь по циклам солнца. Так и здесь: как бы я ни был уверен в разрушающей силе прокрастинации крошками новостей — ну сядь ты раз в день на полчаса, прочитай набежавшее залпом, посиди-поанализируй, да иди обратно к другим делам, — стоит случиться серьёзному кризису, и вот он я, мистер Думскроллинг; тут как тут.
...примерно в том же возрасте я впервые всерьёз осознал свою смертность и быстро выучил, что главное правило — не вспоминать об этом перед сном. Потому что воспоминание о неизбежности грядущей смерти стабильно запускало цепочку мыслей — она закостеневшими пальцами впивалась в голову и не отпускала как минимум несколько десятков минут. Ощущалось это, конечно, как вечность.
Теперь уснуть нелегко и без этого. Поэтому я пишу. И будто что-то сделано, а значит, приходит покой. И моё от рождения слабое сердце замедляет свой бег и идёт на прогулку под звёздами.
Feels pretty soft to me, @bitnevpoet — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Знаешь, мне было восемь лет, когда случилось 11 сентября. Помню отчётливо, как стоял в большой комнате родительской квартиры, и по телевизору сказали, что один из очевидцев скончался на месте от разрыва сердца. Потом я узнал, что это просто фигура речи, но тогда живо представил происходящее. Человек шёл по улице в обычное утро, увидел, как самолёт влетает в до боли знакомый небоскрёб, и был настолько сильно и внезапно поражён, что слабое сердце резко забилось быстрее, взорвавшись внутри грудной клетки. Этот образ засел в моей памяти — и возвращался не раз.
Да, были и Беслан (запомнившийся скорее пасмурными лицами преподавателей в школе — они несколько дней почти не могли разговаривать на уроках о своём предмете), и Норд-Ост, и взрывы в московском метро, но...
Чем старше я становился, тем плавнее стали входить подобные сотрясающие события в мою жизнь. То ли потому, что я стал привычнее, то ли потому, что сам начал следить за новостями — они всегда растягиваются полосой небольших сообщений, и ближе к 2022 году становятся всё более обрывочными.
Как бы я ни был уверен в пользе и необходимости правильного распорядка сна — ложись в 22, вставай в 6, — я не могу уложить себя в жизнь по циклам солнца. Так и здесь: как бы я ни был уверен в разрушающей силе прокрастинации крошками новостей — ну сядь ты раз в день на полчаса, прочитай набежавшее залпом, посиди-поанализируй, да иди обратно к другим делам, — стоит случиться серьёзному кризису, и вот он я, мистер Думскроллинг; тут как тут.
...примерно в том же возрасте я впервые всерьёз осознал свою смертность и быстро выучил, что главное правило — не вспоминать об этом перед сном. Потому что воспоминание о неизбежности грядущей смерти стабильно запускало цепочку мыслей — она закостеневшими пальцами впивалась в голову и не отпускала как минимум несколько десятков минут. Ощущалось это, конечно, как вечность.
Теперь уснуть нелегко и без этого. Поэтому я пишу. И будто что-то сделано, а значит, приходит покой. И моё от рождения слабое сердце замедляет свой бег и идёт на прогулку под звёздами.
Feels pretty soft to me, @bitnevpoet — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Распавшаяся связь времён: покидая Одессу
Второй раз в жизни я теряю дом. Уже во взрослом возрасте, но всё равно будучи ребёнком — только теперь с довлеющим надо мной вопросом самоопределения. И нет ни волнения, ни ложной атараксии — лишь кристально чистое, как ветерок на горе, где сидел Заратустра, неприкаянное эго.
Достаточно заострить взгляд на любом предмете из сумки, чтобы достичь этого невесомого чувства: вещи действительно не принадлежат мне и никогда не принадлежали. Стекляшка, подобранная у моря, некогда элемент бутылки, кем-то в горячке отправленной в плавание, но достигшей скалистого дна. Платок — как шёлковая удавка, нити которой уже покрылись царапинами. Сделанное моими руками так же чуждо, как сырой, отторженный маткой приплод, что вывалился на землю и вот уже корчится наедине со своим существованием. Что ему до чужого горя? Ему и собственное неизвестно.
Кочевничество больше не выглядит опасно и маргинально. История Кит из «The Sheltering Sky» Бертолуччи даже внушает приязнь: так ли велика разница между мёртвым мужем и сломанным ногтем, если оба одинаково тебе не принадлежат? Можно уйти в пустыню, на юг или на север, очнуться в богадельне, да где угодно — будто бы это сделает потерю хоть сколько-нибудь меньше. История блуждания — не о путешествии, не о литературном экстазе Керуака и ко, даже не об изгнании из Иерусалима и миграции. Она — всегда о распаде связи времён. Броди и рисуй ладонью на песке, блуждай и растрать время, которое никогда не было твоим.
Пять лет назад цыганка многозначительно спросила: что буду спасать из горящего дома? А я до сих пор думаю — пожалуй, только себя. Но не точно.
Оставляющая за спиной города @trobar_clus — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Второй раз в жизни я теряю дом. Уже во взрослом возрасте, но всё равно будучи ребёнком — только теперь с довлеющим надо мной вопросом самоопределения. И нет ни волнения, ни ложной атараксии — лишь кристально чистое, как ветерок на горе, где сидел Заратустра, неприкаянное эго.
Достаточно заострить взгляд на любом предмете из сумки, чтобы достичь этого невесомого чувства: вещи действительно не принадлежат мне и никогда не принадлежали. Стекляшка, подобранная у моря, некогда элемент бутылки, кем-то в горячке отправленной в плавание, но достигшей скалистого дна. Платок — как шёлковая удавка, нити которой уже покрылись царапинами. Сделанное моими руками так же чуждо, как сырой, отторженный маткой приплод, что вывалился на землю и вот уже корчится наедине со своим существованием. Что ему до чужого горя? Ему и собственное неизвестно.
Кочевничество больше не выглядит опасно и маргинально. История Кит из «The Sheltering Sky» Бертолуччи даже внушает приязнь: так ли велика разница между мёртвым мужем и сломанным ногтем, если оба одинаково тебе не принадлежат? Можно уйти в пустыню, на юг или на север, очнуться в богадельне, да где угодно — будто бы это сделает потерю хоть сколько-нибудь меньше. История блуждания — не о путешествии, не о литературном экстазе Керуака и ко, даже не об изгнании из Иерусалима и миграции. Она — всегда о распаде связи времён. Броди и рисуй ладонью на песке, блуждай и растрать время, которое никогда не было твоим.
Пять лет назад цыганка многозначительно спросила: что буду спасать из горящего дома? А я до сих пор думаю — пожалуй, только себя. Но не точно.
Оставляющая за спиной города @trobar_clus — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
О природе нормоперфекционизма
Нормоперфекционизмом можно считать навязчивое стремление к недостижимой теперь нормальности. И вложенный в это понятие смысл целиком зависит от окружающих условий. Семь лет назад для далёкого от высоких материй строителя мещанского райка утраченной нормальностью были доллар по тридцать, пятилетняя Ауди с рук заботливого бюргера, квартира с накопленной зарплаты. Совсем недавно таковой считалась возможность спуститься в метро без маски, слетать в Египет или купить айфон, не прибегая к займам и кредитам.
Немного приподнимемся над мирским. В мировом кинематографе постапокалиптика нередко демонстрирует реликтовые фрагменты прежнего мира на фоне развалин — будь то уцелевшее жилище с разбросанными детскими игрушками и рисунками на холодильнике, или же другие островки знакомой нам реальности. Такие сцены дают нам понимание хрупкости и важности всего того, что мы считаем незначительным, обыденным, пропускаем мимо себя в гонке со временем. То, что у нас есть, очень легко утратить — в панораме глобальной катастрофы даже самые скромные интерьеры сегодняшнего дня покажутся небывалой роскошью.
Не стоит забывать сюжеты которые отражают состояние одновременного пост- и предапокалипсиса — это мир Евангелиона, Волчьего дождя или Эрго Прокси. Прежняя реальность уже уничтожена, но люди продолжают цепляться за осколки обыденного на последних островках нормальности — строят планы на будущее, пьют, смеются, развлекаются. Однако следом всегда приходит следующая волна, сметающая остатки и этой полужизни в условиях мезонормальности.
Такой амбивалентный сценарий жизни после апокалипсиса и перед угрозой нового напоминает происходящее на определённой части постсоветского пространства. Для старшего поколения прежний мир рухнул в девяносто первом, для многих из числа тех, кто помоложе — в восьмом, двенадцатом, четырнадцатом, двадцатом, а теперь и двадцать втором году. Но мы продолжаем цепляться за убегающий поезд жизни: берём кредиты на подарки детям, одалживаем у одноклассников, с которыми не общались десять лет, «до понедельника», качаем сериалы про мир постапокалипсиса, перестраховываясь на случай отключения от мировой Сети. Однако жизнь не стоит на месте, и в облаках отчётливо виднеются силуэты четырёх Всадников.
Проект комплементации человечества в отдельно взятых странах всё ещё не завершён.
Предапокалиптичный @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Нормоперфекционизмом можно считать навязчивое стремление к недостижимой теперь нормальности. И вложенный в это понятие смысл целиком зависит от окружающих условий. Семь лет назад для далёкого от высоких материй строителя мещанского райка утраченной нормальностью были доллар по тридцать, пятилетняя Ауди с рук заботливого бюргера, квартира с накопленной зарплаты. Совсем недавно таковой считалась возможность спуститься в метро без маски, слетать в Египет или купить айфон, не прибегая к займам и кредитам.
Немного приподнимемся над мирским. В мировом кинематографе постапокалиптика нередко демонстрирует реликтовые фрагменты прежнего мира на фоне развалин — будь то уцелевшее жилище с разбросанными детскими игрушками и рисунками на холодильнике, или же другие островки знакомой нам реальности. Такие сцены дают нам понимание хрупкости и важности всего того, что мы считаем незначительным, обыденным, пропускаем мимо себя в гонке со временем. То, что у нас есть, очень легко утратить — в панораме глобальной катастрофы даже самые скромные интерьеры сегодняшнего дня покажутся небывалой роскошью.
Не стоит забывать сюжеты которые отражают состояние одновременного пост- и предапокалипсиса — это мир Евангелиона, Волчьего дождя или Эрго Прокси. Прежняя реальность уже уничтожена, но люди продолжают цепляться за осколки обыденного на последних островках нормальности — строят планы на будущее, пьют, смеются, развлекаются. Однако следом всегда приходит следующая волна, сметающая остатки и этой полужизни в условиях мезонормальности.
Такой амбивалентный сценарий жизни после апокалипсиса и перед угрозой нового напоминает происходящее на определённой части постсоветского пространства. Для старшего поколения прежний мир рухнул в девяносто первом, для многих из числа тех, кто помоложе — в восьмом, двенадцатом, четырнадцатом, двадцатом, а теперь и двадцать втором году. Но мы продолжаем цепляться за убегающий поезд жизни: берём кредиты на подарки детям, одалживаем у одноклассников, с которыми не общались десять лет, «до понедельника», качаем сериалы про мир постапокалипсиса, перестраховываясь на случай отключения от мировой Сети. Однако жизнь не стоит на месте, и в облаках отчётливо виднеются силуэты четырёх Всадников.
Проект комплементации человечества в отдельно взятых странах всё ещё не завершён.
Предапокалиптичный @greyshemes — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Lonesome Road: как Fallout говорит об одиночестве?
За более чем 20-летнюю историю своего существования серия Fallout, со всеми ее любительскими модами и сторонними сайд-проектами, успела поднять немало глобальных вопросов. Самоосмысление искусственного интеллекта, сущность войны, будущее Пустошей, налаживание человеческих связей в новом опасном пространстве — Fallout был про все это и даже большее. Тем страннее, что в играх серии не слишком часто поднимался вопрос одиночества и рефлексии, как таковой. В каждой игре мы ходим при нескольких напарниках, во второй части с хорошей харизмой вообще можно рассекать на «Хайвеймене» с целой компанией. Такой вайб очень хорошо отвечает запросу на социальные связи после конца света — однако ничего не рассказывает про одиночество на Пустошах.
И поэтому дополнение Lonesome Road для New Vegas стало одним большим разговором о рефлексии наедине со своими ошибками. Главный герой, Курьер, приходит в каньон, называемый Разломом — трагическое и зловещее место, связывающее широкой магистралью военную базу, разрушенный город неподалеку и секретный бункер с сохранившимися ядерными ракетами. Приходит не просто так, но следуя за призраком из прошлого, который попутно раскрывает герою самую страшную его ошибку.
Дело в том, что Курьер оказался убийцей — впрочем, не по доброй воле. Его курьерские странствия меж поселениями по Разлому привлекли сюда группу людей, основавших укрытое поселение на руинах военных казарм. Но в одно из последних путешествий Курьер случайно активировал военную технику в бункере, и ядерная ракета уничтожила поселение, оставив лишь радиоактивное пепелище. За ядерными ракетами в Разлом явились и враждующие фракции Пустошей — однако радиация и местные ветра бритвенной остроты почти лишили их кожи, превратив солдат в обезумевших диких созданий. Иронично, что ненависть и безумие сплотили сторонников крайне полярных идеологий — и теперь они все желают лишь отомстить миру, активировав ракеты снова. Таким нас встречает Разлом — мрачная рана Пустошей с руинами поселений, населенных лишь бывшими людьми да жуткими подземными тварями. Место ошибок, место, в котором не начнешь с нуля.
И мы идем по одинокой магистрали Разлома, прерываясь на стычки и замирая от странной красоты обрушившихся зданий на краю каньона. Эта история об ошибке, которую не исправить, о прошлом, которого не вернуть. И о будущем тоже — Курьер встретит своего нечаянного врага в секретном бункере и будет волен перекроить политическую карту Пустошей, или же оставить все, как есть. Но это вторично, неважно. Есть только старое шоссе, опасность, поджидающая на каждом шагу и то самое чистое чувство одиночества, которого в постъядерном мире осталось так мало.
Lonesome Road выкидывает из своеобразного круга потребления контента в New Vegas — мы идем из точки А в точку Б, никуда не сворачивая и не прерываясь. Одинокая дорога — все, что у нас есть. Мы поразмыслим об ошибках прошлого, сделаем выбор и навсегда закроем эту страницу истории Пустошей. Возможно, однажды Разлом станет другим, но не сейчас. Сейчас — ракеты, шоссе и размышления о последствиях решений, которые за нас однажды принял кто-то другой. Обычные курьерские будни, которые в основном сюжете New Vegas, увы, показаны совершенно иным образом.
Прошедший по Одинокой дороге @res_ludens — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
За более чем 20-летнюю историю своего существования серия Fallout, со всеми ее любительскими модами и сторонними сайд-проектами, успела поднять немало глобальных вопросов. Самоосмысление искусственного интеллекта, сущность войны, будущее Пустошей, налаживание человеческих связей в новом опасном пространстве — Fallout был про все это и даже большее. Тем страннее, что в играх серии не слишком часто поднимался вопрос одиночества и рефлексии, как таковой. В каждой игре мы ходим при нескольких напарниках, во второй части с хорошей харизмой вообще можно рассекать на «Хайвеймене» с целой компанией. Такой вайб очень хорошо отвечает запросу на социальные связи после конца света — однако ничего не рассказывает про одиночество на Пустошах.
И поэтому дополнение Lonesome Road для New Vegas стало одним большим разговором о рефлексии наедине со своими ошибками. Главный герой, Курьер, приходит в каньон, называемый Разломом — трагическое и зловещее место, связывающее широкой магистралью военную базу, разрушенный город неподалеку и секретный бункер с сохранившимися ядерными ракетами. Приходит не просто так, но следуя за призраком из прошлого, который попутно раскрывает герою самую страшную его ошибку.
Дело в том, что Курьер оказался убийцей — впрочем, не по доброй воле. Его курьерские странствия меж поселениями по Разлому привлекли сюда группу людей, основавших укрытое поселение на руинах военных казарм. Но в одно из последних путешествий Курьер случайно активировал военную технику в бункере, и ядерная ракета уничтожила поселение, оставив лишь радиоактивное пепелище. За ядерными ракетами в Разлом явились и враждующие фракции Пустошей — однако радиация и местные ветра бритвенной остроты почти лишили их кожи, превратив солдат в обезумевших диких созданий. Иронично, что ненависть и безумие сплотили сторонников крайне полярных идеологий — и теперь они все желают лишь отомстить миру, активировав ракеты снова. Таким нас встречает Разлом — мрачная рана Пустошей с руинами поселений, населенных лишь бывшими людьми да жуткими подземными тварями. Место ошибок, место, в котором не начнешь с нуля.
И мы идем по одинокой магистрали Разлома, прерываясь на стычки и замирая от странной красоты обрушившихся зданий на краю каньона. Эта история об ошибке, которую не исправить, о прошлом, которого не вернуть. И о будущем тоже — Курьер встретит своего нечаянного врага в секретном бункере и будет волен перекроить политическую карту Пустошей, или же оставить все, как есть. Но это вторично, неважно. Есть только старое шоссе, опасность, поджидающая на каждом шагу и то самое чистое чувство одиночества, которого в постъядерном мире осталось так мало.
Lonesome Road выкидывает из своеобразного круга потребления контента в New Vegas — мы идем из точки А в точку Б, никуда не сворачивая и не прерываясь. Одинокая дорога — все, что у нас есть. Мы поразмыслим об ошибках прошлого, сделаем выбор и навсегда закроем эту страницу истории Пустошей. Возможно, однажды Разлом станет другим, но не сейчас. Сейчас — ракеты, шоссе и размышления о последствиях решений, которые за нас однажды принял кто-то другой. Обычные курьерские будни, которые в основном сюжете New Vegas, увы, показаны совершенно иным образом.
Прошедший по Одинокой дороге @res_ludens — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Hiraeth: тоска о вымышленных эпохах
Hiraeth — весьма своеобразное слово из валлийского языка. Это духовная тоска по дому, которого, возможно, никогда и не было. Ностальгия по древним местам, в которые мы не можем вернуться. Это эхо потерянных мест прошлого нашей души и нашей скорби по ним. Это в ветре, скалах и волнах. Это нигде и это везде.
Романтическое восприятие прошлого в принципе характерно для человеческой психики. Так, старшее поколение вспоминает времена своей юности в Советском Союзе, забывая о тогдашней необходимости добывать нужные вещи всеми правдами и неправдами. Люди забывают о поездках в город за колбасой, о фальшивой дружбе с продавщицами для доступа к «секретным» резервам или о доносах коллег, из-за которых не давали квартиру и повышение. Время стирает негатив прошлого и сохраняет лишь чувство молодости и уверенности в завтрашнем дне.
Аналогичный процесс происходит у зрелого поколения. Так, многие люди, очутившиеся в мобилизационной и огосударствленной крабономике, вспоминают девяностые, как время возможностей для обогащения за счет совершенно банальных придумок. При этом забывается то, как те же люди прятались от бандитов, теряли деньги из-за деноминации. Стирается из памяти та атмосфера постоянного напряжения, при которой в ближайшую минуту может произойти что угодно.
Прямо как сейчас.
И, если нынешний мещанский апокалипсис окончится закреплением своеобразной «дистопии» на долгие годы, уже современное молодое поколение будет вспоминать нелепое и глупое «потерянное десятилетие» десятых годов в атмосфере славянского пост-панка и без надежд наперспективное будущее с тоской и ностальгией. Им оно запомнится, как лучшее время жизни с доступом к соцсетям, музыке и компьютерным играм, и время изгладит из фотокарточек юности все плохое, что действительно происходило в эти годы. Таков наш Hiraeth. Такова метафизика человеческой памяти.
С правом на забвение, неизменный @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Hiraeth — весьма своеобразное слово из валлийского языка. Это духовная тоска по дому, которого, возможно, никогда и не было. Ностальгия по древним местам, в которые мы не можем вернуться. Это эхо потерянных мест прошлого нашей души и нашей скорби по ним. Это в ветре, скалах и волнах. Это нигде и это везде.
Романтическое восприятие прошлого в принципе характерно для человеческой психики. Так, старшее поколение вспоминает времена своей юности в Советском Союзе, забывая о тогдашней необходимости добывать нужные вещи всеми правдами и неправдами. Люди забывают о поездках в город за колбасой, о фальшивой дружбе с продавщицами для доступа к «секретным» резервам или о доносах коллег, из-за которых не давали квартиру и повышение. Время стирает негатив прошлого и сохраняет лишь чувство молодости и уверенности в завтрашнем дне.
Аналогичный процесс происходит у зрелого поколения. Так, многие люди, очутившиеся в мобилизационной и огосударствленной крабономике, вспоминают девяностые, как время возможностей для обогащения за счет совершенно банальных придумок. При этом забывается то, как те же люди прятались от бандитов, теряли деньги из-за деноминации. Стирается из памяти та атмосфера постоянного напряжения, при которой в ближайшую минуту может произойти что угодно.
Прямо как сейчас.
И, если нынешний мещанский апокалипсис окончится закреплением своеобразной «дистопии» на долгие годы, уже современное молодое поколение будет вспоминать нелепое и глупое «потерянное десятилетие» десятых годов в атмосфере славянского пост-панка и без надежд на
С правом на забвение, неизменный @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @makedatbold.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
Argumentum ad Panchinum: рассуждения о биолабораториях. Часть первая
Недавно популяризатор Александр Панчин в своем ЖЖ высказался на тему биологических лабораторий США на Украине. Тема интересная, и, главное, злободневная (сарказм). Основные тезисы Александра заключаются в следующем:
1. Лаборатория занималась обычными вещами и использовала обычные для нашей специальности методы, поэтому биооружия там быть не может;
2. Этнического оружия быть не может, потому что его не может быть, ведь... (далее список умозрительных аргументов, суть которых сводится к тому, что академики умнее и влиятельнее Панчина считают, что это невозможно).
Как вы, возможно, уже догадались, я вижу пробелы в логике Александра, несколько вещей, которые разрушают его нарратив. Сразу скажу, что я не придерживаюсь какой-либо определённой точки зрения на вопрос существования разработок биооружия в указанных лабораториях. Также я не считаю производство этнически нацеленного биооружия возможным на текущем уровне технологий. Моя цель — разобрать плохую аргументацию и показать, почему она плохая. В этом посте я хочу поговорить про часть, связанную с аргументацией про биооружие вообще — про этническое оружие будет второй пост.
Для затравочки скажу, что у меня ровно такая же специальность, как у Александра, но я бы не стал говорить, что «высказываюсь по теме своей специальности». Это не наша специальность. Всё же меня учили обрабатывать данные секвенирования, собирать геномы, разрабатывать алгоритмы и использовать методы математической статистики для разных кейсов анализа данных. Проектирование и выполнение новых видов биологических экспериментов (в том числе, разработка биооружия) в мою личную компетенцию не входит. Поскольку школа биоинформатики у нас примерно одна и та же, думаю, что с определённой степенью уверенности могу говорить и за Александра.
Но чёрт с ними, с компетенциями — вполне легко представить, как хардкорный биоинформатик погружается в «мокрую» работу на высоком уровне, уже добившись определённого успеха в биоинформатике. Давайте посмотрим по существу.
На первой же картинке мы видим надпись большими буквами: UNCLASSIFIED. Все читатели, конечно же, знакомы с историей про самолёты, которые прибывали из боя с пулевыми отверстиями в деталях — такие повреждения не мешали им прилетать на базу. А вот самолёты, которые были повреждены куда сильнее, на базу не прилетали и не были доступны для наблюдения. Если мы наблюдаем только UNCLASSIFIED-данные, то видим только то, что прошло определённый фильтр, а значит, не можем судить о всех данных по ним. Делать это — ошибка выжившего. Хочется увидеть картинки с надписью CLASSIFIED — ведь там есть то, чего нет в предоставленных пруфах. Можем ли мы по умолчанию считать, что на картинках с надписью UNCLASSIFIED предоставлено ВСЁ, что есть? Нет.
Является ли это свидетельством в пользу гипотезы «там не разрабатывали биологическое оружие»? Да, является, но очень слабым, и наши исходные вероятности меняет незначительно. Хороший ли это риторический аргумент? Плохой — в силу причин, указанных выше, он может убедить только человека, привыкшего написанному верить.
Насчёт того, что похожие методы и похожие исследования используются и проводятся в разных странах, включая Россию и Китай — ну да, и что? Русские, китайцы и американцы ещё и используют одинаковую математику. Почему методы разработки (не массового производства) биооружия должны сильно отличаться от привычных биотехнологических методов? Действительно военных технологий, подходящих только для создания оружия и ни для чего больше, на самом деле довольно мало, особенно в биотехе. Даже наличие в лаборатории 4 BSL образцов чумы, оспы, холеры, эболы и прочих опасных микроорганизмов, как и протоколов по уничтожению биоматериала, само по себе ничего не говорит. Информация о том, что в лаборатории используются стандартные методы не даёт нам достаточное понимание ситуации, чтобы поддерживать или отвергать гипотезу разработки биооружия, они на то и стандартные, чтобы быть повсеместными.
Продолжение следует.
Стальной @biolapki — для Холархии.
Недавно популяризатор Александр Панчин в своем ЖЖ высказался на тему биологических лабораторий США на Украине. Тема интересная, и, главное, злободневная (сарказм). Основные тезисы Александра заключаются в следующем:
1. Лаборатория занималась обычными вещами и использовала обычные для нашей специальности методы, поэтому биооружия там быть не может;
2. Этнического оружия быть не может, потому что его не может быть, ведь... (далее список умозрительных аргументов, суть которых сводится к тому, что академики умнее и влиятельнее Панчина считают, что это невозможно).
Как вы, возможно, уже догадались, я вижу пробелы в логике Александра, несколько вещей, которые разрушают его нарратив. Сразу скажу, что я не придерживаюсь какой-либо определённой точки зрения на вопрос существования разработок биооружия в указанных лабораториях. Также я не считаю производство этнически нацеленного биооружия возможным на текущем уровне технологий. Моя цель — разобрать плохую аргументацию и показать, почему она плохая. В этом посте я хочу поговорить про часть, связанную с аргументацией про биооружие вообще — про этническое оружие будет второй пост.
Для затравочки скажу, что у меня ровно такая же специальность, как у Александра, но я бы не стал говорить, что «высказываюсь по теме своей специальности». Это не наша специальность. Всё же меня учили обрабатывать данные секвенирования, собирать геномы, разрабатывать алгоритмы и использовать методы математической статистики для разных кейсов анализа данных. Проектирование и выполнение новых видов биологических экспериментов (в том числе, разработка биооружия) в мою личную компетенцию не входит. Поскольку школа биоинформатики у нас примерно одна и та же, думаю, что с определённой степенью уверенности могу говорить и за Александра.
Но чёрт с ними, с компетенциями — вполне легко представить, как хардкорный биоинформатик погружается в «мокрую» работу на высоком уровне, уже добившись определённого успеха в биоинформатике. Давайте посмотрим по существу.
На первой же картинке мы видим надпись большими буквами: UNCLASSIFIED. Все читатели, конечно же, знакомы с историей про самолёты, которые прибывали из боя с пулевыми отверстиями в деталях — такие повреждения не мешали им прилетать на базу. А вот самолёты, которые были повреждены куда сильнее, на базу не прилетали и не были доступны для наблюдения. Если мы наблюдаем только UNCLASSIFIED-данные, то видим только то, что прошло определённый фильтр, а значит, не можем судить о всех данных по ним. Делать это — ошибка выжившего. Хочется увидеть картинки с надписью CLASSIFIED — ведь там есть то, чего нет в предоставленных пруфах. Можем ли мы по умолчанию считать, что на картинках с надписью UNCLASSIFIED предоставлено ВСЁ, что есть? Нет.
Является ли это свидетельством в пользу гипотезы «там не разрабатывали биологическое оружие»? Да, является, но очень слабым, и наши исходные вероятности меняет незначительно. Хороший ли это риторический аргумент? Плохой — в силу причин, указанных выше, он может убедить только человека, привыкшего написанному верить.
Насчёт того, что похожие методы и похожие исследования используются и проводятся в разных странах, включая Россию и Китай — ну да, и что? Русские, китайцы и американцы ещё и используют одинаковую математику. Почему методы разработки (не массового производства) биооружия должны сильно отличаться от привычных биотехнологических методов? Действительно военных технологий, подходящих только для создания оружия и ни для чего больше, на самом деле довольно мало, особенно в биотехе. Даже наличие в лаборатории 4 BSL образцов чумы, оспы, холеры, эболы и прочих опасных микроорганизмов, как и протоколов по уничтожению биоматериала, само по себе ничего не говорит. Информация о том, что в лаборатории используются стандартные методы не даёт нам достаточное понимание ситуации, чтобы поддерживать или отвергать гипотезу разработки биооружия, они на то и стандартные, чтобы быть повсеместными.
Продолжение следует.
Стальной @biolapki — для Холархии.
Argumentum ad Panchinum: рассуждения о биолабораториях. Часть вторая
В целом, по аргументации видно, что Александр, перед тем, как высказываться, не выполнил простейшее упражнение «если тебя спрашивают, возможен ли X, посиди в течение реальных, честных пяти минут по таймеру, и подумай, как бы ты сделал X». А я выполнил. И вот мои рассуждения на этот счёт.
Здесь будут мои мысли на тему потенциальной основы этнического оружия, считайте это увлекательной (?) интеллектуальной игрой в «а что, если вдруг?». В следующем посте поговорим про его военное применение. Я также задам вопросы, на которые было бы неплохо знать ответ, чтобы твёрдо и чётко сказать: это работать не будет.
1. «Сложно подобрать генетический маркер, который был бы свойственен только одной популяции». Да, сложно. Но маркер не обязательно должен быть один. Их может быть несколько, и наше гипотетическое оружие должно срабатывать, если только выполняется логическая формула вида «маркер1 И маркер2 И маркер3...». Или более сложная. Современная биология умеет помещать логические схемы в клетки и наночастицы, хоть это и непросто. Bottleneck этой схемы — ёмкость существующих векторов для доставки кода в клетки. Технология для определения «этничности» (проблема её определения — вопрос отдельного поста; не стану реитерировать здесь старый тейк про то, что все люди очень похожи, а самоопределение и графа в паспорте (при наличии) с генами связаны опосредованно), которую использует 23andMe, задействовала от 7400 до 45000 маркеров. Засунуть это в один гипотетический вирус не представляется возможным — по крайней мере, с существующими способами доставки. Другие работы с определением этничности по однонуклеотидным полиморфизмам сокращают количество оптимальных маркеров до сотни — всё ещё слишком много, но уже меньше, чем два миллиона. Можно ли уменьшить это число, и с какой потерей точности нацеливания? Вопрос актуален.
2. «Этот маркер должен быть мишенью для вируса». Нет, не должен. Читаем предыдущий пункт — вирус должен выполнять логическую схему в теле. Легко представить себе таковой, если он проникает в клетки по обычным каналам, но делает что-нибудь только при срабатывании логической цепи (этническая дифференциация необязательна, у этих технологий есть тысячи мирных применений). Трудно ли сделать такой вирус? Да. Невозможно? Читайте ссылки.
3. «Грубо говоря, в лучшем случае вы могли бы сделать оружие, которое убьет 5% одной популяции и 10% другой популяции — или вроде того». C этой оценкой есть три проблемы. Во-первых, это очень и очень много. 5% популяции этнических русских в России — примерно пять с половиной миллионов человек (если поверить данным свежей переписи и предположить, что гипотетический супермегавирус заразил всех, реальное количество жертв должно быть меньше — и это без учёта вторичных потерь от полной остановки функционирования медицины, карантина, остановки экономики и т.д.). Этот показатель чуть ниже, чем число жертв ковида за всю эпидемию во всём мире. Что-то мне не кажется, что предотвращение угрозы такого масштаба — плохая идея. Во-вторых, почему мы думаем, что точность 5-10% — мала? При выборе из тысяч возможных классов, где точность случайного выбора не 10%, а порядка 0.1% — это скорее высокий показатель. Возможно, оценка Александра завышена, и реально можно добиться гораздо меньшей точности дискриминации. А возможно, у учёных завышены стандарты качества продукта относительно военных. Военным и не то, что 5%, 0.5% хватит. В-третьих — что, если создателям гипотетического этнического оружия абсолютно всё равно, что другие популяции тоже пострадают, если они пострадают в разы меньше или географически отделены?
Продолжение следует.
Палладиевый @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
В целом, по аргументации видно, что Александр, перед тем, как высказываться, не выполнил простейшее упражнение «если тебя спрашивают, возможен ли X, посиди в течение реальных, честных пяти минут по таймеру, и подумай, как бы ты сделал X». А я выполнил. И вот мои рассуждения на этот счёт.
Здесь будут мои мысли на тему потенциальной основы этнического оружия, считайте это увлекательной (?) интеллектуальной игрой в «а что, если вдруг?». В следующем посте поговорим про его военное применение. Я также задам вопросы, на которые было бы неплохо знать ответ, чтобы твёрдо и чётко сказать: это работать не будет.
1. «Сложно подобрать генетический маркер, который был бы свойственен только одной популяции». Да, сложно. Но маркер не обязательно должен быть один. Их может быть несколько, и наше гипотетическое оружие должно срабатывать, если только выполняется логическая формула вида «маркер1 И маркер2 И маркер3...». Или более сложная. Современная биология умеет помещать логические схемы в клетки и наночастицы, хоть это и непросто. Bottleneck этой схемы — ёмкость существующих векторов для доставки кода в клетки. Технология для определения «этничности» (проблема её определения — вопрос отдельного поста; не стану реитерировать здесь старый тейк про то, что все люди очень похожи, а самоопределение и графа в паспорте (при наличии) с генами связаны опосредованно), которую использует 23andMe, задействовала от 7400 до 45000 маркеров. Засунуть это в один гипотетический вирус не представляется возможным — по крайней мере, с существующими способами доставки. Другие работы с определением этничности по однонуклеотидным полиморфизмам сокращают количество оптимальных маркеров до сотни — всё ещё слишком много, но уже меньше, чем два миллиона. Можно ли уменьшить это число, и с какой потерей точности нацеливания? Вопрос актуален.
2. «Этот маркер должен быть мишенью для вируса». Нет, не должен. Читаем предыдущий пункт — вирус должен выполнять логическую схему в теле. Легко представить себе таковой, если он проникает в клетки по обычным каналам, но делает что-нибудь только при срабатывании логической цепи (этническая дифференциация необязательна, у этих технологий есть тысячи мирных применений). Трудно ли сделать такой вирус? Да. Невозможно? Читайте ссылки.
3. «Грубо говоря, в лучшем случае вы могли бы сделать оружие, которое убьет 5% одной популяции и 10% другой популяции — или вроде того». C этой оценкой есть три проблемы. Во-первых, это очень и очень много. 5% популяции этнических русских в России — примерно пять с половиной миллионов человек (если поверить данным свежей переписи и предположить, что гипотетический супермегавирус заразил всех, реальное количество жертв должно быть меньше — и это без учёта вторичных потерь от полной остановки функционирования медицины, карантина, остановки экономики и т.д.). Этот показатель чуть ниже, чем число жертв ковида за всю эпидемию во всём мире. Что-то мне не кажется, что предотвращение угрозы такого масштаба — плохая идея. Во-вторых, почему мы думаем, что точность 5-10% — мала? При выборе из тысяч возможных классов, где точность случайного выбора не 10%, а порядка 0.1% — это скорее высокий показатель. Возможно, оценка Александра завышена, и реально можно добиться гораздо меньшей точности дискриминации. А возможно, у учёных завышены стандарты качества продукта относительно военных. Военным и не то, что 5%, 0.5% хватит. В-третьих — что, если создателям гипотетического этнического оружия абсолютно всё равно, что другие популяции тоже пострадают, если они пострадают в разы меньше или географически отделены?
Продолжение следует.
Палладиевый @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Argumentum ad Panchinum: рассуждения о биолабораториях. Часть третья
Проблема реакции на историю с потенциальным существованием этнобиооружия — в том, что учёные плохо понимают, как мыслят военные. С наукой-то всё относительно ясно, даже в предыдущем посте, где я рассуждал о вариантах, моё представление в целом совпадает с представлениями, высказываемыми Панчиным и многими другими учёными: сложно в принципе; плохо работает, даже если сделать; невозможно при текущем уровне технологий. Но картины мира учёного и военного отличаются настолько, что фокусируются на разных вещах, и без понимания чужого мышления разумный диалог наладить сложно. То, что важно для учёного (точность дискриминации, вопрос связи генов и этничности и т.д.), для военного плетётся в конце списка приоритетов.
Дисклеймер: я не думаю, что я стопроцентно прав, продолжайте считать это игрой в «а что, если вдруг?». Мои представления о мышлении военных основаны не на личном опыте, а на классических книгах (Vom Kriege и т.д.), поэтому я могу заблуждаться ровно так же, как и Панчин, но в другую сторону. Исходя из этого, продолжим по пунктам:
4. «Вирус не должен мутировать», «вирус должен быть очень заразен». Хорошие аргументы, но только, если threat model Александра — враг, использующий биологическое оружие для уничтожения живой силы. Хорошая ли это модель угрозы? Нет. Исторически известно, что биологическое оружие для прямого уничтожения живой силы противника — плохая идея. Отряд-731 в конце WWII не убил своими разработками и тысячи человек на фронте. Самое эпичное применение биологического оружия состоялось во время открытия Америки — помните, были там такие «ацтеки»? Однако оно было удачным скорее по случайности, нежели по задумке.
Разумное военное применение биологического оружия кроется в другом — в разрушении снабжения и тыла. Имеджн — нужно вести военные действия, когда солдаты болеют, в госпиталях внутрибольничные эпидемии, снабженцы болеют, и даже рабочие на заводах болеют. Они не обязательно должны болеть до смерти или поголовно. Но, если в результате даже не болезни, но просто карантинных мер нарушатся логистические цепи, это приведёт к большим жертвам среди комбатантов и к недостижению поставленных военных задач. Было бы также неплохо, чтобы твои собственные солдаты и снабженцы пострадали меньше. Этнически нацеленное оружие имеет военный смысл — даже если точность нацеливания, заразность и летальность невелики.
Кстати, для такого тактического применения биооружия гиганское количество смертоносных колб (как предлагается в популярном твиттер-посте) не требуется. Пара пробирок, доставленные средством доставки (естественно, разработанным не там, где разрабатывали само биооружие, дрон какой-нибудь, включите фантазию) — и всё.
5. «Вирус ударит по создателю» — ударит, но на значительную потерю селективности в результате естественных эволюционных процессов могут уйти месяцы и годы. А выполнить боевую задачу нужно прямо сейчас. «Забота о долговременных последствиях» и «американские военные» — не столь уж синонимичные понятия. Александр, может быть, и остановился бы, подумав о последствиях. А вот эти ребята долбили Вьетнам агентом-оранжем, а Белград — снарядами из обеднённого урана. Забота об экологии? Не, не слышал. Забота о гражданском населении (даже о своём)? Лол. У Александра нет даже примитивной theory of mind американских военных (и русских военных тоже, они вот как раз американских понимают), поэтому он рассуждает, исходя из своих собственных ценностей, что, конечно же, является ошибкой.
Учёные и военные имеют разные приоритеты, разное образование и жизненный опыт. Я не хочу сказать, что какой-то лучше, а какой-то хуже, но любой из них ограничивает способность к суждению, не позволяя принимать в расчет то, что другие люди могут мыслить иначе. Diversity matters.
Плутониевый @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Проблема реакции на историю с потенциальным существованием этнобиооружия — в том, что учёные плохо понимают, как мыслят военные. С наукой-то всё относительно ясно, даже в предыдущем посте, где я рассуждал о вариантах, моё представление в целом совпадает с представлениями, высказываемыми Панчиным и многими другими учёными: сложно в принципе; плохо работает, даже если сделать; невозможно при текущем уровне технологий. Но картины мира учёного и военного отличаются настолько, что фокусируются на разных вещах, и без понимания чужого мышления разумный диалог наладить сложно. То, что важно для учёного (точность дискриминации, вопрос связи генов и этничности и т.д.), для военного плетётся в конце списка приоритетов.
Дисклеймер: я не думаю, что я стопроцентно прав, продолжайте считать это игрой в «а что, если вдруг?». Мои представления о мышлении военных основаны не на личном опыте, а на классических книгах (Vom Kriege и т.д.), поэтому я могу заблуждаться ровно так же, как и Панчин, но в другую сторону. Исходя из этого, продолжим по пунктам:
4. «Вирус не должен мутировать», «вирус должен быть очень заразен». Хорошие аргументы, но только, если threat model Александра — враг, использующий биологическое оружие для уничтожения живой силы. Хорошая ли это модель угрозы? Нет. Исторически известно, что биологическое оружие для прямого уничтожения живой силы противника — плохая идея. Отряд-731 в конце WWII не убил своими разработками и тысячи человек на фронте. Самое эпичное применение биологического оружия состоялось во время открытия Америки — помните, были там такие «ацтеки»? Однако оно было удачным скорее по случайности, нежели по задумке.
Разумное военное применение биологического оружия кроется в другом — в разрушении снабжения и тыла. Имеджн — нужно вести военные действия, когда солдаты болеют, в госпиталях внутрибольничные эпидемии, снабженцы болеют, и даже рабочие на заводах болеют. Они не обязательно должны болеть до смерти или поголовно. Но, если в результате даже не болезни, но просто карантинных мер нарушатся логистические цепи, это приведёт к большим жертвам среди комбатантов и к недостижению поставленных военных задач. Было бы также неплохо, чтобы твои собственные солдаты и снабженцы пострадали меньше. Этнически нацеленное оружие имеет военный смысл — даже если точность нацеливания, заразность и летальность невелики.
Кстати, для такого тактического применения биооружия гиганское количество смертоносных колб (как предлагается в популярном твиттер-посте) не требуется. Пара пробирок, доставленные средством доставки (естественно, разработанным не там, где разрабатывали само биооружие, дрон какой-нибудь, включите фантазию) — и всё.
5. «Вирус ударит по создателю» — ударит, но на значительную потерю селективности в результате естественных эволюционных процессов могут уйти месяцы и годы. А выполнить боевую задачу нужно прямо сейчас. «Забота о долговременных последствиях» и «американские военные» — не столь уж синонимичные понятия. Александр, может быть, и остановился бы, подумав о последствиях. А вот эти ребята долбили Вьетнам агентом-оранжем, а Белград — снарядами из обеднённого урана. Забота об экологии? Не, не слышал. Забота о гражданском населении (даже о своём)? Лол. У Александра нет даже примитивной theory of mind американских военных (и русских военных тоже, они вот как раз американских понимают), поэтому он рассуждает, исходя из своих собственных ценностей, что, конечно же, является ошибкой.
Учёные и военные имеют разные приоритеты, разное образование и жизненный опыт. Я не хочу сказать, что какой-то лучше, а какой-то хуже, но любой из них ограничивает способность к суждению, не позволяя принимать в расчет то, что другие люди могут мыслить иначе. Diversity matters.
Плутониевый @biolapki — для Холархии.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
О спирали исторического: различие и повторение
Каждый, кто пытается осмыслить текущее положение вещей в простых аналогиях с историческим опытом, всякий раз оказывается у разбитого корыта. Нам пытаются объяснить картину современного мира, ссылаясь то на опыт нацистской Германии (и её последующего краха), то на последнюю кампанию Николая I, то на иранский вопрос. Внутренняя политика тоже нередко описывается в категориях прошлого — экономисты разных лагерей предрекают России новые девяностые, отсылают к репрезентации опыта КНДР, Югославии и ряда других стран. Проблема заключается в том, что исторические уроки никогда не работают так — их содержание невозможно целиком и полностью перенести из контекста прошлого в контекст современности. Проще говоря, всякая историческая параллель, через которую объясняется действительность — суть красивая манипулятивная заглушка; из неё невозможно извлечь сколь-нибудь правдивое суждение о текущей ситуации.
Почему так? Здесь стоит обратиться к самой философии модерна, которая учит одному: Мономиф всегда обречён повторяться в весьма похожих декорациях, но последствия его никогда не бывают одинаковы. До модерна время было циклом, кругом; с приходом модерна оно стало скорее спиралью. Повторение тех или иных ритуалов прошлого не приведёт к полной реактуализации исторического контекста. Дихотомии Германия-СССР, Америка-Югославия и даже Российская империя-Британская коалиция попросту невалидны для современности. Модели и символы прошлого остались в том самом прошлом; всякий, кто пытается предсказать через них движения истории сегодня, столь же безумен, сколь утративший своё призвание авгур на развалинах Рима.
Повторение исторической ситуации прошлого, однако, имеет свой смысл. Философы повторения, от Ницше до Кьеркегора, учат нас, что повторяемое раз за разом наделяет древнюю пружину модерна особой силой. Это позволяет историческим событиям влиять на народы и границы — и делать возможное реальным. В этом эффект повторения схож с эффектом памяти — память о событиях, происходивших давно, обрывочна, искажена и непостоянна. Из опыта памяти всякий раз делаются новые и новые выводы — это показывает, что на человека влияет не его прошлое, но его ностальгическая рефлексия. История — суть диковинное ископаемое; реальное влияние на настоящее оказывает лишь творческий импульс, который наши современники получают от интерпретации событий прошлого.
Если бы наделенный своеобразной эсхатологией Конец истории действительно состоялся, модерн потерял бы всякую внутреннюю силу, распрямив саму пружину политики. Окончание модерна ввергло бы нас в вечный день сурка — спираль завершившейся истории не складывается обратно в круг, но всегда стягивается в точку общего неразличения. Сегодняшний модерн не мог окончиться ничем, кроме долгого и ленивого сна — в котором человечество рано или поздно растратило бы свой потенциал и ввергло себя в забвение.
Однако теперь модерн продолжается — не тот же самый, но всё ещё длящий существование спирали исторического. Субъект воли всякий раз пытается повторить прошлое, но вместо этого обречён создавать новые времена. Какими они будут — неизвестно, но попытки осмыслять их через аналогии с былым заведомо обречены на провал.
Изучающий новый виток спирали @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — @trobar_clus.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Каждый, кто пытается осмыслить текущее положение вещей в простых аналогиях с историческим опытом, всякий раз оказывается у разбитого корыта. Нам пытаются объяснить картину современного мира, ссылаясь то на опыт нацистской Германии (и её последующего краха), то на последнюю кампанию Николая I, то на иранский вопрос. Внутренняя политика тоже нередко описывается в категориях прошлого — экономисты разных лагерей предрекают России новые девяностые, отсылают к репрезентации опыта КНДР, Югославии и ряда других стран. Проблема заключается в том, что исторические уроки никогда не работают так — их содержание невозможно целиком и полностью перенести из контекста прошлого в контекст современности. Проще говоря, всякая историческая параллель, через которую объясняется действительность — суть красивая манипулятивная заглушка; из неё невозможно извлечь сколь-нибудь правдивое суждение о текущей ситуации.
Почему так? Здесь стоит обратиться к самой философии модерна, которая учит одному: Мономиф всегда обречён повторяться в весьма похожих декорациях, но последствия его никогда не бывают одинаковы. До модерна время было циклом, кругом; с приходом модерна оно стало скорее спиралью. Повторение тех или иных ритуалов прошлого не приведёт к полной реактуализации исторического контекста. Дихотомии Германия-СССР, Америка-Югославия и даже Российская империя-Британская коалиция попросту невалидны для современности. Модели и символы прошлого остались в том самом прошлом; всякий, кто пытается предсказать через них движения истории сегодня, столь же безумен, сколь утративший своё призвание авгур на развалинах Рима.
Повторение исторической ситуации прошлого, однако, имеет свой смысл. Философы повторения, от Ницше до Кьеркегора, учат нас, что повторяемое раз за разом наделяет древнюю пружину модерна особой силой. Это позволяет историческим событиям влиять на народы и границы — и делать возможное реальным. В этом эффект повторения схож с эффектом памяти — память о событиях, происходивших давно, обрывочна, искажена и непостоянна. Из опыта памяти всякий раз делаются новые и новые выводы — это показывает, что на человека влияет не его прошлое, но его ностальгическая рефлексия. История — суть диковинное ископаемое; реальное влияние на настоящее оказывает лишь творческий импульс, который наши современники получают от интерпретации событий прошлого.
Если бы наделенный своеобразной эсхатологией Конец истории действительно состоялся, модерн потерял бы всякую внутреннюю силу, распрямив саму пружину политики. Окончание модерна ввергло бы нас в вечный день сурка — спираль завершившейся истории не складывается обратно в круг, но всегда стягивается в точку общего неразличения. Сегодняшний модерн не мог окончиться ничем, кроме долгого и ленивого сна — в котором человечество рано или поздно растратило бы свой потенциал и ввергло себя в забвение.
Однако теперь модерн продолжается — не тот же самый, но всё ещё длящий существование спирали исторического. Субъект воли всякий раз пытается повторить прошлое, но вместо этого обречён создавать новые времена. Какими они будут — неизвестно, но попытки осмыслять их через аналогии с былым заведомо обречены на провал.
Изучающий новый виток спирали @esxaton — для Холархии.
Иллюстрация — @trobar_clus.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
Между империями зла: Шабаш и Камарилья
Если полвека назад в противостоянии между «первым миром» капитализма и «вторым миром» социализма обе стороны конфликта искренне считали себя добром, а противника — злом, то современное противостояние между «демократическим» глобальным капитализмом и пёстрым калейдоскопом феодальных диктатур скорее напоминает о мире Маскарада.
Как показывают события последних лет, обе стороны по умолчанию злые. Только одна законно-злая и полагается на договоры, орднунг, процедуры и бюрократию, в то время как вторая зла хаотично и не признаёт никаких правил, кроме тех, что позволяют ей скрывать свою склонность к разрушению ради разрушения. Нейтральным сторонам, включая центральноевропейских бюргеров-мещан, lawful evil Камарилья с развитой корпоративной культурой и морализаторством, естественно, кажется меньшим злом. Это подтверждает и одно из негласных правил ДнД: всегда выгоняй хаотично-злого члена, в любых обстоятельствах он может вытворить что-то настолько иррациональное, сумасшедшее и тупое, что можно будет хоронить всю партию. Поэтому такой элайнмент часто скрывают до последнего.
Не менее хороший пример есть в «Американских богах» Нила Геймана, но там системная и последовательная Камарилья Новых богов представляется гораздо большим злом, чем хаотичный манипулятор Мистер Среда. И в долгосрочной перспективе это справедливо. Если Шабаш скрытно безумен и неизбирателен в своей тяге к тотальному разрушению, то Камарилья стремится к тотальному контролю. Пример таких систем — любой тоталитарный строй, возводящий репрессии в ранг культа, поддерживаемого большинством населения. И новая культура отмены идеально подходит для создания подобной тоталитарной системы, где все следят за всеми, и каждому есть дело до того, в какую сторону идеологически выдержан сосед.
И, пока архаисты стремятся вернуть старые порядки с факельными шествиями и человеческими жертвоприношениями, а модернисты строят новый дивный мир с соцсетевым концлагерем, консерваторам остаётся лишь соблюдать спокойствие и методично описывать грядущий ужас бытия.
Вампокалиптичный @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @trobar_clus.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Если полвека назад в противостоянии между «первым миром» капитализма и «вторым миром» социализма обе стороны конфликта искренне считали себя добром, а противника — злом, то современное противостояние между «демократическим» глобальным капитализмом и пёстрым калейдоскопом феодальных диктатур скорее напоминает о мире Маскарада.
Как показывают события последних лет, обе стороны по умолчанию злые. Только одна законно-злая и полагается на договоры, орднунг, процедуры и бюрократию, в то время как вторая зла хаотично и не признаёт никаких правил, кроме тех, что позволяют ей скрывать свою склонность к разрушению ради разрушения. Нейтральным сторонам, включая центральноевропейских бюргеров-мещан, lawful evil Камарилья с развитой корпоративной культурой и морализаторством, естественно, кажется меньшим злом. Это подтверждает и одно из негласных правил ДнД: всегда выгоняй хаотично-злого члена, в любых обстоятельствах он может вытворить что-то настолько иррациональное, сумасшедшее и тупое, что можно будет хоронить всю партию. Поэтому такой элайнмент часто скрывают до последнего.
Не менее хороший пример есть в «Американских богах» Нила Геймана, но там системная и последовательная Камарилья Новых богов представляется гораздо большим злом, чем хаотичный манипулятор Мистер Среда. И в долгосрочной перспективе это справедливо. Если Шабаш скрытно безумен и неизбирателен в своей тяге к тотальному разрушению, то Камарилья стремится к тотальному контролю. Пример таких систем — любой тоталитарный строй, возводящий репрессии в ранг культа, поддерживаемого большинством населения. И новая культура отмены идеально подходит для создания подобной тоталитарной системы, где все следят за всеми, и каждому есть дело до того, в какую сторону идеологически выдержан сосед.
И, пока архаисты стремятся вернуть старые порядки с факельными шествиями и человеческими жертвоприношениями, а модернисты строят новый дивный мир с соцсетевым концлагерем, консерваторам остаётся лишь соблюдать спокойствие и методично описывать грядущий ужас бытия.
Вампокалиптичный @greyshemes — для Холархии.
Иллюстрация — @trobar_clus.
Подписаться | Написать нам | Стать патроном
Telegram
∙
Пока Холархия собирается с мыслями, представляем подборку иллюстраций к последним текстам от неизменных мастеров кисти — @stakandada, @makedatbold и @trobar_clus. Мы держим курс на весну.