Константин Сонин на ЭКОНС пишет про новых нобелевских лауреатов (https://econs.online/articles/ekonomika/nobelevskaya-premiya-2019-po-ekonomike-borba-s-bednostiu/) и цитирует эссе Эстер Дюфло "Экономист как водопроводчик" (plumber, в контексте я бы перевёл как "ремонтник"). Название эссе - отсылка к знаменитому тексту Грегори Мэнкью "Макроэкономист как учёный и инженер". Экономист как учёный доказывает общие принципы работы экономики. Экономист как инженер прилагает эти принципы к конкретной жизненной ситуации.

Эстер Дюфло делает ещё один шаг и пишет, что экономисты должны быть не просто инженерами, а ремонтниками. Инженер знает общие принципы и, глядя на свою цель, разрабатывает машину. Ремонтник часто уже имеет готовую машину и должен понять, как заставить её работать, опираясь на общие принципы, но также учитывая множество "неизвестных неизвестных", с которыми придётся бороться на месте, опираясь на прошлый опыт, знание контекста и интуицию. Лаборатория J-PAL, которую возглавляют Банерджи и Дюфло, обучила уже полторы тысячи "экономистов-ремонтников" для того, чтобы проводить эксперименты по борьбе с бедностью по всему миру.

Уже которую нобелевскую премию по экономике дают за борьбу с бедностью, но проблема бедности остаётся, особенно если считать бедными тех, чей доход ниже 10 долларов в день. Во Всемирном Банке шутят, что пока единственное место, где Всемирный Банк смог решить проблему бедности - это Безесда (богатый пригород Вашингтона, где живут многие сотрудники Всемирного Банка)

Чтобы достоверно измерить пользу тех или иных мер, будущие лауреаты проводили полевые исследования, рассказал РБК старший преподаватель экономического факультета МГУ Даниил Шестаков. Случайным образом разным людям в развивающихся странах предлагались «лекарства от бедности» — москитные сетки против малярии или контрацептивы. Спустя несколько лет исследователи смотрели на результат: насколько снизилась заболеваемость малярией или нежелательные беременности. Такой подход они применяли ко всему, чтобы понять, какие «лекарства» снижают бедность лучше всего, рассказал Шестаков.

Полный текст статьи тут, мне очень нравится название "Лекарство от бедности": https://www.rbc.ru/economics/14/10/2019/5da4476b9a794741e8c92354

Написал большой текст о новой нобелевской премии на ЭКОНС. Нельзя объять необъятное: не удалось перечислить все эксперименты Дюфло и Банерджи в школах и больницах, рассказать о том, что Кремер думал о патентах на лекарства и когда нужно продавать слоновую кость. А ведь Банерджи внёс большой вклад в макроэкономику - книга "Волатильность и экономический рост" (в соавторстве с Филиппом Агионом) связывает деловой цикл с долгосрочным экономическим ростом, и эта тема сегодня набирает популярность.

Зато рассказал самое важное: как бороться с паразитами, чего Папа Римский не знал о сексе и почему Билл Гейтс разводит цыплят: https://econs.online/articles/ekonomika/nobel-prize-research/

Один из самых интересных для меня "диалогов по цепочке". Кстати, Стивен Чекетти вместе с Кимом Шёнхольцем написали популярный учебник "Деньги, банки и финансовые рынки", который (инсайды!) Ксения Юдаева рекомендует читать всем молодым сотрудникам ЦБ.

Должны ли центробанки публиковать протоколы заседаний советов директоров и прогнозы по ставке? Является ли прозрачность политики источником морального риска? Должны ли решения центробанков быть полностью предсказуемыми?
Что нужно знать о центробанках - за 13 минут: в новом выпуске «Диалогов по цепочке» - Ксения Юдаева, первый заместитель председателя Банка России, задаёт вопросы известному эксперту по центральным банкам, профессору Брандейской международной школы бизнеса Стивену Чекетти https://econs.online/articles/video/chto-nuzhno-znat-o-tsentrobankakh/

Был на аналитической презентации по нейтральным ставкам. Нейтральная процентная ставка (r*) – это бенчмарк для оценки денежно-кредитной политики, жесткая она или мягкая. Если r* ниже, чем реальная ключевая ставка, то денежно-кредитная политика жесткая и разрыв по выпуску будет снижаться (отрицательный становиться более отрицательным, а положительный приближаться к нулю). Во всех странах Еврозоны за последние 20 лет r* упали и не собираются расти.

Проблема с r* в том, что они очень неточно оцениваются: обычно там такие доверительные интервалы, что не всегда можно уверенно сказать, жесткая у вас политика или мягкая. Похожим образом критиковали и мои оценки r* для российской экономики. Сотрудники МВФ отвечают на это возражение двояко. Во-первых, центробанки редко совершают резкие шаги: обычно они немного изменяют ключевую ставку, и у них есть время отследить реакцию экономики. Во-вторых, даже если не оценивать r*, центробанкам всё равно придется сделать это неявно. Нужно решать, проводите вы мягкую или жесткую политику, и под это решение хорошо иметь количественные оценки.

Книжные новинки октября

Эммануэль Саез и Габриэль Зукман (Беркли) написали книгу об экономическом неравенстве в США. «Триумф несправедливости» состоит в том, что эффективная ставка налогов в США является плоской для всех групп, кроме самых богатых, для которых она регрессивна. Богатые не платят налоги, когда растёт стоимость активов, налоги на прибыль корпораций почти исчезли (ставки понизили, но и от пониженных ставок можно спрятаться в офшорах), налоги на доход от предпринимательской деятельности тоже снижены. Такую систему авторы предлагают заменить прогрессивным налогом на весь доход, налогом на богатство (Зукман и Саез разрабатывают предложения для президентской кампании Элизабет Уоррен), а также универсальной системой медицинского страхования. Расчеты Саеза и Зукмана критикуют другие специалисты по налогообложению. Дискуссии в твиттере ушли в весьма эзотерические области: приходится вспоминать, что такое теорема эффективности Даймонда-Миррлиса и как оцениваются эластичности при распределении налогового бремени.

«Президент позвонит»: сборник интервью с 35 экономистами, участвовавшими в принятии решений в президентских администрациях Никсона до Трампа. Как обсуждалось сокращение налогов при Рейгане, как Джордж Буш-старший лишился второго срока, что отличало стиль работы Обамы от Клинтона и многое другое.

Дейрдра Макклоски написала манифест в защиту либерализма: свою версию либерализма она называет либерализмом 2.0, гуманным либерализмом или либерализмом горячих сердец. Идеалом либерализма 2.0 является небольшой и эффективный государственный сектор, который борется с бедностью, но не слишком сильно – лучше, чем перераспределение, жизнь бедных улучшит экономический рост. В остальном люди предоставлены сами себе, но их поведение должно быть этичным. Книга похожа на либертарианские манифесты вроде Боуза или Ротбарда, но в стиле Макклоски. Очень много старого материала: если вы читали рецензию Макклоски на Пикетти и буржуазную трилогию, то почти ничего нового из книги не узнаете.

Тома Филиппон (NYU), восходящая звезда макрофинансов, написал книгу об упадке конкуренции на рынках в США. В большинстве секторов экономики США за последние двадцать лет появлялись крупные игроки, которые активно лоббировали защиту своих прибылей, что привело к падению инвестиций, производительности и замедлению экономического роста, стагнации зарплат и взлёту неравенства. В то же самое время в Европе конкуренция активно поощрялась, а антимонопольное законодательство сохраняло свою силу. Филиппон рекомендует вернутся к активному антитрасту, чтобы «спасти капитализм от капиталистов».

Хезер Буше (Вашингтонский центр за справедливый экономический рост) собрала аргументы в пользу того, как неравенство вредит экономическому росту: не даёт людям получать образование и развивать свои таланты, предпринимателям мешает получать капитал для своих проектов, подрывает демократию, увеличивает концентрацию на рынках и так далее. Книга полезна тем, кто не считает неравенство проблемой для экономики.

Вальтер Шнайдель (Стэнфорд) написал о том, почему Европа опередила другие регионы мира по жизненным стандартам (экономические историки называют это Великим расхождением). В версии Шнайделя виноват развал Римской империи. Империи очень плохи в части создания условий для экономических трансформаций, а в Европе империя развалилась и никогда не собралась вновь – постоянно существовало несколько центров силы. Фрагментация вызвала конкуренцию, а конкуренция – инновации. Если бы Римская империя выжила, пишет Шнайдель, мы бы получили аналог Византии – командная экономика с низким уровнем технических и институциональных инноваций.

Вчера удалось посетить лекцию сэра Пола Такера, который сейчас работает в Гарвардской школе Кеннеди, а до этого 30 лет провёл в Банке Англии, из которых почти пять лет был заместителем председателя. Такер по своей сути платоновский царь-философ, вроде Касса Санштейна. Редко встретишь центробанкира, который в рассуждения о межвременной несостоятельности политики и стресс-тестировании вставляет упоминания конституционной экономики Хайека, теории бюрократии Уилсона или вспоминает о чрезвычайном положении по Шмитту. Интерес Такера к философии – недавний. Он говорит, что самой большой его ошибкой во время работы в Банке Англии было то, что он не прислушивался к социологам, политологам, и антропологам.

На лекции Такер говорил о своей книге «Неизбранная власть» и начал с мысленного эксперимента. С чьей личностью ассоциируется восстановление после Великой депрессии 1930-х годов? Очевидный ответ – президент США Франклин Делано Рузвельт. Но в Великую рецессию 2008 года героями стали не политики, а чиновники – Бернанке, Полсон, Гейтнер, Драги... Чиновники никем не избираются, население не считает чиновников вполне подотчетными. Кроме того, чиновники гораздо хуже политиков в том, чтобы «продать» борьбу с кризисом. Отчасти в таком сдвиге есть доля вины самих политиков, которые сбросили основную часть усилий по борьбе с кризисом на независимые центробанки.

Такер утверждает, что необходим сдвиг от технократии к тому, что он называет популизмом, но на самом деле имеется в виду подотчетность. Для этого он разрабатывает принципы делегирования – этим принципам должно соответствовать любое независимое от политики агенство (не обязательно центробанк). Среди принципов – четкие цели, наличие внешнего контроля со стороны выборных представителей и научного сообщества. Независимое агенство также должно бороться с конкретно идентифицированным социальным злом (экстерналией), и не затрагивать вопросы перераспределения.

Мой вопрос Такеру: В развитых странах уже накопилось несколько десятилетий опыта инфляционного таргетирования. Это очень открытый и подотчётный режим: цель по инфляции публикуется, ЦБ объясняет свои действия и публикует прогнозы. При этом, согласно опросам, людям и фирмам безразлична инфляция, если она ниже примерно 10%. Означает ли это, что проблема неизбранной власти на самом деле актуальна только в кризисные моменты, а в обычное время подотчётность ЦБ не так важна?

Ответ Такера: Если чиновники решают, когда наступает чрезвычайное положение и экономику необходимо спасать, то они являются суверенами по Шмитту. Такого быть не должно: центробанки должны быть ограничены в своих возможностях помогать экономике, даже если ценой этого станет предотвращение кризиса. Кроме того, без подотчетности в докризисное время не будет понятно, не стал ли кризис результатом плохой политики неподотчетных институтов.

Представьте себе гитарную струну: вы оттягиваете ее и отпускаете, после чего она встает на свое место. Милтон Фридман еще в 1964 г. предложил теорию деловых циклов, которую назвал теорией гитарной струны: ВВП всегда растет на уровне своего возможного максимума (струна натянута), момент оттягивания струны – это рецессия, после чего ВВП возвращается на свой уровень. Эта теория отличается от современного представления о деловых циклах, согласно которому выпуск колеблется вокруг своего естественного уровня. В современной теории денежно-кредитная политика может лишь сглаживать колебания. В теории Фридмана струну можно «подтягивать».
Стефан Дюпра (Банк Франции) вместе с Эми Накамурой и Ионом Стейнссоном (Беркли) обнаружили, что динамика безработицы в США лучше согласуется не со стандартной теорией делового цикла, а с моделью гитарной струны. Безработица ведет себя как гитарная струна: за спадом должен следовать подъем такой же амплитуды. При этом амплитуда подъема никак не связана с предыдущим спадом, потому что каждое оттягивание гитарной струны вниз – отдельное событие. Если модель Дюпра верна, то выгоды от правильной экономической политики велики: с рецессиями можно бороться снижением процентных ставок и фискальным стимулированием, ничем не жертвуя в периоды бума.
В новом обзоре Даниила Шестакова @growthecon – подробнее об этой модели, а также о других научных находках: когда ориентир на более высокую инфляцию может быть полезен, а также когда и почему ужесточение монетарной политики может вести не к снижению, а к росту инфляционных ожиданий.
https://econs.online/articles/opinions/bezrabotitsa-kak-gitarnaya-struna/

Был на научном семинаре Monetary and Capital Markets Department. В департаменте сейчас сильная команда – среди руководителей семинара восходящая звезда DSGE моделирования Джеспер Линде, и Кристофер Эрсег, который первым ввёл в новокейнсианскую DSGE трения на рынке труда. На семинары MCM часто приглашают людей извне, но сегодня выступал сотрудник MCM, Луис Брандао.

Вместе с соавторами они для 40 стран с развивающимися рынками изучили трансмиссию денежно-кредитной политики. Трансмиссионный механизм описывает, как при проведении ДКП изменения в краткосрочной номинальной процентной ставке влияют на совокупный выпуск и цены. Оказывается, что переход к инфляционному таргетированию улучшает эффективность работы центробанков: при сдерживающей политике выпуск и инфляция падают, как в учебнике. Эффект усиливается, если в стране высокое качество государственного управления (согласно показателям Всемирного банка).

Для оценки влияния ДКП на выпуск и инфляцию авторы используют панельную локальную проекцию, а шоки денежно-кредитной политики оценивают как остатки из регрессии правила Тейлора (процентная ставка инфляцию, уровень цен, выпуск и валютный курс) – такой же подход использовали Кристина и Дэвид Ромер в статье 2000 года. Интересно, что в своей работе для России («Деньги и кредит», 2017 год) я получил похожий результат. Хотя страна у меня была одна, я собрал очень много временных рядов, и в регрессии с изменяющимися коэффициентами обнаружил, что механизм трансмиссии стал работать лучше при переходе к инфляционному таргетированию.

Особенно сильно трансмиссия ДКП проявляется в странах с высоким влиянием канала обменного курса. Также интересно, что положительное влияние инфляционного таргетирования не зависит от степени финансового развития страны. Вывод авторов – не стоит ждать, пока финансовые рынки будут «готовы», переходите к инфляционному таргетированию прямо сейчас, и будет вам счастье.

Канал имени Гоббса привел ссылку с результатами "исследования" в качестве доказательства опровержения старины Бранко Милановича. Бедный, бедный Миланович... Его многолетние исследования оказались простой манипуляцией данными... Все, что было необходимо - это взять и дезагрегировать 1% самых богатых, а также продемонстрировать разницу в абсолютных значениях. Как жаль, что сам Миланович об этом не подумал... Или подумал?

Открываем его книгу "Глобальное неравенство. Новый подход для эпохи глобализации", изданную Институтом Гайдара в 2017 году и переведенную Даниилом Шестаковым. Находим там первую главу, а там параграф "Абсолютный выигрыш в доходах в различных точках глобального распределения доходов" на странице 42. Листаем. Опа! На 43 странице график "Процент абсолютного выигрыша в реальном доходе на душу населения, полученный в зависимости от уровня дохода в глобальном распределении, 1988-2008 гг.". И он весьма напоминает тот, что предложен авторами исследования (см. картинку постом ниже). Листаем далее, видим, что Миланович отдельно объясняет, почему его выводы вот это все никак не опровергает. Ну а дальше идет врезка "ЭКСКУРС 1.2 Абсолютные и относительные меры неравенства доходов", где Миланович отдельно обговаривает, почему относительные показатели надежнее и лучше.

Аргументы Милановича:

Во-первых, относительные меры консервативны, поскольку они показывают неизменность неравенства в ситуациях, когда абсолютные меры показывают рост неравенства (когда все доходы увеличиваются на один и тот же процент) или его понижение (когда они все падают на один и тот же процент)...

Во-вторых, один из недостатков абсолютных мер заключается в том, что они практически всегда растут при любом увеличении среднего: когда доходы увеличиваются, абсолютная разница между богатыми, средним классом и бедными становится больше, даже если относительный разрыв остается неизменным. Представим, что распределение — это воздушный шарик. Когда шарик надувается, расстояние между любыми точками на поверхности шарика растет. При использовании абсолютных расстояний практически любое увеличение среднего (надувание шарика) может рассматриваться как увеличение неравенства...

В-третьих, неравенство и рост доходов являются двумя проявлениями одного и того же феномена. (Тут следует техническое рассуждение о том, что средний доход является первым моментом распределения доходов, а неравенство — вторым моментом распределения доходов (дисперсией). Рассуждение результируется так: логика относительности, которая применяется к росту, должна применяться и к неравенству).

Последний аргумент состоит в том, что относительный рост дохода коррелирует с ростом полезности, если мы полагаем, что индивидуальная функция полезности имеет логарифмическую форму в зависимости от дохода... Иными словами, для богатого каждый дополнительный доллар приносит меньшую полезность или кажется менее важным, чем для бедного (далее, Миланович отмечает, что если это предположение разумно, а оно разумно, то нужно рассматривать данные из кривой частот роста как изменения в полезности).

Как мы видим, Миланович все предусмотрел и отдельно обговорил. Но кому какое дело? Главное со слоновьим графиком повоевать. Если авторы "исследования" хотя бы оговаривают, что критикуют использование слоновьего графика в политических целях (потом, однако, сами переходят на эмоции, дезагрегируя 1%, но почему-то не дезагрегируя другие группы), то Канал имени Гоббса пишет напрямую про Милановича, который первую главу заканчивает так:

В этой книге я надеюсь отразить фундаментально неоднозначную природу глобализации. Читатель должен все время помнить, что глобализация одновременно и зло, и благо. В идеале, даже читая о каких-то последствиях глобализации, которые кажутся «хорошими», необходимо помнить о возможных «плохих» эффектах, которые могут сопровождать «хорошие» последствия, и наоборот. Именно наша способность осознавать и учитывать всё «хорошее» и «плохое» и придавать им субъективные веса в конечном счете определяет, как мы воспринимаем глобализацию.

Такой вот вечерний #badeconomics

Тот самый график. Процент абсолютного выигрыша в реальном доходе на душу населения, полученный в зависимости от уровня дохода в глобальном распределении, 1988-2008 гг.

Новые записи будут ближе к выходным, а пока просим центробанки включить таргетирование номинального ВВП 🙏

Несколько месяцев ничего не писал в канал: практиковал цифровой минимализм и дочитывал курс «Модели экономического роста» для МГУ, а потом проверял экзамены. Глубоко погрузился в книги по экономическому росту и уже понимаю, что если буду читать этот курс дальше, то с большими изменениями: в частности, с большим упором на вопросы автоматизации и изменения климата.

С декабря накопилось много такого, чем хочется с вами поделиться. Во-первых, на сайте ЭКОНС вышло два больших текста о новых исследованиях по монетарной экономике: декабрьская и январская «научные повестки». Во-вторых, в конце прошлого года вышло много новых книг по экономике, в том числе у нобелевских лауреатов Кругмана, Стиглица, Банерджи и Дюфло. Профессионалам будут интересны новые книги по динамической макроэкономике и руководство от МВФ по анализу суверенного долга. Также вернётся старая рубрика из вконтакта: поговорим о лучших книгах по экономической истории 2019 года. На неделе обо всём этом напишу более подробно.

Декабрьская научная повестка получилась теоретической: во всех трёх статьях, о которых я рассказывал, интереснее не новые данные, а новые идеи (но идеи возникают, разумеется, чтобы объяснить данные). Ауэрбах, Городниченко и Мёрфи объясняют высокий мультипликатор госрасходов и низкую волатильность отработанных часов в данных США моделью предельных издержек, которыми можно пренебречь (negligible marginal costs). Представим себе, что фирма нанимает сотрудника на восьмичасовой рабочий день: если реальной работы для сотрудника только на пять часов, фирме по-прежнему придется заплатить сотруднику за все восемь. Но вполне возможно, что самому сотруднику все равно, работать ли эти лишние три часа или нет, раз он уже вынужден находиться на рабочем месте. К тому же некоторые сотрудники могут ценить тот факт, что их работа нужна, и предпочесть работу скуке. Модель Ауэрбаха-Городниченко-Мёрфи в твиттере похвалил известный скептик в области макротеории, колумнист Bloomberg Ноа Смит: это как если бы вегетарианец похвалил мясной ресторан.

Линде и Трабандт объясняют исчезнувшую инфляцию (ослабление связи между инфляцией и безработицей в последние несколько десятков лет) моделью со стратегической комплементарностью в назначении цен. Фирмы не просто увеличивают цены в ответ на рост предельных издержек. Предположим, что фирма понижает цену, а конкуренты этого не делают, – такая фирма наверняка захватит большую долю рынка? Все сложнее: когда фирма понижает цену, она может продать больше товара, у потребителей его тоже станет больше и интерес к нему ослабеет. Из-за этого у фирмы становится меньше возможностей ставить наценку на свой продукт. Поэтому фирмы ждут, когда цены понизятся во всех секторах экономики. Модель Линде и Трабандта - лишь одно из возможных объяснений исчезнувшей инфляции: в другой статье приведено ещё семь разных объяснений.

Последняя статья выпуска - про то, как новые монетаристы объясняют криптовалюты. О теориях новых монетаристов на русском почти никто не пишет (статья Сергея Моисеева в "Вопросах экономики" - приятное исключение). Между тем, именно их модели лучше всего приспособлены для анализа взлёта и падения новых валют.

На сайте IKEA за 299 рублей продаются тапочки, табуретка, шторы для ванной, домик для кота; другую группу товаров можно купить за 999 рублей или за 1999 рублей, и т.д. Такая кластеризация цен есть у многих крупных компаний, и когда продавец повышает цену - он повышает ее намного, прыжком до следующей ценовой точки.
Подобные «скачки товаров», когда цены группируются вокруг определенных точек, напоминают учёным поведение элементарных частиц, поэтому такое ценообразование они назвали квантовым. Квантовые цены «зашумляют» показатель инфляции, поскольку их изменение либо нулевое, либо с очень большим прыжком.
О том, как влияют на денежно-кредитную политику квантовые цены, как она учитывает изменения глобальных производственных цепочек и в чем влияет на долгосрочную производительность в экономике - в обзоре новых научных исследований от Даниила Шестакова @growthecon
https://econs.online/articles/nauchnaya-povestka/pryzhki-tovarov-inflyatsiya-v-proizvodstvennykh-tsepochkah/

Январская научная повестка получилась очень прикладной, буквально в жанре "что делать центробанкиру". Во-первых, написал про статью Апарисио и Ригобона про квантовые цены, о которой не так давно писал The Economist. Квантовыми ценами авторы назвали обнаруженный ими в данных феномен, когда фирмы группируют цены на тысячи товаров в нескольких дюжинах ценовых точек (299 рублей, 999 рублей, 1999 рублей), и товары при повышении цены просто прыгают на следующую ценовую точку вверх. Новые товары тоже вводятся в какую-то точку из уже существующих. Таким образом, скачки цен оказываются зашумленным показателем инфляции, для оценки которой нужна большая корзина товаров. Объяснить такое поведение фирм может поведенческая модель принятия решений покупателями.

Во-вторых, рассказываю про статью Шан-Цзинь Вэй (рассчитываю пообщаться с ним лично в мае) об оптимальной денежно-кредитной политике в мире глобальных производственных цепочек. Оказывается, чем сильнее страна вовлечена в глобальное разделение труда, тем больше центробанку следует ориентироваться на индекс цен производителей, а не только на индекс потребительских цен.

Но настоящий хит января - статья Оскара Жорда, Алана Тейлора и Санжая Сингха о долгосрочных эффектах денежно-кредитной политики. Многие из нас помнят из университетских лекций, что денежно-кредитная политика не влияет на долгосрочный выпуск, который определяется совокупным предложением, но иногда упоминался эффект гистерезиса. Жорда с соавторами построили новую базу длинных макроэкономических рядов и с помощью оригинальных инструментальных переменных показали: эффект гистерезиса есть, и работает он совсем не так, как вы могли бы подумать. Долгосрочные эффекты денежно-кредитной политики - одна из самых интересных тем в монетарной экономике последних пяти лет, исследователи активно пытаются соединить новокейнсианскую модель с моделями из теории экономического роста (обычно с эндогенным ростом в стиле Пола Ромера). С теоретической точки зрения в статье, к сожалению, всё немного печально, но эмпирика выглядит настолько убедительно, что игнорировать её невозможно. Думаю, что лет через десять анализ долгосрочных издержек от денежно-кредитной политики станет стандартом в прикладных моделях центробанков.