Сотрудники ИНИОН РАН проанализировали образы России в учебниках постсоветских государств и стран Ближнего Востока. Предсказуемо пришли к выводу, что образы эти негативные – в Казахстане России ставят в вину колониализм, а в Израиле – антисемитизм (только Кыргызстан и отчасти Таджикистан Россию и СССР не критикуют).

Заминка вышла с Ираном (союзником, от которого Россия сегодня зависит). Образ России в иранских учебниках также негативный (русско-персидские войны, WWII, поддержка Ирака), но критиковать Иран открыто сегодня не положено. Отсюда отговорка: «это не искажение событий, а их трактовка с позиции проигравших государств» (сказать по правде, отговорка так себе) https://www.rbc.ru/politics/28/09/2024/66f6b2a29a7947cb6d3b8e26?from=from_main_1

Дочитал книгу Benjamin Nathans, To the Success of Our Hopeless Cause: The Many Lives of the Soviet Dissident Movement (Princeton University Press, 2024), которую мне любезно подарил автор. Книга очень подробная (816 страниц), написана с большой любовью автора к своим героям и содержит массу деталей, включая, например, анализ образов диссидентов в подцензурной и неподцензурной художественной литературе времен позднего СССР. Однако прочтение книги и ее выводы подтвердили мои прежние представления о том, что советские диссиденты 1950-80-х годов, по крайней мере, в России, по большому счету не оказали значимого влияния на страну. Если бы Амальрик и Сахаров, не говоря уже о других героях книги, вообще не занимались бы общественной деятельностью, то история России оказалась бы не слишком иной (оговорюсь, что о диссидентском движении в других республиках тогдашнего СССР в книге сказано очень мало, и его влияние на Украину или Грузию я оценивать не берусь). В этом смысле hopeless cause – это не только часть тоста («за успех нашего безнадежного дела»), но и констатация факта. https://press.princeton.edu/books/hardcover/9780691117034/to-the-success-of-our-hopeless-cause

ПОЧЕМУ НЕ НАДО ЗАНИМАТЬСЯ СОЦИАЛЬНЫМИ НАУКАМИ (фрагмент самой важной лекции в моей жизни, которую я впервые прочел 11 сентября 2001 года в ЕУСПб и которую не запомнил никто из тогдашних слушателей)

«Поступая в Европейский университет, большинство из Вас заявляли о намерениях стать учеными – делать великие научные открытия, писать знаменитые книги и статьи и блистать на крутых конференциях в Оксфорде и Йеле. Но на самом деле, скорее всего, ничего этого не будет: почти никто из Вас и близко не достигнет этих целей. Отчасти причина тому – ограниченный спрос на ученых, особенно в сфере социальных наук. Количество оплачиваемых рабочих мест, тем более если речь идет о длительных контрактах, весьма ограничено, если оно и растет, то не слишком быстро: в то время как новые университеты и кафедры возникают редко, то число новых финансируемых донорами проектов по определению невелико. Если профессор руководит десятком аспирантов по своей теме, то в лучшем случае место этого профессора после выхода на пенсию займет кто-то один из них, в то время как остальным придется искать работу в других местах, отчаянно конкурируя за нее друг с другом и с аспирантами других профессоров других университетов. Но наш разговор сегодня – о проблемах не со стороны спроса, а со стороны предложения. Многие ли из Вас реально смогут успешно пройти все стадии профессионального отбора и жесткой конкурентной борьбы за место под не слишком ярким и не всегда теплым академическим солнцем?

Негативный ответ на этот вопрос, увы, неизбежен. С высокой долей вероятности участь Вашей группы сложится примерно следующим образом. Некоторые слушатели не смогут выдержать напряженной учебной нагрузки, предполагающей интенсивное выполнение заданий по различным курсам. Кому-то не удастся написать достойную магистерскую работу, и даже, если она формально и получит позитивную оценку, после нее ни Ваши преподаватели не захотят видеть Вас в числе аспирантов, ни, что гораздо важнее, Вы сами не захотите продолжать обучение. Иным не удастся предложить новаторский проект диссертации и заинтересовать им потенциальных научных руководителей ни в одном научном учреждении. Зачастую случается так, что, даже приступив к написанию диссертации и сделав важные шаги по ее подготовке, аспиранты меняют свои профессиональные и жизненные приоритеты, и оттого потенциальная диссертация так и останется недописанной – кто-то найдет более привлекательную работу за пределами академии, кто-то окажется полностью поглощен семейной жизнью, а кто-то вообще махнет на все рукой и не захочет ни к чему стремиться ни по работе, ни по жизни. Кому-то после долгих лет упорного труда удастся защитить диссертацию, но на коллег и на Вас самих она не произведет никакого впечатления и, получив искомый диплом, Вы решите завязать с академией и искать себя в компаниях, государственном управлении, медиа или НКО. Некоторые из Вас, особенно те, кому по жизни присущи организаторские способности, в итоге найдут себя в смежных сферах управления и администрирования в науке и образовании. Кто-то, несмотря на все барьеры и ограничения, наперекор всему попытается продолжить академическую карьеру, но при этом так и не «зацепится» за нее: Вам придется либо кое-как мыкаться на подработках и пересиживать одну временную позицию за другой в поисках новых таких же временных позиций, либо занять плохо оплачиваемую и далеко не престижную позицию преподавателя во второразрядном вузе, которая предполагает большую учебную нагрузку и оставляет место разве что для малозначимых публикаций в никем не читаемых периферийных журналах и сборниках статей. Но даже и к тем немногим счастливчикам и/или везунчикам, которым удастся получить регулярную оплачиваемую исследовательскую работу, тоже довольно редко приходит успех.

Отнюдь не факт, что хоть кому-то из Вас удастся-таки получить долгосрочное признание в социальных науках, и суметь регулярно убеждать в значимости своей работы рецензентов журналов и жюри конкурсов, а уж тем более – оставить своими трудами хоть сколь-нибудь заметный след на академической карте Вашей страны, не говоря уже о международном научном сообществе в той или иной субдисциплине. И в конце концов, окажется так, что из всей Вашей группы на самом деле Ученым с большой буквы в лучшем случае станет только один, а то и вовсе никто.

В таком исходе, конечно же, нет ничего удивительного. Среди миллионов мальчишек, гоняющих мяч во дворах по всему миру, лишь единицы становятся профессиональными футболистами, да и то большинство из них никогда не попадет в состав «Манчестер Юнайтед» или «Барселоны». Среди тех, кто в детстве, сидя за фортепиано, разучивает гаммы, почти никто и никогда не сыграет на сцене петербургской филармонии или Карнеги-холла. Но разница состоит в том, что профессиональная карьера в футболе или в музыке закладывается на ранних стадиях жизненного цикла, и дети и подростки обычно более или менее легко переходят на другие карьерные траектории, оставляя для себя футбол или музыку лишь в качестве хобби. В академии – особенно в социальных науках – профессиональное становление происходит куда дольше, и о том, дадут ли отдачу те длительные инвестиции, которые вкладывают в Вас как потенциального ученого преподаватели, коллеги и Вы сами, станет известно намного позднее, подчас в более чем зрелом возрасте. И поэтому в случае неудачи на поприще науки переход на другие траектории в иных сферах деятельности многим кажется признаком если не полной жизненной катастрофы, то весьма глубокого провала. Многочисленные стрессы и разочарования, проблемы со здоровьем, депрессии и душевные кризисы, как и порой болезненные смены мест жительства, сопровождают жизнь научных работников не в меньшей, а в несоизмеримо большей мере, чем все те приманки, которыми академический мир привлекает многих неофитов – увлеченность интригующими научными загадками, радость от профессионального и человеческого общения с яркими и интересными людьми, замечательные поездки в необычные места… Да, всему этому есть место в жизни тех, кто занимается социальными науками, но такие бонусы – не более чем второстепенное дополнение к основному занятию. А основное занятие, нравится это кому-то или нет, представляет собой прежде всего тяжелый и порой не приносящий никакого успеха довольно-таки монотонный и отнимающий много времени и сил труд по сбору и анализу данных, работе в библиотеках и архивах, написанию, редактированию и переписыванию текстов. Рутины здесь ничуть не лучшие, чем все то, чем обычно занимаются служащие в офисах фирм или учреждений, но с весомой поправкой на более низкий уровень оплаты труда и ненормированный рабочий день.

Тогда зачем пускаться на предприятие, которое заведомо не принесет успеха почти никому из Вас? Профессиональное обучение социальным наукам и стремление построить дальнейшую карьеру в этой сфере деятельности выглядит практически бесперспективным по сравнению со всеми иными вариантами обучения и карьеры. Искать себя и свое место в работе и по жизни в компаниях, на государственной службе или даже в общественной деятельности кажется гораздо более осмысленным занятием – как минимум, неопределенность здесь не выше, чем в академическом мире, риски не то, чтобы ниже, но они носят совсем иной характер, а возможности заработков и/или успешной самореализации по большей части куда более широкие, особенно в среднесрочной перспективе. Поэтому я совершенно серьезно советую каждому из Вас пересмотреть свои профессиональные и жизненные планы и отказаться от выбора в пользу академической карьеры, который многие из Вас пытаются сделать, поступив в Европейский университет. Даже если Вам кажется, что все другое в жизни, помимо занятия наукой, Вас не привлекает или же что все другое получается у Вас еще хуже, чем научная работа – в подавляющем большинстве случаев все те издержки, которые Вас ждут на этом пути, будут несоизмеримо выше, нежели те выгоды, которые Вы со временем сможете извлечь, двигаясь по профессиональной траектории в науке. Короче, я настоятельно прошу Вас не приходить ни на следующую лекцию по нашему курсу, ни на все другие занятия – ни по этому курсу, ни в Европейском университете, ни в других университетах, где учат социальным наукам. Работая в какой-то иной сфере, Вы, скорее всего, добьетесь бОльших успехов, нежели продолжая занятия социальными науками.

И все-таки есть один-единственный рациональный ответ на вопрос «зачем?», который сделает дальнейшее Ваше обучение социальным наукам по крайней мере не совсем уж бессмысленным и бесперспективным занятием. Мы говорили о том, что успеха в науке добьется в лучшем случае кто-то один из Вас. И приходить на следующую лекцию, выполнять учебную программу и в целом делать занятия социальными науками смыслом своей профессиональной жизни имеет смысл только в том случае, если Вы твердо верите в то, что этим самым единственным победителем – и из всей Вашей группы, и из всех университетов по всей стране и по всему миру – станете именно Вы. Без этой веры в себя и в свои силы у Вас просто ничего не получится. Более того, однажды пойдя по пути социальных наук, для успеха Вам необходимо двигаться последовательно, и не сворачивать с него на другие дороги, какими бы привлекательными они ни казались. Но одной веры в себя и последовательности в работе, конечно же, совершенно недостаточно, чтобы стать победителем. Для воплощения в жизнь Вашей профессиональной мечты, надо прилагать невероятные усилия к ее реализации на каждом шаге, в каждом учебном эссе и в каждом докладе на семинаре и быть готовыми к тому, чтобы заниматься наукой по 25 часов в сутки и по 8 дней в неделю – но, к сожалению, и это условие также отнюдь не является достаточным для успеха.

Должен честно признаться, что я не смогу научить Вас стать победителями. Не потому, что я не самый лучший на свете преподаватель, а потому, что научить этому вообще невозможно: научиться можно лишь самому, успешно пройдя через все битвы на каждом шаге академической карьеры, выдержав конкуренцию и приняв все ограничения и самоограничения. Универсальных рецептов успеха в науке нет и не может быть, и те, кто верят в их полезность – люди наивные и/или невежественные. Чаще всего, в погоне за успехом в социальных науках (и не только) многие поступают самым простым способом, пытаясь подражать то классикам, на чьих книгах и статьях они учатся, то современникам, прежде всего, своим же преподавателям, особенно если они кажутся успешными образцами для того, чтобы стремиться быть похожими на них, а уж тем более если и когда они к тому же являются яркими харизматичными личностями. Но стратегия подражания является ошибочной, особенно в среднесрочной перспективе. Речь идет не только о том, что подражать мне (самоучке и дилетанту, которому напрочь не присуща харизма) совершенно не имеет никакого смысла, но и о том, что в принципе не стоит подражать тем, у кого Вы учитесь очно или заочно. Копии всегда хуже оригиналов, и поэтому Ваша задача – не стать такими же, как те, кого Вы в данный момент видите нормативными образцами, а стать лучше, чем они. Вы сможете стать победителями, только если сможете сами найти свою дорогу в науке. И если, двигаясь по этой дороге (конечно же, с оглядкой на чужой опыт, как успешный, так и безуспешный) Вы не разобьетесь на многочисленных ухабах и виражах, не свалитесь в кювет и не застрянете где-то в придорожных барах, то со временем Вы сможете обогнать не только своих соучеников, но и своих учителей. Мой собственный преподавательский ответ на вопрос «зачем? (я это делаю)» состоит в том, что я учу слушателей аспирантской программы Европейского университета в расчете на то, что рано или поздно кто-либо из них (из Вас) добьется в науке большего, нежели я сам. Я очень надеюсь, что кто-то из Вас сможет достичь этой цели и стать победителем, обойдя не только меня, но и многих других, гораздо более весомых фигур в академическом мире. А для этого, в свою очередь, придется побеждать себя самого, причем побеждать не разово, а практически каждый день на протяжении долгих десятилетий. Как говорят китайцы, дорога в тысячу ли начинается с первого шага. Изучение нашего курса и в целом обучение в Европейском университете – это и есть тот первый шаг, который Вам, наверное, кажется сейчас самым трудным. Могу Вам обещать, однако, что все Ваши последующие шаги в социальных науках, если и когда Вы их сделаете, будут не легче, а возможно, еще тяжелее».

ЕЩЕ ПРО ЦИТИРОВАНИЕ, ИЛИ ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ

По сведениям google scholar, число ссылок на мои научные и ненаучные работы превысило 12000 (точнее - 12056). Много ли это и можно ли считать данный показатель достижением? Вкратце: это немало, но не сказать, что супер-много, и оговорки к слову «достижение» более чем серьезные http://scholar.google.ru/citations?user=vwAJ3KcAAAAJ&hl=ru&oi=ao
Если ориентироваться на модные нынче рейтинги, то по числу ссылок я занимаю 127-е место среди зарегистрированных в google scholar сотрудников University of Helsinki и 52-е место среди тех, кто при регистрации в google scholar указали в качестве субдисциплинарной принадлежности comparative politics. Но аналогичные показатели у лидеров превосходят мои не в разы, а на порядки (самый цитируемый scholar University of Helsinki, медик Jaakko Karpio - свыше 209 тысяч ссылок, самая цитируемая из ныне живущих политологов-компаративистов Пиппа Норрис - свыше 111 тысяч ссылок). Иначе говоря, хотя мячи после моих ударов иногда и залетают в ворота, в общем и целом эти показатели - пока что далеко не уровень «лиги чемпионов», для более серьезных результатов нужно еще очень и очень много работать.
А оговорки связаны с тем, что общее число ссылок само по себе не так много говорит о качестве произведенной научной продукции. В моем случае, оно отражает не столько качество, сколько количество. 12056 ссылок в пересчете на 355 публикаций - это относительно скромные 33.9 ссылок в среднем на одну единицу научной продукции. Если рассматривать в качестве заметных, то есть часто цитируемых (oft-cited) работ те, число ссылок на которые превосходит 500, то я от этих достижений весьма далек (лишь одна книга 9-летней давности приближается к этому показателю, остальные и близко не стояли). Данную проблему легко проиллюстрировать на примере кинематографа. Советские киноартисты Алексей Баталов и Сергей Филиппов, будучи современниками, наверное, в совокупности собрали сопоставимое количество зрительских аплодисментов благодаря сыгранным ими ролям в различных фильмах. Однако не только амплуа актеров разительно отличалось - различались и причины, по которым их игре аплодировали кинозрители. Баталов за свою карьеру сыграл в кино не так много ролей первого плана, но среди них были безусловные достижения (такие, как «Летят журавли» и «Москва слезам не верит»), и он вошел в историю и в души зрителей как Артист с большой буквы. Филиппов, напротив, сыграл много эпизодических ролей, среди которых были и довольно яркие фрагменты. Но в памяти зрителей и в истории кинематографа осталось лишь одно – «есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе - это науке неизвестно. Наука еще пока не в курсе дела...»

Уходящая натура
Сегодня редкий день, когда я пошел в университетскую библиотеку Kaisa-talo ногами. Нужная мне книга, вышедшая более двух десятилетий назад, оказалась доступна только в бумажном формате. Но практически все новые книги теперь электронные, и их не берут с полок, как прежде, а скачивают. То, что изображено на фото - это уже уходящая натура...

«Хорошие сапоги, надо брать»

Отделы рецензий научных журналов – полезный источник информации о новых книгах (даром, что мою предыдущую книгу там рецензировали не слишком охотно). Прочитав обширную зубодробительную рецензию NN на новую книгу коллег, где рецензент подробно распекал авторок за все возможные прегрешения, тут же заказал эту книгу для университетской библиотеки. Как говорила героиня Ахеджаковой в фильме «Служебный роман», «значит, хорошие сапоги, надо брать» https://www.youtube.com/watch?v=8mEjGZ4flBA

В этом месяце у меня своего года юбилей. Ровно 30 лет назад, в октябре 1994 года, вышла первая книга под моей редакцией, она называлась "Очерки российской политики (исследования и наблюдения 1993-1994 гг.)" Книга родилась из проекта ИГПИ "Политический мониторинг", который я тогда координировал - мне очень хотелось, чтобы институт выглядел как "настоящее" научное учреждение, а я сам как "настоящий" scholar. Хотя ни институт, ни я сам, конечно же, не были "настоящими", но я всячески старался делать вид, и это у меня получилось 30 лет назад, ну и более-менее получается и до сих пор (правда, книг стало побольше). Конечно, сегодня тексты 30-летней давности стоит оценивать критически, но за то, что было сделано тогда, мне в целом не стыдно.
igpi.ru/bibl/igpi_publ/monit-brosh/

​​В статье для «Страны и мира» политолог Владимир Гельман предлагает переосмыслить российские 1990-е годы, сравнив российский случай с траекториями других постсоветских стран. В наследство от СССР Россия получила «готовые» государственные институты, утверждает Владимир Гельман, и это позволило принести политические реформы в жертву экономическим преобразованиям.

«В 2024 году немалая часть российской политизированной общественности оказалась вовлечена в дискуссию о роли 1990-х годов в последующей траектории развития страны. Эта дискуссия, начатая фильмом Марии Певчих „Предатели“, спровоцировала многочисленные отклики со стороны ряда заметных публичных фигур и носила глубоко эмоциональный характер. Однако, если вывести за скобки взаимные политические претензии и персональные позиции участников обсуждения, суть дискуссии — в поиске ответов на вопрос: в какой мере нынешнее господство репрессивного авторитарного милитаризма в России стало следствием трансформационных процессов, которые страна пережила после распада СССР.

Результаты этих поисков пока выглядят как минимум неочевидными.

Несколько огрубляя, можно сказать, что есть два противоположных нарратива о России 1990-х годов. Они по-разному противоречат официальной точке зрения. Либеральный нарратив исходит из того, что трансформация в России 1990-х, несмотря на многочисленные трудности, в целом была движением страны в правильном направлении. Но затем в результате интриг олигархов и „семьи“ Ельцина к власти пришел Путин и все испортил, пустив под откос достижения 1990-х.

Этому взгляду противостоит левый нарратив, согласно которому рыночные реформы 1990-х разрушили все прежние достижения страны и повлекли за собой ее глубокий упадок, взлет неравенства и коррупции. Левый нарратив считает становление неолиберальной автократии логическим следствием этих процессов.

Не вступая в полемику со сторонниками обоих подходов, стоит отметить, что для них характерен отказ от включения российского случая в сравнительную перспективу. Россия — не единственная посткоммунистическая страна, которая вступила в 1990-е годы на путь комплексной трансформации и столкнулась в своем движении с многочисленными проблемами».

🔗 Продолжение — на нашем сайте.

Страна и мир | Рассылка | Зеркало

Не так давно после выступления на летней школе один из участников предположил, что в профессиональной карьере политолога мне помогло инженерное образование. В узком смысле – скорее нет, чем да. Знания, полученные в ходе учебы и непродолжительной работы по специальности, мне ну вот совсем не пригодились. Но инженерное образование помогло мне в других аспектах. Во-первых, оно приучило систематически ставить и решать задачи на каждый день, доводить начатое дело до конца, и помогло привить трудовую дисциплину, столь необходимую в работе (за все последующие годы я лишь трижды пропускал дедлайны). А, во-вторых, развивало навыки и опыт коллективной работы в сотрудничестве с коллегами и партнерами: это также пригодилось в многочисленных коллективных проектах.

Случайно наткнулся в Сети на статью из журнала РАН. Статья, прямо скажем, ну так себе – голимая публицистика, которую далеко не в каждом сборнике студенческих работ стоило бы размещать (автор – доктор наук, который из студенчества уже давным-давно вышел). Однако журнал статью не просто опубликовал, но снабдил ее публикацию более чем критическими примечаниями со стороны редакции и заодно еще и замечаниями рецензентов. Таким образом, журнал публично высек автора на глазах у аудитории (текст в комменте). Я с таким сталкиваюсь впервые, но, возможно, это теперь распространенная практика в России и не только? https://questionset.ru/files/arch/2024/2024-N3/Obolonsky_VTE_2024_3.pdf

Покуда все СМИ и социальные сети обсуждают заслуги Нобелевских лауреатов Асемоглу и Робинсона, имея в виду их самую известную книгу Why Nations Fail, для политологов более значимой кажется их статья 2020 года Democracy Does Cause Growth (в соавторстве с Найду и Рестрепо, по ссылке в комменте). Она посвящена фундаментальной проблеме анализа взаимосвязи между политическими режимами и экономическим развитием. Причинно-следственная связь здесь неочевидна: то ли страны становятся более зажиточными оттого, что они демократические, то ли наоборот – демократия вырастает на основе экономического благополучия (этот тезис известен как «гипотеза Аристотеля-Липсета»). Дискуссии между сторонниками двух точек зрения велись много лет с опорой на многочисленные данные, но к согласию специалисты так и не пришли.

Между тем, этот спор носит не только сугубо академический, но и вполне прикладной характер. На протяжении многих лет представление о том, что главное для развивающихся стран – обеспечить их экономический рост, а демократия возникнет когда-нибудь потом ну не то чтобы уж сама собой, но как побочный эффект благополучия, лежало в основе многих policy recommendations. Несколько огрубляя, можно говорить о том, что этот подход позволял закрывать глаза на многочисленные пороки авторитаризма, оправдывая их экономическими успехами в ряде автократий (Россия 2000-х годов – важный, но отнюдь не единственный пример). Однако Асемоглу, Робинсон и их соавторы в детальной и насыщенной расчетами статье приходят к выводу, что, хотя демократизация часто сопровождается экономическим спадом, в среднесрочной перспективе именно демократия влечет за собой экономический рост («long-run GDP increases by about 20–25 percent in the 25 years following a democratization»). Этот вывод фундаментально важен для понимания приоритетов и возвращает проблематику демократизации в центр не только академической, но и прикладной повестки дня: лучше поздно, чем никогда.

https://www.journals.uchicago.edu/doi/epdf/10.1086/700936

Почти два года назад прислал коллеге, который совместно с итальянским Мемориалом готовил сборник статей о России, свой англоязычный текст для перевода на итальянский – ну и напрочь забыл. И вот с удивлением узнал, что сборник готовится к выходу в свет, и я оказался в компании с А.Яковлевым, А.Бауновым и другими хорошими и разными авторами. Правда, сборник начинается со статьи редакторов про regime di tipo fascista in Russia, ну и тут же заодно del totalitarismo in Russia от Л.Гудкова до кучи… ну да мне не привыкать к тому, что Russian Studies идет по пути обзывалок. https://www.viella.it/libro/9791254693728

Уже довольно давняя, но примечательная история. Во времена кровавой диктатуры «красных кхмеров» в Камбодже многие американские и западноевропейские scholars не просто отрицали геноцид, но и всячески покрывали Пол Пота и Ко. Такой подход представлял собой«Standard Total Academic View on Cambodia», в основе которого лежал принцип «враг моего врага – мой друг»:он подпитывался тем, что признание фактов геноцида, с точки зрения этих scholars, служило бы оправданием американской внешней политики. Один из самых рьяных защитников Пол Пота в западных СМИ, британский scholar, левый активист и автор многочисленных книг Малкольм Калдвелл в 1978 году даже поехал в гости к Пол Поту и по итогам встречи с ним впал в эйфорию, сразу после чего был застрелен. Лишь после того, как режим Пол Пота в 1979 году был свергнут другими «врагами моего врага» – вьетнамцами – отрицание геноцида затихло и затем ушло в прошлое. Вполне возможно, что если бы Пол Пота свергли американцы, то «Standard Total Academic View on Cambodia» отрицал бы геноцид и по сей день https://en.wikipedia.org/wiki/Cambodian_genocide_denial

Почему одни Савлы становятся Павлами в глазах окружающих, а другие – нет? Является ли примирение с бывшими врагами в общественном мнении не более чем продуктом действий элит или движимо более глубинными факторами? В этом плане интересен случай «прощения» Германии как агрессора Второй мировой войны в глазах жителей СССР задолго до распада Советского Союза.

Если судить по anecdotal evidence и по обрывочным материалам некоторых опросов, проводившихся в 1960-е годы (представлены в книге «Четыре жизни России» Б.Грушина), то антинемецкие настроения в отношении ФРГ в Советском Союзе в те времена были довольно сильны. Западная Германия воспринималась как реваншистская страна и преемница нацистского режима, что ложилось на личный опыт тех, кто пережил Вторую мировую войну, но подогревалось советской официальной пропагандой. Однако в начале 1970-х годов под влиянием разрядки и новой восточной политики правительства ФРГ вектор советской пропаганды сменился риторикой «мирного сосуществования». Этот поворот сопровождался и сменой поколений в СССР: те, кто не пережил Вторую мировую войну, уже не испытывали страха и ненависти к западным немцам как «фашистам». А проходившая в те годы потребительская «тихая революция» превращала ФРГ в глазах граждан позднего СССР прежде всего в страну, где производились качественные дефицитные товары, так что в этом плане отношение к ней становилось частью общего увлечения манящим и почти недоступным Западом. Если даже вывести за скобки те эффекты, которые на восприятие ФРГ в Советском Союзе оказывала союзническая ГДР, то не будет сильным преувеличением утверждать, что немцы в глазах советских граждан были прощены задолго до того, как во времена перестройки антизападный официальный язык сменился прозападным.

Каковы причины этого прощения? Отчасти они субъективные – отказ советских элит от агрессивной пропаганды против ФРГ. Но отчасти и объективные - смена поколений и рост прозападных потребительских настроений (несколько огрубляя, можно сказать, что в позднем СССР Западную Германию простили благодаря каталогам «Отто» и группе «Чингисхан»).

https://www.youtube.com/watch?v=lyuFLU2Zqz0