Презентация творчества Ю.В. Козлова
https://dzen.ru/video/watch/661fd04190410254486b8d2e?rid=987829760.224.1713528210617.98083&encoded_pulse_user_info=3k3yFMdmcW32FHvIu03uzp6hJO3FmBRe01C9zdS-TH9N03LV0z-d-l-MNGi4F6rF%3A1713528211102&from_site=mail&t=341

Солженицын: «Чем резче со стукачами, тем безопаснее. Не надо создавать видимость согласия. Если промолчу – они меня через несколько месяцев тихо проглотят… по ничтожному поводу. А если нагреметь – их позиция слабеет».

#ДВП

Идём дальше: Джоджо Мехта, основатель организации Stop ecocide, выступая в Давосе, вообще приравняла сельское хозяйство и рыболовство к экоциду! Отсюда её вывод: с сельским хозяйством – земледелием и скотоводством – надо заканчивать. Не случайно Европарламент во вполне давосском духе планирует к 2030 г. запретить продажу мясной и молочной продукции в крупнейших городах Европы; ультраглобалисты считают: так должно быть к 2030 г. во всём мире. И сразу же – реализация. После Давоса-2024 Гейтс и фон дер Ляйен, эти современные аватары Лисы Алисы и Кота Базилио, отправились в Италию. Во-первых, чтобы надавить на Мелони, которая активно сопротивляется глобалистской повестке (в частности, запрет на использование муки из насекомых в продуктах Made in Italy; антимиграционные меры и др.; даже на федеральных каналах Италии идёт критика ультраглобалистской повестки и Давоса); во-вторых, чтобы попытаться провернуть в провинции Эмилия Романия, которой управляет их сторонник, ультраглобалистский проект ликвидации сельского хозяйства. Фон дер Ляйен объявила, что каждому крестьянину/фермеру, который перестаёт заниматься сельским хозяйством, выплатят 1,5 тыс. евро. На это выделены 1,2 млрд евро. Это типа: зарыть золотые на Поле чудес в Стране дураков. Но судя по массовым протестам фермеров в Италии, Франции и Германии дураков там нет. Как и тех, кто готов согласиться с Ванессой Керри, спецпосланником гендиректора ВОЗ, которая считает необходимым отказ от ископаемого топлива.

Как большинство советских людей, ВВ не любил всерьез конфликтовать – т.е. сознательно, принципиально и долгосрочно. Отчасти это черта русской жизнекультуры, отчасти – черта, воспитанная советской реальностью, как официальной, так и неофициальной. В этом стремлении избегать принципиальных конфликтов, требующих постоянного психологического напряжения, в о л е н и я как труда (куда легче врезать по морде, разбить об пол подаренные начальством часы или запить) проявляется реальный социальный инфантилизм (а не тот, что приписывали Крылову, и тем более не та детскость, которая сопровождает настоящее творчество). «Взрослым советским» как социальным типом можно было стать только в личной, индивидуальной борьбе по принципу я – «суверенное государство» (примеры – Зиновьев, Солженицын; проблему дореволюционной «русской взрослости» я оставляю в стороне). «Снять» коллектив в себе, стать институтом (группой, государством) в одном лице, да еще и постараться институциализировать результат – это, по-видимому, единственный путь настоящего социального взросления в Советике и Постсоветике. Такое взросление требует помимо прочего – с этого надо начинать – разрушения мифов «советской интеллигенции» и о «советской интеллигенции», о ее роли в советской истории, мифов, связанных с имитацией и имитаторами и замешанных на социокультурном нарциссизме.

#ДВП

Многие эти вопросы уже активно обсуждаются в Европарламенте как вполне практические. Нельзя не согласиться с Кристин Андерсон, которая, сама будучи депутатом Европарламента, заявила следующее о Евросоюзе в целом: «На данный момент это правительство мировых человеконенавистников. […] Они начинают понимать, что люди больше не позволят, чтобы это сошло им с рук. И они больше не могут обманывать людей, заставляя их верить, что нужно спасать планету немедленно, бороться с изменениями климата и т.д. (ТГ-канал Теория большого шока. 11.02.24).

#ДВП

Ну и «вишенка» на давосском «торте»: швейцарский банкир Х. Келлер договорился до того, что кофе выделяет 15–20 тонн СО2 на одну тонну кофе. Отсюда – прекращаем пить кофе. Но все эти призывы – и по поводу кофе, и по поводу мяса, молока и пр. не распространяются на элиту, включая тех, кто съехался в Давос. Директор ресторана в Давосе, где питаются ультраглобы, в интервью журналистке 4-го канала итальянского ТВ Рафаэлле Ригони сказал, что среди участников форума вегетарианцев нет. Среди блюд его ресторана сплошные мясные. Иными словами, низкокачественное, низкокалорийное растительное и искусственно-белковое питание – это для низов, для 80–90% населения. Как тут не вспомнить идею антропологического перехода, выдвинутую на конференции в Институте сложности Санта Фе (США) в 2018 г. Там речь шла о необходимости построить общество, в котором верхи и низы отличаются друг от друга как два биологических вида. Верхи (среднего слоя в этом обществе нет) живут 120–140 лет, обладают отличным здоровьем, зона их обитания – экологически чистые районы, куда не допускаются низы, питаются качественной пищей, легко перемещаются по всему миру. Низы живут 40–60 лет, а то и меньше, в экологически грязных зонах, питаются растительной и искусственно-белковой пищей (в которой, помимо прочего, нет столь необходимого для мозга и крови железа). Низкое качество природной среды и продовольствия провоцирует хронические болезни, отсюда – необходимость лечиться, вакцинироваться (т.е. приносить прибыль Биг Фарме. Кстати, в Западной Европе и в США процесс уже идёт в этом направлении. Как заметил Роберт-Френсис Кеннеди-младший, когда его дядя, Джон Кеннеди был президентом в начале 1960-х годов, только 6% американцев имели хронические заболевания; сегодня, 60 лет спустя – уже 60%.

Разумеется, это должно стать элементом переосмысления (unthinking) всей интеллигентской линии, как реальной, так и мифологической нашей истории с середины XIX в. Необходима критическая деконструкция/реконструкция интеллигентского дискурса (по поводу) русской истории вообще и советской в частности. Но это особая тема, сейчас не об этом. Главное сейчас – зафиксировать еще одну линию, по которой Крылов выламывался из своей среды, мешая ей, – по линии «настоящее – имитативное». Причем профессиональное измерение в данном контексте было лишь верхушкой айсберга, элементом более широкомасштабной, глубокой, экзистенциальной, антропологической оппозиции «настоящее» (а следовательно – состоявшееся) – «ненастоящее» (соответственно – несостоявшееся и несостоятельное).

У одиночки, зажатого между «государством» (режимом, ведомством) и кланом («идет охота на волков, идет охота»), – небольшой выбор объектов ориентации и самоидентификации – выбор наименьшего зла. Правда, выбор этот существовал скорее теоретически: в позднесоветской реальности – и Крылов так до конца этого и не понял – грани между «государственностью» и «клановостью» оказались размытыми, сам «режим» превратился в совокупность кланов, которым уже не нужна была «скорлупа» ЦКГБ, и они от нее избавились в 1991 г.

‼️Уважаемые подписчики! Появилась возможность вернуться к рубрике «Товарищи спрашивают». Присылайте вопросы. Формулируйте кратко, поскольку ответ не может быть лекцией. Вопросы принимаются только сегодня.

#ДВП

Установка ультраглобалистов на биологическую фиксацию социальных различий вплоть до продолжительности жизни и выведение различных специализированно-служебных видов человека напоминает картины и из романа Герберта Уэллса «Машина времени», где социум делится на два социобиологических вида – элоев и морлоков, и из романа Ивана Ефремова «Час быка», где на планете Торманс живут люди двух категорий – «джи» («долго живущие») м «кжи» («коротко живущие»), и из не очень известного у нас романа Фрэнка Херберта (по крайней мере, по сравнению с его циклом «Дюна») «Муравейник Хеллсторма» (Hellstorm’s Hive, 1957). Сюжет таков. Некая спецслужба (в романе она названа «Контора») заинтересовалась некой Фермой, которая принадлежала энтомологу Нильсу Хеллсторму. В район Фермы отправлена группа агентов, которая обнаруживает, что Ферма – это социальный эксперимент. Проводится он давно, со времён, чуть ли не колонизации Америки, и заключается в выведении специализированных функциональных видов (или пород) человека по модели муравейника. Со временем к этому «проекту 40» подключились многие неслабые умы человечества. Основную массу жителей Муравейника составляют работники. Они не умеют (не могут) говорить, подчиняются инстинктам, управляются феромонами. Своих и чужих жители Муравейника определяют по феромонам; если у кого-то феромоновых клеток нет, то такие уничтожаются. Так автоматически уничтожаются как не-люди те, кто случайно попадают на территорию Муравейника. В нём есть группа специально выращенных интеллектуалов, их задача – работать мозгом, но физически они инвалиды - не могут ходить, их носят специально обученные помощники с пониженным минимума уровнем интеллекта.

#ДВП

Верхушка живёт долго, питается не только растительной, но и животной пищей (массовка – только растительной, которую обеспечивают гидропонные фермы), прекрасно выглядит. Хеллсторму много лет, но на вид ему не больше тридцати. Фрэнси Калотерми, родившей восемь детей, 58 лет, однако больше двадцати ей не дашь. Но долго живут только те, кто важны для Муравейника. Обычные – 30–40 лет, и – в Котёл. Иногда работникам разрешают выйти недалеко за пределы Муравейника в поисках мяса – от зверушек до людей.

Закат Европы в лунку Истории. Мое интервью Виталию Колпашникову.

Первая порция ответов на вопросы в рубрике «Товарищи спрашивают».

Непонятно что с бизнесом, с деньгами, где искать прибыль и как страховаться от убытков?Подпишись на канал, чьи админы делают экономику здесь и сейчас.

Инсайды, которые сбываются. Новости – до их публикации. Главное - в одном месте.

Мы читаем Экономику Москвы, знаем, что на них подписаны губернаторы и министры. Подписывайтесь, их аналитике можно доверять

@MoscowEcon

Разумеется, это должно стать элементом переосмысления (unthinking) всей интеллигентской линии, как реальной, так и мифологической нашей истории с середины XIX в. Необходима критическая деконструкция/реконструкция интеллигентского дискурса (по поводу) русской истории вообще и советской в частности. Но это особая тема, сейчас не об этом. Главное сейчас – зафиксировать еще одну линию, по которой Крылов выламывался из своей среды, мешая ей, – по линии «настоящее – имитативное». Причем профессиональное измерение в данном контексте было лишь верхушкой айсберга, элементом более широкомасштабной, глубокой, экзистенциальной, антропологической оппозиции «настоящее» (а следовательно – состоявшееся) – «ненастоящее» (соответственно – несостоявшееся и несостоятельное).

У одиночки, зажатого между «государством» (режимом, ведомством) и кланом («идет охота на волков, идет охота»), – небольшой выбор объектов ориентации и самоидентификации – выбор наименьшего зла. Правда, выбор этот существовал скорее теоретически: в позднесоветской реальности – и Крылов так до конца этого и не понял – грани между «государственностью» и «клановостью» оказались размытыми, сам «режим» превратился в совокупность кланов, которым уже не нужна была «скорлупа» ЦКГБ, и они от нее избавились в 1991 г.

Антиклановый индивид Крылов чаще выбирал «режим», он был государственником, и едва ли стоит его осуждать за это: у каждого свои идеалы, ценности и мифы. Разумеется, был выбор, о котором уже шла речь, «пушкинско-зиновьевский» («Ты, царь: живи один»), но он Крылову был заказан социоэкзистенциально, как и поведение по принципу «советско¬го Штирлица» (т.е. с большой фигой в кармане). Все это еще более обострило противоречия Крылова с представителями «советской интеллигенции», делало его ситуацию социально практически безвыходной.

Пожалуй, одно существенно сближало В. Крылова с «советской интеллигенцией» (а также и с русской) – известная безбытность, отме-ченная еще в начале века А. Изгоевым в «Вехах». Речь идет о характер-ном для разночинной – как русской, так и советской – интеллигенции неумении организовать нормальную повседневную жизнь, выстроить нормальные структуры повседневности, создать семью. А ведь в отсутствии частной собственности только налаженный быт может функционально, нишево стать ее эквивалентом и обеспечить хотя бы минимум privacy, столь необходимой для свободного личного существования.

Жизнь социально неустроенных слоев населения – это более или менее сознательное воспроизводство неустройства, будь то быт или семья, это опасная близость к границе между социальным и асоциаль-ным. Не случайно А. Изгоев вспоминает В. Розанова, который сравнивал некоторые «отряды» интеллигенции с казачеством – бесспорным носите¬лем ряда асоциальных черт. Асоциальное внутри уже организованного общества чаще всего выступает, проявляется как либо полубогемное, либо полулюмпенское. И здесь коренится еще одно важное и страшное – «на разрыв» – противоречие всей жизни Крылова: между высокоорганизованным и дисциплинированным интеллектуальным трудом, интеллектуальным бытованием, с одной стороны, и плохо организованным социальным, повседневным бытом и поведением – на грани полубогемы или, скорее, полулюмпенства, которое Крылов ненавидел (и вообще, и в себе) – с другой. Это было еще одной его раздвоенностью, разрушительный потенциал которой нарастал с го¬дами. Подозреваю, что в какой-то момент, наряду с другими причинами, это привело к тому, что Крылов стал абсолютно «лишним человеком» – лишним и для самого себя. Иногда мне кажется, что последний год своей жизни Крылов почти сознательно шел, вел себя к смерти. Однако это лишь догадка; так это или нет – мы, скорее всего, никогда не узнаем. Ясно одно: хроноисторически смерть Крылова символична, он умер почти одновременно с СССР и советским коммунизмом.