МЕТАФОРИЧНО — МЕТАФОРИЧНО — БУКВАЛЬНО
В целом очень хороший переводчик DeepL демонстрирует время от времени родовые уродства всех подобных современных программ.
Так, немецкая фраза jemandem einen Bären aufbinden 'дурачить кого-либо' переводится на русский в виде невероятного и бессмысленного 'тянуть/дергать кого-либо за ногу'.
???
Причина проста. DeepL, как и все остальные переводчики, использует в качестве языка-посредника английский. Поэтому немецкая идиома jemandem einen Bären aufbinden сперва (за кулисами) корректно передается английской идиомой pull someone's leg с тем же значением, и уже эта последняя затем переводится на русский — почему-то буквально.
В целом очень хороший переводчик DeepL демонстрирует время от времени родовые уродства всех подобных современных программ.
Так, немецкая фраза jemandem einen Bären aufbinden 'дурачить кого-либо' переводится на русский в виде невероятного и бессмысленного 'тянуть/дергать кого-либо за ногу'.
???
Причина проста. DeepL, как и все остальные переводчики, использует в качестве языка-посредника английский. Поэтому немецкая идиома jemandem einen Bären aufbinden сперва (за кулисами) корректно передается английской идиомой pull someone's leg с тем же значением, и уже эта последняя затем переводится на русский — почему-то буквально.
НОВАЯ ГЛОКАЯ КУЗДРА
Гордий Парис Дедал: «Антиох Навсикая Афина! Я Полиб. Все Герострат нас Психея и Талия, Ио Неоптолем Диомед. Персей!».
Если вы думаете, что это бессвязный набор имен персонажей древнегреческой мифологии, то Лев Владимирович Щерба вами очень недоволен.
Смотрите внимательней.
Гордий (имя прил., им. п., ед. ч., м. р.) Парис (имя сущ., им. п., ед. ч., м. р.) Дедал (глаг., прош. вр., несов. в., м. р., ед. ч.): «Антиох (междометие) Навсикая (имя прил., им. п., ед. ч., ж. р.) Афина (имя сущ., им. п., ед. ч., ж. р.)! Я Полиб (гл., прош. вр., сов. в., м. р., ед. ч.). Все Герострат (глаг., наст. вр., 3 л., мн. ч., 2 спр.) нас Психея (дееприч., несов. в.) и Талия (дееприч., несов. в.), Ио (союз) Неоптолем (глаг., наст. вр., 1 л., мн. ч., 1 спр.) Диомед (имя сущ., род. п., мн. ч., ж. р.). Персей (глаг., повелит. накл.)!».
Гордий Парис Дедал: «Антиох Навсикая Афина! Я Полиб. Все Герострат нас Психея и Талия, Ио Неоптолем Диомед. Персей!».
Если вы думаете, что это бессвязный набор имен персонажей древнегреческой мифологии, то Лев Владимирович Щерба вами очень недоволен.
Смотрите внимательней.
Гордий (имя прил., им. п., ед. ч., м. р.) Парис (имя сущ., им. п., ед. ч., м. р.) Дедал (глаг., прош. вр., несов. в., м. р., ед. ч.): «Антиох (междометие) Навсикая (имя прил., им. п., ед. ч., ж. р.) Афина (имя сущ., им. п., ед. ч., ж. р.)! Я Полиб (гл., прош. вр., сов. в., м. р., ед. ч.). Все Герострат (глаг., наст. вр., 3 л., мн. ч., 2 спр.) нас Психея (дееприч., несов. в.) и Талия (дееприч., несов. в.), Ио (союз) Неоптолем (глаг., наст. вр., 1 л., мн. ч., 1 спр.) Диомед (имя сущ., род. п., мн. ч., ж. р.). Персей (глаг., повелит. накл.)!».
НЕДОРОД
Считается, что слова типа «брюки», то есть не употребляющиеся в единственном числе, не имеют категории рода.
В то же время у слов, изменяющихся по числам и тем самым имеющих категорию рода, есть довольно четко выраженное соответствие между категорией рода и набором окончаний в именительном и родительном падеже множественного числа. А. А. Зализняк еще в 1960-х гг. посчитал, что 97 % существительных мужского морфологического рода типа «стол», «плащ» имеют в именительном падеже множественного числа окончание -ы/-и, а в родительном падеже множественного числа — -ов или -ей.
По его же данным, почти 99 % процентов существительных женского морфологического рода типа «шляпа», «няня» в именительном падеже множественного числа имеют окончание -ы/-и, а в родительном падеже множественного числа — нулевое окончание; 96 % существительных среднего морфологического рода типа «окно» в именительном падеже множественного числа имеют окончание -а, а в родительном падеже множественного числа — нулевое окончание.
Распространяя эти показатели на слова, не имеющие форм единственного числа, мы могли бы «восстановить» их отсутствующий род.
Так, слова «трусы» и «штаны» будут «почти мужского рода», так как «штаны — штанов».
Слова «брюки» и «ножницы» будут «почти женского рода», так как «брюки — брюк».
Слова «ворота» и «недра» будут «почти среднего рода», так как «ворота — ворот».
Исходя из этого же принципа можно реконструировать виртуальную (а иногда и исторически засвидетельствованную) форму единственного числа (возьмем для простоты только слова с исходом основы на твердый парный):
«он» — это «дебат», «хором» и «курант»;
«она» — это «шахмата», «каникула» и «сутка»;
«оно» — это «чернило», «белило» и «румяно».
Считается, что слова типа «брюки», то есть не употребляющиеся в единственном числе, не имеют категории рода.
В то же время у слов, изменяющихся по числам и тем самым имеющих категорию рода, есть довольно четко выраженное соответствие между категорией рода и набором окончаний в именительном и родительном падеже множественного числа. А. А. Зализняк еще в 1960-х гг. посчитал, что 97 % существительных мужского морфологического рода типа «стол», «плащ» имеют в именительном падеже множественного числа окончание -ы/-и, а в родительном падеже множественного числа — -ов или -ей.
По его же данным, почти 99 % процентов существительных женского морфологического рода типа «шляпа», «няня» в именительном падеже множественного числа имеют окончание -ы/-и, а в родительном падеже множественного числа — нулевое окончание; 96 % существительных среднего морфологического рода типа «окно» в именительном падеже множественного числа имеют окончание -а, а в родительном падеже множественного числа — нулевое окончание.
Распространяя эти показатели на слова, не имеющие форм единственного числа, мы могли бы «восстановить» их отсутствующий род.
Так, слова «трусы» и «штаны» будут «почти мужского рода», так как «штаны — штанов».
Слова «брюки» и «ножницы» будут «почти женского рода», так как «брюки — брюк».
Слова «ворота» и «недра» будут «почти среднего рода», так как «ворота — ворот».
Исходя из этого же принципа можно реконструировать виртуальную (а иногда и исторически засвидетельствованную) форму единственного числа (возьмем для простоты только слова с исходом основы на твердый парный):
«он» — это «дебат», «хором» и «курант»;
«она» — это «шахмата», «каникула» и «сутка»;
«оно» — это «чернило», «белило» и «румяно».
О РВАХ, МЕДВЕДЯХ И МЕТАФОРИЗАЦИИ
Любопытно сравнить две немецких идиомы. То есть не то чтобы прямо очень любопытно, но почему бы и нет.
Итак, имеем:
1) jemandem das Wasser abgraben (дословно: 'отвести от кого-нибудь воду'),
2) jemandem einen Bären aufbinden (дословно: 'привязать к кому-нибудь медведя').
Эти идиомы в современных словарях толкуются следующим образом:
1) 'причинять кому-либо вред',
2) 'дурачить кого-либо'.
Версии о происхождении обоих выражений остаются гадательными. Что касается Wasser abgraben, принято считать, что в основе здесь — описание тактики штурма средневековых замков, предполагавшей отведение воды из оборонительного рва. По поводу же Bären aufbinden сколько-нибудь вменяемых гипотез нет вообще.
Интересно сравнить кривые частотности употребления этих идиом в немецком корпусе с 1600 по 2000 годы. Wasser abgraben демонстрирует U-образный тренд: снижение частотности с 1600 по 1820, а затем последовательный рост вплоть до наших дней. Bären aufbinden вообще не встречается до 1740-х, после чего начинает медленно линейно прирастать.
Вероятно, различие в этих кривых может служить весомым аргументом в споре об их происхождении: Wasser abgraben сперва использовалось в своем прямом значении и только потом было иносказательно переосмыслено, тогда как Bären aufbinden изначально полностью выдумано сумрачным германским гением в качестве метафоры.
Любопытно сравнить две немецких идиомы. То есть не то чтобы прямо очень любопытно, но почему бы и нет.
Итак, имеем:
1) jemandem das Wasser abgraben (дословно: 'отвести от кого-нибудь воду'),
2) jemandem einen Bären aufbinden (дословно: 'привязать к кому-нибудь медведя').
Эти идиомы в современных словарях толкуются следующим образом:
1) 'причинять кому-либо вред',
2) 'дурачить кого-либо'.
Версии о происхождении обоих выражений остаются гадательными. Что касается Wasser abgraben, принято считать, что в основе здесь — описание тактики штурма средневековых замков, предполагавшей отведение воды из оборонительного рва. По поводу же Bären aufbinden сколько-нибудь вменяемых гипотез нет вообще.
Интересно сравнить кривые частотности употребления этих идиом в немецком корпусе с 1600 по 2000 годы. Wasser abgraben демонстрирует U-образный тренд: снижение частотности с 1600 по 1820, а затем последовательный рост вплоть до наших дней. Bären aufbinden вообще не встречается до 1740-х, после чего начинает медленно линейно прирастать.
Вероятно, различие в этих кривых может служить весомым аргументом в споре об их происхождении: Wasser abgraben сперва использовалось в своем прямом значении и только потом было иносказательно переосмыслено, тогда как Bären aufbinden изначально полностью выдумано сумрачным германским гением в качестве метафоры.
КАК ВЫБРАТЬ: ПОЛЕЗНЫЕ СОВЕТЫ
Желание сменяется безразличием, любимое превращается в случайное. «Любой», этимологически ‘тот, что люб’, стало значить ‘всё равно какой’; та же этимология у компонента -либо. Схожее превращение произошло в выражениях типа «что угодно» ‘всё равно что’ (ср. «что душе угодно» ‘то, что нравится’).
Случайное же, какое-нибудь становится плохим: «ходят тут всякие», «сделал кое-как», «ест что попало». Ср. распространённое в сибирских городах выражение «чё попало» ‘чушь’, ‘ерунда’, ‘нечто неприятное’ в специфических контекстах типа: «— Как тебе фильм? — Да чё попало», «Мне сегодня чё попало приснилось», «У нас с моим парнем не отношения, а чё попало: постоянно ссоримся, по пустякам не можем договориться», «Описание трудной жизненной ситуации Короче, чё попало» (примеры взяты с одного из лингвистических форумов). Близкое типологическое соответствие обнаруживается во французском языке, где разговорное выражение n'importe qoie ‘неважно что’ переносно употребляется в значении ‘чушь’, ‘ерунда’.
Итак, если вы выбираете что-то по желанию, скоро вы к этому охладеете. А если вы выберете что-то, положившись на случай, это будет нечто дрянное.
Желание сменяется безразличием, любимое превращается в случайное. «Любой», этимологически ‘тот, что люб’, стало значить ‘всё равно какой’; та же этимология у компонента -либо. Схожее превращение произошло в выражениях типа «что угодно» ‘всё равно что’ (ср. «что душе угодно» ‘то, что нравится’).
Случайное же, какое-нибудь становится плохим: «ходят тут всякие», «сделал кое-как», «ест что попало». Ср. распространённое в сибирских городах выражение «чё попало» ‘чушь’, ‘ерунда’, ‘нечто неприятное’ в специфических контекстах типа: «— Как тебе фильм? — Да чё попало», «Мне сегодня чё попало приснилось», «У нас с моим парнем не отношения, а чё попало: постоянно ссоримся, по пустякам не можем договориться», «Описание трудной жизненной ситуации Короче, чё попало» (примеры взяты с одного из лингвистических форумов). Близкое типологическое соответствие обнаруживается во французском языке, где разговорное выражение n'importe qoie ‘неважно что’ переносно употребляется в значении ‘чушь’, ‘ерунда’.
Итак, если вы выбираете что-то по желанию, скоро вы к этому охладеете. А если вы выберете что-то, положившись на случай, это будет нечто дрянное.
НАШИ ЯЗЫКОВЫЕ ЦЕННОСТИ
В наделавшем уже немало шуму концептуальном документе Министерства культуры РФ, который направлен на защиту традиционных российских духовно-нравственных ценностей, в разделе угроз вскользь упомянуто разрушение и искажение системы ценностно-смысловых координат русского языка — где-то неподалеку от роста употребления наркотиков и алкоголя.
Что касается употребления наркотиков, то, кажется, с ним уже ничего не поделать — сам факт появления на свет текста Министерства культуры показывает, сколь повсеместно они распространились. А вот за ценностно-смысловые координаты русского языка хотелось бы побороться! Только как понять, что это за координаты? Где их искать? Как защитить?
Фонетика. Здесь все более или менее ясно. Давно подсчитано, что в русском языке есть некоторое количество фонем, которые очень редки в других языках мира, то есть составляют нашу национальную гордость. Они безусловно должны стать объектом государственной защиты. Все русскоговорящие, со своей, общественной стороны, могут вносить посильный вклад, увеличив речевое производство фраз вроде «тюль режешь здесь». Поддержки заслуживает также и слоговой принцип русской графики, на символическом уровне реализующий дорогую сердцу русского человека идею коллективизма и взаимопомощи. В этой связи — вплоть до особого распоряжения — целесообразно было бы избегать употребления в речи слов, нарушающих слоговой принцип. (Совсем неслучайно такие слова — заимствованные, своего рода иностранные агенты: «майонез», «павильон», «теннис» и проч.)
Морфемика. О формо- и словообразовании на данный момент тяжелее всего сказать что-то определенное, дать какие-то ясные директивы. Возможно, свое веское слово должен произнести сперва Совет Безопасности. Мы бы осторожно рекомендовали решительнее употреблять существительные мужского рода, в начальной форме оканчивающиеся на твердый согласный, с нулевым окончанием в форме родительного падежа множественного числа: «нет апельсин», «съел много мухомор» и т. д. Подобное речевое поведение будет ясно демонстрировать: вы за приоритет духовного над материальным.
Лексика и семантика. Основные направления патриотического движения в области словоупотребления прорисовываются достаточно отчетливо. Конечно, следует бороться с иностранными заимствованиями, этими жалкими попытками низкопоклонства перед Западом. Разумеется, необходимо стремиться к архаизации и славянизации собственного словарного запаса. Целесообразно отдавать предпочтение однозначным словам перед многозначными, так как любая лексическая амбивалентность по природе своей безнравственна. Похвально использовать, по мере возможности, собирательные существительные: например, говорить «морква» вместо «морковь», «сосняк» вместо «сосны» и т. п. Противоречащей многому из сказанного выше может показаться рекомендация шире применять так называемые феминитивы. Однако противоречие это кажущееся. Идеалы крепкой семьи, завещанные нам предками, недвусмысленно требуют, чтобы про каждое слово, как и про каждого человека, было сразу понятно, мужского оно рода или женского. В этом смысле говорить о женщине, используя слова мужского грамматического рода, в чем-то сродни поддержке трансгендерных переходов (ср.: «??? в аудиторию вошла профессор Иванова»). Руководствуясь той же логикой, надо твердо избавляться в своей речи от слов общего рода — этих гендерквиров родного языка. Так, слово «неряха» как нечто неопределившееся между «неряхом» и «неряхиней» должно быть решительно изгнано.
Грамматика. Как было замечено в свое время еще Анной Вежбицкой, наиболее характерная, с точки зрения нашей языковой картины мира, грамматическая черта русского языка — неограниченная способность к образованию безличных, неагентивных конструкций. Поэтому старайтесь в своем внутреннем противостоянии союзникам США и террористам из некоммерческих организаций как можно более активно использовать фразы наподобие «меня что-то закашляло» — так будет положен языковой предел культу эгоизма и вседозволенности.
В наделавшем уже немало шуму концептуальном документе Министерства культуры РФ, который направлен на защиту традиционных российских духовно-нравственных ценностей, в разделе угроз вскользь упомянуто разрушение и искажение системы ценностно-смысловых координат русского языка — где-то неподалеку от роста употребления наркотиков и алкоголя.
Что касается употребления наркотиков, то, кажется, с ним уже ничего не поделать — сам факт появления на свет текста Министерства культуры показывает, сколь повсеместно они распространились. А вот за ценностно-смысловые координаты русского языка хотелось бы побороться! Только как понять, что это за координаты? Где их искать? Как защитить?
Фонетика. Здесь все более или менее ясно. Давно подсчитано, что в русском языке есть некоторое количество фонем, которые очень редки в других языках мира, то есть составляют нашу национальную гордость. Они безусловно должны стать объектом государственной защиты. Все русскоговорящие, со своей, общественной стороны, могут вносить посильный вклад, увеличив речевое производство фраз вроде «тюль режешь здесь». Поддержки заслуживает также и слоговой принцип русской графики, на символическом уровне реализующий дорогую сердцу русского человека идею коллективизма и взаимопомощи. В этой связи — вплоть до особого распоряжения — целесообразно было бы избегать употребления в речи слов, нарушающих слоговой принцип. (Совсем неслучайно такие слова — заимствованные, своего рода иностранные агенты: «майонез», «павильон», «теннис» и проч.)
Морфемика. О формо- и словообразовании на данный момент тяжелее всего сказать что-то определенное, дать какие-то ясные директивы. Возможно, свое веское слово должен произнести сперва Совет Безопасности. Мы бы осторожно рекомендовали решительнее употреблять существительные мужского рода, в начальной форме оканчивающиеся на твердый согласный, с нулевым окончанием в форме родительного падежа множественного числа: «нет апельсин», «съел много мухомор» и т. д. Подобное речевое поведение будет ясно демонстрировать: вы за приоритет духовного над материальным.
Лексика и семантика. Основные направления патриотического движения в области словоупотребления прорисовываются достаточно отчетливо. Конечно, следует бороться с иностранными заимствованиями, этими жалкими попытками низкопоклонства перед Западом. Разумеется, необходимо стремиться к архаизации и славянизации собственного словарного запаса. Целесообразно отдавать предпочтение однозначным словам перед многозначными, так как любая лексическая амбивалентность по природе своей безнравственна. Похвально использовать, по мере возможности, собирательные существительные: например, говорить «морква» вместо «морковь», «сосняк» вместо «сосны» и т. п. Противоречащей многому из сказанного выше может показаться рекомендация шире применять так называемые феминитивы. Однако противоречие это кажущееся. Идеалы крепкой семьи, завещанные нам предками, недвусмысленно требуют, чтобы про каждое слово, как и про каждого человека, было сразу понятно, мужского оно рода или женского. В этом смысле говорить о женщине, используя слова мужского грамматического рода, в чем-то сродни поддержке трансгендерных переходов (ср.: «??? в аудиторию вошла профессор Иванова»). Руководствуясь той же логикой, надо твердо избавляться в своей речи от слов общего рода — этих гендерквиров родного языка. Так, слово «неряха» как нечто неопределившееся между «неряхом» и «неряхиней» должно быть решительно изгнано.
Грамматика. Как было замечено в свое время еще Анной Вежбицкой, наиболее характерная, с точки зрения нашей языковой картины мира, грамматическая черта русского языка — неограниченная способность к образованию безличных, неагентивных конструкций. Поэтому старайтесь в своем внутреннем противостоянии союзникам США и террористам из некоммерческих организаций как можно более активно использовать фразы наподобие «меня что-то закашляло» — так будет положен языковой предел культу эгоизма и вседозволенности.
ПОДНИМЕМ ЖЕ НЕПРОСТЫЕ ВОПРОСЫ
Любители комиксов часто проводят свой досуг в захватывающих обсуждениях вроде следующего: «Если Супермен не может поднять молот Тора, но может поднять Тора, держащего молот, не значит ли это, что он тем самым все же поднимает молот Тора». Это отчасти напоминает споры средневековых католических богословов о том, сколько конкретно ангелов может поместиться на кончике иглы. Мы попытались представить, какие темы могли бы заинтриговать гиков русской классической литературы (предположим на мгновение, что последние существуют).
Итак:
— Если бы Евгений Онегин встретился не с Татьяной, а с Бедной Лизой, как бы развивались их отношения, учитывая, что Бедная Лиза не умела ни писать, ни читать?
— Если бы Макар Девушкин служил под начальством Плюшкина, сумел бы он поймать оторвавшуюся от борта сюртука пуговицу или Плюшкин бы опередил его?
— Если бы Ноздрев встретился с Григорием Мелеховым, стали бы они рубиться в шашки или рубиться на шашках?
— Если бы Варенька все же вышла замуж за «человека в футляре» Беликова, смогли бы они иметь детей?
— Если бы Премудрый Пискарь был героем пьесы «На дне», как бы с ним разговаривали остальные персонажи?
— Если бы Анна Каренина жила в Калинове, а Катерина — в Москве, бросилась бы первая в реку, а вторая под поезд?
— Если бы Обломов увидел не сон Обломова, а сон Веры Павловны, изменил бы он свой образ жизни?
— Если бы Базаров препарировал Царевну-Лягушку, утвердился бы он во мнении, что люди — те же лягушки?
— Если бы барыня приказала Герасиму утопить собачку Платона Каратаева, ушел бы он от нее в родную деревню или нет?
— Если бы Двенадцать Блока искали сокровища в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова, смогли бы в Москве построить новый клуб железнодорожников?
Любители комиксов часто проводят свой досуг в захватывающих обсуждениях вроде следующего: «Если Супермен не может поднять молот Тора, но может поднять Тора, держащего молот, не значит ли это, что он тем самым все же поднимает молот Тора». Это отчасти напоминает споры средневековых католических богословов о том, сколько конкретно ангелов может поместиться на кончике иглы. Мы попытались представить, какие темы могли бы заинтриговать гиков русской классической литературы (предположим на мгновение, что последние существуют).
Итак:
— Если бы Евгений Онегин встретился не с Татьяной, а с Бедной Лизой, как бы развивались их отношения, учитывая, что Бедная Лиза не умела ни писать, ни читать?
— Если бы Макар Девушкин служил под начальством Плюшкина, сумел бы он поймать оторвавшуюся от борта сюртука пуговицу или Плюшкин бы опередил его?
— Если бы Ноздрев встретился с Григорием Мелеховым, стали бы они рубиться в шашки или рубиться на шашках?
— Если бы Варенька все же вышла замуж за «человека в футляре» Беликова, смогли бы они иметь детей?
— Если бы Премудрый Пискарь был героем пьесы «На дне», как бы с ним разговаривали остальные персонажи?
— Если бы Анна Каренина жила в Калинове, а Катерина — в Москве, бросилась бы первая в реку, а вторая под поезд?
— Если бы Обломов увидел не сон Обломова, а сон Веры Павловны, изменил бы он свой образ жизни?
— Если бы Базаров препарировал Царевну-Лягушку, утвердился бы он во мнении, что люди — те же лягушки?
— Если бы барыня приказала Герасиму утопить собачку Платона Каратаева, ушел бы он от нее в родную деревню или нет?
— Если бы Двенадцать Блока искали сокровища в «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова, смогли бы в Москве построить новый клуб железнодорожников?
ПРИСТАВКА «КАК БЫ»
Сочетание «как бы» укоренилось в нашей речи, раздражая ценителей чистоты речи и давая основание философски настроенным наблюдателям утверждать, что для современного человека весь мир иллюзорен, непрочен, лишен неоспоримых оснований.
Но это «“как бы” — восприятие мира» не вполне ново. В русском языке есть приставка, которая вносит в производное слово в той или иной мере похожий смысл.
Это древняя всегда ударная приставка па-. Отыменные существительные, образованные с ее помощью, могут характеризоваться общим значением ‘как бы; вроде; не вполне то, но похоже’.
В литературном языке таких слов совсем мало: «пасынок» — ‘как бы сын’, «падчерица» — ‘как бы дочь’, «патрубок» — ‘как бы труба’, «паводок» — ‘как бы вода; ненастоящая, непостоянная’. Филологам-русистам должно быть знакомо слово «паерок» — название надстрочного знака, употреблявшегося вместо ера, то есть это ‘как бы ер’.
Гораздо больше таких слов в диалектах. В. И. Даль приводил, например, такие слова: «паобед» ‘второй завтрак; как бы обед’, «паужин» — «перекуска между обедом и ужином», ‘как бы ужин’, «парусло» ‘сухое русло; как бы русло’, «пабедки» ‘небольшие беды’ и др.
Современные диалектные словари также богаты подобными словами, например: «пачулки» ‘короткие чулки, надеваемые поверх длинных’, «пагруздь» ‘гриб, похожий на груздь’, «пакрюк» ‘крючок для котелка над костром’, «пасестра» ‘двоюродная сестра’ и др.
Значение сходства может эволюционировать в значение пространственной или временной близости, отсюда такие диалектные слова, как «паземника» ‘земляника; находящаяся около земли’, «паозерье» ‘местность рядом с озером’, «паутринки» ‘утреннее время’ и др.
В некоторых случаях выделение приставки па- требует этимологического анализа. Так, слово «пакость», возможно, является производным от старого «кость» ‘скверна; мерзость’ (ср. «кощей»). То есть «пакость» — это мерзость, но не вполне, маленькая мерзость.
В слове «память» этимологический корень мя-, тот же, что в словах «мнить», «мнение» и, например, в лат. mens, mentis ‘ум, мышление’ (откуда «ментальный»). Иначе говоря, корень здесь имеет значение умственной деятельности, а память — это как бы мысль, когда мы вспоминаем, мы как бы думаем, не вполне думаем.
Остается сожалеть, что в современном русском языке эта приставка непродуктивна: она бы сегодня пригодилась. Например: «записывайтесь на наш онлайн-па́курс», «у меня есть па́диплом о высшем образовании», «ждем, что решит па́суд», «Па́дума приняла новый па́закон», «па́доходы россиян растут».
Сочетание «как бы» укоренилось в нашей речи, раздражая ценителей чистоты речи и давая основание философски настроенным наблюдателям утверждать, что для современного человека весь мир иллюзорен, непрочен, лишен неоспоримых оснований.
Но это «“как бы” — восприятие мира» не вполне ново. В русском языке есть приставка, которая вносит в производное слово в той или иной мере похожий смысл.
Это древняя всегда ударная приставка па-. Отыменные существительные, образованные с ее помощью, могут характеризоваться общим значением ‘как бы; вроде; не вполне то, но похоже’.
В литературном языке таких слов совсем мало: «пасынок» — ‘как бы сын’, «падчерица» — ‘как бы дочь’, «патрубок» — ‘как бы труба’, «паводок» — ‘как бы вода; ненастоящая, непостоянная’. Филологам-русистам должно быть знакомо слово «паерок» — название надстрочного знака, употреблявшегося вместо ера, то есть это ‘как бы ер’.
Гораздо больше таких слов в диалектах. В. И. Даль приводил, например, такие слова: «паобед» ‘второй завтрак; как бы обед’, «паужин» — «перекуска между обедом и ужином», ‘как бы ужин’, «парусло» ‘сухое русло; как бы русло’, «пабедки» ‘небольшие беды’ и др.
Современные диалектные словари также богаты подобными словами, например: «пачулки» ‘короткие чулки, надеваемые поверх длинных’, «пагруздь» ‘гриб, похожий на груздь’, «пакрюк» ‘крючок для котелка над костром’, «пасестра» ‘двоюродная сестра’ и др.
Значение сходства может эволюционировать в значение пространственной или временной близости, отсюда такие диалектные слова, как «паземника» ‘земляника; находящаяся около земли’, «паозерье» ‘местность рядом с озером’, «паутринки» ‘утреннее время’ и др.
В некоторых случаях выделение приставки па- требует этимологического анализа. Так, слово «пакость», возможно, является производным от старого «кость» ‘скверна; мерзость’ (ср. «кощей»). То есть «пакость» — это мерзость, но не вполне, маленькая мерзость.
В слове «память» этимологический корень мя-, тот же, что в словах «мнить», «мнение» и, например, в лат. mens, mentis ‘ум, мышление’ (откуда «ментальный»). Иначе говоря, корень здесь имеет значение умственной деятельности, а память — это как бы мысль, когда мы вспоминаем, мы как бы думаем, не вполне думаем.
Остается сожалеть, что в современном русском языке эта приставка непродуктивна: она бы сегодня пригодилась. Например: «записывайтесь на наш онлайн-па́курс», «у меня есть па́диплом о высшем образовании», «ждем, что решит па́суд», «Па́дума приняла новый па́закон», «па́доходы россиян растут».
ИЗ ЖИЗНИ НАСЕКОМЫХ
Известно много историй про то, как в результате перевода художественного текста на иностранный язык его герои резко меняли свой грамматический род — и биологический пол. Хорошо еще если ограничивалось только этим! Собака Качалова становилась псом, сосна превращалась в кедр или дуб, тучка — в облако, утес — в скалу и проч. и проч.
Наткнувшись недавно на немецкий перевод сказки Корнея Чуковского «Муха-Цокотуха», мы обнаружили еще один подобный пример.
Если вы помните, в ходе развития исполненного драматизма сюжета Муха там сочетается браком с Комаром. Что для немецкого языка не очень ловко, поскольку и die Fliege (муха) и die Mücke (комар) женского рода. Переводчик не стал ничего выдумывать и пошел проторенной тропой, подобрав на замену комару симпатичное насекомое с подходящим гендером. Таковым оказалась — бабочка, der Schmetterling.
Характерно, что тот же самый лингвистический мезальянс с Пауком не был воспринят при переводе в качестве проблемы: он благополучно щеголяет в немецком женском роде — die Spinne. Вероятно, по той причине, что имеет к Мухе не матримониальное, а гастрономическое влечение.
Известно много историй про то, как в результате перевода художественного текста на иностранный язык его герои резко меняли свой грамматический род — и биологический пол. Хорошо еще если ограничивалось только этим! Собака Качалова становилась псом, сосна превращалась в кедр или дуб, тучка — в облако, утес — в скалу и проч. и проч.
Наткнувшись недавно на немецкий перевод сказки Корнея Чуковского «Муха-Цокотуха», мы обнаружили еще один подобный пример.
Если вы помните, в ходе развития исполненного драматизма сюжета Муха там сочетается браком с Комаром. Что для немецкого языка не очень ловко, поскольку и die Fliege (муха) и die Mücke (комар) женского рода. Переводчик не стал ничего выдумывать и пошел проторенной тропой, подобрав на замену комару симпатичное насекомое с подходящим гендером. Таковым оказалась — бабочка, der Schmetterling.
Характерно, что тот же самый лингвистический мезальянс с Пауком не был воспринят при переводе в качестве проблемы: он благополучно щеголяет в немецком женском роде — die Spinne. Вероятно, по той причине, что имеет к Мухе не матримониальное, а гастрономическое влечение.
ЯЗЫК КАК ПОТЕНЦИЯ
Когда размышляют над тем, удалось ли Николаю Васильевичу Гоголю чем-то обогатить русский язык, вспоминают только слово «клубничка», употребленное в «Мертвых душах» в значении ‘нечто сластолюбиво-скабрезное’. Мы тоже в свое время удивлялись этой суровой усмешке истории: истязать себя мыслями о писательском идеале, чаяниями о воскрешении помертвелой души, пожертвовать божьим даром ради высокого и тоскливого морализаторства — и обогатить язык словом «клубничка».
Однако есть вот какой интересный момент.
В тех же «Мертвых душах» читаем следующее:
«Насилу отделавшись от Собакевича, Чичиков отправился к Плюшкину. По дороге спросил встретившегося ему мужика:
— Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину, так чтоб не мимо господского дома?
Мужик, казалось, затруднился сим вопросом.
— Что ж, не знаешь?
— Нет, барин, не знаю.
— Эх, ты! А и седым волосом еще подернуло! скрягу Плюшкина не знаешь, того, что плохо кормит людей?
— А! заплатанной, заплатанной! — вскрикнул мужик. Было им прибавлено и существительное к слову "заплатанной", очень удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его пропустим».
Это неназванное существительное издавна волновало всякого русского человека — как совершенно гладкое место вместо носа коллежского асессора Ковалева. Что бы мог такого сказать этот простой русский мужик, про языковые потенции которого там дальше еще на полстраницы идет фирменное гоголевское патетическое место?!
Понятно, что это существительное мужского рода, образующее с прилагательным «заплатанный» определительное сочетание. Понятно, что оно грубо-вульгарное, то есть относящееся к области телесного низа. Понятно, что оно неожиданное и остроумно подобранное именно в качестве части словосочетания, а кроме того, точно определяет Плюшкина с точки зрения его гротескно выпяченной черты — невероятной скупости.
Дальше ничего не понятно. О существовании научных работ, посвященных этому вопросу, нам неизвестно, а то, что предлагает прямодушный русскоязычный интернет, мечущийся между тремя соснами — «хуй», «жопа», «пизда», — неудовлетворительно, поскольку не соответствует одному или сразу нескольким перечисленным выше критериям отбора.
Наш ответ прост. Величие Гоголя в том, что он завещал будущим поколениям языкотворцев пустое место — саму возможность ругательства, как Менделеев завещал пустые клетки своей таблицы. И, когда пришло время, этот слот заполнился наиболее естественным и логичным образом, подарив нам бессмертное выражение «штопаный гондон».
Когда размышляют над тем, удалось ли Николаю Васильевичу Гоголю чем-то обогатить русский язык, вспоминают только слово «клубничка», употребленное в «Мертвых душах» в значении ‘нечто сластолюбиво-скабрезное’. Мы тоже в свое время удивлялись этой суровой усмешке истории: истязать себя мыслями о писательском идеале, чаяниями о воскрешении помертвелой души, пожертвовать божьим даром ради высокого и тоскливого морализаторства — и обогатить язык словом «клубничка».
Однако есть вот какой интересный момент.
В тех же «Мертвых душах» читаем следующее:
«Насилу отделавшись от Собакевича, Чичиков отправился к Плюшкину. По дороге спросил встретившегося ему мужика:
— Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину, так чтоб не мимо господского дома?
Мужик, казалось, затруднился сим вопросом.
— Что ж, не знаешь?
— Нет, барин, не знаю.
— Эх, ты! А и седым волосом еще подернуло! скрягу Плюшкина не знаешь, того, что плохо кормит людей?
— А! заплатанной, заплатанной! — вскрикнул мужик. Было им прибавлено и существительное к слову "заплатанной", очень удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его пропустим».
Это неназванное существительное издавна волновало всякого русского человека — как совершенно гладкое место вместо носа коллежского асессора Ковалева. Что бы мог такого сказать этот простой русский мужик, про языковые потенции которого там дальше еще на полстраницы идет фирменное гоголевское патетическое место?!
Понятно, что это существительное мужского рода, образующее с прилагательным «заплатанный» определительное сочетание. Понятно, что оно грубо-вульгарное, то есть относящееся к области телесного низа. Понятно, что оно неожиданное и остроумно подобранное именно в качестве части словосочетания, а кроме того, точно определяет Плюшкина с точки зрения его гротескно выпяченной черты — невероятной скупости.
Дальше ничего не понятно. О существовании научных работ, посвященных этому вопросу, нам неизвестно, а то, что предлагает прямодушный русскоязычный интернет, мечущийся между тремя соснами — «хуй», «жопа», «пизда», — неудовлетворительно, поскольку не соответствует одному или сразу нескольким перечисленным выше критериям отбора.
Наш ответ прост. Величие Гоголя в том, что он завещал будущим поколениям языкотворцев пустое место — саму возможность ругательства, как Менделеев завещал пустые клетки своей таблицы. И, когда пришло время, этот слот заполнился наиболее естественным и логичным образом, подарив нам бессмертное выражение «штопаный гондон».
В ОЖИДАНИИ РОЗ
В четвертой главе «Евгения Онегина» (1825) сказано:
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждет уж рифмы «розы»;
На, вот возьми ее скорей!)
В поэтическом подкорпусе Национального корпуса русского языка на отрезке до 1825 года слово «мороз» в рифменной позиции обнаруживается 54 раза. Один раз оно не зарифмовано. В остальных случаях в разных грамматических формах оно зарифмовано:
со словом «нос» — 1 раз;
со словом «лоза» — 1 раз;
со словом «обоз» — 1 раз;
со словом «нести» — 1 раз;
со словом «коза» — 1 раз;
со словом «воз» — 2 раза;
со словом «угроза» — 2 раза;
со словом «гроза» — 3 раза;
со словом «береза» — 3 раза;
и
со словом «роза» — 38 раз.
Так что это не просто шутка, читатель действительно ждал рифмы «розы».
В четвертой главе «Евгения Онегина» (1825) сказано:
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждет уж рифмы «розы»;
На, вот возьми ее скорей!)
В поэтическом подкорпусе Национального корпуса русского языка на отрезке до 1825 года слово «мороз» в рифменной позиции обнаруживается 54 раза. Один раз оно не зарифмовано. В остальных случаях в разных грамматических формах оно зарифмовано:
со словом «нос» — 1 раз;
со словом «лоза» — 1 раз;
со словом «обоз» — 1 раз;
со словом «нести» — 1 раз;
со словом «коза» — 1 раз;
со словом «воз» — 2 раза;
со словом «угроза» — 2 раза;
со словом «гроза» — 3 раза;
со словом «береза» — 3 раза;
и
со словом «роза» — 38 раз.
Так что это не просто шутка, читатель действительно ждал рифмы «розы».
КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СЛОВ-ПАРАЗИТОВ
В отличие от чтения книг и посещения занятий по риторике, которые требуют определенных интеллектуальных усилий, народные средства для очищения речи от паразитов доступны каждому; их можно применять неопределенно долгое время до получения результата. В основной своей массе они не имеют противопоказаний, за исключением горечи некоторых рецептов.
Против «как бы» можно использовать настой из одной измельченной луковицы или головки чеснока, залитой стаканом теплой кипяченой воды. Настаивать ночь, а утром пить натощак. Курс 40–50 дней.
От «типа» хорошим средством является свежий сок моркови: детям выпивать по две столовых ложки, а взрослым пить по трети стакана натощак утром и вечером.
Для того, чтобы избавиться от «блин», делают клизмы с отваром головки чеснока в стакане молока. Курс 40–50 дней.
При «ну», «вот» с успехом применяют траву бессмертника: с вечера залить две столовых ложки сырья двумя стаканами кипятка в термосе. Утром процедить и принимать за полчаса до еды по полстакана три-четыре раза в день. Точно так же готовят и употребляют настой из корня валерианы, залив одну столовую ложку измельченного корня двумя стаканами кипятка.
Как вывести из речи «в общем», «в целом», «в принципе»? Надо пить по полстакана рассола квашеной капусты за полчаса до еды. Хорошо помогает и настой корня кровохлебки: залить двумя стаканами кипятка две столовых ложки измельченного корня в эмалированной посуде, поставить на огонь и кипятить 15–20 минут под крышкой. Затем снять с огня, настаивать полчаса, процедить и выпить в четыре приема за 30 минут до еды.
Но самое трудное — избавиться от таких паразитов, как «так сказать» или «собственно». Хороший результат дают очищенные от кожуры семена тыквы (ими еще с успехом очищают кишечник). Едят эти семечки целый день вместо завтрака, обеда и ужина досыта. Воду стараться не пить. Через два часа после «ужина» следует принять слабительное средство. Ближе к утру потянет в интернет. Наберитесь терпения — «так сказать» будет выходить долго.
В отличие от чтения книг и посещения занятий по риторике, которые требуют определенных интеллектуальных усилий, народные средства для очищения речи от паразитов доступны каждому; их можно применять неопределенно долгое время до получения результата. В основной своей массе они не имеют противопоказаний, за исключением горечи некоторых рецептов.
Против «как бы» можно использовать настой из одной измельченной луковицы или головки чеснока, залитой стаканом теплой кипяченой воды. Настаивать ночь, а утром пить натощак. Курс 40–50 дней.
От «типа» хорошим средством является свежий сок моркови: детям выпивать по две столовых ложки, а взрослым пить по трети стакана натощак утром и вечером.
Для того, чтобы избавиться от «блин», делают клизмы с отваром головки чеснока в стакане молока. Курс 40–50 дней.
При «ну», «вот» с успехом применяют траву бессмертника: с вечера залить две столовых ложки сырья двумя стаканами кипятка в термосе. Утром процедить и принимать за полчаса до еды по полстакана три-четыре раза в день. Точно так же готовят и употребляют настой из корня валерианы, залив одну столовую ложку измельченного корня двумя стаканами кипятка.
Как вывести из речи «в общем», «в целом», «в принципе»? Надо пить по полстакана рассола квашеной капусты за полчаса до еды. Хорошо помогает и настой корня кровохлебки: залить двумя стаканами кипятка две столовых ложки измельченного корня в эмалированной посуде, поставить на огонь и кипятить 15–20 минут под крышкой. Затем снять с огня, настаивать полчаса, процедить и выпить в четыре приема за 30 минут до еды.
Но самое трудное — избавиться от таких паразитов, как «так сказать» или «собственно». Хороший результат дают очищенные от кожуры семена тыквы (ими еще с успехом очищают кишечник). Едят эти семечки целый день вместо завтрака, обеда и ужина досыта. Воду стараться не пить. Через два часа после «ужина» следует принять слабительное средство. Ближе к утру потянет в интернет. Наберитесь терпения — «так сказать» будет выходить долго.
ЯЗЫК АМЕРИКАНСКОЙ ВОЕНЩИНЫ
В американском военном сленге есть много смешных аббревиатур, в том числе следующие три, ставшие уже давно достоянием стандартного английского языка:
snafu (situation normal, all fucked up) 'состояние дел в норме, все накрылось пиздой' — используется для иронического указания на то, что все очень плохо, но этим уже никого не удивишь.
tarfu (things are really fucked up) 'взгляните: все, что могло наебнуться, наебнулось' — используется для описания ситуации, гораздо более проблемной, чем snafu, но пока еще не достигшей уровня fubar.
fubar (fucked up beyond all recognition / any recovery / repair) 'внимание: абсолютно непоправимый пиздец' — используется для обозначения ситуации космологической сингулярности.
В американском военном сленге есть много смешных аббревиатур, в том числе следующие три, ставшие уже давно достоянием стандартного английского языка:
snafu (situation normal, all fucked up) 'состояние дел в норме, все накрылось пиздой' — используется для иронического указания на то, что все очень плохо, но этим уже никого не удивишь.
tarfu (things are really fucked up) 'взгляните: все, что могло наебнуться, наебнулось' — используется для описания ситуации, гораздо более проблемной, чем snafu, но пока еще не достигшей уровня fubar.
fubar (fucked up beyond all recognition / any recovery / repair) 'внимание: абсолютно непоправимый пиздец' — используется для обозначения ситуации космологической сингулярности.
СТРЕЛЯЙ ПЕРВЫМ
В текстах русской литературы герои часто стреляются. В смысле не кончают жизнь самоубийством (хотя и это тоже, чего греха таить, бывает), а пытаются убить друг друга. Перед этим же они, как правило, долго и нудно определяют, кому начинать стрелять.
Считается, что у того, кому выпал первый выстрел, шансов выжить больше. Печорин, например, поздравляет Грушницкого: «Вы счастливы <...> вам стрелять первому!»
Наше интуитивное понимание того, что стрелять первому действительно лучше, находит простое подтверждение в теории вероятности.
Так, примем за вероятность того, что стрелок №1 попадает, число X в пределах от 0 до 1. Тогда вероятность того, что попадает стрелок №2, будет равна не просто какому-то отражающему его меткость и хладнокровие числу Y в пределах от 0 до 1, но выражению (1 - X) Y. Мы должны посчитать и вероятность того, что до выстрела стрелка №2 дело вообще дойдет, а для этого требуется, чтобы стрелок №1 промахнулся.
То есть если оба дуэлянта стреляют примерно одинаково плохо и попадают в цель только в половине случаев, то шансы первого на успех будут составлять 50 %, а вот шансы второго — лишь 25 %.
Нетрудно посчитать, насколько лучше должен быть в своем деле стрелок №2, чтобы уравнять шансы. Для этого должно быть справедливо следующее выражение: X = (1 - X) Y, иначе говоря, Y = X / (1 - X):
0.1 / 0.9 = 0.11
0.2 / 0.8 = 0.25
0.3 / 0.7 = 0.43
0.4 / 0.6 = 0.66
0.5 / 0.5 = 1
Таким образом, если стрелок №1 обучен попадать в цель хотя бы сколько-нибудь лучше, чем один раз из двух, его шансы остаться победителем на дуэли будут всегда выше, чем шансы стрелка №2, даже если последний, подобно Соколиному глазу, вообще никогда не промахивается и выбивает 100 из 100.
В текстах русской литературы герои часто стреляются. В смысле не кончают жизнь самоубийством (хотя и это тоже, чего греха таить, бывает), а пытаются убить друг друга. Перед этим же они, как правило, долго и нудно определяют, кому начинать стрелять.
Считается, что у того, кому выпал первый выстрел, шансов выжить больше. Печорин, например, поздравляет Грушницкого: «Вы счастливы <...> вам стрелять первому!»
Наше интуитивное понимание того, что стрелять первому действительно лучше, находит простое подтверждение в теории вероятности.
Так, примем за вероятность того, что стрелок №1 попадает, число X в пределах от 0 до 1. Тогда вероятность того, что попадает стрелок №2, будет равна не просто какому-то отражающему его меткость и хладнокровие числу Y в пределах от 0 до 1, но выражению (1 - X) Y. Мы должны посчитать и вероятность того, что до выстрела стрелка №2 дело вообще дойдет, а для этого требуется, чтобы стрелок №1 промахнулся.
То есть если оба дуэлянта стреляют примерно одинаково плохо и попадают в цель только в половине случаев, то шансы первого на успех будут составлять 50 %, а вот шансы второго — лишь 25 %.
Нетрудно посчитать, насколько лучше должен быть в своем деле стрелок №2, чтобы уравнять шансы. Для этого должно быть справедливо следующее выражение: X = (1 - X) Y, иначе говоря, Y = X / (1 - X):
0.1 / 0.9 = 0.11
0.2 / 0.8 = 0.25
0.3 / 0.7 = 0.43
0.4 / 0.6 = 0.66
0.5 / 0.5 = 1
Таким образом, если стрелок №1 обучен попадать в цель хотя бы сколько-нибудь лучше, чем один раз из двух, его шансы остаться победителем на дуэли будут всегда выше, чем шансы стрелка №2, даже если последний, подобно Соколиному глазу, вообще никогда не промахивается и выбивает 100 из 100.
ПОРОХ И ВЕЛОСИПЕД
Любопытно сравнить порох и велосипед. Не как сущности, разумеется, а как части фразеологических сочетаний.
Порох — это что-то такое, что выдумать было бы очень хорошо и полезно, но не получается («такой-то пороха не выдумает»).
А вот велосипед — это нечто, что изобрести очень даже можно, но только нафиг никому не нужно («не надо изобретать велосипед»).
Любопытно сравнить порох и велосипед. Не как сущности, разумеется, а как части фразеологических сочетаний.
Порох — это что-то такое, что выдумать было бы очень хорошо и полезно, но не получается («такой-то пороха не выдумает»).
А вот велосипед — это нечто, что изобрести очень даже можно, но только нафиг никому не нужно («не надо изобретать велосипед»).
КАК ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ВЫГЛЯДИТ СОВРЕМЕННАЯ НАУЧНАЯ СТАТЬЯ ПО ГРАММАТИКЕ
Линеаризация предложения (в терминах просодико-синтаксического интерфейса) при разветвленной структуре левой периферии и проекции детерминатора не предполагает возможность скрэмблинга аргументов в аргументных и неаргументных позициях. Однако преобразование порядков с проклизой и энклизой порождает эффекты нахождения передвинувшейся составляющей во всех позициях — базовой, промежуточной и производной, — выявляемые в анафорических отношениях, связывании переменных квантором и в падежных характеристиках. Безусловно, индексация согласовательного показателя важнее индексации топикальной именной группы местоименной клитикой при контактном порядке именной группы и индекса, но важно учитывать, что правило рангов изоморфно сфере действия кластеризуемых клитик, тем более что оставшийся без именной группы предлог (а в диахронии и маркер аппликатива) обычно клитизуется к префигированному глаголу. Показательны данные трансновогвинейских языков, где выбор медиальной формы отражает не собственно (не)кореферентность субъектов, а пониженную финитность медиальных односубъектных клауз, исторически не связанных с номинализацией. Связь же между использованием резумптивных местоимений в относительных конструкциях и использованием родственных местоимений при дискурсивной анафоре в языках, где относительные клаузы находятся в препозиции к вершинному имени (например, в языках бурушаски, кашибо, майтхили, гуринджи, мосетен, онейда), лишь подтверждает дискурсивную мотивацию пассивных и антипассивных конструкций. По крайней мере, балканский дубитатив совмещает в себе эвиденциальные и модальные значения в слабограмматикализованных эпистемических конструкциях при инвертированной стратегии кодирования экспериенциальных ситуаций. В системе переключения референции и обвиации здесь регулярно зависание посессора при инкорпорации, а использование равносубъектного конверба грамматично. Симптоматические протасисы означают здесь всего лишь эпифеномен того, что говорится в аподосисе. Точнее говоря, конструкции в аподосисе каузального условного периода семантически согласованы с выражениями, являющимися операторами пропозиционального уровня. По мере дальнейшего семантического развития они теряют салиентность, а события, следующие за временем ассерции, наоборот, приобретают ее.
Линеаризация предложения (в терминах просодико-синтаксического интерфейса) при разветвленной структуре левой периферии и проекции детерминатора не предполагает возможность скрэмблинга аргументов в аргументных и неаргументных позициях. Однако преобразование порядков с проклизой и энклизой порождает эффекты нахождения передвинувшейся составляющей во всех позициях — базовой, промежуточной и производной, — выявляемые в анафорических отношениях, связывании переменных квантором и в падежных характеристиках. Безусловно, индексация согласовательного показателя важнее индексации топикальной именной группы местоименной клитикой при контактном порядке именной группы и индекса, но важно учитывать, что правило рангов изоморфно сфере действия кластеризуемых клитик, тем более что оставшийся без именной группы предлог (а в диахронии и маркер аппликатива) обычно клитизуется к префигированному глаголу. Показательны данные трансновогвинейских языков, где выбор медиальной формы отражает не собственно (не)кореферентность субъектов, а пониженную финитность медиальных односубъектных клауз, исторически не связанных с номинализацией. Связь же между использованием резумптивных местоимений в относительных конструкциях и использованием родственных местоимений при дискурсивной анафоре в языках, где относительные клаузы находятся в препозиции к вершинному имени (например, в языках бурушаски, кашибо, майтхили, гуринджи, мосетен, онейда), лишь подтверждает дискурсивную мотивацию пассивных и антипассивных конструкций. По крайней мере, балканский дубитатив совмещает в себе эвиденциальные и модальные значения в слабограмматикализованных эпистемических конструкциях при инвертированной стратегии кодирования экспериенциальных ситуаций. В системе переключения референции и обвиации здесь регулярно зависание посессора при инкорпорации, а использование равносубъектного конверба грамматично. Симптоматические протасисы означают здесь всего лишь эпифеномен того, что говорится в аподосисе. Точнее говоря, конструкции в аподосисе каузального условного периода семантически согласованы с выражениями, являющимися операторами пропозиционального уровня. По мере дальнейшего семантического развития они теряют салиентность, а события, следующие за временем ассерции, наоборот, приобретают ее.
ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ НЕРАЗБОРЧИВОСТЬ
Среди ошибок в диалектных словарях особое место занимают несуществующие слова, возникшие в результате неверного прочтения лексикографом рукописных полевых материалов.
На картинке приведено пять словарных статей из главного русского диалектного словаря — «Словаря русских народных говоров».
Таинственное слово «деропава» возникло в результате неверного чтения рукописной буквы «ж» как «оп» — правильно, вероятнее всего, «держава».
Запредельное слово «жподка» не что иное, как «исподка», — рукописное «ис» было прочитано как «ж».
Указанное значение слова «придрачивать» вызывает большие сомнения. Ср. на той же странице словаря закономерное «придрочить» ‘побаловать’, ‘понежить’. Видимо, смешались рукописные «г» и «ч» и это просто слово «придрагивать».
Загадочное «произа» родилось вследствие неверной интерпретации рукописной буквы «щ»: правильно, конечно, «проща́» — хорошо известное существительное.
«Срырдыбачить» — ошибочное чтение глагола «фырдыбачить». Рукописное «ф» может быть принято за «ср», в связи с чем, кстати, нам советуют быть аккуратными при написании сочетания «(Афанасий) Фет».
(Больше подобных случаев можно найти в серии статей А. Ф. Журавлева «Лексикографические фантомы», откуда и заимствованы эти примеры.)
Среди ошибок в диалектных словарях особое место занимают несуществующие слова, возникшие в результате неверного прочтения лексикографом рукописных полевых материалов.
На картинке приведено пять словарных статей из главного русского диалектного словаря — «Словаря русских народных говоров».
Таинственное слово «деропава» возникло в результате неверного чтения рукописной буквы «ж» как «оп» — правильно, вероятнее всего, «держава».
Запредельное слово «жподка» не что иное, как «исподка», — рукописное «ис» было прочитано как «ж».
Указанное значение слова «придрачивать» вызывает большие сомнения. Ср. на той же странице словаря закономерное «придрочить» ‘побаловать’, ‘понежить’. Видимо, смешались рукописные «г» и «ч» и это просто слово «придрагивать».
Загадочное «произа» родилось вследствие неверной интерпретации рукописной буквы «щ»: правильно, конечно, «проща́» — хорошо известное существительное.
«Срырдыбачить» — ошибочное чтение глагола «фырдыбачить». Рукописное «ф» может быть принято за «ср», в связи с чем, кстати, нам советуют быть аккуратными при написании сочетания «(Афанасий) Фет».
(Больше подобных случаев можно найти в серии статей А. Ф. Журавлева «Лексикографические фантомы», откуда и заимствованы эти примеры.)
ИСТОЧНИК «ЗАДОСЛАБА»
В романе Валентина Пикуля «Фаворит» есть такой фрагмент: «Вводя в обиход двора русский национальный костюм, Екатерина желала изгнать не только чуждые моды, но и слова пришлые заменить русскими. Двор переполошился, сразу явилось немало охотников угодить императрице, ей теперь отовсюду подсказывали:
— Браслет — зарукавье, астрономия — звездосчет, пульс — жилобой, анатомия — трупоразодрание, актер — представщик, архивариус — письмоблюд, аллея — просад …
Екатерина долго не могла отыскать синоним одному слову:
— А как же нам быть с иностранною “клизмою”?
— Клизма — задослаб! — подсказала фрейлина Эльмпт.
— Ты у нас умница, — похвалила ее царица…»
В интернете некоторые принимают это всё за чистую монету и полагают, что при дворе Екатерины (этот фрагмент у Пикуля относится к началу 1780-х гг.) действительно звучали эти пуристические рекомендации; другие считают, что писатель выдумал все эти русские слова-замены, о чем, в частности, говорит комичная окраска некоторых слов, например «задослаба».
Внесем ясность в этот вопрос. У части этих слов вполне конкретный источник: это учебник словесности математика, просветителя, педагога Николая Гавриловича Курганова «Российская универсальная грамматика, или Всеобщее письмословие» (1769; начиная со второго издания 1777 года — «Книга писмовник…»; под названием «Письмовник» этот учебник, многократно переиздававшийся вплоть до 1837 года, и получил широкую известность).
В конце «Письмовника» Курганов поместил краткий словарь иностранных и устаревших церковнославянских слов, не предлагая толкования этих слов в нашем понимании, а подбирая для них семантические эквиваленты, частью реально существовавшие, а частью составленные автором из русских корней. Это был именно способ объяснения значения, Курганов не предлагал прямо заменять иностранные слова на русские (примерно так же впоследствии действовал в своем словаре В. И. Даль), хотя при желании здесь можно усмотреть такое стремление.
Именно у Курганова мы находим пары: «браселетъ — зарукавье», «архiвариусъ — письмоблюдъ», «актеръ — представщикъ» (тот, кто представляет что-либо на сцене), «пульсъ — жилобой» и, наконец, «клистиръ — задослабъ» (у Пикуля — «клизма»). Все эти слова Курганов, судя по всему, выдумал, и они никогда не употреблялись, хотя иногда возможно найти близкие им: ср., например, «жила бiючая» ‘артерия’ (в отличие от «жила возвратная» ‘вена‘) в «Словаре Академии Российской» 1789 г.
У других пикулевских слов в «Писмовнике» Курганова совсем или несколько иные толкования «астрономія — звѣздочетство, звѣздозаконіе» (эти слова реально употреблялись), «анатомія — нутрознаніе» (выдумано Кургановым), «аллея — садовая дорога». Слова «звездосчет», «просад», «трупоразодрание», скорее всего, выдумал уже сам Пикуль (реально употреблялось слово «трупоразъятие» и «телораздробление»).
И напоследок приведем еще несколько полезных — если вы не терпите иностранных слов — пар из «Письмовника» Курганова:
балконъ — подкрылешникъ,
ботаника — травознанiе,
бюстъ — поясной истуканъ,
гороскопъ — часозоръ,
дельфинъ — морская свинья,
диссидентъ — несогласникъ, разногласникъ,
иронически — ругательно,
кліентъ — любимичь,
лабиринтъ — неудобовыходное мѣсто, трудное дѣло,
мелодія — сладкогласіе,
метафизика — сущесловіе,
микроскопъ — мѣлкозоръ,
обсерваторія — смѣкало, башня, звѣздозорище,
океанъ — всесвѣтное море,
окулистъ — оковрачь,
перпендикуляръ — прямостой,
сатиръ — лѣшій, дивій мужъ,
студентъ — ученикъ высокихъ наукъ,
телескопъ — далѣзоръ,
тиранъ — мучитель, томитель звѣрскій,
фейерверкъ — огненная потѣха.
В романе Валентина Пикуля «Фаворит» есть такой фрагмент: «Вводя в обиход двора русский национальный костюм, Екатерина желала изгнать не только чуждые моды, но и слова пришлые заменить русскими. Двор переполошился, сразу явилось немало охотников угодить императрице, ей теперь отовсюду подсказывали:
— Браслет — зарукавье, астрономия — звездосчет, пульс — жилобой, анатомия — трупоразодрание, актер — представщик, архивариус — письмоблюд, аллея — просад …
Екатерина долго не могла отыскать синоним одному слову:
— А как же нам быть с иностранною “клизмою”?
— Клизма — задослаб! — подсказала фрейлина Эльмпт.
— Ты у нас умница, — похвалила ее царица…»
В интернете некоторые принимают это всё за чистую монету и полагают, что при дворе Екатерины (этот фрагмент у Пикуля относится к началу 1780-х гг.) действительно звучали эти пуристические рекомендации; другие считают, что писатель выдумал все эти русские слова-замены, о чем, в частности, говорит комичная окраска некоторых слов, например «задослаба».
Внесем ясность в этот вопрос. У части этих слов вполне конкретный источник: это учебник словесности математика, просветителя, педагога Николая Гавриловича Курганова «Российская универсальная грамматика, или Всеобщее письмословие» (1769; начиная со второго издания 1777 года — «Книга писмовник…»; под названием «Письмовник» этот учебник, многократно переиздававшийся вплоть до 1837 года, и получил широкую известность).
В конце «Письмовника» Курганов поместил краткий словарь иностранных и устаревших церковнославянских слов, не предлагая толкования этих слов в нашем понимании, а подбирая для них семантические эквиваленты, частью реально существовавшие, а частью составленные автором из русских корней. Это был именно способ объяснения значения, Курганов не предлагал прямо заменять иностранные слова на русские (примерно так же впоследствии действовал в своем словаре В. И. Даль), хотя при желании здесь можно усмотреть такое стремление.
Именно у Курганова мы находим пары: «браселетъ — зарукавье», «архiвариусъ — письмоблюдъ», «актеръ — представщикъ» (тот, кто представляет что-либо на сцене), «пульсъ — жилобой» и, наконец, «клистиръ — задослабъ» (у Пикуля — «клизма»). Все эти слова Курганов, судя по всему, выдумал, и они никогда не употреблялись, хотя иногда возможно найти близкие им: ср., например, «жила бiючая» ‘артерия’ (в отличие от «жила возвратная» ‘вена‘) в «Словаре Академии Российской» 1789 г.
У других пикулевских слов в «Писмовнике» Курганова совсем или несколько иные толкования «астрономія — звѣздочетство, звѣздозаконіе» (эти слова реально употреблялись), «анатомія — нутрознаніе» (выдумано Кургановым), «аллея — садовая дорога». Слова «звездосчет», «просад», «трупоразодрание», скорее всего, выдумал уже сам Пикуль (реально употреблялось слово «трупоразъятие» и «телораздробление»).
И напоследок приведем еще несколько полезных — если вы не терпите иностранных слов — пар из «Письмовника» Курганова:
балконъ — подкрылешникъ,
ботаника — травознанiе,
бюстъ — поясной истуканъ,
гороскопъ — часозоръ,
дельфинъ — морская свинья,
диссидентъ — несогласникъ, разногласникъ,
иронически — ругательно,
кліентъ — любимичь,
лабиринтъ — неудобовыходное мѣсто, трудное дѣло,
мелодія — сладкогласіе,
метафизика — сущесловіе,
микроскопъ — мѣлкозоръ,
обсерваторія — смѣкало, башня, звѣздозорище,
океанъ — всесвѣтное море,
окулистъ — оковрачь,
перпендикуляръ — прямостой,
сатиръ — лѣшій, дивій мужъ,
студентъ — ученикъ высокихъ наукъ,
телескопъ — далѣзоръ,
тиранъ — мучитель, томитель звѣрскій,
фейерверкъ — огненная потѣха.
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СВЕТЕ КЛИКБЕЙТА
Кто бы что ни говорил, а кликбейт очень важен. Если не умеешь сочинять кликбейт-заголовки, будешь прозябать, как дольняя лоза у Пушкина.
Владели ли мастерством кликбейта наши писатели-классики?
В основном, кажется, не очень. Давайте разберем, интересны ли названия классических произведений современному литератур-пользователю.
1. Кликбейт-фактор — нулевой.
«Евгений Онегин», «Метель», «Мцыри», «Шинель», «Портрет», «Гроза», «Анна Каренина», «Первая любовь», «Братья Карамазовы», «Обыкновенная история», «Чайка», «Двенадцать» и еще десятки или сотни других.
Кому интересно: никому.
2. Кликбейт-фактор — минимальный.
А) «Выстрел», «На ножах», «Преступление и наказание», «Страшная месть», «Без вины виноватые».
Кому интересно: любителям криминальной хроники и репортажей из зала суда.
Б) «Война и мир».
Кому интересно: изучающим проблемы ближневосточного урегулирования.
В) «Демон», «Бесы», «Дьяволиада».
Кому интересно: воинствующим ревнителям благочестия.
Г) «Облако в штанах».
Кому интересно: наркоманам.
3. Кликбейт-фактор: ниже среднего.
А) «Барышня-крестьянка».
Кому интересно: любителям дауншифтинга и косплей-фестивалей.
Б) «Роковые яйца».
Кому интересно: читающим отчеты Роскачества о соответствии продуктов питания ГОСТам.
В) «Выбранные места из переписки с друзьями».
Кому интересно: почитателям Джулиана Ассанжа.
Г) «Мастер и Маргарита».
Кому интересно: ценителям порнороликов с традиционным сюжетом.
4. Кликбейт-фактор: выше среднего.
А) «Чужая жена и муж под кроватью», «После бала», «В чужом пиру похмелье».
Кому интересно: тем, кто не пропускает информацию о супружеских изменах, сексе на корпоративах, драках на свадьбе и т. п.
Б) «Записки из Мертвого дома», «Смерть Ивана Ильича», «Мертвые души», «Гробовщик», «Живой труп».
Кому интересно: смакующим подробности чужой смерти с чувством неосознанной радости, что умер пока не ты.
В) «Доходное место», «Бедность не порок», «Униженные и оскорбленные», «Бешеные деньги».
Кому интересно: фрилансерам, которых преследуют коллекторы.
5. Кликбейт-фактор: существенный.
А) «Кому на Руси жить хорошо».
Кому интересно: тем, кто следит за расследованиями борцов с коррупцией.
Б) «Кто виноват?»
Кому интересно: выясняющим — Горбачёв или Рейган, Кокорин или Пак, Ольга Бузова или Денис Лебедев и т. п.
В) «Что делать?»
Кому интересно: тем, у кого завелись вши, собака грызёт плинтус, кольцо не снимается с пальца, танцует унитаз, быстро садится аккумулятор, не написана курсовая, не проходит икота, то есть вообще всем-всем-всем.
Кто бы что ни говорил, а кликбейт очень важен. Если не умеешь сочинять кликбейт-заголовки, будешь прозябать, как дольняя лоза у Пушкина.
Владели ли мастерством кликбейта наши писатели-классики?
В основном, кажется, не очень. Давайте разберем, интересны ли названия классических произведений современному литератур-пользователю.
1. Кликбейт-фактор — нулевой.
«Евгений Онегин», «Метель», «Мцыри», «Шинель», «Портрет», «Гроза», «Анна Каренина», «Первая любовь», «Братья Карамазовы», «Обыкновенная история», «Чайка», «Двенадцать» и еще десятки или сотни других.
Кому интересно: никому.
2. Кликбейт-фактор — минимальный.
А) «Выстрел», «На ножах», «Преступление и наказание», «Страшная месть», «Без вины виноватые».
Кому интересно: любителям криминальной хроники и репортажей из зала суда.
Б) «Война и мир».
Кому интересно: изучающим проблемы ближневосточного урегулирования.
В) «Демон», «Бесы», «Дьяволиада».
Кому интересно: воинствующим ревнителям благочестия.
Г) «Облако в штанах».
Кому интересно: наркоманам.
3. Кликбейт-фактор: ниже среднего.
А) «Барышня-крестьянка».
Кому интересно: любителям дауншифтинга и косплей-фестивалей.
Б) «Роковые яйца».
Кому интересно: читающим отчеты Роскачества о соответствии продуктов питания ГОСТам.
В) «Выбранные места из переписки с друзьями».
Кому интересно: почитателям Джулиана Ассанжа.
Г) «Мастер и Маргарита».
Кому интересно: ценителям порнороликов с традиционным сюжетом.
4. Кликбейт-фактор: выше среднего.
А) «Чужая жена и муж под кроватью», «После бала», «В чужом пиру похмелье».
Кому интересно: тем, кто не пропускает информацию о супружеских изменах, сексе на корпоративах, драках на свадьбе и т. п.
Б) «Записки из Мертвого дома», «Смерть Ивана Ильича», «Мертвые души», «Гробовщик», «Живой труп».
Кому интересно: смакующим подробности чужой смерти с чувством неосознанной радости, что умер пока не ты.
В) «Доходное место», «Бедность не порок», «Униженные и оскорбленные», «Бешеные деньги».
Кому интересно: фрилансерам, которых преследуют коллекторы.
5. Кликбейт-фактор: существенный.
А) «Кому на Руси жить хорошо».
Кому интересно: тем, кто следит за расследованиями борцов с коррупцией.
Б) «Кто виноват?»
Кому интересно: выясняющим — Горбачёв или Рейган, Кокорин или Пак, Ольга Бузова или Денис Лебедев и т. п.
В) «Что делать?»
Кому интересно: тем, у кого завелись вши, собака грызёт плинтус, кольцо не снимается с пальца, танцует унитаз, быстро садится аккумулятор, не написана курсовая, не проходит икота, то есть вообще всем-всем-всем.
РУССКОСТЬ ВО ВСЕМ
Много говорят о русской языковой картине мира. Но есть, например, и русская математическая картина мира.
Она лучше всего видна в работах великого ученого Андрея Андреевича Маркова — одного из отцов современной теории вероятностей.
Итак, два пункта:
X(t+1) ⊥ X(0:(t−1)) | X(t)
— вероятность перехода из одного состояния в другое зависят только от текущего состояния, но не зависит от предыдущих; так называемое отсутствие памяти.
π(X = x′) = Σπ(X = x)T(x → x′)
— вероятность пребывания в каком-то состоянии равна вероятности перехода в это состояние из любого другого состояния; так называемое стационарное распределение.
Говоря по-простому: прошлого не существует, бездействие приносит те же результаты, что и действие, со временем ничего не меняется.
Много говорят о русской языковой картине мира. Но есть, например, и русская математическая картина мира.
Она лучше всего видна в работах великого ученого Андрея Андреевича Маркова — одного из отцов современной теории вероятностей.
Итак, два пункта:
X(t+1) ⊥ X(0:(t−1)) | X(t)
— вероятность перехода из одного состояния в другое зависят только от текущего состояния, но не зависит от предыдущих; так называемое отсутствие памяти.
π(X = x′) = Σπ(X = x)T(x → x′)
— вероятность пребывания в каком-то состоянии равна вероятности перехода в это состояние из любого другого состояния; так называемое стационарное распределение.
Говоря по-простому: прошлого не существует, бездействие приносит те же результаты, что и действие, со временем ничего не меняется.