23.02.25
Итоги ночной работы (с двенадцати до пяти):
• пересмотрела фотографии времён старшей школы;
• сдала очередной зачёт по основам дизайна;
• дочитала первую часть «Тайны мертвого ректора»;
• три раза мирно дремала аки уставший Кузя (правда, не на коленях);
• приподняла брови в ответ на фразу, что «Тайна мертвого ректора» звучит как что-то вампирское»;
• легла в начале девятого.

«Произведение совершенно в своей эстетике отталкивающего. Разинутые пасти змей, их переплетающиеся тела заставляют любоваться тем, что в действительности должно ужасать».
— «Драгоценности. Блеск русского двора».

Кажется, благодаря моей дорогой небесной посланнице я открыла для себя новый любимый жанр.

Честно говоря, когда я только начинала читать «Графа», не чувствовала практически ничего, кроме разве что обыденного любопытства: почему, интересно, этот цикл стал таким популярным? Я видела его и на полках книжного, и даже в злодейском офисе ЭКСМО, как в виде больших муляжей, так и на экране лучших продаж за определенный период.

Повествование начиналось в лучшем духе классического детектива: довольно неспешно, задумчиво и подёрнуто дымкой осеннего Петербурга и лёгкой таинственностью. Но не прошло и несколько дней, а то и часов, и эта коварная книга меня затянула не хуже, чем загадочная и неизведанная Пустошь затягивает дивов.

Виктор Дашкевич, пожалуй, мастер… смешения. Страницы этого цикла пахнут глубокой мистической осенью, горьковатым крепким кофе, уютным тёплым пледом и пушистой лаской. От них веет кленовыми листьями, семейными и не только тайнами, самоотверженностью, лёгким сарказмом, что ложится на кончик языка и оставляет щекотливый привкус, и невероятно сильным вдохновением изучать настоящую историю Российской империи. В этом цикле смешались дружеский и поистине семейный юмор, от которого даже мои губы растягивались в улыбке, мрачноватые секреты, в каждой истории проявлявшиеся по-разному, и невероятное тепло вкупе с чуть ощутимой толикой опасности. А иногда далеко не «чуть». И не ощутимой, а абсолютно явной.

Названые отец и сын, постепенно нарастающая привязанность к тем, кто изначально не знал хорошей жизни и именовался среди русской аристократии «чертом» и довольствовался разве что службой — если повезёт — у хороших колдунов и клеткой, и противостояние застарелых традиций и свободы перемен. Ах да, тем, кто любит еду: ей здесь уделено особое внимание — хорошо прожаренные котлеты и сладкий зефир, качественный алкоголь и запеченая рыба, пышный омлет и румяные сырники, — наш главный герой высоко ценит свою работу и не соглашается на меньшее. Впрочем, надо признать, объективно в этой альтернативной вселенной он выполняет обязанности частного сыщика лучше кого бы то ни было.

Я не удивлюсь, если каждый, даже самый привередливый характер найдёт хотя бы одного персонажа, который приглянется ему больше остальных. Наш славный сыщик Гермес Аркадьевич, обладающий пытливым и острым умом, его прелестный и беспощадно очаровательный помощник див Кузя, наделенный чертами анархистов и невообразимой силой воли, что помогла ему сдержаться и не убить хозяина даже в ситуации очень большой потери крови, их будущий коллега див Владимир, хранящий действительно героические тайны о прошлых своих подвигах — педантичней любого перфекциониста и требовательнее любой единички из известного в нешироких кругах инструмента диагностики.

А его императорское величество… напрочь разрушает всё то, во что верит читатель на протяжении по меньшей мере половины изначальной трилогии. Сильнейшее создание за всю историю, поросшее огромным количеством легенд и совершенно не поддающееся никакому контролю — обладатель вкрадчивого голоса, убийственно вежливой речи и неторопливыми, но уверенными и непоколебимыми жестами. Пожалуй, именно императорский див стал моим самым любимым персонажем во всей истории, хотя, да поверит мне мой тёмный покровитель, выбрать одного из всех представленных было невероятно трудно — поэтому я не хочу выбирать. У каждого из героев своя искорка. Каждый в процессе истории проходит свою личную трансформацию и своё личное взросление — от разрушения прошлых догм до принятия зыбкости изменчивого мира.

Я уже говорила о том, что этот цикл неидеален и несовершенен. Может быть, где-то следовало дать больше деталей, где-то нужно было чуть яснее раскрыть новое дело, где-то — и вовсе убрать пару абзацев, кажущихся немного лишними на фоне всего остального, где-то подтолкнуть события, и всё же…
Это одна из тех немногих на моей памяти историй, закончив которую, я призналась самой себе, что мне донельзя не хочется расставаться с теми, кто живёт такую яркую и интересную жизнь на её страницах. И перед тем, как начать «Белую Королеву», я успела поймать себя на желании перечитать несколько отдельных, особо запомнившихся мне моментов. Что, собственно, я и сделала.

Зимние чары.
Профессионально я держала в руках микрофон несколько лет назад. Знаю, связки в вокальном искусстве приравниваются к мышцам, которые, если их не тренировать, теряют свои прежние возможности.

И какой-то час назад я услышала такой музыкальный рассказ, что заставил меня тотчас пожалеть о том, что я не могу взять в руки хороший «инструмент». Заставил спину покрыться мурашками, а ладони — болезненным холодом.
Таким же болезненным, как «Белая Королева».
В ней каждая страница превращается в ледяной осколок, что острым концом движется по нежной коже и оставляет очередные глубокие царапины. В «Струне, что оборвана тьмой» каждая строчка проникает в лёгкие и сжимает их изнутри, вызывая невиданное желание ощутить за спиной крылья.

И все же обе истории — лучшее, что случилось со мной за сегодняшнее утро.
@steklomama
@bookarting

Тот самый удивительный момент, когда эмоции оказываются сильнее разумных мыслей.

Екатерина Звонцова говорила о том, что эту книгу стоит читать в личные тёмные времена, и в глобальные тоже. Анна Петелина писала, что «Белая Королева» оказалась гораздо большим, чем просто ретеллинг.

Знаешь, я не могу назвать себя той, кто любит ретеллинги (что интересно, к понятию «кавер» у меня совершенно иное отношение). К уловимому стыду своего преданного не очень доброй сказочнице сердца, я продолжительные секунды разворачиваю «Белую Королеву» под разными углами, не сразу решившись ступить на зимнюю тропу, пройдя которую уже не буду прежней.

И всё же я позволяю надеть себе на шею хрустальную шестиконечную звезду на тонком серебряном шнурке и последовать за её мелодичным зовом, за безымянной, но носящей известное имя героиней и её не по-джентельменски мудрым наставником.

Лёгкая подвеска каких-то пару мгновений спустя преображается: это уже не звезда, а охлаждающее ледяными осколками колье цвета величественного севера, отражающее блики от коварного зимнего солнца… или от солёных дорожек, медленно стекающих по замерзшим от холода щекам.

Звуки музыки, что плавно выскальзывают из-под умелых пальцев молодой пианистки, набирают свою колдовскую силу очарования, и вот в моих глазах селятся отголоски царственного узорчатого инея. Я знаю, как играет сказочница, и всё же баллада о Белой Королеве достигает самых глубин того, что надрывается почти каждый раз, когда ещё один сказочный герой начинает свою мёртвую быль, в которой буквы становятся острыми наконечниками ледяного кинжала, беспощадно вспарывающего вены того глупца, кто желал получить могущество бесплатно.
Эта баллада не похожа ни на одну из знакомых мне ранее: ты сидишь в серебристом лесу в неглубоком сугробе, освещённый тусклым сиянием лунного блика, и слушаешь гулкий перезвон колокольчика, чьё эхо проникает сквозь блестящие ледяные стволы, каждый из которых делится своей собственной жестокой сказкой.

В твоих руках шлейф тончайшей работы платья цвета льдисто-голубого пламени, его лиф украшают мириады хрупких бриллиантов, а ты трепетно ждёшь вкрадчивого и немного опасного голоса по ту сторону холма. Ждёшь так же, как и боишься. Потому что знаешь: за всё приходится платить, а твоё выздоровление вымощено дорогой боли и погружения в самые потаённые и мрачные уголки твоей собственной души.
Позади тебя раздаётся тихий шорох, но ты не оборачиваешься, догадываясь, чья рука невесомо опустится на твоё плечо. Рука той, кто научит тебя равнодушной и холодной мудрости, рука того, кто откроет тебе все тайны колдовского мироздания, рука той, кто напомнит тебе про долг и честь воина, рука того, кто напоёт тебе про печальную струну, что обрывается тьмой…

Я боюсь даже дышать, чтобы не спугнуть хрупкое откровение, изящным мостиком протянувшееся между мной и следующим рассказчиком, чья история посвящена не мне, но звучит в моём присутствии. Я напрягаюсь, когда чародейская ладонь по-отцовски тянется ко мне в слишком понятном, давно забытом и скрыто желанном жесте — и понимаю, почему безымянной героине было сложно сдержать слёзы. Понимаю, вероятно, лучше неё самой.
Я смотрю сквозь рассеивающие разноцветный свет оконные витражи нового королевского замка, историю которого я знаю… и которую мне ещё только предстоит узнать. Я переворачиваю следующую страницу книги, что пришла ко мне из мира Людей Холмов и что наверняка затребует плату за то, чтобы узнать очередной секрет. Плату поджатыми губами, холодком, пробежавшим по коже, знакомой влагой в помутневших глазах и пропущенным ударом хрупкого, но сильного сердца. Плату пониманием, что не всех чудовищ можно победить, и принятием, что «хороший конец» не равен «и жили они долго…».
Я очень быстро влюбляюсь в Белую Госпожу, господина Чародея и деву в алом. Я останавливаюсь на последней строчке, задерживаюсь на дате, что подчёркнута ниже, и ненадолго цепляюсь взглядом за… то, что, может быть, коснётся моего тела, если я вдруг решу посетить сказочное собрание в день весеннего равноденствия. Впрочем, я уже всё решила.

Спрашиваешь, советую ли я тебе «Белую Королеву»? Честно, я не знаю. Екатерина Звонцова говорила о том, что эту книгу стоит читать в личные тёмные времена, и в глобальные тоже. Но я не знаю, хватит ли тебе сил и смелости, чтобы пройти этот путь до конца. Анна Петелина писала, что «Белая Королева» оказалась гораздо большим, чем просто ретеллинг. И это неоспоримо.

Но помни — пройдя чародейскую тропу, твоя душа уже не будет прежней.

— Вечная любовь. Бесконечная преданность.
@steklomama

Время проводить опасный спор с Людьми Холмов делать ставки: моя рецензия на «Белую Королеву» прошла модерацию за пять часов (для справки, обычно ЭКСМО тратит на это пять дней), потому что завтра 8 марта или потому что мои острый язычок и коварные ручки действительно имеют магический потенциал и спряли золото из соломы так быстро завоевали доверие моей любви?

Здравствуй, прекрасная.

Да, именно ты, которая сейчас читает эти слова.

Истоки нынешнего дня, бесспорно, уходят в далёкую и не самую замечательную историю, но важнее то, как ты сама воспринимаешь этот праздник, верно?
Впрочем, думаю, что ты уже поняла, какая я любительница витиеватых и скрытых под тёмным тонким кружевом слов (где-то в параллельной реальности я однозначно работаю личной ассистенткой своей любимой сказочницы). Сегодня тебя поздравляю не только я, но и...

Гэбриэл Форбиден, «Лунный ветер»: Пусть твои выходные будут дивными. Времена нынче странные, но тем ценнее моменты успокоения, проведённые наедине с собой. Впрочем, если захочешь провести их со мной, я постараюсь скрасить твой отдых мечтами о давних временах и опасных приключениях. Цвети, леди.

Лодберг, «Риджийский гамбит»: Никогда не любил безумцев. Особенно тех, что не вконец обезумели. Неудобные противники... почти невозможно просчитать. Храни свой разум светлым и чистым, и не только сегодня.

Алья, «Риджийский гамбит»: Благодаря человеческой девушке мы захватили наследника эльфийского престола. Благодаря ей отправились на переговоры со светлыми. Пусть придержит язык тот, кто думает, что девушка — слабый пол.

Герберт, «Некроманс»: Единственный недостаток живой девушки — приказывать ей замолчать неэффективно. И всё же я смог понять, что жизнь интересна. Живи так, чтобы запечатать своё величие в бессмертии.

Кейлус, «Некроманс»: И пусть не красота спасает мир, а мы спасаем красоту, я надеюсь, ты найдёшь того, кто увидит тебя так, как не видят остальные. И услышит тебя так, как достойна быть услышанной именно ты.

Белая Королева, «Белая Королева»: Следуй за своей волей, но помни о плате тех, кто не знает меры. Создавай свой мир, где ты сама себе госпожа.

Читай сказки.
Слушай «Мельницу».
И мечтай.
08.03.2025

09.03.2025
Подарок для ученицы демона, работающей у главного злодея — только в комплекте с планом по захвату мира и Валтором из «Винкс».

Ничего не знаю, в моём личном измерении он выиграл.

Вместо той классики, в которой планированием жизни занимаются родители, у меня есть ретеллинг, где о планах на мою с удовольствием разговаривают мои дорогие подруги:

— Вот она будет известным автором и сотрудником ЭКСМО и купит рядом с тобой там квартиру. Обставит её в классическо-готическом стиле. Красные стены, полы из чёрного мрамора..
— Каждый день убираться!
— Бытовыми хлопотами будет заниматься её слуга, на которого она рассчитывает, если станет вампиром.

Странность.
Пожалуй, именно этим словом я могла бы назвать ту самую смесь эмоциональных оттенков, что сплелась в туговатый жгут где-то в области груди после прочтения истории о той, чьё имя — Хель.

Странным было начало, казавшееся немного суховатым и резко контрастирующим сразу после слога «Белой Королевы», создавая впечатление, как будто доселе потрясающе органично играющий оркестр стал выдавать внезапную неприятную фальшь. И всё же я упорно пошла дальше. Должна признаться, в дальнейшем темп повествования действительно набрал свои особые обороты, и вот я уже вскакиваю в седло, прижимаясь к нему внутренними сторонами бёдер, и крепко держу в пальцах основание острого ножа.

История заставляет напрягать зрение, слух и тело, убегая от призраков прошлого, внушающих неподдельный ужас, такой, что ты забываешь о том, что уже давно не ребенок. Она вынуждает постоянно быть готовой к очередной атаке, которая может настигнуть от того, кому ты до безумия хочешь верить. И в то же время подставляет тебе подножку в виде неровно прорастающих из рыхлой земли толстых корней, о кои ты спотыкаешься, следуя за приключениями нашей наёмной убийцы; раскрывая вместе с ней её тайны и глубинные, запрятанные в самый дальний уголок чёрной души желания. Спотыкаешься о неплавные предложения, непоследовательные слова, и это создаёт ощущение выжженной земли на огромном неровном поле, бескрайних дыр на лунной поверхности и шероховатостей на только что залитом катке.

История нечистая.
Хотя, конечно, это ещё мягко сказано.

Вообще-то история запятнана грязью со всех сторон: лужами рвоты, многочисленными сгустками крови, земляными насекомыми, ползущими по твоему телу, отвратительно пахнущим высокомерием (а уж в высокомерии я хорошо разбираюсь), личной жаждой власти и готовностью пойти ради неё на мерзкие поступки, обесцениванием человеческой (и даже звериной) жизни и предательством того, кому ты собственноручно и не раздумывая спас жизнь, отказавшись от половины силы, положенной тебе по праву и для.

И, однако, несмотря на то что искры согревающего огня, что постепенно разгорался между нашими главными героями, почти всю историю безжалостно прерывались, Верховному Королю фейри и его Тени, на мой вкус, удалось вытянуть эту тонкую светлую нить, наполовину исчезнувшую в глубоком озере грязи. Описания становились краше и чётче, эмоции — ярче, отношения — глубже, и... и всё это практически беспрерывно сопровождалось очередным ушатом ледяной воды, вылитым на твою голову, стоило тебе хоть на короткое мгновение поверить, что всё будет хорошо. Воды странной, потому что едва ли ты сможешь посочувствовать пусть не главным, но тоже героям, у которых отняли жизнь не столько ради выживания, сколько ради того, что «мне за твою голову хорошо заплатили». Чего, конечно же, я не могу сказать о Хель и Хоуке, — одной из самых милых и даже нежных пар, которую мне довелось встретить на читательском поприще и от которой, на удивление, частенько сжималось сердце. Кстати, если у тебя есть надежда на яркие и обжигающие вспышки громкого пламени, сводящие с ума от диалогов и действий, — не надейся. Скорее это похоже на томление лишь на изредка увеличивающемся градусе, и то прерываемое бесконечно выключающемся в доме электричеством. Оно может понравиться, но едва ли ты наешься им досыта.

Может быть, сочетание густого ночного леса, освещённого тысячами огоньков точно длинными бусами, и кровавой реки оказалось не самым удачным.
Может быть, сочетание магии и загадочности фейри, тренированных годами в отгремевших битвах, и их отношение к человеку, кого они воспринимают даже не как опасность, а просто... недооценивают и позже платят за это достойную цену.
Может быть, история потенциальная. И она действительно потенциальная. Она цепляет. Она дёргает. Она обманывает. Но всё-таки недостаточно, чтобы крепко притянуть к себе и не отпускать по меньшей мере до следующего дня.
.
.
.
А ещё я бы не платила корректору.

— Вот поэтому после работы я пишу редко и пишу в основном по дороге на работу. Вот поэтому теперь мои книжки пишутся так долго..
— И не поэтому ваши читатели будут ждать сколько нужно, чтобы насладиться вашим слогом, а не слогом уставшего человека с бегущими мыслями «скорее бы». И не поэтому будут очень рады знакомиться с вами и впредь, удивляясь и радуясь, когда ваши тексты вдохновят их на хорошее — литературное, музыкальное или изобразительное — произведение.

Как заведено, иду к Людям Холмов с даром.

«Собственница — это когда ты хватаешь любимого автора в объятия и не даёшь ей подписывать другие книги».

Пока матушка-природа тихонько шепчет своим хрустально-снежным голосом о том, что снова настало подходящее время прочитать «Белую Королеву», я иду за полуденным ароматным кофе и размышляю.. об именах.

У меня есть уютный близкий и непередаваемо душевно родной круг людей, с которыми я периодически общаюсь, забывая о тех буквах, что написаны в их удостоверяющих личность документах. Точнее, не забывая, а целенаправленно не используя. Возможно, это ещё один способ коснуться чуть дальше уголков хрупкой человеческой души, обычно представляемых в обществе. Возможно, и не возможно.

Как бы там ни было, получилось так, что Евгению Сафонову в наших с ней непродолжительных диалогах я тоже невероятно редко называю по имени.
Когда я вернулась к тому, чтобы доставать общаться с любимыми авторами практически на регулярной основе, часть моего восприятия почему-то очень противилась обращаться к ним соответствующе тому, с чем они были рождены (если они сами не просили называть их по имени, как, к примеру, Екатерина Звонцова).

Благо, у Евгении на тот момент было уже как минимум два прозвища: мама её называла букой (с тех пор как я услышала это слово, оно всякий раз заставляет меня приподнимать уголки губ в донельзя приятном умилении), а поклонники творчества — матерью стекла. На мой индивидуальный вкус не ложилось ни то, ни другое: «бука» звучало для меня чересчур панибратски, и я помню лишь один момент, когда мне довелось обратиться к ней подобным образом (и то — не напрямую), а «мать стекла» — слишком.. недоверчиво и мало отражающе суть того, что именно я бы хотела вложить.

Я не могу точно определить, когда именно я стала называть своего любимого автора сказочницей. Думаю, просто в какой-то момент вспомнила вырезку из поста-знакомства, что влилась в моё «именно сегодняшнее» вечерне-минутное настроение, и это обращение удивительно красиво и мелодично опустилось на кончик языка.

Сказочница в наших кратких, но частых разговорах для меня про тот самый баланс. Баланс определенного сдержанного уважения и глубокой толики родства, — а родство я ощущаю с тех пор, как неожиданно для самой себя написала объёмный обзор на первую часть «Некроманса», который чертовски надолго погрузил меня в сильнейшее книжное похмелье — баланс мудрости и юмора, что частенько бок о бок наблюдались в её историях, особенно в «Мирах Тофрахейма», и баланс того самого «взрослого детства».
Я не могу точно сказать, обратилась ли я к ней так на встрече, посвященной волшебному народцу (была поглощена тем, чтобы соединить в коротком устном сообщении вопрос и небольшой дар), но если нет — пусть тогда оно останется тем тонким и чутким волшебным звоном, что, возможно, будет немного удивлять других читателей, кто порой наблюдает за нашими разговорами; а если да — пусть тогда об этой сказочнице узнает каждый взрослый, кто не забыл в себе юношу или девушку, чей пытливый ум не прочь зарыться в тёплый плед и послушать новую сказку, которую советские дети зачастую так просили рассказать.

Собственно..

«Тоже вроде бы недавно начала читать «Белую Королеву», но уже заставляет меня писать по ней стихи», — такой комментарий я увидела буквально сегодняшним утром и подумала.. а почему бы и нет?

Черновое название: «Белые земли в таинственной дали». Возможно, оно изменится. Возможно, и нет. Ведь, как известно, то, что приходит первым, часто оказывается самым лучшим.

Белые земли в таинственной дали,
Белые звёзды в хрустальных слезах,
Белая нота глубокой печали
Стелется следом в жестоких снегах.

Брат мой, любимый! Отчаянье гложет,
Слышу в ответ я лишь тихий смешок,
Страшусь, что никто мне уже не поможет
Запомнить навек такой сложный урок.

Слово застыло в безмолвном желанье,
Теперь уж надолго нельзя говорить,
А взгляд отражает одно пониманье:
Должна я вернуть, без него мне не жить!

Дорога лежит сквозь замёрзшие сказки,
Чрез боль и потери я стану взрослей,
Спадут после бала волшебные маски,
И крепко обнимет меня Чародей.

Вот дева в одежде из крови текучей
Напомнит про вечный в борьбе своей долг,
И с силою воли бесстрашной, могучей
Посмотрит туда, где скрывается волк.

Заброшенный замок откроет мне двери,
Увижу я стынувший в горечи гроб,
Узнаю, что рвущая душу потеря
Способна настигнуть и властных особ.

Нет, ни за что! Я дойду к своей цели,
Сожму её крепко в холодных руках,
Но что же услышу в ответ? Неужели
Я все это время жила лишь в мечтах?

И та, что владеет величием снежным,
Что виделась мне воплощением зла,
Напомнит о том, что не все мы безгрешны,
Откроет, кого я в пути обрела.

Белые земли в таинственной дали,
Белые звёзды в хрустальных слезах,
Мы шли не спеша, шли и долго молчали,
Рождая свой мир в догоравших лучах.

— По книге Евгении Сафоновой «Белая Королева».

«Ай, не ходи да беды не трогай, девица,
Колдовства не буди,
Отвернись, не гляди —
Змей со змеицей женятся»

— Хелависа.
XXIII Ежегодная выставка художественной куклы dollart. Русский стиль. Сказки и быль.

Весеннее равноденствие с «Белой Королевой». «Белая Королева» — это сказка, а в сказках порой случаются чудеса.

Когда-нибудь я перестану сбиваться в своей речи, когда понимаю, что меня начинают запоминать.

Когда-нибудь у меня перестанут дрожать руки всякий раз, когда я задаю вопрос.

Когда-нибудь я перестану придумывать его прямо в ходе обсуждения, размышляя, как бы получше помучить автора, потому что не перестаю быть хитрой и коварной.

Когда-нибудь у меня перестанет сжиматься сердце всякий раз, когда я использую свою злодейскую наглость и выхожу за рамки, заставляя Екатерину Звонцову недоуменно вскинуть голову, а фантастического начальника — сказать что-то про «образ тем запомнился народу, что ухи он острые надевал». Да, наставник, я старательная ученица.

Когда-нибудь мои глаза перестанут наполняться влажными капельками, когда я понимаю, что среди десятков интересных вопросов самым интересным выбрали.. мой.

Когда-нибудь сосед прекратит похлопывать меня по руке, безмолвно призывая убрать её из кадра, потому что я не могу удержать эмоции — немыслимо.. — в пределах своего тела.

Когда-нибудь я научусь контролировать свои мышцы, норовящие непроизвольно сократиться всякий раз в моменты понимания — «наши мысли звучат в унисон».

Когда-нибудь я не буду уходить незаметно от невероятно тёплой, смелой и волшебной компании людей, принадлежащих к необъятному книжному миру.

Когда-нибудь для этой компании я стану кем-то большим, чем просто влюблённой в их творчество. Вот в этом не уверена, но мой тёмный наставник бы одобрил. Я знаю.

Когда-нибудь..

Ты можешь сколько угодно любить своих друзей и подруг, которые навсегда останутся твоими главными фанатами, но..
..но если тебя снова выбирает человек, которому ты готов доверить свою читательскую душу, это значит только одно. Что ты чего-то стоишь.

Любви с первого взгляда, может, и не существует.
Но любовь с первой строчки будет жить в твоём сердце до самой его остановки. И впредь..