Forwarded from Уголок летучей мышки🦇18+ (Arista Black)
ИЗДАТЕЛЬСТВА «ФОРМАСЛОВ»
Дарим
Условия:
За репост на свой канал ( От 88 подписчиков) можно поставить
ВНИМАНИЕ: отправка приза только по РФ
Итоги подведем
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Михаил Квадратов о книге Робера Вальзера «Ровным счетом ничего. Избранное»
Миниатюры Роберта Вальзера ценили Кафка, Гессе, Музиль. Рассказы или не рассказы вовсе, странные, тонкие. Зыбкие, струящиеся. Подписчики же газет, в которых его печатали, слали возмущенные письма, просили вместо всего этого добротных бюргерских романов. Печатать перестали. Книги никто не покупал. Однажды он начал пользоваться мелким шрифтом, буквы размером меньше миллиметра; не писать еще не мог, но уже не хотел, чтобы читали. Последние двадцать три года жизни не написал ни строчки. Поселился в психушке, хотя врачи признавали, что причин для этого нет. Не хотел выходить к сумасшедшему миру за забор клиники, умер в 1956 году в 78 лет от инфаркта. В писательский период жизни долгими часами мог идти от городка к городку, не пропуская разнообразных заведений. Все это описывал — тонко, задорно. «Обратный путь я проделал по железной дороге, преодолев расстояние, на которое мне понадобилось два дня, за четыре с половиной часа». Местные путешествия пешком, жизнерадостные, как его миниатюры, без определенного сюжета и занудно выстроенной линии. В поездах же теперь выдают одинаковые коробки с пайком, как те рассказы, что требовали от него издатели. «На улице, вид которой обрадовал меня, как встреча со старой подругой, меня мотало от одного тротуара к другому, что вызвало участливый ужас добрых людей», «…шатаясь, я ввалился в кондитерскую и, продолжая шататься, даже выпил еще коньяку. Два музыканта сыграли мне Грига, но шеф заведения набычился мигом…», «…оборвал я дискуссию и двинулся дальше, вполне справляясь с дорогой, достал из кармана фигурную макаронину и проглотил ее». Где тут нормальный сюжет?.. Он не принадлежал ни одному из течений своего времени. Немного модернизма, немного романтизма и что-то в те годы еще неведомое. Обэриуты появились позже и не там. Рецензию на неизвестную, но добротную и популярную книгу с названием, скажем, «Людвиг», мог завершить строчкой: «В книге этого нет, это я написал. Странно, откуда я всего этого понабрал!» И финальное восклицание, уж совсем будто не к месту: «Ах, как я тоскую по объятьям!» Но ведь к месту.
#формаслов_критика
Миниатюры Роберта Вальзера ценили Кафка, Гессе, Музиль. Рассказы или не рассказы вовсе, странные, тонкие. Зыбкие, струящиеся. Подписчики же газет, в которых его печатали, слали возмущенные письма, просили вместо всего этого добротных бюргерских романов. Печатать перестали. Книги никто не покупал. Однажды он начал пользоваться мелким шрифтом, буквы размером меньше миллиметра; не писать еще не мог, но уже не хотел, чтобы читали. Последние двадцать три года жизни не написал ни строчки. Поселился в психушке, хотя врачи признавали, что причин для этого нет. Не хотел выходить к сумасшедшему миру за забор клиники, умер в 1956 году в 78 лет от инфаркта. В писательский период жизни долгими часами мог идти от городка к городку, не пропуская разнообразных заведений. Все это описывал — тонко, задорно. «Обратный путь я проделал по железной дороге, преодолев расстояние, на которое мне понадобилось два дня, за четыре с половиной часа». Местные путешествия пешком, жизнерадостные, как его миниатюры, без определенного сюжета и занудно выстроенной линии. В поездах же теперь выдают одинаковые коробки с пайком, как те рассказы, что требовали от него издатели. «На улице, вид которой обрадовал меня, как встреча со старой подругой, меня мотало от одного тротуара к другому, что вызвало участливый ужас добрых людей», «…шатаясь, я ввалился в кондитерскую и, продолжая шататься, даже выпил еще коньяку. Два музыканта сыграли мне Грига, но шеф заведения набычился мигом…», «…оборвал я дискуссию и двинулся дальше, вполне справляясь с дорогой, достал из кармана фигурную макаронину и проглотил ее». Где тут нормальный сюжет?.. Он не принадлежал ни одному из течений своего времени. Немного модернизма, немного романтизма и что-то в те годы еще неведомое. Обэриуты появились позже и не там. Рецензию на неизвестную, но добротную и популярную книгу с названием, скажем, «Людвиг», мог завершить строчкой: «В книге этого нет, это я написал. Странно, откуда я всего этого понабрал!» И финальное восклицание, уж совсем будто не к месту: «Ах, как я тоскую по объятьям!» Но ведь к месту.
#формаслов_критика
А сегодня ещё розыгрыш "Кота Бени" Вячеслава Харченко, одной из самых наших весёлых и тёплых книг!
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Екатерина Москалева
Мысли-обезьянки
В голове моей с изнанки
Скачут мысли-обезьянки.
С ними весело, смешно,
Правда, есть большое “но”:
Не могу сосредоточиться,
Всё внутри так и щекочется!
Нужно слушать то, что пресно,
Не вертеться, не болтать,
Пусть совсем неинтересно,
Но записывать в тетрадь.
Всё во мне шуршит и движется,
Не читается, не пишется.
Скачут мысли-обезьянки —
Кто с бананами, кто без —
И сбивают, хулиганки,
Мне мыслительный процесс.
Оттого я невнимательный,
Обезьянкосозерцательный.
— Ты давай сосредоточься, —
Взрослые твердят одно,
Но в одну собраться точку
Обезьянкам не дано.
Класс решает уравнения —
У меня же размышления.
Как с Серегой в лесопарке
Забабахали шалаш,
Собирали ветки, палки,
Стройка — высший пилотаж!
Я б хотел про эту стройку
У доски всем рассказать,
Но учитель ставит двойку,
Говорит, я егоза.
Мысли скачут там и тут,
Школа — мой мартышкин труд!
#формаслов_стихи #формаслов_детям
Мысли-обезьянки
В голове моей с изнанки
Скачут мысли-обезьянки.
С ними весело, смешно,
Правда, есть большое “но”:
Не могу сосредоточиться,
Всё внутри так и щекочется!
Нужно слушать то, что пресно,
Не вертеться, не болтать,
Пусть совсем неинтересно,
Но записывать в тетрадь.
Всё во мне шуршит и движется,
Не читается, не пишется.
Скачут мысли-обезьянки —
Кто с бананами, кто без —
И сбивают, хулиганки,
Мне мыслительный процесс.
Оттого я невнимательный,
Обезьянкосозерцательный.
— Ты давай сосредоточься, —
Взрослые твердят одно,
Но в одну собраться точку
Обезьянкам не дано.
Класс решает уравнения —
У меня же размышления.
Как с Серегой в лесопарке
Забабахали шалаш,
Собирали ветки, палки,
Стройка — высший пилотаж!
Я б хотел про эту стройку
У доски всем рассказать,
Но учитель ставит двойку,
Говорит, я егоза.
Мысли скачут там и тут,
Школа — мой мартышкин труд!
#формаслов_стихи #формаслов_детям
Forwarded from 🦂👸Повелительница скорпионов👸🦂 (Иришка Головачева)
Мы совместно с издательством Формаслов и каналом Рыбка утонувшая в книгах, дарим историю Вячеслава Харченко - «Кот Беня, Лена и Окрестности»
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Завтра, 13 июня, в Москве поэтический вечер в кафе "Гоген" - выступают редакторы журнала и авторы издательства. В последнее время мы не частим с такими большими встречами, так что самое время прийти повидаться или познакомиться. Рады будем всем, вход бесплатный!
Выступают: Анна Арканина, Алёна Бабанская, Евгения Джен Баранова, Екатерина Богданова, Анатолий Ермолов, Алексей Зайцев, Михаил Квадратов, Алексей Колесниченко, Борис Кутенков, Анна Маркина, Елена Севрюгина, Игорь Сухий, Мария Тухватулина, Данил Файзов.
Выступают: Анна Арканина, Алёна Бабанская, Евгения Джен Баранова, Екатерина Богданова, Анатолий Ермолов, Алексей Зайцев, Михаил Квадратов, Алексей Колесниченко, Борис Кутенков, Анна Маркина, Елена Севрюгина, Игорь Сухий, Мария Тухватулина, Данил Файзов.
Егор Фетисов о романе Алекса Тарна «Шабатон. Субботний год»
Жанр исторического расследования становится все более популярным, и «Шабатон» — хороший образец такой литературы. Саспенс есть, любовный треугольник присутствует, махновцы, петлюровцы, эсеры — пожалуйста. Интересные сведения об Испании тридцатых годов и Израиле конца Второй мировой войны. В общем, есть о чем почитать. И сюжетная интрига небанальна, масса двойников и зеркал, дающих основание для философского осмысления текста. Плюсы есть, и их немало. Читателю будет интересно следить за ходом «полужурналистского» расследования, которое главный герой и его тетя ведут, дабы пролить свет на прошлое Ноама Сэла. Сэла (он же дед Наум) приходится герою, Игалю Островски (это такая шутка: в Израиле неправильно произносили имя Игорь, герой устал от этого и сменил Игорь на Игаль), дедом, а тете Островски журналистке Нине Брандт — отцом. Ну а дальше… Мутные воды истории, омуты, водящиеся в них черти… В переносном смысле слова. Никакой фантастики в «Шабатоне» нет, это реалистическое повествование. Зато есть «майские дни» в Барселоне, расстрелы в Паракуэльяс, испанские сталинисты, резня в еврейских поселениях и многое другое. И непонятно, в какой роли там выступал Ноам Сэла, негодяем он был или честным человеком. Это Игалю с тетей и предстоит выяснить. Основной минус книги, пожалуй, — непрописанность персонажей. Как-то не успевает автор этого сделать. Саспенс гонит вперед, картинки меняются, локомотив сюжета летит, тут не до внутреннего мира героев. Поэтому об Игале мы знаем, что он деда очень любил, а о Нине — что она отца не любила вовсе. И у нее были на то причины. Какие — узнаете, прочтя «Шабатон». Собственно, сам шабатон, субботний год, год паузы у сотрудников университета, отведенный для творческих поисков и генерирования идей для новых научных проектов, — линия совсем побочная. Просто у героя есть время заняться расследованием. Это мог быть отпуск, продолжительная командировка или ранняя пенсия. Так что не пугайтесь названия, оно больше для красоты.
#формаслов_критика
Жанр исторического расследования становится все более популярным, и «Шабатон» — хороший образец такой литературы. Саспенс есть, любовный треугольник присутствует, махновцы, петлюровцы, эсеры — пожалуйста. Интересные сведения об Испании тридцатых годов и Израиле конца Второй мировой войны. В общем, есть о чем почитать. И сюжетная интрига небанальна, масса двойников и зеркал, дающих основание для философского осмысления текста. Плюсы есть, и их немало. Читателю будет интересно следить за ходом «полужурналистского» расследования, которое главный герой и его тетя ведут, дабы пролить свет на прошлое Ноама Сэла. Сэла (он же дед Наум) приходится герою, Игалю Островски (это такая шутка: в Израиле неправильно произносили имя Игорь, герой устал от этого и сменил Игорь на Игаль), дедом, а тете Островски журналистке Нине Брандт — отцом. Ну а дальше… Мутные воды истории, омуты, водящиеся в них черти… В переносном смысле слова. Никакой фантастики в «Шабатоне» нет, это реалистическое повествование. Зато есть «майские дни» в Барселоне, расстрелы в Паракуэльяс, испанские сталинисты, резня в еврейских поселениях и многое другое. И непонятно, в какой роли там выступал Ноам Сэла, негодяем он был или честным человеком. Это Игалю с тетей и предстоит выяснить. Основной минус книги, пожалуй, — непрописанность персонажей. Как-то не успевает автор этого сделать. Саспенс гонит вперед, картинки меняются, локомотив сюжета летит, тут не до внутреннего мира героев. Поэтому об Игале мы знаем, что он деда очень любил, а о Нине — что она отца не любила вовсе. И у нее были на то причины. Какие — узнаете, прочтя «Шабатон». Собственно, сам шабатон, субботний год, год паузы у сотрудников университета, отведенный для творческих поисков и генерирования идей для новых научных проектов, — линия совсем побочная. Просто у героя есть время заняться расследованием. Это мог быть отпуск, продолжительная командировка или ранняя пенсия. Так что не пугайтесь названия, оно больше для красоты.
#формаслов_критика
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM