Пение лишилось звука. Памяти Сергея Слепухина

На вопросы «Формаслова» отвечают Елена Севрюгина, Ольга Дернова, Георгий Жердев, Сергей Гандлевский, Надя Делаланд, Сергей Ивкин, Изяслав Винтерман, Алексей Пурин, Алёна Бабанская, Елена Семёнова: https://formasloff.ru/2023/11/15/penie-lishilos-zvuka-pamjati-sergeja-slepuhina/

#формаслов_статьи

Буквенный сок

Михаил Квадратов // Татьяна Замировская. «Земля случайных чисел». Сборник новелл. Издательство «Редакция Елены Шубиной», 2022

Книгу «Земля случайных чисел» Татьяны Замировской отнесли к разделу «Городское фэнтези», и здесь чувствуется некоторая капитуляция, все-таки фэнтези в общем понимании — это мир, полный волшебства, того, чего обыкновенно не бывает. Перед нами книга о любви, но и о смерти тоже, а это область жизни, изнутри которой редко пишут. В рассказах как раз сделана попытка подобрать такой язык. Поэтому в происходящем нет однозначности, действия вероятностны, реальности параллельны, лучи судьбы расходятся. Окружающий мир пластичен и текуч. Можно сесть в самолет в одной реальности, а приземлиться уже в другой, и паспорт твой здесь не годен, и жена не встретит. Тобой управляют голоса в голове, что, конечно, вполне распространенное явление, но автор пытается нащупать его механизмы. В странных новеллах много узнаваемого из повседневной жизни и из того, что, видимо, станет таковым в ближайшем будущем. Скажем, в живом и мертвом мире — разнонаправленные оси времени. Мертвые и живые живут навстречу друг другу. Когда-нибудь будет доступен обмен душами с донором, почему нет. Да и древние знали: если кто-то умирает, кто-то рождается взамен. Нелинейность времени, его разрывность; куски времени выпадают из общего потока и встраиваются в другие точки оси. За преступление заставят обернуться в волка или в его жертву, а дальше — как повезет. «…увидев в тексте чересчур буквально воспринятый пассаж про множество возможных миров, жестко вычеркнул, воскликнув: это же литература у вас, а у нас научная работа, научная!» Практика не всегда подтверждает теорию, множество возможных миров существует, и вот ты уже в них запутался. Такую книгу сложно рекомендательно обозревать, пересказ получается плоским. «Любовь моя, я пишу тебе из сумасшедшей старухи, в которую я пришла поработать, как в “Старбакс”. И там ровно такая же очередь: такая же долгая, как в “Старбакс”, и такая же сумасшедшая, как старуха».

#формаслов_книги
#БуквенныйСок

Евгений Журавли // Оля-на-Лукойле

Кто ж не знает Олю-на-Лукойле? Всякий, кто долго играл в города на нитке между двух столиц, обе из которых на букву «М», вспомнит светящиеся огни 338-го км возле старинного города с ярким названием. Охраняемая стоянка, автомоечка, шиномонтажик, пельменная, заправка с обеих сторон трассы, обветшалый уют отеля «Оазис» — что может быть лучше для усталого путника? Тем более если слипаются глаза. Прошипит воздух ресиверов, скрипнут тормоза — каждый дальнобойщик выпрыгнет здесь размять затёкшие ноги да оглядеться по сторонам. Где же Оля-на-Лукойле? На службе ли сегодня?

Так и я встретил её впервые. Дело было в те далёкие времена, когда дорога была для нас жизнью. Мы не догадывались, что жизнь — и есть дорога, и не знали столько историй, сколько знает их Оля-на-Лукойле. Воспоминания и сны наши были беспечны.

Ветви деревьев в тот год были усеяны цветами. Яблони празднично рассыпали белую труху, шиповник тянул с обочин свои крохотные розы, а сам воздух, казалось, был слаще варенья. Стояла весна, юную душу распирало чувство жизни, осчастливленной неизбежной скорой получкой. Мелко накрапывал тёплый дождь, начинало темнеть — пора на отстой. Сделав плавный манёвр, я въехал на АЗС. Она стояла с левой, водительской, стороны, с двумя зонтиками под мышкой, не раскрывая. Стройная фигурка, прямой внимательный взгляд. Поравнявшись, я остановился.

— Привет, малыш, — произнесла она после некоторого молчания и улыбнулась так приветливо, будто знала всю жизнь. Наверное, так и было. Ведь и меня тоже кольнуло странное чувство узнавания.

Никто не знает столько историй, сколько Оля-на-Лукойле. Только она не любит их рассказывать.

— Ишь, какой, — говорит. — А ты хорошо себя будешь вести?
    Тем, кто ведёт себя хорошо, она доверяет свои тайны. Главная из них в том, что на этой нитке между двумя столицами, обе из которых на букву «М», трудно играть в города. Сплошь такие названия, из которых никак не складывается ответ на следующий ход. Все названия чужие — негде ей зацепиться. Потому и живёт она среди вечных странников, слоняющихся туда-сюда. Многое может рассказать… Про принцесс, что отправились в путь, и про принцев, которые ждут. Про старых фей, кудахтающих словно куры, про петухов, вдруг ставших людьми. Про злых волшебников, превращающих вино в воду, бутылку в розу, а журавля в небе — в утку под кроватью. Есть и сентиментальные — про блаженных счастливцев, которые ничего не хотят, ибо сыты своей любовью. Ещё рассказывала она про портрет на стене, который говорит с ней и укоряет её, и про старую няню, живущую в далёком доме, где висит говорящий портрет. Ждёт няня, но не может Оля поехать, пока не спадут чары. Много в её сказках о добре и зле, что вечно борются в этом мире. Но непонятно ещё, кто победил, потому что сказка всё пишется. Никто на свете не знает столько историй, сколько знает их Оля-на-Лукойле. Но не всем она их рассказывает.

Продолжение: https://formasloff.ru/2023/11/15/evgenij-zhuravli-rasskazy/

#формаслов_проза

Буквенный сок

Егор Фетисов // Алексей Иванов. «Бронепароходы». Роман. Издательство «Рипол-Классик», 2023

Очень своевременный роман. Нужный именно здесь и сейчас. Показывающий любую войну как величайшее зло. И погибают в этой войне практически все герои: начиная с талантливого мальчика Алеши, который мог бы стать великим инженером, и заканчивая капитаном Нерехтиным, лавирующим все повествование между «красными» и «белыми» и спасающим на своем буксире «Лёвшино» всех, кого можно спасти. В конце романа автор сравнивает его буксир с Ноевым ковчегом, на котором собрались совершенно разные люди: дочь пароходчика, чекист, шулер, проститутка. Нерехтин всей душой противится происходящей вокруг гражданской войне. «…в жизни были вещи выше правоты. Как они восторжествуют — неведомо, это божья тайна… Но единственное достойное дело — освободить в миру место для божьей тайны. Место для будущего». И заканчивается роман надеждой на это самое будущее: главный злодей Роман Горецкий погибает, а Катя Якутова рожает ребенка на едва уцелевшем судне, изрешеченном пулями и снарядами.

Автор много раз поднимается над бесконечными баталиями, чтобы высказаться о войне и человечности: «“Ударники” — не отребье, — пишет он, например, о крестьянах, воюющих на стороне “белых”, что называется, как умеют, — а простые мирные люди. Бесполезно гнать их на фронт. Воевать должны только те, кто сам выбрал и освоил это жестокое ремесло. Втягивать в войну гражданских — преступление». Война порождает «необходимость ненависти». «Необходимость ненависти вызывала глухую тоску, угнетала и утесняла душу, порождала ощущение тюрьмы. Ненависть лишала свободы». Война «утесняет душу». Лучше не скажешь.

Роман особенно хорош этой своей библейской мудростью, хотя и написан местами очень пафосно и сладкофразно. По сюжету это такое «Плавание по мукам». Остросюжетное. Погони на пароходах, перестрелки, тараны, подрывы, схватки на ножах, кража значительной части золотого запаса, закулисная борьба нефтяников в процессе передела рынка, расстрелы и казни, погони (хотя погони я уже упомянул) — всё это не даст вам скучать. На месте киношников я бы взял этот текст на карандаш. Библейское бы всё выкинул и снял такой экшн, что американцы умерли бы от зависти. Но некиношникам я советую прямо противоположное: читайте внимательно, абстрагируйтесь от погонь и пальбы, в книге есть множество глубоких и хорошо написанных мест. Одни пейзажи на Каме чего стоят…

#формаслов_книги
#БуквенныйСок

Александр Быков

Хвосты мелового периода

Пробираясь под вечер по склону,
Объедая листочки с куста,
Трицератопс птеранодону
Откусил половину хвоста.

— Помогите! Спасите! Съедают! —
Стал летающий ящер вопить.
В небо взмыла крылатая стая.
Трицератопс бежал во всю прыть.

Сквозь тропический лес и болото.
Ах! И плюх! И куда-то поплыл.
Под водой не увидел кого-то,
Спинозавру на хвост наступил,

И промчался стремительно мимо
Спинозавровой левой ноги,
И испуганно орнитомимы
Разбегались, задрав хохолки.

Солнце тихо садилось в болота,
В небе теплились искорки звезд.
Злой Ти-рекс, выходя на охоту,
Получил вдруг рогами под хвост.

Он летел кувырком, завывая.
И дрожало от страха зверьё.
Трицератопс бежал, проклиная
Слепоту, невезенье свое,

Брюхо толстое, глупость, одышку,
Неуменье цвета различать.
Три хвоста в один день — это слишком…
Уф. Сбежал… Что б еще пожевать?

#формаслов_стихи
#формаслов_детям

Буквенный сок

Михаил Квадратов // Владимир Шаров. «Воскрешение Лазаря». Роман. Издательство ArsisBooks, 2019

История человечества — неохватный фолиант на полуистлевшей бумаге, прожженный, пропитанный кровью и слезами, местами нечитаемый. Периодически ее пытаются переписать — и вот готов удобный в быту сборник комиксов. Романы же Шарова — особый подход к истории, необычный, фантасмагоричный. Но здесь намного больше истории, чем в официальной пластиковой брошюре. Пересказывать романы Шарова — изначально проигрышно, отзывы — разные, часто противоположные. «Сами палачи прежде отцов восстанавливают тех, кого они убили. Жертвы еще на следствии усыновляют собственных палачей, чтобы, когда придет время, они по праву могли их воскресить. Именно в этом, объяснял я Костюченко, я вижу великий акт прощения и примирения, палачи и так при жизни наследуют своим жертвам, присваивают их имущество, жен, славу, а теперь оказывается, что единственно для того, чтобы убиенные не погибли окончательно, наоборот, могли жить вечно. То есть любовь палача к жертве станет высшей, наиболее чистой и бескорыстной любовью. Если мой проект коллегией ОГПУ будет одобрен, сказал я, органы сделаются самым важным государственным институтом. Функции их изменятся диаметрально: из органов смерти они станут органами жизни, причем жизни вечной, может быть, именно в этом и великий смысл революции». Парадоксальные рассуждения, но ведь и вся наша история — цепь страшных парадоксов, стоит только отбросить эмоции, успокоиться и приглядеться. Через роман проходит жизнь двух родных братьев и двух двоюродных сестер. Федор и Николай Кульбарсовы, Каин и Авель. Теория Николая Федорова о воскрешении умерших пригодилась чекистам: сначала надо уничтожить зло, поселившееся в людях, а потом заново воскресить убитых, используя подробные данные из материалов допросов. Библейский Лазарь и расстрелянный и воскрешенный Лазарь Каганович. В книге много слоев, которые можно долго расшифровывать. Выискивать аналогии. Для некоторых это чистая ересь, картинки, наклеенные внахлест и обратной стороной на лист Мебиуса. А кто-то сложит фрагменты и получит ясную цельную картину.

#формаслов_книги
#БуквенныйСок

Галина Климова

Сахара

Ни меда, ни хлеба, ни пира.
Может, скорбь?
Или Божья кара?
В моем сердце растет Сахара —
величайшая пустыня мира.

Меж барханов — их красная свора —
суховейный смерч перегара.
Никнет фауна. Меркнет флора.
И царит в моем сердце Сахара.

По желудочкам и предсердиям —
табунов песчаных буруны…
На посту ли сестра милосердия
с участковых ландшафтов лунных?

Ей в диковинку боль и симптомы,
и природа моей катастрофы.
Как бесчинствуют грифы и дрофы,
жаром жизни чужой влекомы!

Может, солнце в пылу поостынет,
может, в редком согласии с грозами
разродится песчаными розами
африканская эта пустыня?

***
Порожние взоры,
порочные речи,
возмутившие воздух всеобщей пустыни…

Трижды библейский прокричал кречет,
но теплится мысль о благостыне,
привитая дичку
обыкновенной любви и грусти.

Великих и малых душ захолустье!

Скарб скорби да жизни залежь
на хлипкие плечи свои взвалишь,
и — пока сердце в ночи не остынет —
бредёшь с надеждой о благостыне
в живой очереди последних дней,
с жаждой наедине.

Но в узком зрачке
принявшего небо колодца
вдруг не увидишь себя на дне?

— Утоли, Боже, кто всех бедней
и никак не полюбит,
и не отзовётся.



Бес уныния

На Покровке, на Соколе и на Козьем болоте
по строго страдательной форме
пасу тебя в окаянной заботе,
по инерции пекусь о прокорме.
Вгоняю хворостиной на раз и — в раж,
до тошнотиков…
Но тебе не достанусь,
мой полуденный бес,
или я тебе — враг,
или ты — мне,
demon meridianus!

Погубитель со дня Сотворения
человечьей бессмертной натуры,
я тебя уличу с колеса обозрения
в самом горьком парке Культуры.

Наизнанку выверни свой невзрачный зрак,
видит Бог, я тебе не достанусь,
дорогой мой товарищ враг,
полуденный demon meridianus!

 #формаслов_стихи

Наталья Колмогорова

Три скелета

Без пальто и без берета,
Без ботинок и сапог,
Ходят-бродят три скелета —
Мама, папа и сынок.

Холод страшный, холод жуткий,
Снег и ветер —минус пять!
Это всё-таки не шутки —
Без пальто ходить гулять.

Три скелета, три скелета —
Очень странная примета!
Бац-бац-бац,
И цок-цок-цок…
Мама, папа
И сынок!

И скрипят они зубами,
И грохочут челюстями:
— Эй, спасайтесь! Эй, бегите!
— Помогите-е! Помогите-е!

Слышишь, как они хохочут?
Убегайте во всю прыть,
А не то вас защекочут,
Даже могут укусить!..

Напугать тебя я смог?
Обмануть не смей-ка!
Мама, папа и сынок —
Классная семейка!

Страшно было или нет?
Ну-ка признавайся!
У меня внутри — скелет,
У тебя внутри — скелет,
Так что не пугайся!

#формаслов_стихи
#формаслов_детям

Ангелина Сычева // Как ты, Сеня?

Она помнила только о том, что что-то забыла. Доставала из кармана маленькие еловые шишки, бумажки. Влажные руки пачкались в табаке из предательски сломавшейся последней сигареты. Сейчас бы она очень понадобилась целой, но склеить не получится. Можно держать ее пальцами посередине, но даже так дым не будет проходить полностью. Никто на улице больше не курит. Курит мужчина, но у него плохие сигареты. Подошел бы даже «Донской табак», но только не «ЛД».

Надо бросить курить, надо бросить курить, надо бросить курить.

— Зачем ты поступил так?

Нет, это не то. Нельзя начинать сразу с обвинений. Тяжело и так, зачем вынуждать оправдываться. Нужно по-другому.

— Что было не так?

Тоже не то. Зажглась оставшаяся половина сигареты, вспыхнув спичкой от бестабачной пустоты.

— Хочешь, поговорим об этом?

А если не хочет? Но ведь надо поговорить, непременно надо. Надо кое-что узнать, надо о чем-то спросить. Что кроется в кое-что и чем-то, что-то кроется, нужно узнать.

Долго не искалась мусорка. Полное мусорочное отсутствие. Бычки дьявольски валяются под ногами, но нельзя на землю, даже сейчас. Если положить в карман куртки, будет вонять. Ладно.

Она вбежала по лестнице и не могла найти ключ. Потом он не подходил к двери, оказалось, что не тот. От первой двери с зазубринами, от второй гладкий. Потом ключ звякнул о бетон и упал в образовавшуюся от ботинок талую грязь, но поднялся и наконец попал. Дверь не могла закрыться. Бешено давила на нее всем весом, как будто от этого что-то меняется. Если сто раз нажать на кнопку лифта, он приедет быстрее. Если десять раз нажать на сломавшуюся клавишу, техника начнет работать. Это застрял ковер.

В квартире было тихо и пахло гарью, а еще затхлостью и тянуло чем-то сладким. Может, варит компот? Нет, скорее похоже на цветы. Нет, не на цветы, не знаю.

На кухне варила рис маленькая пожилая женщина. Она не повернулась, а только вздрогнула, как будто не слышала всех манипуляций с дверью и только заметила.

— Где ты была всю ночь?
— Что ты делаешь? Рис горит.

Женя выключила конфорку и спешно открыла окно. На запотевшем стекле можно нарисовать тучки, это самое логичное, потому что мокрое стекло капает. Или глаз, чтобы направить одну из водяных полосок к краю, как будто плачет. Она потянулась, но только приложила ладонь.

— Сейчас нужно быть вместе, ты не понимаешь?
— Я гуляла, мам, я не могу здесь находиться.
— Где ты гуляла?
— Какая разница? Что ты делаешь, может помочь?
— Ты бы с ним поговорила.
— В смысле?
— Ты бы села и с ним поговорила. Он ведь один там.
— Как разговаривать?
— У нас нет ничего, нет изюма.
— Какого изюма, зачем?
— Нет изюма.

Женя неуверенно подошла ближе и положила руку на плечо маленькой женщины, но мать дернулась. Женя попыталась взять ее за руку и удивилась от того, какая она напряженная и холодная, а еще мокрая и как будто проваренная. Мать на секунду застыла, а потом резко вырвала ладонь и взялась за крышку.

Читать дальше: https://formasloff.ru/2023/11/15/angelina-sycheva-kak-ty-senja/

 #формаслов_проза

Елена Королькова, шорт-лист Волошинского конкурса

***
В самом начале обучения я наблюдала, как предыдущий ученик выходит из машины, что-то говорит, пожимает руку инструктору или смеется, желает хорошего дня. Сама я не могла так, не могла говорить, смеяться, сближаться, подавать руку, смотреть в глаза. И меня злила легкость, с какой люди идут на сближение. Я считала, что это от глупости. Но сегодня я выходила из инструкторской машины, и в этот момент подошел новый ученик. Я брала пальто и сумку с заднего сидения, и инструктор меня спросил: «Устали?» Я сказала: «Не чувствую ни рук, ни ног» и засмеялась.

Я шла домой после трех часов вождения. Шла обычным путем по задворкам, за соседним домом. Я подняла глаза и увидела перед собой совершенно незнакомое мне место. Я знала, что передо мной мой дом, но на секунду я увидела совсем незнакомый дом, и я была не я, и этот город — другой, и район, и время — другое, и мир — другой. На секунду занавес приоткрылся. Я клянусь, что в тот миг видела дом, в котором живу десять лет, впервые.

Сегодня перед уроком вождения я видела, как ворона пьет воду с асфальта. Прошел дождь, и на свежем асфальте лежали крупные капли воды. Ворона наклоняла голову на бок и опускала ее, почти прижимаясь щекой к асфальту, и так набирала в клюв воду. Даже у вороны есть система.

— Скажете мне, когда нужно уже будет включать поворотник?
— Когда его нужно будет включать, поздно будет говорить.
— Ну а вы скажите кратко. Скажите просто… — да.

Он рассмеялся. Мы ехали вдоль железной дороги. Шел снег. Было сине и светло. А впереди был маленький мостик через железнодорожные пути. Если проехать по нему, то справа будет заправка. Там он возьмет чай по акции. Я пью во время занятий только воду.

Любовь — это желание делиться. Никогда не думала, что так, но услышала вчера в сериале «Химера». Главный герой говорит своей девушке:

—  Я люблю тебя, я хочу делиться с тобой всем.

Сегодня яркое солнце. Я делаю фото и мысленно делюсь с ним: «А ноябрь бывает и вот таким».

В бассейне я танцевала, танцевала и мысленно рассказывала ему, что в бассейне чисто, светло, тепло, немноголюдно, и я могу просто ходить по дну, представляя себя королевой, которая идет по замку в замедленной съемке, за ее спиной развивается длинный шлейф пышного платья. Я смотрела на свои ноги, мышцы под водой и думала: «Это — я». Теперь я у меня есть. Я кружилась и лежала в воде в позе эмбриона. Я думала о том, что теперь я могу снова родиться, и рожу себя я сама, и любить себя буду я сама. Я буду себе очень рада.

Я вышла из ТЦ и увидела, что он стоит вдалеке, где паркуются все инструкторские машины, в компании двух мужчин. Они что-то обсуждают. Я остановилась. Он поднял руку и указал мне на машину, мол: «Прошу». Я шла и так улыбалась, что пришлось опустить голову. Он слушал мужчин, легко кивал и смотрел на меня. Солнце светило по-летнему ярко. Я села в машину. Он попрощался с приятелями, и они все расселись по своим машинам. Я настраивала сидение и увидела, в соседней машине пожилой инструктор сидел, приблизив лицо к стеклу, и смотрел куда-то вдаль, мимо меня, и были у него такие голубые, полные нежной грусти глаза. Я долго наблюдала за ним. Что он видел в вечернем синем февральском небе? Я все хотела показать его моему инструктору, но боялась, что, подав голос, спугну момент, а дотронуться до инструктора, чтобы позвать его жестом, я не могла.

#формаслов_проза

Анастасия Кашпарова, шорт-лист Волошинского конкурса

Одуванчики

Кошки живут в небольшой двухкомнатной квартире, находящейся в тихом районе не в центре, но и не на окраине города. Их притащили сюда еще котятами — вызволили из подвала, посадили в куртки, прижав к груди, и доставили сюда на такси. Они даже не выглядывали наружу, только сидели, сжавшись, ожидая новой участи. С тех пор их выход за пределы квартиры ограничился попытками выглянуть в коридор. Один раз одна из кошек выскочила туда и испуганно встала на месте, не зная куда бежать, но ее тотчас схватили и вернули в квартиру.

В квартире много места. За те полгода, что кошки здесь поселились, пространство организовалось под их нужды как бы само. Самое высокое место, почти под самым потолком, в смежной с кухней комнате стало первой освоенной территорией — сюда испуганные кошки забрались в первый же день, вжавшись друг в друга. Они вылезли на осмотр квартиры не меньше, чем через неделю. Тогда начался захват остальных земель — лоток в туалете, тумба в спальне, подоконник и окно с видом на что-то далекое и недостижимое. Вскоре добавились коробки, притащенные из ближайшего супермаркета, в которых кошки организовали домики-лежанки, странная большая когтеточка, полки шкафа, ванна, кровать в конце концов, а впоследствии и столы, с которых кошек приходилось сгонять время от времени, дабы не жрали из тарелок.

Так кошки основательно захватили квартиру. Одна решила избрать своим ключевым местом тумбу, с которой через некоторое время стали свисать ее лапы во время сна, так как котенком по габаритам она быть уже перестала. Вторая предпочла коробку, которая вскоре немного развалилась.

Весна пришла резко. А вместе с ней и запахи. Кошки стали все чаще царапать окно и внюхиваться в открытую щелочку. Выйти вовне не было возможным, потому окно на улицу казалось выходом в неразгаданное, необыкновенное и не представляемое вовсе. Манили только инстинкты, они подстегивали попробовать, подсовывали запахи и звуки, не раскрывая большой тайны.

Были куплены шлейки, надеты на кошек, которые в свою очередь были успокоены чесанием за ушами и ласковым «тише, тише». Минуя небольшой коридор, лестницу и тяжелую дверь, на руках у нас кошки внезапно выпадали (скорее, попадáли) в огромный, необузданный и пугающий мир, не ограниченный куполом квартирного потолка, стенами квартирных комнат и привычными запахами дома. Глаза кошек застывали в изумлении и страхе, животные возбужденно ползали через траву, вжавшись в нее от никогда ранее не испытываемого или совершенно забытого чувства. Их носы воспринимали тысячи новых запахов, усы цеплялись за паутинки, вокруг были муравьи, трава, желтые бутоны одуванчиков и белые шапки одуванчиков (оседающие на всем вокруг, в том числе и на шерсти), песок и асфальт, смех людей, шум проезжающих машин, далекое и необъятное небо. Так жутко и удивительно внезапно узнать, что за пределами квартиры есть мир, который больше в тысячи раз, и в нем в тысячи раз больше опасностей и в тысячи раз больше прелестей.

Можно остаться в своей квартире, каждый день менять место сна, открывая для себя все новые полки, кушать корм, который, вероятно, будет меняться в зависимости от достатка хозяев. Можно протестовать и не ходить в лоток, а ходить около лотка или под кровать, или все-таки ходить в лоток, но настолько неаккуратно, что хозяевам все равно придется грузно выдыхать и тащить брыкающийся шерстяной ком в ванну. Можно бояться купания как самого ужасного, что может произойти, и трусливо убегать, когда появляется недвусмысленные намеки на него. Можно устроить настоящую кошачью войну за территорию или ласково и лениво спать вдвоем, свернувшись в единое произведение эстетического искусства.

Можно остаться в квартире и думать, что квартира — это весь мир.

А можно выйти на улицу и узнать, что там одуванчики.

#формаслов_проза