хилимся живём

Самая большая наебка, которую придумали учителя английского — это уровни языка. Каждому уровню соответствует своя линейка учебников и дополненительных материалов, которые обучающийся в начале года должен купить. Так можно продать больше книжек. Ещё у ученика появляется чувство прогресса — заплаченные деньги дают ощущение движения вперёд.

Однако все те, кто с иностранным обращаются умеючи, согласятся, что такое поступательное движение от простого к сложному никогда не происходит. На начальном этапе это действительно так, но затем наступает невероятный всплеск, не вытекающий из линейной логики равномерного развития. В какой-то точке ты целиком входишь в язык. Он дан тебе весь и сразу, пониманию открывается всё. И это не потому, что ты аккумулировал огромную сумму знаний, умений и навыков, чей объем позволяет тебе с лёгкостью с языком обращаться, причина в том, что в какой-то момент ты прорвал барьер и язык явился тебе целиком, как структура. Для этого, правда, надо сначала накопить критическую массу, но затем происходит взрыв, трансгрессия, которая не укладывается в пирамидальную схему современных учебников.

Увидел на объявлении о дорожных работах надпись "УЛ. КАРЛА-МАРКСА". Это как сорока-ворона. Как я писал тут, произошла полная десемантизация, это призрак призрака.

Праваки — это белые шнурки на берцах, это бритые головы. Это залитый перцем азербайджанский таксист, это проломленная голова кенийского студента. Их кровь и почва — это ненависть и насилие.

Но времена стали спокойные, сытые, зажиточные. Фа и антифа больше не пиздятся на улицах, нравы поменялись. Зумеры презирают насилие всей душой. Это высокоморальные, чуткие к любой несправедливости люди. Они устанавливают границы, чекают привилегии, волонтёрят в шелтерах для жертв абьюза. Ублюдки типа Тесака, забитое зверьё с битами никогда не смогли бы найти ключика к их сердцу. Поэтому правачкам пришлось переодеться. Появился новый тип: интеллектуальный правый, новый правый. Примеры: Юнеман, Пожарский, на западе — Шапиро, Питерсон.

Особенно показателен случай Михаила Пожарского. В лихие нулевые он занимался эмоциональным насилием, газлайтингом и троллингом в ЖЖ, потом осознал себя как правака и начал избивать среднеазиатов с рынков и таксопарков, о чем оставлял отчёты у себя в блоге с красочными фото. Потом он решил убивать бездомных собак. Какой бы напастью они ни были, понятно, что вигиланты, которые разбрасывают фарш со стеклом и стреляют по животным из огнестрела, делают это из соображений садистических, все остальное — это рационализация. В общем, ничего хорошего. Мелкий преступник, которому место в тюрьме.

Но Михаил очень четко уловил цайтгайст и одним из первых запустил ребрендинг. Началась либерализация. Сначала он стал национал-демократом, потом либертарианцем с традиционным уклоном. Нил Перри и Норз Фейс никуда не делись, но он зализался, сделал аккуратную стрижку, надел очки в модной оправе. Теперь в своих видео он рассказывает про Хайека, когнитивные искажения, изъяны плановой экономики.

Но он собак резал блять. Крошил битое стекло в фарш с отравой. Собаки потом умирали в муках, кровью блевали. Он брал винтовку свою и по собакам палил, мозги им вышибал. Заказывал такси, ждал, пока к нему приедет Авазбек или Гагик, а потом засовывал баллон с химическим оружием в окно и распылял. Таксист кричал, пытался глаза закрыть. А он его выволакивал и ногами хуярил. По лицу, по уху, по печени, по лицу. Пока месиво кровавое не останется. А потом фотался на фоне и шел домой хвастаться в уютную жежешечку. Какой ему нахуй Фридман? Какая австрийская блядь экономическая школа, безусловный базовый доход? Это же ублюдок настоящий. А нет, стоит в своих красивых очках и футболке поло, пишет в популярный Телеграм канал. Весь из себя такой интеллигент, сука.

Леваки, слушайте меня сюда. Никакого постгендерного мира не будет. Мы ляжем костьми, чтобы отстоять наше право быть мужчинами и женщинами. 7 миллиардов мужчин и женщин так просто не стереть и не уничтожить. Мы будем драться до последней капли нашей цис-крови. У нас оружие, у нас власть. Если вы изгоните нас из политики, мы уйдем в подполье, если вы изгоните нас из академии, мы будем собираться в подвалах церквей. Мы будем жить в лесах, рыть землянки. И девочки там будут кашеварить и ткать, а мальчики охотиться на оленей и стоять в карауле. Руки прочь от нашего естества.

Мне всегда было очень смешно, когда перед очередными американскими выборами русская молодежь делится на два лагеря и начинает играть в вариацию ковбоев и индейцев — в демократов и республиканцев. Создаются какие-то группы в поддержку Хиллари Клинтон на пятьдесят тысяч человек, обсуждаются тонкости системы выборщиков, делаются смелые прогнозы, как Трампу отстоять Айову и Флориду. Полный Барнаул, Алтайский край. Да, политическое поле в России выжжено, поэтому приходится подсматривать за соседом с работающей демократией, но тут есть и элемент легкого помешательства. Эти люди в трансе, они заворожены Америкой, у них перед глазами летают белоголовые орланы, сыплются звезды, распускаются фейерверки, как на 4 июля. Они реально на какое-то мгновение забывают, что они не американцы.

Тем отраднее видеть, что в последнее время происходит массовое разочарование в Америке. Она понемножку покидает коллективное Воображаемое. Теперь все знают, что копы там лютуют и убивают направо и налево, во время бунтов сжигают целые кварталы, а в детских садах из детей делают трансгендеров. Такого нет ни в одной цивилизованной стране мира, это варварство, хаос, и даже выборы там проходят с беспрецедентными махинациями на уровне банановых республик. Никто больше не хочет в Америку, новые модные цели для эмиграции — это Канада, Австрия, Швеция. Но эти страны никогда не внушали миллионам людей ложные идентификации. В них слишком мало той самой безумной магии.

Досуг — это, возможно, не работа, но точно труд. Как мы трудимся после работы: смотрим сериалы подряд, как за конвейерной лентой, гриндим дейлики, прокачивая анимешных девочек, занимаемся нетворкингом, читаем материалы по повышению квалификации. Дома нас ждет потребление. Это не отдых, не приятное времяпрепровождение, это заключительный этап цепочки производства. Любой сложный продукт требует от потребителя высокого напряжения сил. Мы включены в эти цепочки как в офисах, так и дома. Мне известен только один способ действительно отдохнуть — это лечь спать. Но спим мы лишь затем, чтобы накопить больше сил для нового витка производства и потребления. Я чуть не начал делать списки того, что мне нужно посмотреть или прочитать после работы, но вовремя осознал, что решил пахать в две смены, поставив этот список надсмотрщиком за самим собой.

Тогда мне пришла в голову идея, что человек — это просто муравей, он целыми днями работает, он может только хуячить. И дети, которых я учу, тоже уже трутни и тоже хуячат с младых ногтей. Школа и существует для того, чтобы примирить человека с мыслью, что ему надо вкалывать, тянуть лямку. И родители это хорошо понимают: для того, чтобы причастить детей реальности работного дома, они записывают своих чад на конные скачки, на карате, в художественную школу. Вот мы и хуячим. Поэтому я не понимаю, зачем торопиться с работы домой, ведь там то же самое, тоже труд за станком. Возможно, там любимые. Любовь на работу вроде как не похожа — надеюсь.

Я тоже. Я тоже.

хай нетворз индивидуал

Продолжая тему. Если досуг — это труд, то трудимся мы все кустарно. Мы дилетанты. Однако в прошлом люди умели проводить досуг профессионально. К сожалению, это искусство было утрачено с упадком аристократии. Аристократ — это человек, который свободен от личного участия в производительном труде. Он может посвятить всего себя чтению. Век аристократии — это эпоха больших романов. Диккенс и Бальзак, писавшие про маленьких людей, на самом деле создавали развлекательный контент для сибаритов на полную ставку, а не для уставших, задушенных нищетой пролетариев. С исчезновением аристократии практически исчезла и высокая культура. Пропал читатель — пропал и поэт.

Мы с вами — это последние аристократы, аристократы духа. В наших силах восстановить культуру профессионального, серьезного досуга. Я решил стать геймером-аристократом и плотно заняться компьютерными играми без прочих отвлекающих факторов, вроде работы с девяти до пяти. Моим фокусом станут творения студии Пиранья Байтс: Готика, Райзен, Элекс, Фарминг симулятор.

Илон Маск. Слушай меня сюда. Хватит к нам в друзья набиваться. Мы тебя никогда в нашу ватагу не примем. И мячик вместе пинать не пойдем, в одном поле срать не сядем. Понял, богатей? Гусь свинье не товарищ. Пытаешься за нашего сойти, типа модный приколист, любишь аниме, мемчики? Знаешь что, смени себе пиарщика уже, этот тебя только позорит. Я вас всех, мажориков, насквозь вижу. Вы же не люди, вы рептилы. У вас язык раздвоенный и трое легких, а сердца нет. Иди вон заработай полмиллиарда долларов до обеда, замени золотые унитазы в своем особняке на платиновые, терраформируй Марс, только отстань от нас, от простых честных ребят, хватит, сил моих уже нет. Вдоволь ты уже над нами покуражился, но пора и честь знать. Я вижу, по нормальному ты не понимаешь, говорить с тобой бесполезно. Так что лучше на глаза мне больше не попадайся.

Читая споры о религии в интернете, можно наткнуться на фигуру, которую условно можно отнести к "новым", "интеллектуальным" правым. Это традиционалисты, которые используют язык и образ мысли современной критической теории, но уже для отстаивания консервативных позиций. Так, они прибегают к излюбленному приему прогрессивистов — апеллируют к науке и статистике. Они говорят о Боге и церкви не с позиции прихожанина или мистика, но социолога или политического управленца. Для них упадок религиозности — это не свидетельство грядущего Судного дня, не просто грех, Содом и Гоморра. Это в первую очередь причина плохой работы многих социальных институтов. Ведь статистика подсказывает, что в более религиозных странах выше коэффициент счастья, крепче семьи, меньше самоубийств. Такими данными они и делятся во время споров. То есть вера для них — это не рискованное предприятие, не некий опасный прыжок от абсурда к абсолютному чуду, это просто смазка, которая заставляет шестеренки общества крутиться плавнее. Это не отменяет того, что на уровне их собственной экзистенции они действительно могут верить мистически, но когда в своих суждениях они укрупняют масштаб, то их мышление начинает подозрительно кое-что напоминать.

Излюбленные компьютерные игры "интеллектуальных" правых — это глобальные стратегии от Парадокс Интерактив: Европа Универсалис, Виктория, Хартс оф Айрон. Так как правый неспособен чувствовать мир иначе, кроме как в категориях отпадения от блага и деградации, настоящее кажется ему гнилым, пораженным болезнью (социализмом, этатизмом, чумой гендерных исследований и т.д.). Эти игры дают возможность вернуться в золотой век, сделав его своим будущим, создать более справедливый исторический сценарий: победить за Германию в Первой Мировой, разбить большевиков за белых и т.д. Фанат парадоксовских стратегий действительно будет воспринимать религию как своего рода модификатор к внутриигровым параметрам, бафф к "счастью", "росту населения", "экономическому процветанию". Разумеется, игра не может ухватить религию как таинство, как личную мистическую практику вне ее институциональной пользы, это же не удается и "новым" правым.

Сейчас будет глубоко палийская мысль. Самое безумное, что с человеком делает работа — это заставляет его считать, что есть время чужое и есть время свое. Чужое время — это собираться на работу, ехать на работу, сидеть на работе. Свое время — это смотреть сериал, гулять, спать, курить. Создается иллюзия, что без работы было бы больше свободного времени, но скорее, без работы не было бы времени вообще. Именно работа поверяет время, она разбивает его пространство: от урока до урока, от смены до смены, через будни к выходным. Время может быть явлено нам только после этой разбивки, без нее оно вовсе не дано нам для ощущения. Посмотрите на ребенка на каникулах: для него времени не существует, он даже не чувствует, что оно идет или стоит. Его день не разбит, и поэтому он бесконечен. Можно сказать, что он вообще чувствует себя бессмертным, потому что смерть появляется на сцене только после размежевания времени. Смерть ощущается как нехватка времени, его утечка. Чтобы бороться с этой причиняющей страдание утечкой, время следует копить, удерживать. Это и есть прокрастинация — такой способ обращения со временем, когда каждый миг бесконечно придерживается в попытке длить его как можно дольше (как когда мы пытаемся доспать пятнадцать минуть до будильника); расстаться с мгновением — значит обречь его на смерть, поэтому надо вцепиться в него когтями. Но время, очевидно, никак не удержать, его нельзя присвоить, его нельзя объявить чьим-то или кому-то продать. Время на работе, любимой или нет, не более свое или чужое, чем время, проведенное за сериалом, интересным или нет. Отсюда, повторюсь, не следует вывод, что работа отвратительна, потому что отравляет время, впускает смерть и заставляет невротически откладывать все на потом, наоборот, работа творит время из воздуха, там, где не было ничего вообще. Я подозреваю, что в буддизме должны существовать практики, которые позволили бы отучиться цепляться умом за время, присваивать себе мгновения, но они мне, к сожалению, не знакомы.

10 сезонов Лакан-ликбеза. Я непобедим.

Продолжая тему. Поверив в существование «своего» и «чужого» времени, современный человек развязывает против смерти войну. Его день превращает в поле битвы, разрезанное траншеями, перекопанное артиллерией. Мы не уступим работе ни сантиметра земли. Мы отбросим ее за реку и будем удерживать статус-кво, пока можем. Восемь часов — и ни минутой больше. Мы не пустим захватчика в наши дома, мы не будем отвечать на звонки, мы включим ютуб, чтобы не думать про работу. Отступать некуда — позади выходные.

Но иногда можно позволять себе редкие вылазки, контратаки. Можно переприсвоить себе время, отбить его у работы. Можно курить каждый час. Можно ходить на работе в туалет. Второй вкладкой открыть соцсеть, слушать подкаст в автобусе. Тогда смерть немного отступит, письмо траншей разгладится, время снова станет неразмеченным.

Зумер-прекарий живёт в эпоху «позднего» капитализма — в самый разгар жестоких боёв. Это вообще лютый универсальный солдат. Кому война, а ему мать родна. Так как запах напалма стал для него вторым воздухом, война потеряла самоцель, теперь он просто кайфует. Речь больше не идёт об удержании хрупкого баланса между работой и отдыхом, у него смешались конелюди. Он работает из дома, одновременно смотрит аниме на втором мониторе, в закладках тедтоки с мотивацией, на трубке круглые сутки — работает с клиентами, параллельно мониторит хэндхантер, криптобиржи, развивает нетворкинг, читает материалы по повышению квалификации. Самое страшное — со стороны непонятно, страдает ли это порождение войны или наоборот наслаждается.

Антипрививочники не выступают против вакцин как таковых. На них всем было бы плевать, как всегда было плевать на прививки от гриппа или кори. Бунт глубинного народа начался не потому, что Спутник V недотестирован, или потому что для антиваксеров устроили гетто — это реакция на массовое бурное воодушевление, прививки окружающее. Как-то так вышло, что государственник и активист оказались в этот раз по одну сторону баррикад, решив, что прививки — это тупа кайф. Вакцина — это и символ силы и величия государства (у Украины своей нет!), и философский камень, высшее достижение науки. Многие так вообще влюбились в прививки. Эпивак, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Э-пи-вак: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по небу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Э. Пи. Вак.

Ясное дело, что такое помешательство — это шиза полная. А шизики всегда вызывают тревогу, смущение, потому что с ними непонятно, как себя вести и чего они хотят. К сожалению, свои сложные чувства антиваксеры смогли выразить только при помощи другой шизы. Они запутались, решили, что их возмущают чипы, печати дьявола, побочки в виде бесплодия и аутизма. Но на деле их просто раздражало сочащееся наслаждением публичное поле.

Домашняя работа: провести параллели с культом холокоста и отрицателями геноцида.

Русские умеют абсолютно очаровательно говорить про свой «национальный характер». Для такой речи свойственно притворное уничижение, которое наоборот обнажает гордость и достоинство:

«Мы, русские, такие непунктуальные, неорганизованные совершенно, короче, опоздулькины... А вот в Германии — там казарменный порядок, все как по часам... А нас хоть долби шпицрутенами, хоть не долби — ума не прибавится. Вот такие мы умилительные шалопаистые обормоты. Характер у нас хулиганский: нам одно говорят, а мы другое делаем, никого не слушаем. Ну что с нас взять, с сахарных разбойничков, с пряничных бармалейчиков. Вы нас не ругайте, толку не будет. Лучше расцелуйте нас в наши толстенькие пузики».

Есть подозрение, что дети над нами угарают. Они смотрят на нас и вообще не понимают, как можно такой дурью маяться.

Взять, например, патриотизм. Мне не кажется, что дети слишком глупы, недоразвиты, чтобы патриотизм освоить. Будем честны, это не слишком сложная интеллектуальная операция. Но патриотизм всё же оказывается для ребёнка заповедован. Он просто не может в толк взять, как что-то под названием «страна» может стать предметом любви.

Можно ли любить кафельную плитку? Можно ли любить пищевую соду? А водород? А хлебные крошки? Это очень неудачные для либидинальных инвестиций объекты. Другое дело машинка, грудь, мама, конфеты, тетя Света. Вкусно, мягко, тепло, безопасно. Но как можно испытывать какие-то чувства по поводу цветной тряпочки или строгого дяди по телевизору — это для бэбика великая тайна бытия.

Очевидно, что для патриотизма нужна специальная школа. Но помимо школы гражданской добродетели предварительно стоит научиться переносить свою любовь на объекты, для этого не очень предназначенные. Нужно пройти школу перверсии, школу фетишизма. И не надо мне говорить, что любовь к Родине органично вытекает из любви к дому, это можно оставить для учительницы по литературе. Мне никогда не было понятно, каким образом Улан-Удэ или Грозный — это мой дом, или как все русские вокруг — это продолжение моей семьи.

Зато я прекрасно помню момент, когда я впервые вкусил от плода патриотизма сполна. Это было лет в 5-6 во время просмотра передачи «Большие гонки» с Дмитрием Нагиевым. Если кто не помнит, это веселые старты для взрослых, только с быками. Походу, эту программу делали специалисты по НЛП, фбровцы. Она оставляет на психике неизгладимое впечатление, впечатление, это мощная меметическая бомба. Когда Нагиев орет, бык ревёт, спортсмены в красном трико подтягиваются на скорость, а на фоне играет нетленочка «ДАВАЙ ДАВАЙ ДАВАЙ РОССИЯ ДАВАЙ ДАВАЙ ДАВАЙ КРАСИВО» — можно из собаки сделать русского. Я долго не мог понять, в чем прикол, но так как взрослые почему-то болели, волновались, охали, сжимали кулаки — поневоле приходилось смотреть и внимать. И вдруг до меня дошло. В ту секунду я понял, что я русский, всегда был русским и умру русским. Бело-сине-красный флаг оставил клеймо на моей сетчатке и на моем сердце. «Большие гонки» с Нагиевым сделали для моего патриотизма больше, чем любой парад на девятое мая, чем любые военные сборы.

Геймеры. Братья. Коллеги. Я буду держать речь.

Леваки решили отнять у нас самое важное. Они пытаются уничтожить Красоту. Мир — это вотчина Антихриста. Там всегда царили слабость, уродство, деградация. Но у нас были игры. Это был наш новообретенный Эдемский сад. Сильные, смелые мужские герои вершили там суд, справедливость, прокачивали уровни. Сексуальные женщины — очаровательные дриады, трогательные нимфы — послушно склоняли головы, когда мы выбирали нужные реплики в диалоге. Мы не ценили того, что имели, и поплатились за это.

Мы живём в эпоху Эбби из The Last of Us 2. Это перекачанное чудовище, чьи чресла никогда не знали юбки или ажурного белья, забивает насмерть клюшкой Джоэлла, нашего брата-геймера. И мы это стерпели! Игровые журналисты, которые ставили этой мерзости 10/10, до сих пор спокойно спят в своих постелях (со своими мужьями-г*еями). Они нарисовали Элой во второй части Horizon Zero Dawn огромные щеки, как у бурундука-бодипозитивщицы. Они сделали из Амазонки в ремастере Diablo 2 потрепанного временем трансвестита. Вам нужны ещё примеры?! Это все происходило на наших глазах.

Когда-то мир отвергал нас. Мы были страшилкой для родителей и учителей. Геймеров путали с хакерами, педофилами, террористами из организации Анонимус. Игры называли причиной скулшутингов. Мы стерпели все пущенные в нас камни, подставили вторую щеку. Они были глупы, но кроме нас у них никого нет. Пришло время доказать миру, что геймеры — это вовсе не жалкие комнатные тролли, а последний рубеж между цивилизацией и варварством.

Потому что есть вещи, которые не должны кануть в Лету. Платон был прав, когда говорил, что Благо неделимо, ты не можешь убрать из него Красоту или Смелость, Добро или Заботу, чтобы оно по-прежнему оставалось Единым Благом. Поэтому изменение размера жопы Вдовы из Овервотча — это не только наступление на Красоту, это атака на все, что вообще может быть прекрасным. На кону стоит будущее Западной цивилизации, история белого человечества от Аристотеля и Фомы Аквинского до Илона Маска и Джордана Питерсона.

Восстаньте же, геймеры! Ради 2b, ради Лары Крофт, ради Лизы из Биошока. Мы играем в условиях, когда сэйв/лоад невозможен, у нас только одна попытка, необходимо действовать решительно. Надеюсь, что вскоре мы будем пить эстус над лутом с трупов наших врагов — коммунистов.

оксимирон рифмует "несогласованная демонстрация" с "люстрация" 🙄🙄🙄🙄🙄

Я никогда не пожму руку человеку, который называет себя граммар-наци. Начнем с того, что у меня оба прадеда воевали. Мне, как любому нормальному русскому, нацики неприятны. Вот как так вышло: десять сталинских ударов, 27 млн погибших, а фашизм снова поднимает бритую голову, теперь в виде блюстителей грамматики в интернете?

Это вовсе не случайность, что они называют себя грамматическими нацистами. Язык — это правила, а правила обычно где? Правильно, в концлагере. Фашисты строили самые страшные концлагеря. Освенцим, Треблинка, погуглите. И вообще, я — это желающая сингулярность, вулкан, сверхновая. Язык нужен, чтобы меня ограничить, уложить в свое прокрустово ложе, кастрировать. Я не могу писать КАРОВА, но почему??? Потому что я не хочу получить двойку от русички. Вот тебе и карательный аппарат. Потому что правила грамматики написаны кровью несогласных. Вы слышите «жи—ши пиши через и», а я слышу крики замученных в подвалах орфографического гестапо. И в итоге я все равно же пишу КАРОВА или ФАНТАН, но на уровне ошибочных действий, которые, как показал Фрейд, показывают истину бессознательного. Так я партизански борюсь с фашизмом буквы и запятой, наношу смелые булавочные уколы.

Что я точно знаю. Люди, которые правят чужие ошибки в интернете — это те же самые типы, которые намалевали два миллиона доносов. Это те, кто в университете поднимали руку и спрашивали у препода разрешения выйти в туалет. Это те, кто обожают маски, век бы носили маски, как можно было вообще жить без масок. Это те, кто просто выполняли приказ. Это те, кто сами всегда тянут деньги кондуктору, хотя он и не думал подходить. Эти люди молятся на словари. Если слова нет в словаре, значит его НЕТ. Если убрать из словарей гордость, достоинство, честь, они сразу станут недостойными, бесчестными червями. Короче, те ещё шельмы, люди крайне непорядочные.

Посмотрите в «Грустных тропиках» у Леви-Стросса. Когда у примитивных народов появляется письмо (стараниями миссионеров, обычно), то следом возникают армия налоговиков, суды, тюрьмы и прочие неприятные вещи. А поэзия у них и так была. Оно нам точно надо?

Поэтому можете не править мои ошибки, у меня к письму и письменным правилам минимальное уважение. Ол копс ар бастардз. И вообще, как говорило светило нашей поэзии, «Как уст румяных без улыбки, / Без грамматической ошибки / Я русской речи не люблю».