В "Мотыльках" есть тема, которая вызывает у некоторых людей резкое отторжение и даже хейт. Это тема любви к себе-людям, которая не противопоставляется ("люби себя, а не людей"), а сопоставляется ("люби людей, как себя").
Это была отправная точка книги, потому что новомодные советы психологов "люби себя и будет тебе счастье" вызывали у меня сильное противоречие, ведь в моем миропонимании и в устройстве психике в целом, как я позже выяснила, люди любят себя изначально. Человеческая природа изначально эгоистична. А страдают люди от того, что мир не удовлетворяет их подсознательные желания, и эта неудовлетворенность стала восприниматься как нелюбовь к себе, поскольку люди в целях удовлетворить свои желания следуют чужим советам, живут не свою жизнь, выполняют работу, для которой не подходят, не выдерживают стрессы, потому что такие машстабы им не по силам, и так далее.
И изначально смысл книги был в том, чтобы показать, что человеку не нужна установка "люби себя и плюй на всех", когда он на своём месте, занят своим делом, поэтому удовлетворён жизнью и не зацикливает любовь на самом себе, а дарит её окружающим и созидает. Это если совсем вкратце. И сколько бы я ни думала об этом, сколько бы ни встречала примеров, — всё это лишь убеждает меня в том, что концепция верна.

Но тут возникает следующая проблема. Чтобы испытывать отдающую любовь (то есть просто понять и принять человека, не испытывая к нему злых чувств, быть к нему милосердным, справедливым), а не эгоистическую (любить в себя и для себя), нужно очень и очень много усилий. До этого надо морально вырасти.
Поэтому книга пишется медленно. Потому что я не могу написать о том, чего пока ещё не испытала сама. Потому что не хочу врать читателю. Но постепенно, пробираясь к цели, я вывожу свои ощущения строчку за строчкой.
Так что моя книга меня воспитывает и заставляет развиваться, подниматься над собой. Это одна из главных причин, почему я её пишу.

Все осталось горсткой пепла на ладони. Любовь, цели, надежды, планы, светлые лица близких — все стало серым безликим пеплом.
Под ногами была дорога. Все та же дорога, какая была час назад, два, день, неделю, год.
Рой остановился на перекрестке и приложил руку к правому виску. Боль в месте удара о лед на несколько мгновений отрезвляла, но не могла отвлечь от событий минувшего дня.
Они погибли. Они — пепел, втоптанный в снег.
Неровным шагом Рой пошел дальше. Нащупав в кармане сигареты, он вынул пачку, рваными движениями вынул одну, уронил в снег, вынул другую. Зажигалка не хотела давать огня. Тогда он бросил ее в снег и пошел дальше.
Они погибли. Мысль это ударялась колоколом в его мозгу.
Стоял февраль. Отвратительный, гадкий февраль. Он стелился морозом по тротуарам, хищно бросался на прохожих, пускал в глаза снежную пыль.
Город замерзал. Леденели мечты. Индевели дороги в будущее.
Как легко, как быстро пала гордая стая, дух которой реял над крышами домов! Все великое, что нельзя уничтожить снаружи, уничтожается изнутри. «Волки» были теми, кто бежит за своим вожаком, прогоняя охотников. Теперь они станут теми, кто вгрызается в обнаженные шеи беззащитных людей. Стержень команды сломан, сгорел в пожаре.
Все, что было дорого, — пепел. Все, что давало смысл жизни, — пепел. И ничего, кроме пепла, больше нет. Счастливые дни вытекли кровью из простреленного закатом неба.
Острая и жгучая боль кромсала душу. Разум искал на знакомых дорогах следы любимых и близких. Хотелось пойти по следам. Хотелось выбежать за границы ночи, чтобы схватить теплую, живую руку. Призраки ускользнули, разбивались стеклянным звоном на колкие февральские снежинки. На ладони осталась безжизненная снежная пыль и больше ничего. И растаяла она столь же стремительно, как десятки ушедших жизней.
Рой остановился, закрыл лицо рукой, глядя перед собой сквозь пальцы. В его глазах отражалась боль, которая нередко приводит к безумию, когда проходит шок неверия. Перед внутренним взором стояла Елена, образ её неумолимо рассыпался серой пылью. Вот и нет теперь его пламенной любви на земле. Так мало она наслаждалась жизнью, так безнадежно мало!
Хотелось выть, до хрипоты выкрикивать в черноту небес имена, звать их назад, сюда, чтобы они озарились жизнью снова, чтобы они жили еще; чтобы снова услышать задорные голоса тех, кто так мало ходил по земле; чтобы снова увидеть глаза, полные мечтаний и надежд, благородных идей и света. Хотелось сорвать голос, но звать всех тех, кто еще несколько дней назад ходил по этим дорогам и думал о завтрашнем дне, и кого больше нет. Нет для них завтрашнего дня.
Но с неба падал безразличный белый снег. Он заметал следы ушедших в небо. И ничего не осталось, кроме снега. Куда ни глянь — везде февраль.

Эта книга от начала до конца, в целом и в подробностях представляет движение от зла к добру, от несправедливого к справедливому, от ложного к истинному, от мрака к свету, от алчности к совестливости, от гниения к жизни, от скотского состояния к чувству долга, от ада к небу, от ничтожества к богу. (Виктор Гюго)

И это было все, что он мог отдать.

Что ещё у меня есть?