"Я не вижу противоречия между декриминализацией побоев и принятием закона о домашнем насилии, я вижу как раз очень логичную последовательность. В этом отношении я расхожусь с большинством людей, которые выступают за принятие закона и его пропагандируют. Те люди, которые выступают за внесение закона о домашнем насилии, обычно против декриминализации статьи 116 УК. Я ее поддерживала и продолжаю считаю правильной мерой. Декриминализация означает перевод процесса из уголовного в административный, который гораздо дешевле и быстрее и с большей вероятностью приведет к результату.+

Статья 116 является статьей частного обвинения, то есть на заявителя, на жертву, возлагается обязанность и сбора доказательств, и представления себя в суде. В отличие от этого порядка, порядок административного судопроизводства не допускает возможности забрать заявление назад, что являлось проклятием статьи 116, потому что до 70 % заявлений забирались заявительницами. Фиксируемый рост числа обращений – хороший признак, а не плохой. Это не означает, что стали больше бить, это означает, что стали больше обращаться. Главная беда такого рода преступлений – латентность, скрытость: люди не жалуются или их жалобы не рассматриваются. Мы резонно обвиняем полицию в том, что она не принимала возвращала заявления, но полицейские знали, что с 70-процентной вероятностью к ним на следующий день придет заявительница и заберет заявление. С Кодексом об административных правонарушениях такое невозможно. Но декриминализация 116-й статьи разумна только в виде первого шага, за ней должен следовать закон о домашнем насилии. Сказавши А, нужно сказать Б.

Что действительно было плохо в декриминализации 116-й статьи – это ее публичное оформление. Говорилось много всякой ерунды про какие-то шлепки, про то, что не надо лезть в семью, и так далее. Публичная риторика была чудовищной и приносила вред, внушая людям совершенно неправильные представления о том, что можно и чего нельзя. У этого тоже была своя светлая сторона, потому что эти идиотские разговоры очень разозлили женщин-активисток и правозащитное сообщество и сподвигли их сделать свою кампанию более заметной и энергичной. Тем не менее, то, что говорят НКО, адвокаты и правозащитники, не так слышно, как то, что говорит депутат или сенатор.

У нас, то есть у рабочей группы СПЧ, есть компромиссный текст. Мы придерживаемся минималистской тактики: нам важно, чтобы в закон были введены базовые понятия и чтобы сам закон был принят. Это будет очень важный сигнал о том, как Россия представляет правовые и нравственные нормы в той области.

Наш минимальный пакет включает введение в законодательство запрета на приближение – того, что называется ограничительный ордер, который может выписывать на краткий срок участковый, а на более долгий срок – судья. Сроки могут обсуждаться, важно, чтобы была возможность развести физически в пространстве агрессора и жертву.

Второе – это убежища или шелтеры. Это довольно сложный вопрос, потому что обязанность их организовывать и поддерживать их работу возлагаются на региональные власти. Это деньги, но временное жилье для жертв домашнего насилия уже существует, этим занимаются НКО. Если мы введем это понятие в закон, их расходы смогут компенсироваться из бюджета, то есть это будет социальная услуга. Деньги на поддержку социально ориентированных НКО есть, НКО есть, убежища есть, хотя их недостаточно. При помощи закона мы соединим эти бюджетные ресурсы и те организационные ресурсы, которые есть у НКО, и обяжем региональные власти озаботиться этой проблемой.

Я думаю, что те, кто сейчас выступает против закона, во многом оперируют ложными понятиями и представляют себе что-то свое. Когда они увидят текст, я думаю, что количество противников сильно поуменьшится. В нем нет многого из того, что пугает консервативно настроенных людей, там есть простые разумные вещи, которые доказали свою практическую пользу во многих странах. Например, в Казахстане после того случаев домашнего насилия стало меньше. Мы ставим перед собой задачу снизить количество тяжких и особо тяжких преступлений, а домашнее насилие во многих случаях эскалирует чрезвычайно быстро: то, что начинается как плохо описываемые языком закона эпизоды «плохих отношений в семье», очень быстро превращается в побои, телесные повреждения и убийства».