Дальневосточные Ведомости

А ты закупился гречкой?

Марина ПОПОВА

Призрак старых талонов подобрался к новому поколению

Про это сейчас нельзя говорить. И ещё про это нельзя. А вот про это можно, но с оптимизмом. Если слёзы, то обязательно сквозь смех. Если горе, то не беда. Важно, что живём мы хорошо, всё лучше и веселей.

Особенно сейчас, когда доллар взлетел выше облаков, и мы все тоже летим, как крокодилы, низенько-низенько, где-то между небом и землёй, по магазинам, по лавкам, в панике скупая всё подряд.

Банкоматы мечут рубли, как икру, и съедаются эти рубли быстрее, чем тарелка с противной гречкой, которую обычно мало кто ест, а в кризис, кажется, только ею и питается. Гречка и мука, макароны и телефоны, машины и квартиры, местные анальгины и заморские презервативы — всё уходит влёт.

Про панику это, конечно, не правильно. Здесь исключительно азарт. Раз столько всего покупают, значит, денег у наших людей до фига и не так плоха зарплата, как её малюют. Самое главное, что народ полон оптимизма. Мы тут не там. Если что, нас море, дача, тайга прокормят. Собьёмся в коммуны. В едином порыве, в лесах на дарёном гектаре или просто на побережье, куда ещё не ступала нога стивидора в чёрном угольном ботинке.

Всеобщая закупка продовольствия — это же символ настоящего народного единства. Это так по-нашему, когда все вместе, в едином порыве, по кочкам, за гречкой, туда, где дешевле и всего много. Это так демократично, когда на дремучих владивостокских оптовых базах паркуются рядом новые, дорогущие машины и совсем ушатанные. Это так восхитительно, когда в многочисленных будках и киосках плечом к плечу, друг за другом выстраиваются прекрасные люди нашего города — мужчины и женщины, богатые и бедные, образованные и «от сохи», кто за, и кто против, все очень разные, но скованные одной только мыслью.

— Марина, здесь народу ужас сколько, не протолкнуться, — позвонил мне муж, кинувший на продбазу за покупками. — Сахара уже нет. Продукты набирают мешками.

— Ты тоже смотри там, бери по максимуму. Масло растительное, тушёнку, крупы, — торопливо наказала я мужу и заплакала. Конечно, от радости.

Ура, ко мне вернулась вторая молодость. Я снова в 90-х. Кажется, у меня дежавю. Только я не царица Египта Хатшепсут, как однажды в этом самом дежавю привиделось великой певице Тине Тёрнер, а простая жительница Владивостока, и вместо царских яств кормлю семью тощими волосатыми курами с родных просторов и жирными ногами забугорных несушек. Я снова гоняюсь за едой, толкусь в очередях за хлебом насущным. А рубль всё падает, и цены, как с цепи сорвались. Это дежавю, это про 90-е. Сейчас всё по-другому, на позитиве. С высокой социальной ответственностью. Больше с верой. Меньше с надеждой.

Почему-то мы мало рассказывали своим детям о 90-х. Как наши дедушки и бабушки о войне. А надо бы.

Сейчас я бы вспомнила, как в 91-м родственник продал «Запорожец» и подарил мне вырученные деньги. Машину я брать отказалась, потому что «запик» тогда, как в анекдоте, считался таким же позором семьи, как беременная десятиклассница. Через пару месяцев за две тысячи «запорожских» рублей я успела купить шикарный турецкий костюм. Ещё через два месяца этих денег едва хватало на лифчик. Дальше вообще фантики.

Ещё помню дикие очереди в сберкассах. Снять деньги разрешалось единожды в день, и то сущие крохи. Метку о выдаче ставили прямо в паспорт, чтобы не вздумал кто пять раз в день деньги снимать. Вклады потом сгорели.

Помню, как ничего не было, кроме талонов — на рыбные консервы и водку, чай и сигареты, сахар и кондитерские изделия. У меня до сих пор хранятся и эти листочки, и обрезок тетрадки с особыми детскими талонами, которые полагались детям до трёх лет. 300 граммов сливочного масла в месяц, два килограмма яблок, один сок, 500 граммов творога, 300 — сыра.

Ничего не хочу помнить. Но призрак талонов ожил и гонится за мной. А я, как во сне, бегу и не могу убежать.

Проснусь — и сразу за гречкой.

641 viewsedited 06:51