«Я вынужден был эмигрировать в начале 2022 года, как только мне исполнилось 18 лет. На тот момент я работал корреспондентом во владимирском издании "Довод". Когда началась полномасштабная война с Украиной, мы, конечно, эту тему игнорировать не могли. И мы начали активно о ней писать, тем более наш главный редактор Илья Косыгин тогда жил в Киеве. Но большинство наших журналистов оставались во Владимире. Мы стали в контексте нашего региона освещать наиболее острые и чувствительные для российской власти темы: антивоенные протесты, военные преступления, потери российской армии и так далее. Например, была громкая история о том, как владимирская Росгвардия в первые же дни войны поехала в Украину на "автозаках" и попала под обстрел под Харьковом, она понесла большие потери, и власти пытались это скрыть.

Разумеется, российскому государству не нравилось, что мы освещаем все эти чувствительные темы. На федеральном уровне тогда уже началась политика тотального закручивания гаек. И вот, в начале марта к журналистам "Довода" пришли домой с обысками, в том числе ко мне, к владимирским активистам и оппозиционерам. Обыски были у тогдашнего помощника депутата Заксобрания Владимирской области Максима Шевченко Кирилла Алексеева, у соучредителя "Довода" Кирилла Ишутина, у активиста Данила Белякова и его брата Владислава Белякова.

Формально обыски проходили в рамках уголовного дела об антивоенном граффити. Дело возбудили по статье о вандализме из-за того, что группа активистов ночью нарисовала в центре города Владимира на опоре моста большую надпись "Нет войне". Мы в "Доводе" об этом написали, опубликовали фотографии этих рисунков, которые нам в редакцию анонимно прислали эти активисты. И на основании этого силовики сделали вывод, что мы можем быть причастны к этому, якобы мы могли это граффити "заказать" и заплатить за это. Ничего общего с действительностью эти предположения не имели, но мы поняли, что нас могут обвинить по уголовным статьям.

Поскольку был реальный риск уголовного преследования, особенно на фоне моей журналистской работы и из-за появления в Уголовном кодексе статей о "дискредитации" и "фейках" про армию, я принял решение уезжать из России. Вместе с другими активистами и журналистами я улетел в Стамбул. Затем какое-то время скитался по разным странам, а ближе к концу года получил "гуманитарную" визу ФРГ и приехал в Германию», – рассказывает Евгений.

«Я вспоминаю свои школьные годы и могу сказать, что у большинства подростков такая нарочитая пропаганда вызывает только отторжение. Подростков от Путина и "традиционных ценностей" можно лишь отвратить, если им об этом каждый день рассказывать. Тем более молодые люди могут получить любую информацию из интернета и сделать собственные выводы. Как бы власти ни пытались ввести цензуру, в России всё ещё есть интернет, есть телеграм-каналы, независимые медиа и так далее.

Поэтому подростки в основном, я думаю, молча слушают пропагандистов, уткнувшись в телефон. Сами же понимают, что всё это бред. Большинство подростков не могут открыто высказывать своё мнение в школе (и правильно делают), потому что знают, как репрессируют их ровесников с антивоенными взглядами, но дети же всё понимают. У государства не получится таким образом создать активное молодое поколение, которое будет "топить" за Путина.

Когда я учился в школе, особой пропаганды у нас не было. Был только один случай на уроке географии. Этот предмет тогда у нас преподавал действующий депутат местного горсовета от "Единой России". И он на уроках географии нам постоянно рассказывал, что нужно голосовать на губернаторских выборах за кандидата от его партии Светлану Орлову, а не за кандидата от ЛДПР Владимира Сипягина (который в итоге выборы выиграл). Мне тогда это очень не понравилось, и я просто обратился в полицию с заявлением, что на уроках проходит политическая агитация вместо освоения образовательной программы. После этого он стал на уроках рассказывать только про географию.

В нашем вузе, в Юридическом институте ВлГУ, многие преподаватели были настроены очень оппозиционно. Например, один из них ходил на митинги Навального. С другим преподавателем мы обсуждали дело Навального во время семинаров по праву. Обсуждали открыто, что преследование Навального носит политический характер, что нарушаются его права человека. Преподаватели говорили, что право в России очень политизировали, что есть политические репрессии и политические заключённые. Не знаю, что сейчас происходит в вузе, где я учился. Но допускаю, что эти преподаватели не изменили свои взгляды.

Конечно, сейчас из-за репрессий они не могут публично высказывать их. Некоторое увольняются, других увольняют. Мы на "Доводе" писали о преподавательнице журфака ВлГУ Татьяне Филипповой, которую уволили за то, что она рассказывала студентам-журналистам о независимых СМИ. Или, например, об учителе, который преподавал историю в сельских школах в Гусь-Хрустальном районе. Его уволили за антивоенную позицию. Даже сейчас, когда кажется, что у работников образования нет выбора, я знаю, что некоторые отказываются проводить "Разговоры о важном" или вместо них проводят свои основные уроки. Потому что понимают, что эти пропагандистские уроки – пустая трата времени. Я думаю, что существует тихое сопротивление педагогов. Мы не можем оценить масштабы этого явления, но такие прецеденты известны», – рассказывает Евгений.