Эти люди на передовой, эти чумазые мужчины в пиксельном камуфляже — как же они отзывчивы к любому слову «с большой Земли».

Я приезжаю сюда в двух ипостасях.
Как поэт и как журналист.

И если ипостась журналиста мне привычна: беседовать с бойцами, записывать их истории, снимать портреты — то ипостась поэта меня откровенно смущает. Посудите сами: люди сидят в окопах, а тут я. Московская поэтесса со своими сложноорганизованными стихами про их войну. Они могли бы отдохнуть, а будут слушать мои стихи? Ну нет.

Но у меня вышел сборник стихов про эту войну в издательстве «СТиХИ», маленький тоненький сборник рифмованных текстов о донбасской войне. И в двух луганских батальонах меня попросили почитать стихи.
Нигде, ни в московских, ни в питерских залах, я не видела такой благодарности. Таких отзывчивых слушателей.
(Сейчас начну говорить банальности про внимательные глаза: когда тебя переполняет удивление и восторг, очень сложно удержаться от банальностей).

Понимаете: вот у них окопы. Снег лежит. В блиндажах печка-буржуйка. Они слушают мои стихи и говорят: «спасибо». Поодиночке. Задумчиво. Мои дурацкие стихи им нужны, потому что им важна любая поддержка с большой земли.
Просят подписать книги, и нет для меня признания больше.

Лейтенант, водивший канонерки
Под огнем неприятельских батарей,
Целую ночь над южным морем
Читал мне на память мои стихи.

Николай Гумилев. 1921 г.

В гетских далеких снегах, под знаменем Марса, суровый
Ревностно центурион книгу читает мою.

Марк Валерий Марциал. I в.

Это самые важные из моих книг — те, что останутся у бойцов. Они важнее, чем те, которые лягут на стол к литературным критикам, потому что, возможно, так эти книги действительно смогут что-то изменить.

Этим людям очень нужно, чтобы им говорили: Москва с ними.

И я говорю.
Я говорю: в Москве все понимают, что если бы не вы — мы бы не жили спокойно, кольцо «цветных революций» полыхало бы вокруг России.
Я говорю: все понимают, что Донбасс стянул на себя всю антироссийскую напряженность.
Я говорю: все понимают, что это вы даете возможность москвичам беспокоиться исключительно о таких вещах как масочный режим, переименование автобусов и удаленка.
Я говорю: видите, вот издательство специально для вас передало эти книги.
Я говорю: я приеду, я еще приеду.

Я действительно приеду, и потом приеду снова. Один из офицеров спрашивает меня, почему я приезжаю сюда раз за разом; подумав, я отвечаю, что любой думающий человек, конечно, не может не сочувствовать Донбассу в украинском конфликте. Я могу только писать. Я мало что могу сделать.

Самое большое признание для меня — мои книги, оставшиеся в окопах Донбасса.

Фотографии тут

Мальчик, Господи. Вот этот мальчик на позиции, лет, наверное, двадцати, посреди клочков снега и грязи взявший на руки серого котёнка и гладивший его так, словно вокруг нет никакой войны, словно не торчит у него за плечом автомат, словно просто – оттепель в начале февраля и просто так греется чайник на углях костра, и этот котёнок – маленький, любопытный, ласковый; и этот мальчик, наверное, такой же. Вот он сидит, в пиксельном камуфляже, и внимательно, сосредоточенно чешет котёнку горлышко и за ушком, а котёнок ластится, льнёт к нему, вытягивает мордочку, чтобы лизнуть.
И словно нет никакой войны.

В блиндаже трещит старый коричневый телефон – такие, наверное, были во время прошлой войны; ополченец Вацек снимает трубку.

– Под Желобок* только что прилетело, сто двадцатая...

В блиндаже сидят грязные невыспавшиеся люди, кто в пикселе, кто в зимних маскхалатах.

– Я к обстрелам уже привык – шо обстрелы слушать, шо музыку. Седьмой год уже слушаю, седьмой Новый год в окопах встречаю. Я пришёл – нам ещё зарплату не платили, добровольцами все были. У меня тогда во дворе два «Града» легло, дочь и сын были дома – чуть не погибли. Тогда и пошёл... Землю свою защищать. Ну шо, месяц тут, три дня в увале – больше здесь нахожусь, чем дома.

Постоянно слышат, как «на той стороне» работает вражеская техника – значит, у ВСУ ротация. После ротации какое-то время постреляют, так обычно бывает: перед ротацией и после ротации два-три дня обстрелы усиливаются, потом начинается привычная колея – несколько мин, прилетающих в сутки, ничего особенного, по мнению этих усталых людей.

Товарищ Вацека, тихий худой Лён, попросивший у меня книгу стихов, пришёл не так давно: год назад мать умерла, до этого он ухаживал за ней, неходячей после инсульта.

Замечаю на столе книгу, спрашиваю:

– Что читаете?

– Да что попадётся – всё читаем.

Беру книгу в руки, на ней мужчина в полумаске и название: «Любовь таинственного Зорро».

– Из погибших – недавно в 7-й бригаде двое, в 4-й в конце ноября одного снайпер снял. В декабре из наших погиб Бабу, со стрелковой роты. Весёлый такой парень, постоянно на приколах. Молодой. Сколько ему было, не помнишь, лет тридцать? – спрашивает Вацек у высокого крупного парня с позывным Мастер.

– Ты знаешь, он у меня служил, но я никогда не интересовался, сколько ему было, – с некоторым даже удивлением отвечает Мастер.

Ничего нового, всё старое. Недавно кружил вражеский беспилотник; месяца полтора назад Волку такой машину раздолбал, сбросил мину прямо посреди города Славяносербска – и привет. Даже если разведывательный беспилотник, то мину может и бросить, маленькую, но злую.

– Мы ведь уже внимания не обращаем, – словно оправдываясь, говорит Вацек. – Если бы что-то новое. А то чем меня можно удивить? Вот в 2016-м я в последний раз попадал под Д-30**. Это весело было. Но я за себя не особо переживал. У меня тогда расчёт был – молодые пацаны, по двадцать одному году. Двое до сих пор живы, служат.

Снова телефон. Жёсткий механический голос в трубке: «В районе Желобка работает ствольная артиллерия».

– Тут у нас подковой позиции расположены, – объясняет Мастер. – Если противник начнёт наступление, то... Ну, если наши вовремя подтянут тяжёлую технику, то есть шанс отстреляться. А если как обычно – пока по тапику*** в Луганск дозвонишься, пока там решение примут, то... ну, можно, в общем, уже и не дозваниваться.

За что им это, Господи, за что?

Репортаж для "Литературной газеты"

Ну что ж, стоило мне перепостить рассказ о том, как я читала стихи на передовой, в свой поэтический телеграм-канал, как оттуда отписалось семь человек немедленно.

Скажу нетривиальное: для творческого человека путь патриота максимально тернист и сложен. Среди приличных людей принято сочувствовать Украине и ругать Россию. Если ты пишешь про Донбасс, то в лучшем случае приличные люди будут тебя игнорировать, в худшем - напрямую обвинять во лжи. Если бы я поддержала Майдан, а не Донбасс, полагаю, я была бы намного более рукопожатна и принята бы на большем количестве поэтических площадок. А так "сумасшедшая путинская наймитка", да.

Если вам скажут, что кто-то из творческих людей выбирает путь патриота, чтобы облегчить продвижение, например, своим стихам - не верьте. Нести свое творчество поэту, который поддерживает Донбасс, намного сложнее, чем тому, кто имеет приличное лицо и ходит на протестные митинги.

Зато моя совесть спокойна.

Западная окраина Донецка — поселок Трудовские. В машине — волонтер Андрей Лысенко, его помощница Ирина, несколько гуманитарных пакетов с продуктами и мы, двое журналистов. Мы едем мимо полуразрушенных домов, мимо голых стен, оставшихся от почты, сберкассы и ЖЭКа, мимо обломков, которые были частными домами.

На горизонте виднеется шахта, еще в незапамятные времена выкрашенная в желтый и голубой цвета — цвета украинского флага. Тогда они не вызывали еще таких эмоций, как сейчас; теперь же при взгляде на нее появляется смутная тревога — словно враг совсем близко. Он, впрочем, и так близко: несколько сотен метров — и за заваленной дорогой уже будет противник. Поэтому по Трудовским стреляют ежедневно и еженощно.

Мы останавливаемся у ворот частного домика, где нам открывает дверь полноватая женщина с седой головой, ее зовут Надежда Тимофеевна и ей немного за семьдесят, но люди здесь, мне кажется, выглядят старше. У нее в кухне топится печка-буржуйка, и Надежда Тимофеевна жалуется:
- Уголь-то, уголь дорогой. Две тыщи пятьсот стоит привозка, это три тонны. С Воркуты его, что ли, везут?

Она начинает плакать. Здесь люди стали хрупкими, ломкими: эти старики, живущие в красной зоне, легко реагируют и на несправедливость, и на доброту. Под столом сидят настороженные кошка с котенком, готовые чуть что порскнуть от нежданных гостей. В стене — дырка от осколка, на стене — старенький ковер, в телевизоре - «Вести Недели»; сколько же похожих бабушек в России — только не под обстрелами.

Ее муж недавно умер — он не выдержал волнений войны, его свалил инсульт.

- У нас тут выбор, - горько шутит Надежда Тимофеевна. - Инсульт или инфаркт. От безысходности, от отсутствия перспектив.

За обшарпанным зеленым забором — еще одна одинокая старуха с лохматой ласковой дворнягой бежевого цвета. Дома у Раисы Петровны — привычный здесь интерьер: вытертые ковры, аккуратно застеленная кровать, пробитое осколком окно. У горшков с цветами прячется икона.

- Мужа-то моего в 2014 убили, - не жалуясь, грустно рассказывает она. - Бомбили тогда сильно. Кто в подвалах прятался, кто дома. А он на улицу вышел. Зачем он вышел? Кто его знает. Главное, и осколок в него попал небольшой. Он просто кровью истек. Лежал, пока кровью не истек.
- Как его звали?
- Сергей Сергеевич. Сергей Сергеевич Алексеенко...

Валентина Максимовна тоже потеряла мужа — совсем недавно, неделю назад. Зеркала в ее доме еще завешены, кровать, на которой умер человек недавно — вот она. Тоже болел. Сошлись они семь лет назад, вскоре после начала войны — а сейчас она его похоронила.

- Каждое утро начинаются обстрелы, - говорит эта высокая старуха с глубокими морщинами на лице. - То на Трудовские, то на Александровку. Разве что наш пятачок еще не тронули — может, еще все впереди. Войск-то нагнали сколько...

И последний на сегодня — полуразрушенный дом. Тут когда-то старушка сдавала флигель молодой семье: муж, жена, мальчик и девочка, меньше месяца от роду. В конце декабря 2014 года, под Новый год по Трудовским начали стрелять. Семья успела спрятаться в подвал, а старушка нет. Ее завалило прямо в доме, он так и стоит в руинах. Во флигеле обитают выжившие. Ту самую девочку зовут Света, она пошла в первый класс. Она молчалива и боязлива, как ребенок, никогда не видевший мира. У нее огромные прозрачные серые глаза, и она смотрит ими словно издалека. Ее мать все время говорит, показывает шрамы от осколков на ноге — а Света молчит, и слегка оживляется только когда я спрашиваю, во что она любит играть.

- В куклы, - тянет она
- А у тебя есть любимая кукла?
- Есть...
- А чего бы ты больше всего хотела?

Света молчит.

Света молчит.

- Не знаю, - говорит она.

У нее есть любимый кролик и любимая кукла. Она семь лет живет под обстрелами и никогда не видела мира.
Это — реальность окраин Донецка.
Одинокие старухи и необычно молчаливые дети.
И еще шрамы от осколков на домах и человеческой коже.

Опубликовано в еженедельнике "Звезда"

Hasta la victoria siempre. Как наши убивали «киборгов»

Позиция Кубы, сержанта одного из луганских батальонов, находится в полукольце украинских войск. Позиция — на Суходоле, сам Куба — из Антрацита. Он пошел воевать, когда его родной Антрацит начали бомбить украинские самолеты. На ремне его автомата было написано «Hasta la victoria siempre” - «всегда до победы», и его стали называть сначала Кубинцем, потом Кубой.

Полный текст репортажа можно прочесть на «Ваших Новостях», а здесь я приведу только некоторые истории.

- Например, в октябре 2016 года заходила к нам группа под руководством такого Мирослава Мыслы, позывной «Мыслывець» - это то ли племянник, то ли зять Тягнибока. У меня пластины в бронежилете — его наследие. Это было на Сокольниках, на соседней со мной позицией. Старший позиции, Семен, как раз находился на крыше здания, когда началась стрельба. У нас сразу трое тогда погибли, Мысла их и убил. А старший снял этого Мыслу. Ранило его в бок, и пуля вышла в спину, застряла в задней пластине бронежилета. Он не сразу погиб, его пока утаскивали — китель сняли с него, бронежилет, разгрузку, все это по дороге брошенное лежало.

Куба похлопывает по бронежилету. Все верно, это война, на войне трофей — законная добыча победителя. В украинских СМИ я прочла, что Мирослав Мысла был членом ВО «Свобода» (запрещено в России), одним из идеологов украинского национализма которому даже открыли памятник после смерти. Пишут, что он якобы погиб во время массированного минометного обстрела во время выполнения боевого задания; это неправда, хотя то, что во время гибели Мысла был в составе ДРГ, в общем, не скрывается.
«Как один из идеологов подразделения, выполняет чрезвычайно важную работу: проводит идеологические лекции среди бойцов Карпатской Сечи, среди воинов ВСУ, среди партиотической и националистической молодежи на мирной территории. На утреннем строении и во время принятия присяги именно Мирослав зачитывает "Молитву украинского националиста”, - прочитала я в некрологе покойному Мысле.

А Куба посмеивается, сидя напротив меня:
- А перед этим был заход на Суходол. Погиб тогда у нас один парень, он как раз со своей позиции шел мимо той, на которую зашли. Он принял положение для стрельбы, лег, даже открыл огонь — и просто случайно разорвался ВОГ или граната рядом, осколок небольшой через шею в сердце прошел. А у них погибло сразу два командира роты. Удивительное такое явление, что в одной ДРГ было сразу два комроты. Я потом читал в интернете, они, оказывается, были друзьями. Учились вместе, вместе в армию пошли, потом офицерские курсы вместе заканчивали. Оса и Стафф у них были позывные, командир 9 и командир 6 роты в 93-й бригаде. И буквально в первые же минуты они погибли. Их, конечно, не бросили, хотя потери у них были и среди рядового состава, они вынуждены были отходить, тащить, соответственно, раненых, убитых — поэтому атака сразу захлебнулась.
Про этих я тоже нашла в Сети: два парня из Закарпатья, речь которых не понимали даже побратымы по АТО, приехали на луганскую землю и нашли там логичный конец. Виноват в этом, конечно же, Путин.

Вот он сидит передо мной, этот герой без имени. Нашим солдатам не ставят памятники на родине, не называют улицы в их честь, они не любят фотографироваться и предпочитают представляться по позывным. Сидит, черноглазый, смешливый — кубинец, как есть кубинец, hasta la victoria siempre.
Запомните, герои выглядят именно так.

Луганская Народная Республика встречает пронизывающим степным ветром и застарелой безнадёжностью. Жить здесь могут только те идейные люди, что за 8 лет безвременья не растеряли веры в светлое будущее под крылом России. Прочие выживают среди прижавшихся к земле серых домов с разбитыми окнами, вылинявших вывесок и нищенских пособий.

Да, без идеи здесь жить тяжело и, пожалуй, незачем. Может, поэтому, а может, по историческим предпосылкам — Луганская область на Украине была на втором месте после Крыма по числу русских — люди здесь удивительно идейные, кристальные какие-то люди.

— Тот, кто уехал, наверное, слабее морально. Муж говорит: «Давай тоже уедем». Кумовья в Луганске говорят: «Оставайтесь». Но мне уже шестой десяток! Куда уезжать?

Это говорит Люба Мусиенко из села Николаевка, стоящего над Северским Донцом. Из её посёлка прекрасно виден другой берег реки: там уже подконтрольная Киеву территория, станица Луганская, откуда по Николаевке летели снаряды в 2014 г. и недавно полетели снова. 29 ноября украинская мина легла в 20 м от пятиэтажки, где живёт Люба.

— Внезапно дом задрожал, свет начинает тухнуть, отключаются все приборы. Сын прибежал, весь дрожит, даже волосы его длинные. Всё ходуном ходит. И давай кричать на нас: «Бегом отсюда!» Я ему — кардиопасит. Смотрю — а он собирается, садится у порога с сумкой книг. Говорит: «Давайте куда-нибудь уезжать». Ну мы собрались на ночь глядя, уехали в Луганск к кумовьям.

Сын Любы не истерик. У него посттравматическое стрессовое расстройство — диагноз, который он получил после обстрелов 2014 г. Здесь многие с этим живут.

По образованию Люба инженер-педагог. А работают они с мужем на рынке, продают дет­ские вещи. Выручка на двоих — 20 тыс. руб. в месяц. Это по-божески для местных реалий. Удаётся даже выкраивать деньги на дорогостоящее лечение дочери, едва не потерявшей почку. Медицина здесь по факту платная: все лекарства приходится покупать самостоятельно за свои деньги в аптеке.

Я вздрагиваю, когда эта светло­волосая улыбчивая женщина, совсем не выглядящая на свой возраст, начинает плакать крупными слезами посреди разговора. Вытирает мокрое лицо и оправдывается: «Извините, оно всё как снежный ком просто».

— Россию, конечно, ждут. Потому что Россия — сильная страна. Быстрее бы всё это присоединили и закончились наши мытарства, — говорит она.

Из репортажа для "Аргументов и фактов"

Что-то сдохло в лесу. Госдума проголосовала за то, чтобы президент рассмотрел вопрос о признании ЛДНР, а Дмитрий Львович Быков написал колонку с неироничным текстом "Я/Мы Валиева".

Тем временем, в ЛНР, в хорошо знакомом мне подразделении, погиб офицер разведки. Снайпер, прямо в сердце.

Вы смеётесь, а нардеп от партии Зеленского от партии "Слуга народа" Дубинский всерьёз пишет в своем телеграм-канале: "Считаю, что мы должны засчитать РФ техническое поражение за неявку на войну".

Лавров.жпг

Меньшего отправили в Россию, а мы со старшими воюем, - ополченка

Мы сидим в солдатской столовой. Ирина Юрьевна — приятная светловолосая и голубоглазая женщина средних лет, вся словно состоящая из уютных округлостей. В своем батальоне она занимает должность командира хозотделения — проще говоря, главного над поварами и кладовщиками. Вместе с ней служит почти вся ее семья: двое сыновей и мать. Младший сын, Максим, тоже в армии — но в российской

- Он в 2014 году уехал, - объясняет Ирина Юрьевна. - Ему тогда было 16 лет. Двое старших остались здесь, пошли воевать, а меньшего мы отправили в Россию. Он по дороге в автобусе с девочкой познакомился, Софией. Сейчас она уже жена его. В восемнадцатом году свадьбу сыграли, в девятнадцатом у меня внук родился. В двадцатом они сделали гражданство РФ и Максим пошел в армию. Он МЧСником хочет стать. Сам захотел в армию, пошел, встал на учет.

Когда начинается война, спасать надо меньшего. Так считает Ирина Юрьевна. Раньше младшего отдавали в армию, жертвуя им царю-батюшке, а сейчас времена другие. Меньшего больше оберегают, меньший должен продолжить род, если старших не станет.

- А за двоих старших не страшно? - спрашиваю я.
- Ну они же старшие, - удивляется моему вопросу Ирина Юрьевна. - Кто-то же должен служить.

Старших сыновей зовут Никита и Юра. Оба они служат в одном батальоне с матерью. Никита — командир технического отделения взвода обеспечения. Юра — стрелок в мотострелковой роте.

В 2014 году, отправив в Россию младшего ребенка, пока старшие сыновья еще работали на фабрике, Ирина Юрьевна пошла волонтером — готовить и раздавать еду.
- Мы искали бабушек и дедушек, которых побросали. Представляете? Побросали дети. Мы находили таких бабушек, которым было стыдно идти просить кусок хлеба, и они голодные лежали. Просто лежали, умирали с голоду. Были такие, немало было.

Из той еды, что привозили гуманитарщики, волонтеры готовили простую еду, которую раздавали бесплатно, развозя ее прямо под чудовищными обстрелами, которым подвергалась ЛНР в 2014 году.
- На Дмитровку мотались, там как раз сильные бои были. Интересно же было. Мы реб- ятам ополченцам паек возили, ну и другое что находили — одеться, обуться, все было нужно. Интересно было! Нам, конечно, сразу по башке давали — вы шо, там стреляют! И в окопы загоняли. А мы наверх лезли, посмотреть, помочь.
Она так наивно округляет глаза, произнося это «интересно же», словно это и впрямь самое естественное желание человека — повезти еду туда, где опасно, а не бросать беспомощных стариков, в панике покидая охваченный войной город.

- Мама моя, Валентина Николаевна, вот тоже со мной служит, видите, она ребятам сейчас еду раздает? Она самая первая начала в этом всем участвовать, из дома всю закупорку, все консервы вынесла, раздала. Как только внука отправила, сразу спокойная такая стала.
Мне улыбается старушка во флисовой кофте защитного цвета и в переднике. Ирина Юрьевна объясняет, что мама у нее молодая: ей самой сорок восемь, а маме шестьдесят восемь.
- Так вот, летом мы гуманитаркой занимались, осенью социальную столовую открыли. Я в ополчение вступила. Сначала поваром, потом кладовщиком, потом начальник склада — ну вот, теперь командир хозяйственного отделения. То есть, занимаюсь всем, что касается хозяйственной службы.

В мирной жизни Ирина Юрьевна была поваром — кормила детей в училище. Здесь ее мама кормит слегка подросших детей — ополченцев всех возрастов, восемь лет пропадающих на необъявленной, но от этого не менее кровавой войне.
- И не страшно вам было? - спрашиваю я.
- Нет, - серьезно отвечает Ирина Юрьевна. - Мы идейные. Да. Нас единицы, но мы идейные. Я могу смело сказать, что я идейная.

Полный текст и фото на "Ридусе"

Вторжение отменили, и Киев обиделсо, что провокация не удалась. Поэтому режим тишины (а на линии соприкосновения последний месяц было небывало тихо) пошел далеко и надолго. Сегодня ночью ВСУ ударили сразу по нескольким направлениям; прямо сейчас из центра Донецка мне пишут, что «на улице слышно».

ДНР: под минометным обстрелом юг Республики, Горловка, Петровское, запад Донецка (Трудовские, Александровка), аэропорт.

ЛНР: поселок Донецкий, Сокольники, Золотое-5, Бахмутская трасса, Станично-Луганский район (по нему стреляют, собственно, с подконтрольной ВСУ Станицы Луганской).

В основном применяются минометы 82 — 120 калибров.

Массово распространяемые кадры «Обстрел Новой Кондрашовки, ЛНР» вызывают у меня ВОПРОСИКИ. Потому что Новая Кондрашовка — это территория, подконтрольная ВСУ. Народ толпой постит фотки пробитой стены якобы детского садика, якобы только что вот было. Похоже на хитрый вброс, к тому же, стекла подозрительно целые и побиты только на первом этаже. Это, кстати, мой знакомый боец ЛНР отметил.

Подразделения НМ ЛДНР получили разрешение на ответный огонь. Уж спасибо, отцы-командиры.

Доставляет неизъяснимую радость тот факт, что в ЛНР есть поселок Донецкий (и я там много раз была, и даже со стихоконцертом выступала у Призраков), а в ДНР поселок Луганское.
Специально чтобы НАТО не прошло, так вижу.

Госдума проголосовала за то, чтобы президент рассмотрел вопрос признания Луганской и Донецкой Народных Республик. Путин пока на эту тему высказывается осторожно, апеллируя к Минским соглашениям. Уважаемый коллега Александр Чаусов написал, что если признание и произойдет, то нескоро. Позволю себе выразить более оптимистичное мнение, несмотря на некоторое разочарование, охватившее Донбасс после уклончивого ответа президента.

Итак, на совместной пресс-конференции с лидером Германии Олафом Шольцем Путин заявил, что Донбассу, конечно, помочь надо, но Минские соглашения на первом месте, чем немало огорчил жителей Республик, наивно поверивших, что их восьмилетние мытарства близки к завершению. Стало понятно, что признание откладывается. Впрочем, вопрос все-таки в другом: считать ли заявление Путина на пресс-конференции окончательным ответом на документ, легший ему на стол после голосования в Госдуме? Пока что это неочевидно. Например, глава Чечни Рамзан Кадыров заявил, что «Верховный главнокомандующий удовлетворит обращение». Другое дело, что обращение на какое-то время отложено под сукно. Надолго ли?

«Вопрос в санкциях», – пишет большинство патриотических обозревателей из тех, что уверены в отказе президента признать ЛДНР. Я бы высказалась конкретнее: вопрос в запуске «Северного потока – 2». Это – одна из основных экономических целей на данный момент и, вероятно, основной вопрос разговора Путина с Шольцем. Руки у России в отношении признания Республик будут развязаны после запуска СП-2. Сейчас с ним сложная ситуация: так, глава дипломатии ЕС Жозеп Боррель утверждает, что в случае эскалации на Украине проект «Северный поток – 2» не заработает, но это не означает, что он будет закрыт навсегда. Вся суета вокруг предполагаемого «российского вторжения» 16 февраля сводилась к СП-2, и я предполагаю, что целью этого информационного нагнетания и была какая-то эскалация, в которой предполагалось обвинить Россию.

Не зря на донбасском фронте до сегодняшней ночи стояла необычная тишина. Количество нарушений перемирия со стороны Украины упало до рекордных, минимальных значений: по большому счету, после Нового года огонь открывался в основном из стрелкового оружия или мелкокалиберки. Стреляли снайперы, звучали автоматные и пулеметные очереди, иногда можно было услышать АГС, но для Донбасса такая тишина даже более необычна, чем штормовые обстрелы.

Провокации не вышло. Война не отменилась, но перенеслась. Это специфическое ощущение на фронте: войной пахнет; практически все, с кем я говорила, уверены в том, что она произойдет уже в этом году.

К апрелю подсохнут дороги, к апрелю встанет ребром вопрос о запуске «Северного потока», и немецкие торговые люди, скорее всего, рассудят, что если уж войны не случилось, то нечего терять прибыль и заставлять золотоносную жилу простаивать.

Тогда убьют очень много хороших людей, а затем Россия наконец вмешается, признает Республики и наведет порядок. Сначала, впрочем, будут убивать хороших людей. Очень много хороших людей.

Анна Долгарева, для "Ваших Новостей"

В Донецке, в селе Александровка жители получили приказ быть готовыми к эвакуации (говорит правозащитник Оксана Челышева) но сама эвакуация пока не началась. Эвакуируют 15-ю больницу (сообщает волонтер Андрей Лысенко).
В ЛНР ситуацию характеризуют кратко, непечатно, но пока без конкретики, кроме общеизвестных фактов.

⚡️ На Горловском направлении военнослужащие НМ ДНР пресекли попытку проникновения диверсионной группы противника на территорию Донецкой Народной Республики.

Вдоль лесополосы вблизи н.п. ЖЕЛЕЗНАЯ БАЛКА нашими наблюдателями выявлено перемещение двух групп специального назначения ВФУ в количестве 10 и 12 человек. Наши защитники были вынуждены открыть огонь из дежурных огневых средств. Противник понес потери не менее ДВУХ боевиков убитыми, ТРЕХ раненых и был вынужден отступить.

Кадры реального боя снятые бойцами Народной милиции ДНР

«❗️⚡️⚡️⚡️МАССОВАЯ ЭВАКУАЦИЯ МИРНЫХ ЖИТЕЛЕЙ ДНР в РОССИЮ: ОФИЦИАЛЬНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ГЛАВЫ РЕСПУБЛИКИ
С сегодняшнего дня, 18 февраля, организован массовый централизованный выезд населения в Российскую Федерацию. В первую очередь эвакуации подлежат женщины, дети и люди пожилого возраста. Убедительная просьба: прислушаться и принять правильное решение. Временный выезд сохранит жизнь и здоровье вам и вашим близким.
По договоренности с руководством Российской Федерации в Ростовской области готовы места приема и размещения наших граждан. Эвакуированные будут обеспечены всем необходимым. Для быстрого перехода на пунктах пропуска созданы все условия. Руководителям предприятий и учреждений необходимо организовать выезд семей сотрудников. Штабам территориальной обороны – обеспечить транспорт для эвакуации мирного населения."

ДНР, ЛНР: объявляют эвакуацию мирных жителей, идут бои, ВСУ бьют по коммуникациям.

Моя донецкая подруга: я вчера пошла к парикмахеру, а то вдруг война, а у меня корни отросли

Моя луганская подруга: не, ну куда я поеду, мне рожать через месяц.

Этих женщин не победить.

В Луганске подорван газопровод Дружба (тот самый мощный взрыв, о котором сообщают в пабликах). За пару часов до этого в ДНР обстрелами ВСУ были повреждены две трансформаторные подстанции. Прицельно бьют по инфраструктуре.

Снаряд разорвался на российской территории, в Тарасовском районе Ростовской области. Это примерно километр от границы вглубь территории России. В четыре утра, пострадавших нет.

Прошла инфа, что погранпункты Ростовской области работают сейчас только на въезд в РФ.

❗️ Фосфорная бомба могла прилететь в Ростовскую область. На фото видны следы белого порошка, местные журналисты рассказали мне, что он ещё и светится в темноте.
Ну что ж, ВСУ не впервые применяют фосфорные боеприпасы.

⚡️⚡️⚡️Еще один снаряд разорвался в Тарасовском районе Ростовской области, предположительно, это боеприпас от реактивной системы залпового огня БМ-21 "Град" — источник

Inside⚒Donetsk