Что такое кали-юга

это работа без надежды на завершение

каждая часть имеет огромное значение, но как целое работа бессмысленна

это война ставшая водой

течет от покровска, торецка, щербиновки в констаху и постепенно очищается от сажи и крови, становится грязью

улицы фронтовых сел, забросанные оптоволокном как паутиной

это тексты без заглавных букв и без знаков препинания кроме запятых

ведь когда мы говорим, то изо рта знаки не вылетают, так интереснее

много, много плохой музыки

это люди, такие слабые, такие стальные, ледяные, слюдяные, кровавые

боль боли

мечи выцеливающие солнце

стихи из троеточий и восклицаний

это

Портников омерзителен, но ирония в том, что желая подлизнуть владельцам он неиронично прав, только сословия перепутал. Мы хотим, чтоб воевала аристократия, так она и воюет. И это даже не аристократия "духа", которую надеется перемолоть клептократия решал, темщиков и поколений судей с прокурорами. Это новая, вполне реальная аристократия, сословие, которому принадлежит очень многое и которое возьмет свое. Слишком многое в этой войне вытащили на характере, а не принуждении. Так сословие и возникает. А Портников напишет об этом книжечку, если доживет. Мысль такая простая, банальная но сложная для принятия. Мир не меняется, он уже тотально изменился.

Прекрасная рецензия Ганни Улюри, которую сложно комментировать, потому что это будет уже какая-то рекурсия, но мне было очень интересно. Так что можно почитать

https://sil.media/p/poetychna-zbirka-dmytra-shandra-perepy-27470

Дорога, дорога, дорога, разбитая, целая, грунтовка, асфальт, военные бронированные с рогами РЭБа и гражданские машины, спрятанные военные заправки и спрятавшиеся цивильные, пустые города, воронки, остовы, кабы, серое руин, сепия неба, все кроме серого черное, вчера курсанты сегодня триста, wheels wheels wheels moving up and down again

Страшно уже не только что задвухсотят, но что и после этого всплывет ебаная безугла с бредовыми сумерками, как ты хотел на ней по солдатски жениться и ей срочно нужно размазать пятьдесят оттенков коричневости по свежей могилке. Идеально, если еще прибавит комент, что и умер ты как-то не по геройски. Есть такие люди, которых паяет, а есть такие, которых нужно отпаять по ебалу лопатой.

Застукал ротного медика саперной роты тихонько читающим Мамардашвили. Дух одвічної стихії говорит с ним таким вот неожиданным образом. Люблю все таки азовчиков, несмотря ни на что

Смешную идею придумал, про англоязычну щелепу. Поскольку это тоже теперь язык врага, предлагаю дружно нам всем международно перейти на немецкий

Люди делятся на людей и скот по какому-то совершенно другому критерию, чем рациональность. И романтики уже точно вновь станут актуальны лет на пятьдесят, пока люди опять не призабудут что они такое

Я такие моменты ненавижу и конечно люблю. Когда мир становится мягким, мягчит как восковые соты над свечкой. Аристотелевские время и место, да все его категории, врожденные идеи и моральный закон растягиваются округлыми петлями ползущего вниз воска, слезок пчелиных. Пчелы знали что этот момент настанет и наплакали дом, а мы вот знали, но опять забыли. Популярные психологи говорят что нужно плакать, я в целом согласен что можно, но добавлю, только если это не мешает стрелять, мотать, управлять дроном. Ну признайте, вам тоже интересно, какие новые печати поверх старых выдавят в золотистом хаосе, сохранившем из всего своего уюта только сладкий остаток медового запаха

Ну конечно нации, которым выкручивали руки и заставляли подписывать кабальные соглашения, потом всегда-всегда их придерживались, никогда не нарушали и вообще, не резали голову белого господина, когда тот отвернется, чтоб отнести ее идолу Батькатараса під рушниками. Никогда такого не было и не будет.

Что демиургос изрядный и тупой мазила можно понять по тому, какой именно из ебанутых дедов-правителей умирает прямо сейчас в ватикане. Не тот дед, хоть раз сделай что-то верно, ты и сотворение мира так же запорол

Сначала рухнули интеллектуалы, которые вещали, прогнозировали и анализировали, да хуй кто угадал. Потом массово посыпались культурные авторитеты, всякие поэты, психологи и прочие художники. Затем хорошо ебануло религиозными организациями, лидерами и самими заповедями, потому что кто в здравом уме теперь скажет не убий или прощай. А теперь видим, как зашаталась вся огромная арка мирового порядка и принципов демократии, которые всегда по книжке были на стороне добра. И наиболее иронично, что не последнюю роль во всей этой ницшеанской оргии играет маленький криворожский еврей

Сейчас я странный гибрид фельдшера, инструктора, боевого медика, водителя и логиста. В день наматываю в среднем сотню - полторы километров, что для вчерашнего новичка-водителя немного стремно, особенно учитывая правила вождения в Донецкой области. Они немного очень отличаются от общепринятых. Хотя, даже тут один штраф подслеповатые мусора мне влепили. Потом узнали, что бригада А, извинялись. Раньше у меня был взвод, максимум рота подопечных, сейчас батальон. Впрочем, раньше я был один, а сейчас нет. Вадея осталось только забрать. Мы решаем, кто из нас когда и за кем ложится в психушку, чиним машины, ломаем машины, ездим, ездим, ездим, отвозим, развозим, перевозим, тренируемся и тренируем, лечим как умеем и комплектуем чем есть и чего нету. Я знаю, что в среднем ко всему привыкаешь за три года. Кажется, другой жизни не будет, а если вдруг будет, то я уже в душе не ебу, как ее жить.

Ещё одна публикация на инглише, что наверное хорошо

благодаря переводу Дениса Пинчука и Богдана Бондарчука и помощи с публикацией Дмитрия Близнюка

https://www.dmqreview.com/shandras25

Хочу напомнить, это был наш с тобой последний заезд в одной группе, два года назад а после, говорят, там все проросло маками. Было бы красиво сказать – проросло где тащили трехсотого, так нет же. Сто процентов, осталась та же порытая и посеченная посадка, каждый шаг был на вкус как жизнь, правда жизнь из пота и адреналина, но кто будет спорить, давайте. А заросла, наверняка, нейтральная полоса, доступная разве что неумелому броску гранаты, скошенному взгляду, крысам и фазанам. 
Главным мотивом того заезда для меня была весна и лихорадочная, тихая эйфория. Наверное потому мы себе позволяли выебываться намного больше обычного, бродили поверх земляных нор и смотрели остовы сгоревшей техники, такие недостижимые раньше. Они тонули во влажной земле, торчали тонкими пушками БМП 2 в небо, вокруг желтела трава. 
В первый же день ты притащил мне бледного и дрожащего солдата в истерике, о чем забыли рассказать на курсах такмеда, так это о многообразии страдания на войне. На второй день, низкорослый карлик-сержант выпал в мутный делирий и увидел здешнее зло. Ты его ловил, а мне пришлось искать транквилизаторы и это было смешно. Параллельно нас утюжили дроны, в какой-то момент прошипел заебали, схватил автомат и полез к выходу. Это было глупо, но я полез следом, потому что это было и кинематографично. А дроны улетели. 
Док, чего у тебя руки трясутся? Это у тебя глаза трясутся. И посмеялись оба. Зато когда два вога хлопнули один за другим прямо возле двери из тонкого одеяла я скрутился на земле, а ты спокойно остался сидеть. Но ни ты, ни я не поймали осколков и это было странно. Чужая смелость не заразна, что бы ни говорили, но хорошо заметна. 
Бля, да это ж по нам стреляют, причем метров с пятидесяти, передай по рации. Давай в ответку. А ты видишь куда в ответку? Подождем. Так и не постреляли тогда. 
Ветром несло и клубило все многообразие запаха зелени, все многообразие форм жизни проступало тонкими узорами на земле. Я перед ротацией пожаловался, что ни разу не стрелял из РПГ и мы украли два выстрела, чтобы в частном порядке их уебать по приезду, да не успели. Меня перевели, вы остались. Иногда за неимением желания договорить, потому что вроде все хорошее и плохое сказали, я чувствую что-то вроде желания дострелять – те выстрелы РПГ и пидоров в посадке. Летом я смог заехать на день, мы втроем сфоткались и я писал тогда, что зсу и нацгвардия не закончатся никогда. Я ошибся.
Когда снятся кошмары, я себя утешаю, что их содержание никому кроме меня не доступно, пусть архетипы и общие. И это хорошо. Кому весна о жизни, а мне навсегда о полном, невозможном, невыносимом единстве жизни и смерти, которое и не объяснить никому и не опровергнуть