#большаятема
Художник Владимир Потапов о прошлом и будущем:
Сегодня мы стали свидетелями глобальной катастрофы, признаки которой были разбросаны в предыдущих десятилетиях. Не все это видели, а те, кто видели, однозначно маркировались алармистами. Когда же все произошло, то было уже поздно. Современный российский художник оказался в тяжелой ситуации — как реагировать на происходящее художественным способом и нужно ли? Дилемма, определяющая судьбу: среагируешь — конъюнктурщик, не среагируешь — соучастник. И так, и так неправильно. Можно ли вообще реагировать на историческое событие прямо из его длительности, находясь в состоянии незаконченного процесса, или нужно дождаться его окончания, чтобы иметь законченное представление?
На эти вопросы художники отвечают по-разному. Факт катастрофы запечатлевается авторами чаще всего прямо, но более красноречивы работы, в которых не произошло никаких изменений, в них слышится и видится молчание о том, о чем нельзя говорить, — то, что превращает работу в ширму, скрывающую страх автора и окружающий ужас.
Моя задача как художника отображать ключевые события своего времени, находить концентрированные образы, вмещающие и описывающие ее боль и суть. Моим материалом является прошлое и одинаково с ним актуальные процессы «здесь и сейчас», вкупе дающие эффективную возможность ловить исторический момент. Я обращаюсь к предыдущему опыту, чтобы через него разглядеть или «раскопать» завтрашний день. Это странная операция — искать будущее в прошлом, но этим я и занимаюсь. За последние 10 лет у меня появилось несколько серий, осмысляющих возможные перспективы через обращение к прошлому, — это серии «Внутри», «Внутри. Дисторшн», «Memory» и «Реальности». До 14 мая работы из первых двух представлены в казанском ЦСК «Смена» на выставке «Ничего другого», организованной при поддержке галерей pop/off/art и FUTURO.
Работать с темой прошлого я начал, когда страна развернулась на 180 градусов: по одной версии после Мюнхенской речи, по другой — после событий 2012 года. Уже тогда стартовал механизм накопления перемен к своей точке невозврата 2014 года. Уже тогда я чувствовал определенный камбэк в советский проект по каким-то отдельным признакам. Нужно сказать, что в то время искусство, например, группы Война, было высокочувствительным флюгером, показывающим направление перемен, предвестником, несущим страшное знамение. Но им тогда никто не верил, обвиняя их в избыточности и сгущении. Теперь эти работы звучат пророчески.
Вообще многие работы других эпох сегодня обрели новое звучание. Совсем недавно я побывал в Третьяковке и с удивлением обнаружил как по-новому воспринимаются такие шедевры, как «Меньшиков в Березове» Сурикова, «Всюду жизнь» Ярошенко и «Отказ от исповеди» Репина. Все уехавшие в момент приобрели черты Меньшикова, герои полотна Ярошенко превратились в свидетелей гуманитарной катастрофы, а узник Репина стал прообразом тех, кто не согласен и не боится. Удивительно, как эти работы фонят современными смыслами, в них схвачены вневременные образы, обреченные быть актуальными всегда, они как сломанные часы, которые показывают время правильно дважды в сутки. Потому что все идет по кругу, нужно просто дождаться и брюки клеш снова станут в моде.
Сегодня ход времени замедлился: ранее мир был знакомым и предсказуемым, мы жили на автомате, по инерции, но теперь каждый день — великая драма и трагедия, когда состояние неопределенности зашкаливает и «Черный лебедь» Нассима Талеба оказывается не только безусловным бестселлером, но и символом времени. В текущих процессах, как в билете моментальной лотереи, чуть поскреби и обнаружишь события не такой далекой истории. Везде есть связь, пусть даже номинально художественная, чего в принципе достаточно для художника, чтобы отреагировать. Но можно больше — видеть будущее, и это то еще проклятие. Другой вариант — не понимать и не видеть будущее, но быть его антенной, транслирующей сигнал, распознать который возможно спустя годы.
Художник Владимир Потапов о прошлом и будущем:
Сегодня мы стали свидетелями глобальной катастрофы, признаки которой были разбросаны в предыдущих десятилетиях. Не все это видели, а те, кто видели, однозначно маркировались алармистами. Когда же все произошло, то было уже поздно. Современный российский художник оказался в тяжелой ситуации — как реагировать на происходящее художественным способом и нужно ли? Дилемма, определяющая судьбу: среагируешь — конъюнктурщик, не среагируешь — соучастник. И так, и так неправильно. Можно ли вообще реагировать на историческое событие прямо из его длительности, находясь в состоянии незаконченного процесса, или нужно дождаться его окончания, чтобы иметь законченное представление?
На эти вопросы художники отвечают по-разному. Факт катастрофы запечатлевается авторами чаще всего прямо, но более красноречивы работы, в которых не произошло никаких изменений, в них слышится и видится молчание о том, о чем нельзя говорить, — то, что превращает работу в ширму, скрывающую страх автора и окружающий ужас.
Моя задача как художника отображать ключевые события своего времени, находить концентрированные образы, вмещающие и описывающие ее боль и суть. Моим материалом является прошлое и одинаково с ним актуальные процессы «здесь и сейчас», вкупе дающие эффективную возможность ловить исторический момент. Я обращаюсь к предыдущему опыту, чтобы через него разглядеть или «раскопать» завтрашний день. Это странная операция — искать будущее в прошлом, но этим я и занимаюсь. За последние 10 лет у меня появилось несколько серий, осмысляющих возможные перспективы через обращение к прошлому, — это серии «Внутри», «Внутри. Дисторшн», «Memory» и «Реальности». До 14 мая работы из первых двух представлены в казанском ЦСК «Смена» на выставке «Ничего другого», организованной при поддержке галерей pop/off/art и FUTURO.
Работать с темой прошлого я начал, когда страна развернулась на 180 градусов: по одной версии после Мюнхенской речи, по другой — после событий 2012 года. Уже тогда стартовал механизм накопления перемен к своей точке невозврата 2014 года. Уже тогда я чувствовал определенный камбэк в советский проект по каким-то отдельным признакам. Нужно сказать, что в то время искусство, например, группы Война, было высокочувствительным флюгером, показывающим направление перемен, предвестником, несущим страшное знамение. Но им тогда никто не верил, обвиняя их в избыточности и сгущении. Теперь эти работы звучат пророчески.
Вообще многие работы других эпох сегодня обрели новое звучание. Совсем недавно я побывал в Третьяковке и с удивлением обнаружил как по-новому воспринимаются такие шедевры, как «Меньшиков в Березове» Сурикова, «Всюду жизнь» Ярошенко и «Отказ от исповеди» Репина. Все уехавшие в момент приобрели черты Меньшикова, герои полотна Ярошенко превратились в свидетелей гуманитарной катастрофы, а узник Репина стал прообразом тех, кто не согласен и не боится. Удивительно, как эти работы фонят современными смыслами, в них схвачены вневременные образы, обреченные быть актуальными всегда, они как сломанные часы, которые показывают время правильно дважды в сутки. Потому что все идет по кругу, нужно просто дождаться и брюки клеш снова станут в моде.
Сегодня ход времени замедлился: ранее мир был знакомым и предсказуемым, мы жили на автомате, по инерции, но теперь каждый день — великая драма и трагедия, когда состояние неопределенности зашкаливает и «Черный лебедь» Нассима Талеба оказывается не только безусловным бестселлером, но и символом времени. В текущих процессах, как в билете моментальной лотереи, чуть поскреби и обнаружишь события не такой далекой истории. Везде есть связь, пусть даже номинально художественная, чего в принципе достаточно для художника, чтобы отреагировать. Но можно больше — видеть будущее, и это то еще проклятие. Другой вариант — не понимать и не видеть будущее, но быть его антенной, транслирующей сигнал, распознать который возможно спустя годы.
#этошедевр
Анастасия Котельникова о том, почему «Без названия» Ирины Наховой — это шедевр:
Ирина Нахова (1955 г.р.) — один из немногих художников постсоветского пространства, который последовательно работает с конструктом исторической памяти. Сформировав свой язык, Ирина Нахова рефлексирует на острые события и проблемные темы, в которых рассматриваются отношения частного и общего — человека и социума.
В её триптихе «Без названия» — мультимедийной инсталляции с включением разнообразного визуального материала, зрителю предлагается переосмыслить прошлое и принять настоящее — обратиться к тому, что было утрачено и к тому, что удалось сохранить. Проект состоит из трех частей: принт на холсте «Фигуристки», объект «Руководящий состав» и трехканальное видео «Без названия». В основе работы лежат материалы из семейного архива художницы, охватывающие почти столетие. Рассматривая травмы нескольких поколений, Нахова не стремится к автобиографическому повествованию, она находит конвенциональные болевые точки, требующие переосмысления.
Видеоряд состоит из анимационного изображения с фотографиями и фрагментами документов, собранных в коллаж, в очертаниях которого угадывается классическая архитектура, обладающая монументальной формой и эстетикой сталинского ампира. Претерпевая частичное изменение, страницы архива становятся модулем в конструкции коллективной памяти. Границы, диктующие форму конструкции, действуют по идеологическому принципу переработки фактов в цельное повествование. Страницами истории своей семьи, пережившей войны и репрессии, Ирина Нахова иллюстрирует работу механизма нарратива эпохи.
В процессе движения этого механизма информация и факты могут быть утеряны, забыты или исключены. В тоталитарном обществе не только человек и его семья подвергались репрессии, но и память о нем. Известный прием — ретушь снимков с изображением предателя или врага народа. Вместо человека появлялось пятно, а иногда образовывалась дыра. В сталинскую эпоху ткань общества пестрела такими дырами.
В работах «Руководящий состав» и «Фигуристки» Ирина Нахова скрывает лица героев. Красный шелк просачивается сквозь дыры в официальном групповом портрете, маркируя всех как причастных. Лица героев работы «Фигуристки», с изображением детей, заштрихованы, словно охвачены недугом. Вымарывая портрет человека, надеялись на разрыв связи с ним. Однако эта утрата только причиняла ущерб телу общества, в котором каждый мог оказаться на позиции репрессированного. Ирина Нахова наглядно изображает социальные потери в истории нашей страны — одну из важнейших травм, имеющих большое влияние на нас сегодня. Очевидно, возникают вопросы: что будет с нами, если мы откажемся от памяти о болезненных событиях? Будут ли наши лица также вычеркнуты?
Анастасия Котельникова о том, почему «Без названия» Ирины Наховой — это шедевр:
Ирина Нахова (1955 г.р.) — один из немногих художников постсоветского пространства, который последовательно работает с конструктом исторической памяти. Сформировав свой язык, Ирина Нахова рефлексирует на острые события и проблемные темы, в которых рассматриваются отношения частного и общего — человека и социума.
В её триптихе «Без названия» — мультимедийной инсталляции с включением разнообразного визуального материала, зрителю предлагается переосмыслить прошлое и принять настоящее — обратиться к тому, что было утрачено и к тому, что удалось сохранить. Проект состоит из трех частей: принт на холсте «Фигуристки», объект «Руководящий состав» и трехканальное видео «Без названия». В основе работы лежат материалы из семейного архива художницы, охватывающие почти столетие. Рассматривая травмы нескольких поколений, Нахова не стремится к автобиографическому повествованию, она находит конвенциональные болевые точки, требующие переосмысления.
Видеоряд состоит из анимационного изображения с фотографиями и фрагментами документов, собранных в коллаж, в очертаниях которого угадывается классическая архитектура, обладающая монументальной формой и эстетикой сталинского ампира. Претерпевая частичное изменение, страницы архива становятся модулем в конструкции коллективной памяти. Границы, диктующие форму конструкции, действуют по идеологическому принципу переработки фактов в цельное повествование. Страницами истории своей семьи, пережившей войны и репрессии, Ирина Нахова иллюстрирует работу механизма нарратива эпохи.
В процессе движения этого механизма информация и факты могут быть утеряны, забыты или исключены. В тоталитарном обществе не только человек и его семья подвергались репрессии, но и память о нем. Известный прием — ретушь снимков с изображением предателя или врага народа. Вместо человека появлялось пятно, а иногда образовывалась дыра. В сталинскую эпоху ткань общества пестрела такими дырами.
В работах «Руководящий состав» и «Фигуристки» Ирина Нахова скрывает лица героев. Красный шелк просачивается сквозь дыры в официальном групповом портрете, маркируя всех как причастных. Лица героев работы «Фигуристки», с изображением детей, заштрихованы, словно охвачены недугом. Вымарывая портрет человека, надеялись на разрыв связи с ним. Однако эта утрата только причиняла ущерб телу общества, в котором каждый мог оказаться на позиции репрессированного. Ирина Нахова наглядно изображает социальные потери в истории нашей страны — одну из важнейших травм, имеющих большое влияние на нас сегодня. Очевидно, возникают вопросы: что будет с нами, если мы откажемся от памяти о болезненных событиях? Будут ли наши лица также вычеркнуты?
#мысчитаем
Анализ цен на работы Оскара Рабина (1928-2018):
Канал «Деньги в искусство» провёл анализ рынка, используя открытые базы данных аукционных домов.
Первые аукционные продажи работ Рабина относятся к 1989 году: «Париж. Улица Кинкампуа в снегу» (1988) и «Натюрморт с арманьяком» (дата создания неизвестна).
Всего было продано 267 живописных произведений из 395 (67%). Рекорд среди всех составила работа «Бани (Нюхайте одеколон «Москва)» (1966), проданная на аукционе Sotheby’s в 2007 году за $336,000 (при эстимейте $70,000 — $90,000).
Второе произведение в рейтинге цен — «Скрипка на кладбище» (1969). Оно было продано в 2006 году на аукционе MacDougall’s за $272,008 (при эстимейте $194,000 — $388,000).
Третья в списке — «Картина с черепом» (1972), проданная на аукционе Uppsala Auktionskammare в 2008 году за $217,360 (при эстимейте $67,000 — $84,000).
Наконец, четвертая по цене — работа «Неправда» (1975). Она ушла на аукционе Sotheby’s в 2008 году за $207,768 (при эстимейте $81,000 — $122,000). Таким образом, все рекордные продажи составили произведения доэмиграционного периода.
Кроме того, можно отметить, что все рекордные продажи Рабина состоялись до осени 2008 года, до начала кризиса. После этого цены на его работы 1960-1970-х годов упали примерно в три-четыре раза (так, «Картина с черепом» позже предлагалась на вторичном рынке в пределах своего эстимейта, за $60,000 — $70,000). К настоящему моменту цены на ранние работы скорректировались и имеют тенденцию к росту.
Среди работ, созданных в эмиграции в 1980-х, рекорд составил «Вечер на улице Северного полюса» (1981). Он был продан на аукционе Sotheby’s в 2009 году за $62,500 (при эстимейте $20,000 — $30,000).
За период 1990-х рекордной продажей является произведение «Merci» (1994), проданное на аукционе MacDougall’s в 2008 году за $82,540 (при эстимейте $18,000 — $25,000).
Рекорд среди работ 2000-х — работа «Париж. Нотр-Дам и Сена» (2002), проданная на аукционе ArtCurial в 2009 году за $31,155 (при эстимейте $28,000 — $41,000).
Последнюю крупную продажу составил «Спас Преображения в Переславле-Залесском» (1965). Он был продан на аукционе Artsale за $90,700. Кроме того, индекс ARTIMX Рабина, отражающий среднюю аукционную цену произведений автора, за последний год вырос на 104 пункта — с 645 в 2022 году до 749 в 2023 году. Стабильное повышение средней цены Рабина наблюдается еще с 2019 года — тогда индекс был равен 299 пунктам.
Наконец, способствовать повышению цены, особенно на ключевые работы, мог бы выпуск каталога-резоне, о котором было объявлено около пятнадцати лет назад. Но, к сожалению, каталог так и не вышел. Коллекционеры принимают решения о покупке на основании данных прижизненных каталогов Оскара Рабина, биографической и иной информации.
Анализ цен на работы Оскара Рабина (1928-2018):
Канал «Деньги в искусство» провёл анализ рынка, используя открытые базы данных аукционных домов.
Первые аукционные продажи работ Рабина относятся к 1989 году: «Париж. Улица Кинкампуа в снегу» (1988) и «Натюрморт с арманьяком» (дата создания неизвестна).
Всего было продано 267 живописных произведений из 395 (67%). Рекорд среди всех составила работа «Бани (Нюхайте одеколон «Москва)» (1966), проданная на аукционе Sotheby’s в 2007 году за $336,000 (при эстимейте $70,000 — $90,000).
Второе произведение в рейтинге цен — «Скрипка на кладбище» (1969). Оно было продано в 2006 году на аукционе MacDougall’s за $272,008 (при эстимейте $194,000 — $388,000).
Третья в списке — «Картина с черепом» (1972), проданная на аукционе Uppsala Auktionskammare в 2008 году за $217,360 (при эстимейте $67,000 — $84,000).
Наконец, четвертая по цене — работа «Неправда» (1975). Она ушла на аукционе Sotheby’s в 2008 году за $207,768 (при эстимейте $81,000 — $122,000). Таким образом, все рекордные продажи составили произведения доэмиграционного периода.
Кроме того, можно отметить, что все рекордные продажи Рабина состоялись до осени 2008 года, до начала кризиса. После этого цены на его работы 1960-1970-х годов упали примерно в три-четыре раза (так, «Картина с черепом» позже предлагалась на вторичном рынке в пределах своего эстимейта, за $60,000 — $70,000). К настоящему моменту цены на ранние работы скорректировались и имеют тенденцию к росту.
Среди работ, созданных в эмиграции в 1980-х, рекорд составил «Вечер на улице Северного полюса» (1981). Он был продан на аукционе Sotheby’s в 2009 году за $62,500 (при эстимейте $20,000 — $30,000).
За период 1990-х рекордной продажей является произведение «Merci» (1994), проданное на аукционе MacDougall’s в 2008 году за $82,540 (при эстимейте $18,000 — $25,000).
Рекорд среди работ 2000-х — работа «Париж. Нотр-Дам и Сена» (2002), проданная на аукционе ArtCurial в 2009 году за $31,155 (при эстимейте $28,000 — $41,000).
Последнюю крупную продажу составил «Спас Преображения в Переславле-Залесском» (1965). Он был продан на аукционе Artsale за $90,700. Кроме того, индекс ARTIMX Рабина, отражающий среднюю аукционную цену произведений автора, за последний год вырос на 104 пункта — с 645 в 2022 году до 749 в 2023 году. Стабильное повышение средней цены Рабина наблюдается еще с 2019 года — тогда индекс был равен 299 пунктам.
Наконец, способствовать повышению цены, особенно на ключевые работы, мог бы выпуск каталога-резоне, о котором было объявлено около пятнадцати лет назад. Но, к сожалению, каталог так и не вышел. Коллекционеры принимают решения о покупке на основании данных прижизненных каталогов Оскара Рабина, биографической и иной информации.
#архив
Сергей Попов об арт-рынке Индии:
До сих пор получаем много положительных откликов на тексты Сергея Попова об арт-рынке Индии, поэтому хотим напомнить о них старым читателям и познакомить с ними новых.
В текстах Сергей рассказывал об India Art Fair, крупнейшей в Индии ярмарке современного искусства, и художниках, представленных на ней, среди которых:
Ракиб Шоу
Субодх Гупта
Равиндер Редди
Шипла Гупта
Атул Додия
Джитиш Каллат
Тукрал и Тагра
Кроме того, на основании этой информации Сергей сравнил российский арт-рынок с индийским, показав сходства и различия между ними.
Время прочтения примерно 10-12 минут.
Сергей Попов об арт-рынке Индии:
До сих пор получаем много положительных откликов на тексты Сергея Попова об арт-рынке Индии, поэтому хотим напомнить о них старым читателям и познакомить с ними новых.
В текстах Сергей рассказывал об India Art Fair, крупнейшей в Индии ярмарке современного искусства, и художниках, представленных на ней, среди которых:
Ракиб Шоу
Субодх Гупта
Равиндер Редди
Шипла Гупта
Атул Додия
Джитиш Каллат
Тукрал и Тагра
Кроме того, на основании этой информации Сергей сравнил российский арт-рынок с индийским, показав сходства и различия между ними.
Время прочтения примерно 10-12 минут.
#чистаякоммерция
Подборка работ с аукциона «ЧК» VLADEY 20 мая:
В эту субботу в 15:00 пройдет аукцион VLADEY «ЧК» с работами из частной коллекции — отсюда и название.
Среди лотов представлены два объекта Александра Бродского из серии «Фабрики» (2016), напоминающие макеты промышленных зданий. Выполненные из необожжённой глины, они кажутся сделанными из пыли и так намекающими на то, что может остаться от нашей технологичной цивилизации. Работы выставлены с эстимейтом в €300 — €500, что гораздо ниже цен на другие его произведения на первичном рынке. Анализ на аукционные продажи работ Бродского можно прочитать тут.
К образу руинированного города обращается и известный своими фотографиями Борис Михайлов, но на этот раз в живописи. В «Ночном гуле» (1989) он сводит пейзаж из зданий к геометрической абстракции. Его живописные произведения ранее вовсе не выставлялись на аукционах.
Отметим также работу «Без названия» (2011) Влада Кулькова — одного из ведущих современных художников, произведения данного периода которого сейчас представлены только на вторичном рынке. В феврале его похожая работа «Без названия» 2010 года ушла с аукциона VLADEY за €10,000 (при эстимейте €6,000 — €8,000).
Подборка работ с аукциона «ЧК» VLADEY 20 мая:
В эту субботу в 15:00 пройдет аукцион VLADEY «ЧК» с работами из частной коллекции — отсюда и название.
Среди лотов представлены два объекта Александра Бродского из серии «Фабрики» (2016), напоминающие макеты промышленных зданий. Выполненные из необожжённой глины, они кажутся сделанными из пыли и так намекающими на то, что может остаться от нашей технологичной цивилизации. Работы выставлены с эстимейтом в €300 — €500, что гораздо ниже цен на другие его произведения на первичном рынке. Анализ на аукционные продажи работ Бродского можно прочитать тут.
К образу руинированного города обращается и известный своими фотографиями Борис Михайлов, но на этот раз в живописи. В «Ночном гуле» (1989) он сводит пейзаж из зданий к геометрической абстракции. Его живописные произведения ранее вовсе не выставлялись на аукционах.
Отметим также работу «Без названия» (2011) Влада Кулькова — одного из ведущих современных художников, произведения данного периода которого сейчас представлены только на вторичном рынке. В феврале его похожая работа «Без названия» 2010 года ушла с аукциона VLADEY за €10,000 (при эстимейте €6,000 — €8,000).